(no subject)
Не перестаю с радостным восторгом глазеть по сторонам, снова и снова убеждаясь - мир прекрасен до изумления. С недавних пор завела в телефоне отдельную записную книжку, в которой, как дурак стеклышки, собираю драгоценности. Вот уже и набралось на целую горсть - давайте вместе перебирать и радоваться
***
Обеденный перерыв, столовая Клиники. За соседним столиком сидит врач - собранная и сосредоточенная женщина средних лет, с ежедневником и в качественном маникюре и макияже. Разговаривает по телефону:
-Нет, 22 апреля не подойдет. Нет. У меня там выгорание. Профессиональное выгорание. Да, все выходные. И 21 и 22. Да, давайте через неделю. Всё, договорились.
Кладет трубку, пишет что-то в ежедневник. Я завидую, конечно. Я даже выходные заранее спланировать не всегда могу, не то что выгорание.
***
Выставка «Импрессионисты и передвижники». Картина «Смерть переселенца», ну а там - напомню - адовое, режущее глаза солнце, мертвый человек, упавшая на землю вдова, чумазый перепуганный ребенок - в общем, жуть и оцепенение. Но доминирует всё же солнце. И вот к картине длинным зигзагом по залу направляются, щебеча, две очаровательные бабушки в шарфиках и с сумочками.
- ….а вот смотри, какая солнечная и яркая картина, ах! Прелестно! Прелестно! - далее читают название, низко склонившись над золоченой табличкой:
- И-ва-нов-смерть-пе-ре-се-лен-ца - на последнем «ца» интонация съезжает в минор и далее без паузы и в том же ритме:
-…Ах! Бедный! Бедный мужчина! Какая грустная, грустная картина! Ну надо же, как не повезло! - и уплывают дальше. Поскольку всю выставку мы движемся параллельными курсами, отовсюду мне слышатся трогательные «Ах! Прелестно! Прелестно!» и следом за ними - «Ах! Ужасно-ужасно!» Такая противоречивая выставка, ах, такая противоречивая!
***
С самого ура на работе мучаюсь невероятно - ко мне на вечер записан пациент по фамилии (допустим) Рубинович. И при каждом взгляде на расписание в мозг мой всверливается идиотский анекдот, который я даже толком-то не помню. Там кто-то зачем-то постоянно спрашивает под дверью «Здесь живет Рабинович?» и раз за разом получает отрицательный ответ. Потом каким-то там образом выясняется, что отвечал из-за двери сам Рабинович, и на укор «зачем же Вы соврали?» отвечает - «Ну разве это жиииизнь?». Так вот. Каждый раз, когда мой взгляд упирается в фамилию Рубинович, это «ну разве это жиииизнь?» начинает сжирать мой мозг похлеще, чем «па-па-американо».
И вот наступает вечер, и ко мне наконец приходит мой невольный мучитель-Рубинович. Это красивый мужчина величественного возраста, с красивыми большими глазами, в кипе и талите. От восторга и ожидания чуда я затаиваюсь. Он аккуратно складывает вещи, ложится на кушетку, я ставлю датчик в эпигастрий и… упираюсь глазами в полный желудок, за которым не видно практически ничего.
- Лев (допустим) Давыдович! - аккуратно спрашиваю я - А Вы недавно что-то ели?
Он поднимает на меня свои прекрасные серые глаза в длинных ресницах и печально говорит мне:
- Ну разве это едааа?
Дзынннь! Волшебная радуга обрушивается на мой крошечный кабинет и озаряет вечер)) А со Львом Давыдовичем мы еще чудесно поболтали, пока я сражалась с акустическим тенями от желудка.
***
Фрунзенская - район интеллигентных пожилых дам и их кавалеров. Вот эти шляпки с вуальками на фиолетовых сединах, шейные платочки, прогулки по набережной под ручку - это всё тут.
В поликлинике на Фрунзенской набережной, конечно, по утрам собирается весь цвет этого невесомого общества.
Сидя со своей собственной пожилой дамой в очереди на уколы, с огромным интересом наблюдаю за завязывающимся под процедурным кабинетом романом (вуайеристка этакая, а?). Она - в помаде цвета «Помпадур», с высоким начесом снежно-белых волос. Он - в брюках со стрелкой и пакетом из супермаркета Билла. Казалось бы - вот только что были два чужих, незнакомых человека. А вот уже - а Вы за кем занимали? Давайте, я буду за Вами. Робкий обмен первыми фразами - А что колят? Куда? Кто назначил? И вот уже - о чудо! - кавалер, размашисто жестикулируя, рассказывает о технике проведения операции, которую ему удалось перенести. Дама смотрит на него с интересом, задает живые вопросы по ходу повествования. И вот уже не только дама, но и вся очередь в курсе, каких видов бывают простатэктомии, и какой из них был выбран в случае нашего кавалера, и почему. Искренний интерес и ненавязчивая поддержка дамы вдохновляют нашего героя, и вот уже мы все, затаив дыхание, переходим к анатомии простаты, и дальше-дальше - к этиологии и патогенезу простатитов. Жаль, нам с моей собственной дамой не удалось дослушать этот вдохновенный монолог - подошла наша очередь колоть чего положено куда положено. Так мы и не узнали, было ли продолжение у этого трогательного флирта. Но согласитесь - это же и есть настоящая Муза! Нежный взгляд, уместный вопрос - и вот уже мужчина летит на крыльях и поет радостную песнь.
***
А еще недавно у меня был день рождения. И в середине этого чудесного дня меня внезапно озарило - пора уже со всей ответственностью и серьезностью озвучить себе свой возраст. А то ишь - столько лет, а всё какой-то в-поле-ветер-в-жопе-дым. И вот я встала напротив зеркала, взглянула в глаза своей визави, вдохнула и сказала ей серьезно, четко и внятно:
- Мне. Двадцать. Три.
И тут же принялась вытирать забрызганное счастливыми слюнями зеркало, хохоча, аки птица кукабара. Потому что мне, конечно, тридцать два, а я и забыла. Всё же ветер, и всё же дым)))
P.S. Нашла навскидку в телефоне две фотки. Чтоб не только буковки. Какая значительная разница - на первой мне жалкие 31 (девушки, вино и несерьёрзность), а на второй, всего-то через сутки - всё кончено, лишь котик, пёсик и 32 года на скорбном челе.
***
Обеденный перерыв, столовая Клиники. За соседним столиком сидит врач - собранная и сосредоточенная женщина средних лет, с ежедневником и в качественном маникюре и макияже. Разговаривает по телефону:
-Нет, 22 апреля не подойдет. Нет. У меня там выгорание. Профессиональное выгорание. Да, все выходные. И 21 и 22. Да, давайте через неделю. Всё, договорились.
Кладет трубку, пишет что-то в ежедневник. Я завидую, конечно. Я даже выходные заранее спланировать не всегда могу, не то что выгорание.
***
Выставка «Импрессионисты и передвижники». Картина «Смерть переселенца», ну а там - напомню - адовое, режущее глаза солнце, мертвый человек, упавшая на землю вдова, чумазый перепуганный ребенок - в общем, жуть и оцепенение. Но доминирует всё же солнце. И вот к картине длинным зигзагом по залу направляются, щебеча, две очаровательные бабушки в шарфиках и с сумочками.
- ….а вот смотри, какая солнечная и яркая картина, ах! Прелестно! Прелестно! - далее читают название, низко склонившись над золоченой табличкой:
- И-ва-нов-смерть-пе-ре-се-лен-ца - на последнем «ца» интонация съезжает в минор и далее без паузы и в том же ритме:
-…Ах! Бедный! Бедный мужчина! Какая грустная, грустная картина! Ну надо же, как не повезло! - и уплывают дальше. Поскольку всю выставку мы движемся параллельными курсами, отовсюду мне слышатся трогательные «Ах! Прелестно! Прелестно!» и следом за ними - «Ах! Ужасно-ужасно!» Такая противоречивая выставка, ах, такая противоречивая!
***
С самого ура на работе мучаюсь невероятно - ко мне на вечер записан пациент по фамилии (допустим) Рубинович. И при каждом взгляде на расписание в мозг мой всверливается идиотский анекдот, который я даже толком-то не помню. Там кто-то зачем-то постоянно спрашивает под дверью «Здесь живет Рабинович?» и раз за разом получает отрицательный ответ. Потом каким-то там образом выясняется, что отвечал из-за двери сам Рабинович, и на укор «зачем же Вы соврали?» отвечает - «Ну разве это жиииизнь?». Так вот. Каждый раз, когда мой взгляд упирается в фамилию Рубинович, это «ну разве это жиииизнь?» начинает сжирать мой мозг похлеще, чем «па-па-американо».
И вот наступает вечер, и ко мне наконец приходит мой невольный мучитель-Рубинович. Это красивый мужчина величественного возраста, с красивыми большими глазами, в кипе и талите. От восторга и ожидания чуда я затаиваюсь. Он аккуратно складывает вещи, ложится на кушетку, я ставлю датчик в эпигастрий и… упираюсь глазами в полный желудок, за которым не видно практически ничего.
- Лев (допустим) Давыдович! - аккуратно спрашиваю я - А Вы недавно что-то ели?
Он поднимает на меня свои прекрасные серые глаза в длинных ресницах и печально говорит мне:
- Ну разве это едааа?
Дзынннь! Волшебная радуга обрушивается на мой крошечный кабинет и озаряет вечер)) А со Львом Давыдовичем мы еще чудесно поболтали, пока я сражалась с акустическим тенями от желудка.
***
Фрунзенская - район интеллигентных пожилых дам и их кавалеров. Вот эти шляпки с вуальками на фиолетовых сединах, шейные платочки, прогулки по набережной под ручку - это всё тут.
В поликлинике на Фрунзенской набережной, конечно, по утрам собирается весь цвет этого невесомого общества.
Сидя со своей собственной пожилой дамой в очереди на уколы, с огромным интересом наблюдаю за завязывающимся под процедурным кабинетом романом (вуайеристка этакая, а?). Она - в помаде цвета «Помпадур», с высоким начесом снежно-белых волос. Он - в брюках со стрелкой и пакетом из супермаркета Билла. Казалось бы - вот только что были два чужих, незнакомых человека. А вот уже - а Вы за кем занимали? Давайте, я буду за Вами. Робкий обмен первыми фразами - А что колят? Куда? Кто назначил? И вот уже - о чудо! - кавалер, размашисто жестикулируя, рассказывает о технике проведения операции, которую ему удалось перенести. Дама смотрит на него с интересом, задает живые вопросы по ходу повествования. И вот уже не только дама, но и вся очередь в курсе, каких видов бывают простатэктомии, и какой из них был выбран в случае нашего кавалера, и почему. Искренний интерес и ненавязчивая поддержка дамы вдохновляют нашего героя, и вот уже мы все, затаив дыхание, переходим к анатомии простаты, и дальше-дальше - к этиологии и патогенезу простатитов. Жаль, нам с моей собственной дамой не удалось дослушать этот вдохновенный монолог - подошла наша очередь колоть чего положено куда положено. Так мы и не узнали, было ли продолжение у этого трогательного флирта. Но согласитесь - это же и есть настоящая Муза! Нежный взгляд, уместный вопрос - и вот уже мужчина летит на крыльях и поет радостную песнь.
***
А еще недавно у меня был день рождения. И в середине этого чудесного дня меня внезапно озарило - пора уже со всей ответственностью и серьезностью озвучить себе свой возраст. А то ишь - столько лет, а всё какой-то в-поле-ветер-в-жопе-дым. И вот я встала напротив зеркала, взглянула в глаза своей визави, вдохнула и сказала ей серьезно, четко и внятно:
- Мне. Двадцать. Три.
И тут же принялась вытирать забрызганное счастливыми слюнями зеркало, хохоча, аки птица кукабара. Потому что мне, конечно, тридцать два, а я и забыла. Всё же ветер, и всё же дым)))
P.S. Нашла навскидку в телефоне две фотки. Чтоб не только буковки. Какая значительная разница - на первой мне жалкие 31 (девушки, вино и несерьёрзность), а на второй, всего-то через сутки - всё кончено, лишь котик, пёсик и 32 года на скорбном челе.