Первая часть "Семья в кризисной ситуиции"
Выкладываю первую половину первой части книги. Работа двигается не так быстро, как хотелось бы, но быстрее, чем могло бы быть. Мое публичное заявление о своем начинании, подбадривает меня, по крайней мере пока:)
Большое спасибо сем откликнувшимся на публикацию плана, спасибо за предложения, и поддержку. Я стараюсь их учитывать. Обязательно включу в первую часть историю семьи, уже есть несколько вариантов какую из историй. Но для меня важно согласовать это с людьми, действующими в этих историях.
То, что я сейчас выкладываю, можно считать черновым вариантом, который я буду дорабатывать с учетом обратной связи. Здесь я впервые письменно сформулировал те риски, которые я вижу в традиционном взгляде на проблемы семей, с которыми мы работаем.
В следующем куске я пишу об идее «полезного описания». Но это уже другой пост.
Мне уже предложили дать интервью о будущей книге:) Все, обратной дороги нет, книга должна быть написана!
Часть 1
Семья в кризисной ситуации: возможные взгляды на проблему.
Жизнь каждой семьи наполнена событиями: радостными и печальными, достижениями и потерями, любовью и ссорами. Говоря о семье, я оставляю определение семьи самим людям, образующим семью: кого включать в семью, где проводить ее границы, какие функции к ней относить. За время нашей практики мы встречались с очень разными семьями. Тем не менее, мне важно сделать фокус именно на семье как группе, сообществе людей, чувствующих связь друг с другом, переживающих друг за друга, совместно встречающих и преодолевающих трудности. В контексте этой книги еще одна важная характеристика семей, которые будут попадать в центр нашего внимания - один из членов семьи проживет подростковый возраст. Но к этой специфике я вернусь чуть позже.
Наверно, сложно найти семью с детьми, которая за время своего существования не проходила через трудные моменты, особенно, если кто-то из детей уже вступил в подростковый возраст. С одними трудностями семьи справляются самостоятельно, в отношении других - помогают близкие люди, родные, друзья, коллеги, соседи. Иногда люди обращаются к специалистам, профессиональным помощникам, в том числе к психологам. Но встречаются ситуации, когда проблемы так влияют на семью, что, испытывая сложности, и не будучи в состоянии с ними справиться, люди в семье, тем не менее, не обращаются за помощью, что совсем не означает, что они не страдают от них.
История семьи (пока есть несколько вариантов, сейчас пробую связаться с семьями, чтобы взять у них разрешение на использование их истории с измененными именами и событиями, и, возможно, получить комментарии. Это, может оказаться не быстро.)
Если вы в своей работе встречаетесь с подростками или родителями, наверняка вы сможете вспомнить в своей практике похожие ситуации. Возможно, это подросток, который стал прогуливать, а возможно, и вовсе прекратил посещать занятия, а родители при этом не приходят ни на родительские собрания, не реагируют на вызовы классного руководителя. Может быть, проблемное поведение подростка проявляется в его уходах из дома, или в агрессии по отношению к сверстникам, а взрослые в семье не реагируют на тревожные симптомы, и слышать не хотят об обращении к психологу, а, возможно еще и сами предъявляют претензии к специалистам. Возможно, регулярное употребление алкоголя одним из членов семьи стало проблемным не только для всей семьи, но и для соседей, привлекает внимание социальных институтов, но при этом проблема не решается, а скрывается. А может, вы вспомнили другие случаи. О помощи семьям именно в таких ситуациях пойдет речь в этой книге. Учитывая все разнообразие упомянутых ситуаций, я попробую выделить их некоторые специфические характеристики:
· Проблемы затрагивают несколько сфер жизни семьи (например, конфликт со школой, конфликт в семье, трудности со здоровьем, отсутствие работы, проблемы с потреблением алкоголя);
· Семья не может справиться с ними самостоятельно и не видит внешнего ресурса, способного помочь (ни среди близких людей, ни среди социальных институтов);
· Часть проблем вышла за пределы семьи, что привлекло внимание тех или иных социальных институтов (школы, полиции, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, органов опеки или других);
· Специфика проблем и сопутствующих обстоятельств препятствует обращению семьи за помощью в социальные институты, а порой - заставляет семью избегать контактов с ними и отказываться от предлагаемой помощи, ведут семью к социальной изоляции;
· И еще одна характеристика - эти ситуации часто воспринимаются специалистами как трудные и истощающие, работа с ними может казаться бесполезной, бессмысленной, но иногда именно в таких ситуациях происходят наиболее яркие и вдохновляющие изменения.
Обращаю внимание, что здесь обозначена именно специфика ситуаций, а не те или иные характеристики семей. Это не означает, что мы игнорируем особенности семьи или людей, ее составляющих. Крайне важно видеть индивидуальность, неповторимость каждой семьи на протяжении всего процесса нашей работы по помощи семье, от момента первой встречи, с первого контакта по телефону. Но, на мой взгляд, выделять характеристики семьи как основание для начала работы, было бы не полезно, поскольку такие характеристики с большой вероятностью могут превращаться в ярлыки, «навешанные» на семьи, что приводит как раз к стиранию уникальности каждой семьи. Следствием этого становится, с одной стороны, обеднение нашего взгляда на семью, когда мы видим ее чрез призму заранее выделенных характеристик, часто носящих оценочный и негативный характер. Наиболее ярко это выражено в таких профессиональны ярлыках как «неблагополучная» или «асоциальная» семья, чуть мягче, но с тем же эффектом - «дисфункциональная» семья. При этом мы рискуем упустить другие проблемные моменты, не «уложенные» в нашу профессиональную сетку, такие как социальная дискриминация, бедность, несправедливость по отношению к семье. Могут остаться не замеченными и сильные стороны семьи, которые, несомненно, есть у каждого человека и социальной группы.
С другой стороны, использование «характеристик-ярлыков» вызывает непринятие семьи, не желание соглашаться с такой оценкой, что, в свою очередь, разрушает контакт между специалистом и семьей. Правда, существует позиция, что оценивая семьи специалист может не рассказывать им об используемых им основаниях, и поддерживать доброжелательный контакт. Мне кажется, в этой позиции есть скользкий момент, учитывая, что в качестве одного из условий построения конструктивного контакта обычно указывают на доверительные отношения, здесь же мы явно скрываем часть информации, значимой для семьи.
Получается, что наш взгляд на ситуацию, наш способ описания проблем, имеет весьма существенное значение для эффективности нашей помощи.
«Объективное» описание проблем семьи и связанные с ним риски.
Чаще всего описания, предлагающие различные характеристики семей и людей исходят из представлений, связанных с традиционным научным подходом, или позитивистской парадигмой. Так, специалист использующий термин «дисфункциональная семья» может просто не понять выраженной выше озабоченности, поскольку исходит из предположения, что описывает объективную реальность, в которой у нормальной семьи есть определенные функции, и если семья их не выполняет - она объективно является дисфункциональной. При этом предполагается, что существует объективная норма, в данном случае - представление о нормальной семье и ее нормальном функционировании. А. Улановский (ссылка) выделяет основные черты позитивистской парадигмы, в том числе - предположение о существовании одной, объективной и универсальной истины, не зависящей от контекста, ценностно-нейтральной, опирающейся на количественные данные, полученные в результате классических научных исследований.
(Как выглядит наша семья через эту призму)
Несомненно, большинство семей, которые мы встречаем в своей работе, будут сильно отличаться от «нормы», и строить другие отношения. Если мы будем последовательны в реализации позитивистской парадигмы, нашей задачей станет приведение семьи и отношений в ней по возможности ближе к известной нам норме.
Правда, тут возникает несколько трудностей:
· Представления членов семьи о норме могут значительно отличаться от наших, а значит, с высокой вероятностью, люди начнут сопротивляться нашему взгляду и нашим действиям по их изменению, приведению к «норме». Более того, если мы решим определить, что нормально в семье, а что нет, путем голосования, большая часть профессиональных представлений не наберет большинства голосов. Да и между профессионалами согласие будет найти не просто.
· Если члены семьи, или некоторые из них, примут представления специалиста о своей «ненормальности», в большинстве случаев это не приводит к изменениям в сторону «нормальности», а к ощущению своей неадекватности, несостоятельности. Часто люди и без вмешательства специалиста предполагают что «семья у нас какая-то ненормальная», или кто-то из членов семьи «неадекватный». Скорее всего, семья ощущает трудности, и пытается их как-то решить, но это не получается: не хватает ресурсов, уверенности, поддержки. Нормирующая позиция специалиста может стать еще одной проблемой, поводом для неуверенности и бездействия. Другим вариантом может стать использование людьми в семье специалиста для внутрисемейных конфликтов, в стиле: «А я тебе это и говорила, вот теперь хоть умного человека, может, послушаешь!»
· И еще одна важная трудность - некоторые обстоятельства изменить невозможно ни силами семьи, ни с помощью специалиста. Невозможно вернуть второго родителя, если он ушел из жизни, невозможно прожить свое детство заново, и не стать в нем «жертвой триангуляции» или «парентификации», как невозможно изменить и множество других обстоятельств.
В последние десятилетия XX века позитивистская парадигма в социальных науках подвергается сомнению. В 1966 году вышла книга Бергера и Лукмана «Социальное конструирование реальности», в которой они дали анализ практик, с помощью которых различные социальные договоренности, в том числе о том, какие характеристики человека или семьи «нормальны», приобретают видимость объективной истины (ссылка). Идеи социального конструкционизма привели к пересмотру всего пространства социальных наук и практик, возникли новые направления психотерапии, произошли существенные изменения и в классических направлениях.
Один из ведущих психологов, развивающих идеи социального конструкционизма, Кеннет Джержден, в своих работах подвергает сомнению претензии социальных наук и практик на ценностную нейтральность, обозначая их вклад не только в описание, но в создание реальности: «…психология как дисциплина не только «варится в котле» социальных значений, но и ценностно насыщена. То есть, несмотря на стремление к ценностной нейтральности, дисциплинарные интерпретации подспудно побуждают к признанию одних типов деятельности и дискредитации других» Он приводит в качестве примера ряд исследований, в которых дискредитируются конформность, подчинение и уступчивость к давлению, направленному на смену установки. По мнению Джержена психология тем самым скрыто отдает предпочтение независимости, автономии и самодостаточности; кооперация, сотрудничество и эмпатичное слияние с другим вытесняются. «Поэтому дисциплина не только меняет (или поддерживает) интерпретации, но и невольно отстаивает моральные и политические ценности» (Дж, с. 35)
Игнорирования ценностной насыщенности социальных наук с большой вероятностью приводит к психологизации социальных проблем, таких как бедность, принадлежность к этническому меньшинству, гендерное неравенство. В статье «Связано ли безумие с бедностью, этнической принадлежностью и полом?» Д. Рид. приводит данные многочисленных исследований середины XX века, подтверждающих зависимость между бедностью и шизофренией. Так, «лицам, проживающим в самых бедных районах Чикаго, диагноз шизофрении ставился в семь раз чаще, чем тем, кто проживает в самых богатых районах». Эта зависимость была подтверждена и в других города США и Европы. Рид пишет: «Одним из многочисленных вопросов, значимость которых принижена из-за чрезмерного акцента на биогенетических факторах, является принадлежность к незащищенной группе. В ответ на огромное количество доказательств того, что бедность и расизм играют причинную роль в развитии психоза, биологическая психиатрия колеблется между игнорированием этих свидетельств и их искажением так, чтобы не потревожить превосходство биогенетических теорий». (ссылка http://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2927 )
Ту же тенденцию мы встречаем в отношении к семьям, попадающим в поле зрения социальных служб. В качестве основного проблемного фактора скорее будет обозначена «неполная семья», «мать-одиночка» или «многодетность» чем бедность, которая со всей очевидностью сопутствует большинству семей, с которыми мы встречаемся в своей практике. Бедность признается, но чаще рассматривается как проявление несостоятельности, следствие проблемности семьи или людей, а не как причина проблем. В таком подходе большая часть ответственности за проблемную ситуацию переносится на семью, часто - на женщину, которая одна воспитывает ребенка, и не имеет достаточной поддержки. При этом снимается ответственность с общества, социальных институтов, не обеспечивающих поддержку, ставящих женщину с ребенком в заведомо невыгодное положение.
Часто научные исследования, выполненные с позиции объективности и ценностной нейтральности содержат косвенное обвинение представителей семей, с которыми мы работаем, а исследователь, сам того не подозревая, вносит вклад в их маргинализацию.
В качестве примера можно провести исследование, результаты которого были опубликованы в статье «Представление об отце и отношение к будущему у девочек-подростков, воспитывающихся в разведенных семьях» (ссылка). В исследовании сравнивалось представление о будущем у девочек, воспитывающихся в семьях одной матерью и семьях с матерью и отцом. Исследователи, интерпретируя результаты ряда тестов, приходят делают заключение, что «большинство девочек из полных семей готовы и стремятся к саморазвитию, они часто пробуют свои силы, занимаются самовоспитанием, осваивают новые дела, стремятся добиваться поставленных целей. В отличие от них, у девочек из неполных семей нет готовности и стремления к саморазвитию, даже при положительном отношении к самовоспитанию они не реализуют данное поведение в своей жизни». Аналогичные выводы исследователи делают о восприятии временной перспективы: девочек из полных семей более позитивное и реалистичное отношение к прошлому, будущему и настоящему, они оптимистично представляют будущее, имеют определенные планы на будущее. Девочки же из неполных семей имеют противоречивое, рассогласованное отношение к прошлому, будущему и настоящему, они не уверены в своем будущем и настоящем, имеют неопределенное отношение к прошлому».
Основной вывод исследователей в том, что «для каждого отдельного подростка развод является тяжелым травмирующим событием, последствия которого, может быть, и не бросаются в глаза, но по сути глубоки и тяжелы».
Не претендуя на научную объективность, и не вступая в спор об обоснованности-необоснованности этих взглядов, если мы посмотрим на это исследование с точки зрения социального конструкционизма, нам надо будет ответить на ряд вопросов:
· Какие представления поддерживаются данным взглядом, какие маргинализируются?
· Учтены ли другие, не психологические факторы (в первую очередь, экономические, социо-культурные, политические), вносящие значимый вклад в выделяемые различия?
· Какие группы получают преимущество от исследования?
· Есть ли люди или группы людей, которые могут пострадать в результате этого исследования, поддержки одних представлений, и маргинализации других?
Отвечая на них, мы видим, что поддерживается представление о семье, в которой есть мать и отец. Семья с одной матерью называется «неполной», и уже в этом мы можем видеть обращение к ее «несовершенству». Также мы видим, что поддерживается оптимистический взгляд на жизнь, важность постановки целей, стремление к саморазвитию. Отсутствие этих качеств рассматривается как проблемное состояние.
За рамками исследования остаются вопросы изменения финансового положения семьи с одной матерью, недостаток мер социальной и экономической поддержки таких семей, создания условий для возможности полноценной профессиональной реализации женщин с детьми, культурные стереотипы, возлагающие ответственность за сохранение семьи на женщин.
Преимущество получают полные семьи, даже те, кто сохранил семью только ради детей, пренебрегая своими потребностями и интересами, даже те, кто претерпевал насилие и унижение в семье, но сохранил ее. Поддержку получает сам факт сохранение семьи с матерью и отцом, вне зависимости от обстоятельств.
Мы можем увидеть скрытое обвинение родителей, чьи семьи распадаются, в первую очередь, матерей, т.к. в исследуются семьи с одной матерью. Можно предположить, что под «удар» попадает сама идея возможности развода, вне зависимости от ситуации. Девочки из таких семей так же получают обобщенную негативную (в контексте исследования и доминирующих культурных идей) характеристику. Важно, что при этом у них очень мало шансов изменить эту ситуацию, ведь не они разводились, они лишь пассивные жертвы ситуации. Если этим исследованием всерьез заинтересуется потенциальный работодатель, он предпочтет не брать на работу женщин, выросших в неполных семьях.
Это лишь беглый взгляд на возможные последствия этого исследования. Я не думаю, что авторы этого исследования ставили перед собой цель внести такой вклад в социальную реальность. Скорее, они просто не задавались этими вопросами, исходя из принципов «объективности» и «ценностной нейтральности», и совпадение выводов их исследования с социально-политической тенденцией последнего десятилетия, направленной на «традиционные ценности» они, скорее всего, сочли бы просто совпадением. Но для практики социальной работы такая позиция, на мой взгляд, непригодна. Подобные вопросы можно задать и к множеству других исследований, касающихся социальных проблем, выполненных в традициях классического научного исследования: воспитанников и выпускников детских домов, потребителей психоактивных веществ, людей, диагностированных в качестве психически больных и т.д. Ответственность специалиста, в том числе - перед своими клиентами, задавать подобные вопросы и обращать внимание на возможные последствия таких исследований.