Размышления о марксизме. - 32.
Всё основное о диктатуре пролетариата, по-моему, уже сказано. Дано определение, разобран смысл этого понятия, названы её задачи, представлена её общая схема, отмечено значение социалистической демократии для качества диктатуры пролетариата и дано описание такой демократии с перечислением её организационных инструментов.
Правда, в комментариях было высказано неверие в сколько-нибудь долгую и устойчивую осуществимость такой диктатуры. Ссылаются то на плохое качество пролетариата, то на объективную невозможность массовой политической деятельности из-за политической непрофессиональности или чрезмерной отвлечённости проблемами труда и быта. У меня никак не получается с этим согласиться. Ведь, во-первых, речь идёт не о какой-то профессиональной политической деятельности, а просто о сознательном отношении к нормам социалистической жизни вокруг себя, а во-вторых, подразумевается не тот пролетариат, который пассивно тянет лямку наёмного капиталистического труда, а тот, который уже прошёл через классовую борьбу за власть и неизбежную гражданскую войну и имеет очень большое революционное достоинство и обострённое неприятие каких-либо попыток буржуазного возрождения.
Мне кажется, нельзя противопоставлять трудовую занятость и общественную жизнь, ведь и то и другое важно для сознательного человека. Говорить, что большое внимание к трудовой сфере отвлекает от общественных вопросов, это, по-моему, подобно утверждению, что потребность в еде отвлекает от потребности в питье.
Причину возможного снижения общественной активности, по-моему, надо искать не в этом. Когда мы говорим о зависимости сознания от бытия, мы признаём, что острое революционное бытие неминуемо вызывает и острое революционное сознание у значительной части общества. Вот почему, как мне представляется, главной причиной возможных спадов субъективной активности следует считать объективные спады революционного процесса.
Что касается гарантий неразложения, то повторю ещё раз: таких гарантий нет и не может быть. Есть две противостоящие друг другу силы, - появляющиеся очаги разложения и отвергающая их здоровая часть класса, - и есть борьба между ними. И эта борьба, как и всякая иная борьба, не будет идти просто и гладко. Но вот об общеисторической гарантии конечного успеха всего процесса говорить можно, - она заключается в том что ход жизни шаг за шагом объективно подтачивает возможности старого строя и в то же время накапливает силу тех, кто не приемлет его и готов решительно бороться с его проявлениями. Конечный исход линии, ведущей от капитализма в будущее, однозначно определён, но только эта линия не будет ни короткой, ни прямой.
Но я хотел бы высказать ещё одну мысль, - по-моему, очень полезную. Мне кажется, что многие товарищи, говоря о разложении диктатуры пролетариата, внутренне основываются на стремительном разложении позднесоветской действительности. Но в их представлениях есть серьёзная ошибка. Они говорят, что разложение стало причиной, что именно разложение привело к утрате социалистического курса, к смене характера власти и к смене строя. Тем самым они переставляют местами причину и следствие. Наоборот - не разложение явилось причиной такой смены, а смена характера власти, смена курса и строя явилось причиной последовавшего за этим неизбежного масштабного разложения позднесоветского общества.
Разложение как верхов, так и большой части низов не предшествовало смене диктатур, а стало следствием такой смены. Если бы смены диктатур не произошло, если бы контрреволюционного переворота не было, такое масштабное и быстрое разложение не могло бы иметь места.
«Хорошо, предположим, что так, - скажут критики. - Смена диктатур стала причиной разложения. Ну, а что же было причиной смены диктатур?» Это очень сильный выпад критиков, и искать ответ на этот вопрос нужно очень серьёзно, основательно разбирая особенности первой половины советской истории.
- - - -
Для того, чтобы толково перейти к практике советской революции, нужно прежде разобраться с зависимостью характера диктатуры от характера революции. Об этом не говорилось в прежних записях, но говорить о конкретике СССР без этого нельзя.
Кому-то, может быть, представляется, что диктатуру пролетариата можно и нужно устанавливать, если мы хотим, чтобы эта революция стала социалистической, то есть социалистичность революции как бы является результатом и следствием установленной нами диктатуры пролетариата. Говоря языком школьной математики [y = f (x)], диктатура пролетариата - это вроде как определяющий «икс», а характер революции - зависимый от него «игрек». Это представление совершенно противоположно правильному. Дело обстоит как раз наоборот - если уже имеет место социалистическая революция, то тогда и только тогда можно и нужно устанавливать диктатуру пролетариата. То есть на самом деле как раз диктатура пролетариата является результатом и следствием социалистической революции. Не диктатура пролетариата, а именно характер революции играет роль «икса», характер же диктатуры является зависимым от него «игреком».
Почему это важно? Потому что если у вас социалистическая революция, то нужна диктатура пролетариата, а если какая-то другая - то нужна и другая диктатура, соответствующая характеру этой революции. Насаждать диктатуру, не соответствующую характеру революции, это то же самое, что пытаться применять для какой-то работы несоответствующий ей инструмент, - пытаться забивать гвозди отвёрткой или паять с помощью пилы.
Характер диктатуры является правильным, если она даёт власть именно тем социальным силам, которые хотят и могут выполнить задачи, поставленные именно той революцией, какая объективно имеет место.
Маркс говорил о диктатуре пролетариата очень обще и в то время и не мог иначе. Но революция в России, последовавшие за ней революции в других частях мира и весь опыт ХХ-го века позволяют сделать более конкретные выводы.
Во времена Маркса теоретически можно было сказать лишь то, что капитализм, развиваясь, сам подготавливает предпосылки своего будущего революционного конца. Но как именно пойдёт развитие этого процесса, из того прошлого увидеть было ещё нельзя. Вот почему у последующих марксистов сложилось мнение, что социалистические революции будут происходить в достаточно развитых капиталистических странах. Трудно сказать, - может быть, так и произошло бы, если бы созревание необходимых объективных и субъективных факторов революции внутри отдельных обществ опережало глобальное расширение капитализма. Но в действительности первое отставало от второго, и некоторые современные марксистские теоретики считают, что так, в общем-то, и должно было произойти. В результате капитализм далеко вышел из рамок отдельных обществ и стал взаимосвязанной мировой системой, и теперь вопрос о революциях может ставиться только применительно к этой системе глобального капитализма в целом.
Но если это так, то, во-первых, революционных процессов следует ожидать в тех частях глобальной капиталистической системы, где накопление отрицательностей больше, а возможность собственного развития, которое могло бы смягчить эти отрицательности, меньше, а во-вторых, эти революционные процессы не могут ещё быть полноценно социалистическими по причине недостаточного ещё складывания там объективных и субъективных факторов революции именно социалистической.
Отсюда вывод: капиталистическая система исторически начинает разрушаться не с развитых центров, а со слабой периферии и сначала не через полноценные социалистические революции, а через революции… как их назвать? ну, скажем так - революции переходного типа. Соответственно этому и характер революционных диктатур будет иметь немалые особенности.
Не буду изображать из себя большого грамотея-теоретика (чего нет, того нет), но выскажусь просто в виде предположения: наша революция 1917 года была первой великой революцией именно этого типа, и, следовательно, подходить к её анализу нужно не с меркой классического перехода от развитого капитализма к социализму, а с учётом закономерностей именно таких революций.