о купеческом вкусе
Френдесса лечит иконостасный «Вход в Иерусалим» очень грамотных, крепких и скромных академических писем, вписанный в сами видите какой формат.
- Ых, - говорит френдесса, - и ведь нравяццо эти кокошники православным. В этой разлапой кляксе, отороченной золотцем, некоторые видят что-то древнерусское, настоящее, традицию и роднуюстарину, примиряющую ихние леригиозные чувства с академической стилистикой самой картинки. Откуда, спрашивается, столь дикий, столь махровый вкус? Ведь купечество (чей вкус как раз и отражён в этом кокошнике) было уничтожено как класс, почему же так живо и крепко стремление к золотым кружавам? Это ведь не деревенская эстетика, не крестьянская - э?
Откуда-почему.
Несмотря на то, что купечество было отдельным, особым, обособившимся от крестьянства классом - купеческая эстетика не была обособленной от крестьянской. Она, собсна, тоже была крестьянской, но по-бохатому, вот и вся разница.
Наше нынешнее восприятие отечественной крестьянской эстетики как высокой, а «купеческой» как моветонной - заблуждение, застрявшие в сознании осколки неоготических идей. Подлинная крестьянская эстетика съёжила ножки вместе со Средневековьем, и не могла не съёжить. То, что было потом, уже не было аутентичной творческой «открытой сверху» культурой, но просто низовым её слоем, из которого сами же его представители стремятся подняться вверх. И самих себя рассматривая как низовых, и с точки зрения общества тоже являясь носителями культуры низовой (грубой, неразвитой, ограниченной эстетически и нравственно). У кого хватало дарования и харизмы - учился, у кого не хватало - копировал, подражал, заимствовал, дорывался до фабричных матерьялов подороже и побогаче, вобщем, чудил как умел, чтобы перепрыгнуть культурную пропасть. Вот это неумелое любой ценой отпихивание от крестьянского, эта простейшая и грубейшая форма маньеризма как раз и есть «купеческий стиль».
(Гиляров-Платонов, сам с детства увлеченный перепрыгиванием, даёт нам достопримечательный метафорический образ - женщины из простых, которым средства внезапно позволяли сшить первый в их жизни салоп, никогда не шили чёрного или там пастельных каких тонов. И никогда не шили красного (в крестьянском понимании самого красивого и завидного). Но выбирали синий или зелёный. Остаться верными народным эстетическим принципам уже было стыдно, а к блаародному господскому ахроматизму ещё не лежала душа, совсем не лежала - оставался компромисс, цвет хотя и насыщенный, но божэупаси не красный.)
Даже когда в русских образованных верхах вдруг, вслед и в подражание Западу, вспыхнул интерес к роднойстарине - то интерес этот вот именно что обращался в первую очередь к настоящему Средневековью и его уцелевшим остаткам, осколкам нито отблескам, а вовсе не ко всякому, без разбора, крестьянпродукту конца 19 - начала 20 вв. Образованные деятели верховой культуры часто вынуждены были биться как рыбы об лёд для защиты и удержания тех остатков, которым никто, кроме них, «верховых», не придавал ценности. Образованные «спасатели» и хотели бы видеть всех в красных сарафанах, но сами сарафанницы упирались и яростно мечтали о синих и зелёных салопах.
Ну и вот. Нынешнее фоновое, ткскть, православие унаследовало именно этот вариант культуры.
Не настоящий средневековый менталитет, а кривенький грубый маньеризм, косолапо застрявший в самом начале своего порыва к «верховой», «образованной» культуре от первобытно-лапотной. И заклинившийся там, и удовлетворившийся зелёным салопом всякими примочками вроде узорно выпиленных досок, жырной позолоты и стразиков. Хотя купечество и было действительно выбито большевиками как класс - его культурно-эстетические принципы выжили, поддержанные простонародьем. У которого СВОЕЙ классовой эстетики и СВОЕЙ классовой культуры уже не было, не было уже и тогда, когда пришёл большевикъ, а была только та, которую окрестили купеческой.
Вот поэтому норот, православный, околоправославный и прочий, сейчас и не является носителем той идеальной народной-крестьянской-средневековой эстетики музейного уровня, о которой вздыхает образованное сословие. А является носителем как раз вот той ублюдочной, которую, да! можно пока называть купеческой, потому что содержание термина какбе понятно.
Но для порядку следует всё же помнить, что купечество как класс тут скорее в силу привычки, чем из более глубоких причин.
- Ых, - говорит френдесса, - и ведь нравяццо эти кокошники православным. В этой разлапой кляксе, отороченной золотцем, некоторые видят что-то древнерусское, настоящее, традицию и роднуюстарину, примиряющую ихние леригиозные чувства с академической стилистикой самой картинки. Откуда, спрашивается, столь дикий, столь махровый вкус? Ведь купечество (чей вкус как раз и отражён в этом кокошнике) было уничтожено как класс, почему же так живо и крепко стремление к золотым кружавам? Это ведь не деревенская эстетика, не крестьянская - э?
Откуда-почему.
Несмотря на то, что купечество было отдельным, особым, обособившимся от крестьянства классом - купеческая эстетика не была обособленной от крестьянской. Она, собсна, тоже была крестьянской, но по-бохатому, вот и вся разница.
Наше нынешнее восприятие отечественной крестьянской эстетики как высокой, а «купеческой» как моветонной - заблуждение, застрявшие в сознании осколки неоготических идей. Подлинная крестьянская эстетика съёжила ножки вместе со Средневековьем, и не могла не съёжить. То, что было потом, уже не было аутентичной творческой «открытой сверху» культурой, но просто низовым её слоем, из которого сами же его представители стремятся подняться вверх. И самих себя рассматривая как низовых, и с точки зрения общества тоже являясь носителями культуры низовой (грубой, неразвитой, ограниченной эстетически и нравственно). У кого хватало дарования и харизмы - учился, у кого не хватало - копировал, подражал, заимствовал, дорывался до фабричных матерьялов подороже и побогаче, вобщем, чудил как умел, чтобы перепрыгнуть культурную пропасть. Вот это неумелое любой ценой отпихивание от крестьянского, эта простейшая и грубейшая форма маньеризма как раз и есть «купеческий стиль».
(Гиляров-Платонов, сам с детства увлеченный перепрыгиванием, даёт нам достопримечательный метафорический образ - женщины из простых, которым средства внезапно позволяли сшить первый в их жизни салоп, никогда не шили чёрного или там пастельных каких тонов. И никогда не шили красного (в крестьянском понимании самого красивого и завидного). Но выбирали синий или зелёный. Остаться верными народным эстетическим принципам уже было стыдно, а к блаародному господскому ахроматизму ещё не лежала душа, совсем не лежала - оставался компромисс, цвет хотя и насыщенный, но божэупаси не красный.)
Даже когда в русских образованных верхах вдруг, вслед и в подражание Западу, вспыхнул интерес к роднойстарине - то интерес этот вот именно что обращался в первую очередь к настоящему Средневековью и его уцелевшим остаткам, осколкам нито отблескам, а вовсе не ко всякому, без разбора, крестьянпродукту конца 19 - начала 20 вв. Образованные деятели верховой культуры часто вынуждены были биться как рыбы об лёд для защиты и удержания тех остатков, которым никто, кроме них, «верховых», не придавал ценности. Образованные «спасатели» и хотели бы видеть всех в красных сарафанах, но сами сарафанницы упирались и яростно мечтали о синих и зелёных салопах.
Ну и вот. Нынешнее фоновое, ткскть, православие унаследовало именно этот вариант культуры.
Не настоящий средневековый менталитет, а кривенький грубый маньеризм, косолапо застрявший в самом начале своего порыва к «верховой», «образованной» культуре от первобытно-лапотной. И заклинившийся там, и удовлетворившийся зелёным салопом всякими примочками вроде узорно выпиленных досок, жырной позолоты и стразиков. Хотя купечество и было действительно выбито большевиками как класс - его культурно-эстетические принципы выжили, поддержанные простонародьем. У которого СВОЕЙ классовой эстетики и СВОЕЙ классовой культуры уже не было, не было уже и тогда, когда пришёл большевикъ, а была только та, которую окрестили купеческой.
Вот поэтому норот, православный, околоправославный и прочий, сейчас и не является носителем той идеальной народной-крестьянской-средневековой эстетики музейного уровня, о которой вздыхает образованное сословие. А является носителем как раз вот той ублюдочной, которую, да! можно пока называть купеческой, потому что содержание термина какбе понятно.
Но для порядку следует всё же помнить, что купечество как класс тут скорее в силу привычки, чем из более глубоких причин.