Разрушение институтов - мафия, гражданская война, или боливийский сценарий?
Мы последние много лет постоянно говорим о разрушении институтов в России. В то же время мы до конца не отдаем себе отчет в том, что на самом деле стоит за этими словами и как это может повлиять на будущее государства. Спойлер: очень плохо. Приведу несколько примеров.
Институт высшего образования. Я закончил несколько российских вузов, в том числе и ВШЭ. Когда я туда поступал в 2001 г., для меня символами этой школы были Егор Гайдар и Евгений Ясин, а идеалами ВШЭ - свобода, рыночная экономика, обустройство новой России. Когда я познакомился с Кузьминовым, он также произвел на меня вполне благоприятное впечатление - молодой, образованный, перспективный ректор. Такие и должны управлять современными вузами. Когда появился совместный бакалавриат РЭШ и ВШЭ, я очень обрадовался. Это лучшая в Россия программа высшего экономического образования, соответствующая лучшим мировым университетам, и я очень тогда хотел, чтобы мои дети там учились.
Я 20 лет наблюдаю за ВШЭ, и мое мнение об этом вузе сильно изменилось. Я считаю ректора Кузьминова беспринципной сволочью, проректора Касамару - беспринципной сволочью, председателя наблюдательного совета ВШЭ Сергея Кириенко - беспринципной сволочью, члена наблюдательного совета ВШЭ Анастасию Ракову - беспринципной сволочью. В ВШЭ до сих пор работает много людей, к которым я хорошо отношусь и глубоко уважаю. Но политику этого вуза определяют не они, а вышеобозначенные беспринципные сволочи. Хочу ли я, чтобы мои дети учились в вузе, где политику найма/увольнения профессоров, зачисления/отчисления студентов определяли Кузьминов, Касамара, Кириенко и Ракова? Нет, не хочу.
Я привел ВШЭ лишь как пример. Похожие вещи происходят практически во всех вузах страны. Мы можем заключить, что несмотря на многомиллиардные вливания и супергранты, система высшего образования страны деградировала, потому что без академической свободы сильными университеты не могут существовать.
Институт медиа. В 1990-ые и в начале 2000-х гг. был мощный подъем российской журналистики. Медиа реально стали четвертой властью - их боялись и политики, и бизнесмены, и чиновники. Для меня тема журналистики особенно близка, потому что я сам был тесно связан с медиа. В 2000-е я входил в советы директоров газет «Аргументы и факты», «Труд» и «Экстра-М». Моя жена работала в Газете.ру, Newsweek и «Ведомостях». Что мы наблюдаем сейчас? Полную деградацию. Когда я наблюдал последний спор Навального с журналистами «уважаемых медиа», мне прямо было неловко, что когда-то я каждое утром первым делом шел к киоску, покупал «Ведомости» и прочитывал их от корки до корки. Один из основных политиков страны обвиняет госчиновника (а Костин по сути госчиновник) в коррупции и внебрачной любовной связи, и об этом молчат все ключевые деловые издания страны, включая «Ведомости». Я не буду публично разбирать нелепость их оправданий (их можно почитать, например, здесь https://t.me/Nackepelo/915). На самом деле причины их молчания две. Либо это цензура (или самоцензура). Либо желание журналисток самим оказаться на месте Наили. Ведь это так круто - найти богатого принца, пусть старенького и пухленького, который будет осыпать тебя яхтами, самолетами, квартирами и бриллиантами. А поругаешься с подругой Наилей, так и брызг от ее золотого дождя лишишься. Все остальные оправдания - про грубость и резкость Навального, что он не перепечатывает каждую новость «Ведомостей», что там не хватает факт-чекинга и т.д. - это все чушь, муть и компот.
Итого, за последние 10 лет институт журналистики разрушен. Остались отдельные журналисты. Остались даже какие-то небольшие смелые издания, но СМИ как института и тем более как четвертой власти в России больше не существует.
Институт судебной власти и правоохранительной системы. Их разрушение - самое болезненное явление. На прошлой неделе вынесли очередную серию абсолютно неправосудных приговоров. Я уж не говорю, что Егора Жукова осудили по известном принципу «был бы человек, а статья найдется». Изначальное дело о массовых беспорядках развалилось, потому что вообще не имело под собой доказательств. Но не отпускать же явно оппозиционного настроенного гражданина? Ему тут же придумали другое дело и дали три года условно. В «московском деле» вообще отсутствуют потерпевшие. Нет даже царапин у полицейских и «сколотой зубной эмали». А если кто-то кинул мусорный бак и не попал, что из этого? Есть же в уголовном кодексе понятие «аффекта». В конце концов если нормальный человек видит, что остервенелые полицейские дубинками мутузят безоружных женщин и подростков, то у него может возникнуть желание в них что-то кинуть (например, мусорный бак, пластиковую бутылку или бумажный стаканчик). Все больше становится очевидным, что власть использует органы правопорядка, чтобы устрашать несогласных, а не для того, чтобы обеспечивать правопорядок (что по идеи должно являться основной их функцией).
Можно жить без вузов и медиа, но нельзя жить без полиции и судов. Когда они не работают, появляются альтернативные институты. Почему в 1990-е появились полчища бандитов? Потому что советская правоохранительная система была уже разрушена, а российская еще не была создана. Но спрос, прежде всего, у бизнеса, на правоохранительную и судебную систему существовал. Эту роль стали выполнять бандиты - они предоставляли охранные услуги и решали споры между предпринимателями (судебная власть). Как только Россия наладила функционирование базовых правоохранительных и судебных институтов, роль бандитов и «крыш» резко снизилась. Я не верю в то, что в России может возникнуть независимая от Путина мафия. Он уже построил мощную мафиозную структуру и будет давить в зародыше любые попытки построения альтернативной мафии (ее разрешено иметь только Кадырову).
Второй вариант - это сопротивление населения (по типу приморских партизан, только масштабнее). Почему вы обращаетесь к полиции, если что? Потому что вы им доверяете. Если полиция потеряет доверие, и вы знаете, что в вашем городе кто-то начинает с ней бороться, вы просто не будете на него доносить. В России порядка 7 миллионов только легальных стволов огнестрельного оружия (https://meduza.io/feature/2017/06/11/skolko-rossiyan-vooruzheny-i-vliyaet-li-eto-na-kolichestvo-sovershaemyh-prestupleniy). Если население встанет на тропу войны с правоохранительными органами, то тут бумажными стаканчиками и пластиковыми бутылками дело не обойдется. Впрочем, я не верю и в сценарий масштабной партизанской войны против полиции. К тому же я уверен, что полицейские и росгвардейцы не захотят умирать за Путина, Сечина, Костина, Симоньян и прочих аскер-заде, воюя с собственным народом.
Однако все-таки нельзя жить без полиции или хотя бы ее суррогатов. Если ни того, ни другого нет, надо менять власть полностью и строить институты с нуля. То, что институт полиции и суда разрушен, очевидно не только нам, но и тем, кто внутри системы. Как минимум один полицейский отказался быть потерпевшим по «московскому делу» и уволился (https://www.svoboda.org/a/30242616.html). Вероятно, были еще тихие отказники, о которых мы не знаем. Я думаю, что значительное число тех, кто идет служить в органы, руководствуется мотивацией борьбы с преступниками, а не избивать безоружных людей, которые мирно вышли заявить о своих правах. Таких сотрудников полиции и Росгвардии, которые отказываются выполнять преступные приказы будет все больше. Скорее всего, как только начнется активная борьба населения за смену политического режима (потому что это единственный вариант построить эффективные институты правопорядка), которая будет включать в себя коктейли Молотова, несколько групп а-ля приморские партизаны, массовые выходы народа на улицы, то дело пойдет по боливийскому сценарию (https://www.bbc.com/news/world-latin-america-50360413). Там армия и полиция самоустранились от участия в политическом конфликте, публично отказавшись стрелять в собственных граждан. В Боливии бывшему президенту Эво Моралесу все-таки удалось бежать в Мексику. Но многим чиновникам (например преседателю ЦИК https://ria.ru/20191111/1560786315.html) бежать не удалось. Их арестовали.