"В гостях у Мопассана". II
Обедали в фургончике с клеенчатыми стенами. Специальный человек проверял всякого поднимавшегося в столовую по списку фамилий: вероятно, некоторые актеры имели обыкновение ходить обедать дважды, а может, это была мера против нахлебников. Кормили вполне прилично и сытно: я не имел сил закончить рыбу. Вина я не пил, потому что не хотел, чтобы клонило в сон. Закончил я фруктовым салатиком и какими-то сластями, от которых во рту всё слиплось.
Из снимавших и снимавшихся я не знал никого; у девушки, сидевшей напротив и игравшей мадмуазель Кольколер, я спросил, как называется новелла Мопассана, по которой поставлен фильм. Остальные сидевшие за столом посмотрели на меня неодобрительно; девушка (ее звали Софи, и, как выяснилось на следующий день, у нас есть общая знакомая) сообщила, что это "Убийца". Новелла была мне незнакома, я прочитал ее только вечером того дня.
После обеда какое-то время было не так холодно. Я знал с давних пор, что "замок" равно "адский холод", еще со времен туристических поездок, но турист возвращается в теплый автобус, а здесь нужно было торчать с утра и до вечера. Температура внутри была такой, как снаружи; по идее, замки отапливались каминами, но для съемок их не использовали и потому не топили. В нескольких покоях стояли керосиновые батареи, один из техников периодически менял вставной бидон.
Меня одели полностью и забрали одежду, в которой я приехал. В костюмерной мне выдали плед, который можно было набросить на плечи, ожидая своей сцены.
Дальше нужно было идти в гримерную. Я заглянул внутрь: все кресла были заняты. Сильвен втолкнула меня в комнату и сказала, что надо занимать первое освободившееся место, иначе до меня очередь не дойдет никогда. Я подождал немного; здесь, по крайней мере, было тепло. Меня поманила какая-то добрая женщина. Она похвалила мои усы и постригла их сначала ножничками, а потом специальной усовой электробритвой, и еще намазала их чем-то, чтобы они держались ровно.
Я также расстался с бакенбардами: их фасон показался историческому консультанту слишком современным. Настала очередь бровей. Добрая женщина покрасила мою правую рассеченную бровь и спросила участливо:
- Наверное, упал, когда был маленький?
- Угу, - сказал я. Меня немного разморило от тепла после обеда.
- Крови, наверное, было - ужас?
- Угу...
Я потом спросил у мамы, почему, собственно, ей не пришло в голову отвести меня девятилетнего в травмпункт, чтобы мне зашили бровь - шрам ведь остался на всю жизнь. "Как-то не догадалась, сынок, ты уж извини, - сказала мама. - Говори, что тебе ее в драке рассекли, это мужественно".
Я вернулся в "ложи". Здесь было холодно, даже если ты кутался в плед. В комнате сидели одни мужчины: присутствовавшие на съемках две актрисы (Софи и еще кто-то) были заняты. Актеры старше пятидесяти пяти (нас, молодых, было в тот день только трое) травили байки и хвалились, у каких именитых режиссеров снимались и сколько зарабатывали. Брюно только что сыграл у Ивана Атталя, Ален снимался с Миу-Миу и по совместительству возил ее на машине, как возил теперь меня. Кто-то сетовал на упадок замка Лезиньи: его приятель снимался здесь в семидесятые, и всё было совсем по-другому.
После пары часов ожидания дверь покоев отворилась, и на пороге показался Поль:
- Господа актеры, прошу вас следовать за мной.
Мы спустились вниз по мраморной лестнице, и тут я впервые увидел собственно комнату, где снимались. Точнее, их было две, но в первой (меблированной под кабинет большого начальника, с роскошными кожаными креслами, глобусом позапрошлого века и массивным рабочим столом) к тому времени съемки уже закончились. Наша комната представляла собой помещение банка. Слева и справа от входа находились две эстрады - рабочие места начальников поменьше; впереди стояли столы остальных работников. Декораторы и бутафоры потрудились на славу: в глубине помещения всю стену занимали выдвижные ящички с картотекой, слева стоял книжный шкаф с сотней книг 1850-1880 годов в прекрасном состоянии, на столах лежали банковские дела, счета, книги по юридической и банковской тематике. Чтобы создать иллюзию новеньких изданий, бутафоры надели на пару старинных книг (поэтических антологий и чего под руку попалось) поддельные суперобложки, выглядевшие как переплеты, с воспроизведением титульного листа настоящих изданий по праву.
На столах были чернильницы, перья и карандаши, а также промокашки для клякс. За несколько минут съемок первой сцены я пролил изрядно чернил в мою рабочую тетрадь и на судейскую газетку, лежавшую на столе.
Съемочный процесс проходил так: режиссер (по близорукости, ведь я играл без очков, я только на второй день вычислил, что это мужик в черной куртке и кепке и есть - это было совсем не очевидно, ведь классический раскладной стульчик с надписью "режиссер" на спинке стоял неприкаянный в холле) рассказывал свое видение сцены первому ассистенту, огромной невозмутимой женщине, благодаря спокойствию которой атмосфера на площадке была приятнее, чем могла бы быть. Та доносила идею режиссера до второго ассистента, суетливого мужчинки, который, в свою очередь, показывал актерам, на какой точке стоять в начале сцены и что точно делать. Сценарий на руках был только у тех, у кого было много реплик. Дальше шли несколько репетиций
Я был великолепен в той единственной сцене, в которой я снялся в тот день, и второй ассистент неоднократно показывал мне большой палец. Впрочем, без очков я не уверен, что это был именно большой.
- Завтра мы заберем тебя в шесть пятнадцать, - сказала Сильвен. - Никакого алкоголя, а то не встанешь так рано! Да, дружок, тяжела жизнь звезды.
Из снимавших и снимавшихся я не знал никого; у девушки, сидевшей напротив и игравшей мадмуазель Кольколер, я спросил, как называется новелла Мопассана, по которой поставлен фильм. Остальные сидевшие за столом посмотрели на меня неодобрительно; девушка (ее звали Софи, и, как выяснилось на следующий день, у нас есть общая знакомая) сообщила, что это "Убийца". Новелла была мне незнакома, я прочитал ее только вечером того дня.
После обеда какое-то время было не так холодно. Я знал с давних пор, что "замок" равно "адский холод", еще со времен туристических поездок, но турист возвращается в теплый автобус, а здесь нужно было торчать с утра и до вечера. Температура внутри была такой, как снаружи; по идее, замки отапливались каминами, но для съемок их не использовали и потому не топили. В нескольких покоях стояли керосиновые батареи, один из техников периодически менял вставной бидон.
Меня одели полностью и забрали одежду, в которой я приехал. В костюмерной мне выдали плед, который можно было набросить на плечи, ожидая своей сцены.
Дальше нужно было идти в гримерную. Я заглянул внутрь: все кресла были заняты. Сильвен втолкнула меня в комнату и сказала, что надо занимать первое освободившееся место, иначе до меня очередь не дойдет никогда. Я подождал немного; здесь, по крайней мере, было тепло. Меня поманила какая-то добрая женщина. Она похвалила мои усы и постригла их сначала ножничками, а потом специальной усовой электробритвой, и еще намазала их чем-то, чтобы они держались ровно.
Я также расстался с бакенбардами: их фасон показался историческому консультанту слишком современным. Настала очередь бровей. Добрая женщина покрасила мою правую рассеченную бровь и спросила участливо:
- Наверное, упал, когда был маленький?
- Угу, - сказал я. Меня немного разморило от тепла после обеда.
- Крови, наверное, было - ужас?
- Угу...
Я потом спросил у мамы, почему, собственно, ей не пришло в голову отвести меня девятилетнего в травмпункт, чтобы мне зашили бровь - шрам ведь остался на всю жизнь. "Как-то не догадалась, сынок, ты уж извини, - сказала мама. - Говори, что тебе ее в драке рассекли, это мужественно".
Я вернулся в "ложи". Здесь было холодно, даже если ты кутался в плед. В комнате сидели одни мужчины: присутствовавшие на съемках две актрисы (Софи и еще кто-то) были заняты. Актеры старше пятидесяти пяти (нас, молодых, было в тот день только трое) травили байки и хвалились, у каких именитых режиссеров снимались и сколько зарабатывали. Брюно только что сыграл у Ивана Атталя, Ален снимался с Миу-Миу и по совместительству возил ее на машине, как возил теперь меня. Кто-то сетовал на упадок замка Лезиньи: его приятель снимался здесь в семидесятые, и всё было совсем по-другому.
После пары часов ожидания дверь покоев отворилась, и на пороге показался Поль:
- Господа актеры, прошу вас следовать за мной.
Мы спустились вниз по мраморной лестнице, и тут я впервые увидел собственно комнату, где снимались. Точнее, их было две, но в первой (меблированной под кабинет большого начальника, с роскошными кожаными креслами, глобусом позапрошлого века и массивным рабочим столом) к тому времени съемки уже закончились. Наша комната представляла собой помещение банка. Слева и справа от входа находились две эстрады - рабочие места начальников поменьше; впереди стояли столы остальных работников. Декораторы и бутафоры потрудились на славу: в глубине помещения всю стену занимали выдвижные ящички с картотекой, слева стоял книжный шкаф с сотней книг 1850-1880 годов в прекрасном состоянии, на столах лежали банковские дела, счета, книги по юридической и банковской тематике. Чтобы создать иллюзию новеньких изданий, бутафоры надели на пару старинных книг (поэтических антологий и чего под руку попалось) поддельные суперобложки, выглядевшие как переплеты, с воспроизведением титульного листа настоящих изданий по праву.
На столах были чернильницы, перья и карандаши, а также промокашки для клякс. За несколько минут съемок первой сцены я пролил изрядно чернил в мою рабочую тетрадь и на судейскую газетку, лежавшую на столе.
Съемочный процесс проходил так: режиссер (по близорукости, ведь я играл без очков, я только на второй день вычислил, что это мужик в черной куртке и кепке и есть - это было совсем не очевидно, ведь классический раскладной стульчик с надписью "режиссер" на спинке стоял неприкаянный в холле) рассказывал свое видение сцены первому ассистенту, огромной невозмутимой женщине, благодаря спокойствию которой атмосфера на площадке была приятнее, чем могла бы быть. Та доносила идею режиссера до второго ассистента, суетливого мужчинки, который, в свою очередь, показывал актерам, на какой точке стоять в начале сцены и что точно делать. Сценарий на руках был только у тех, у кого было много реплик. Дальше шли несколько репетиций
Я был великолепен в той единственной сцене, в которой я снялся в тот день, и второй ассистент неоднократно показывал мне большой палец. Впрочем, без очков я не уверен, что это был именно большой.
- Завтра мы заберем тебя в шесть пятнадцать, - сказала Сильвен. - Никакого алкоголя, а то не встанешь так рано! Да, дружок, тяжела жизнь звезды.