Глава 19. Счастье видишь - смелее вперед идешь.
Через неделю Осип Емельянович устал стесняться и сомневаться. Услышав движения на кухне, он вылез из-под одеяла, натянул на себя спортивный костюм и решительно вышел к Дарье. Та от неожиданности даже вздрогнула. Брамс хотел с порога не колеблясь произнести слова, которые еженощно доводили его до отчаяния, которые он наедине с собой миллион раз произнёс с разной интонацией. И вот наступил долгожданный миг…
Но!
В тот момент, когда он только раскрывал рот, все сомнения были отброшены, задушены, так сказать, в зародыше, скепсис неожиданно превратился в адамат, но, к своему удивлению, вместо признания женщине в любви, его с хрипотцой голос неожиданно произнёс:
- Даша, я вот что подумал: а не сходить ли нам в кино? Ты когда была последний раз в кинотеатре?
Дарья раскрыла рот и с недоумением разглядывала вихрем влетевшего на кухню писателя.
- В детстве! - тихо сказала Дарья и опустила голову.
- Что в детстве? - Осип Емельянович от волнения потерял связь ответа с вопросом.
- Последний раз была в кино, - пояснила Даша. - Да и что там делать? - пожала она плечами. - Вы посмотрите, какие сейчас телевизоры, смотришь хоккей, иногда так и думаешь игрок сейчас клюшкой тебя заденет.
Брамс громко рассмеялся - он представил, как хоккеист пробегает по квартире мимо тебя и изо всех бьёт по воротам.
- Да, в чувстве юмора тебе не откажешь, - Осип Емельянович, прикоснувшись к плечу женщины, почувствовал, что та вздрогнула. - Так что? Идём?
- Когда? - изумлённо спросила Дарья.
- Да хоть сейчас, - усмехнулся Брамс.
- Нет-нет, Осип Емельянович, я поставила мясо, хочу приготовить сегодня вам…
- Дашенька, да я ведь образно сказал, мол, хоть сейчас. Давай заканчивай свои дела, и пойдём прогуляемся, а то я тут скоро в крота превращусь - света белого не вижу. Не отказывайся, хорошо?
- Ой, я даже не знаю, - смутилась Даша, - думаете, стоит?
- Да что тут думать? - усмехнулся Брамс. - Конечно, стоит, ещё как стоит! Так что, билеты беру?
- Да вы хоть позавтракайте, потом за билетами пойдёте.
- Да никуда я не пойду, - рассмеялся Осип Емельянович, - Даша, ты забыла, в каком веке мы живём? Две минуты, и билеты у нас в кармане. Сейчас через интернет хоть чёрта можно домой заказать. В общем, часа в два-три нормально?
- Может, вечером? - спросила Дарья и тут же поправилась: - хотя мне всё равно.
- Если хочешь, можем и вечером, но я люблю ходить в кино днём, - пояснил Брамс.
- Ну, и хорошо, - согласилась, наконец, Дарья, - днём так днём, согласна.
- Прекрасно! - воскликнул Осип Емельянович и ушёл в кабинет.
Через несколько минут он вернулся, махая распечатанными билетами на принтере.
- Вот наши билеты! Хватит уже жизнь терять возле этих супов, борщей, котлет, пирожков…
- Не могу с вами согласиться, - сказала женщина, - я получаю удовольствие от готовки. Честное слово! Главное - чтобы было из чего готовить. А дальше… фантазии нет предела. Вам нравится, как я готовлю?
- А разве я дал хоть один раз повод сомневаться? - хмыкнул Осип Емельянович. - Конечно, нравится, ты посмотри на меня. Константин Евсеевич прилетит из Америки и не узнает меня, скажет: а что это у нас тут за боров поселился? Посмотри сюда, - Брамс похлопал себя по животу, - разве это дело? Так что, Дашуля, прекращай свои кулинарные изыски, в моём возрасте нужно питаться сухарями и водой. Иногда можно кефирчику употребить и то обезжиренного. Так что переходим на диетическое питание.
- Не выдумывайте вы, Осип Емельянович, ну что вы такое говорите? Тоже мне нашли толстяка. Для вашего роста, мне кажется, вам нужно ещё с десяток килограммов набрать…
- Вы мне льстите, Дарья Андревна! - улыбаясь, сказал Брамс и обнял Дарью. То ли ему показалось, то ли женщина и впрямь хотела убрать руку с плеча, а потом передумала.
В тот день пара гуляла до позднего вечера. После кино Брамс пригласил даму в ресторан, та сначала отнекивалась, а потом согласилась. В гардеробе, Осип Емельянович незаметно сунул швейцару сто долларов и попросил немедленно доставить к их столику букет цветов. «Сдачи оставьте себе», - буркнул Брамс. Весь вид, ведущей затворнический образ жизни, женщины сегодня говорил о том, что она по-настоящему счастлива. После того, как галантный швейцар поднёс цветы и чрезвычайно учтиво доложил: «Мадам, приказано вам доставить!», Дарья посмотрела на своего спутника с непередаваемым восторгом.
- Осип Емельянович, - прошептала она, глубоко дыша, и закрыла глаза.
Даже самый стеснительный и оробелый человек в такой ситуации не упустил бы возможности произнести самые главные человеческие слова. Поцеловав женщине руку, Брамс тихо сказал:
- Дарья, то есть, Даша, я… я тебя люблю!
Дарья Андреевна, не открывая глаза, молча кивала головой, по её щеке катилась слеза. Осип Емельянович вдруг вспомнил, как в детстве мама называла такие слёзы сладкими, а маленький Ёся пытался переубедить родительницу:
- Нет, мама, слёзы не бывают сладкими.
- Бывают-бывают, малыш, ещё как бывают, - улыбаясь, настаивала мама.
- Они же солёные, - крутил головой мальчик, и, сняв с маминой щеки хрустальную капельку, протягивал маме, - вот попробуй.
Мама озорно слизывала с пальца сына росинку, смеялась и утверждала:
- Сладкая, очень сладкая.
Ёся с недоумением пожимал плечами и, веря маме на слово, прижимался к ней. В течение всей своей дальнейшей жизни Брам не раз убеждался, что слёзы бывают и сладкими, и солёными, и горькими, и… даже безвкусными.
Расставаясь у подъезда, Осип решил не напрашиваться в гости к Дарье.
«Пусть она переспит с этим, завтра всё будет ясно. А заодно покажешь женщине свою выдержку и серьёзность намерений. Залезть в кровать - дело не хитрое, но в данной ситуации это будет не совсем правильно выглядеть. Держись, Осип, будь мужчиной до конца, ты же не мальчик семнадцатилетний, Даша оценит, - думал он по дороге домой, но в какой-то момент мысли его внезапно перевернулись и постучали снизу по темечку. - Это с одной стороны, это я так рассуждаю, это так мне кажется, а она, наоборот, подумает, мужик какой-то малодушный и нерешительный. И в ресторане посидели, и в любви признался, и в обнимку по городу гуляли, а у подъезда взял и сдрейфил. Эх, Ёся-Ёся, да может, ей твоя сдержанность, что козе баян. Смотрите, интеллигентишко какой нашёлся. Баба без мужика столько лет живёт, а он тут нюни распустил, «выдержка», «сдержанность», «оценит»… Тьфу на тебя. Ну, что тут оценивать? Говори прямо: струсил…».
Осип Емельянович не мог уснуть в ту ночь до самого утра. Ругал себя, корил, потом успокаивал, иными словами он и сам не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось одного, прижаться к Дарье, прильнуть к её губам и…
Уснул он только с первым лучом, совершенно непонятно как проникшим в комнату из-за плотных штор.
Разбудили Брамса коллеги.
«Что опять случилось?» - мысленно воскликнул он, увидев на дисплее знакомое обозначение.
- Да, - коротко ответил в трубку Осип.
- Ёся, это дед. Можешь приехать, поговорить надо.
- Как срочно? - зевая, спросил Брамс.
- Да, как сможешь, так и приезжай, - уклончиво ответил Дед Акын.
- Я могу хоть сейчас, если это важно! - недовольно буркнул Осип Емельянович.
- Да, это важно, - сказал Дед.
- Хорошо, в течение часа буду, - пообещал Брамс и, мельком взглянув на часы, отправился в ванную комнату.
Дарьи ещё не было. Осип Емельянович оставил ей записку на столе, что уехал по срочным делам, надеется скоро вернуться.
* * *
Встретили Брамса Дед и его друг Трисон. Пёс, как обычно, для порядка пару раз тявкнул и, обнюхав гостя, успокоился.
- Что опять? - прямо с порога спросил Ёся.
- Ты хоть присядь, - усмехнулся дед, - так на пороге и будем общаться?
Брамс прошёл на кухню и сел за стол.
- Понимаешь, Ёся, - осторожно начал Дед, - тут такое дело необычное, что я даже не знаю, как поступить. Акробат просил пока тебе ничего не говорить, но… я так не могу. Для меня всё равно, что соврать, что промолчать. Понимаешь? Тем более, мы тут с ним на птичьих правах. Надеюсь, ты не будешь считать, что я стуканул на своего товарища…
Осип Емельянович пристально посмотрел на Деда и, покачав головой, тихо сказал:
- Об одном прошу, Андрей Михалыч, давай без заездов. Говори прямо, что тут у вас опять стряслось?
- Ну, прямо так прямо, - вздохнул Дед и выпалил: - с нами теперь ещё один человек живёт.
- Кто? - остолбенел Брамс. - Что за человек? Давно?
- С неделю уже, - Дед опустил глаза.
- А почему ты раньше не сказал? - нахмурился Осип Емельянович.
- Ты понимаешь, Ёся, я не думал и не гадал, что она здесь задержится…
- Она? - Брамс совсем растерялся. - В смысле, женщина?
- Думаю, что да! - усмехнулся Дед.
- Что значит, думаешь? Баба?
- Ну, вроде, да…
- Дед, не зли меня, - Брамс вскочил со стула и стал нервно прохаживаться по кухне. - Ты, что, не отличаешь уже мужика от бабы?
- Отличаю-отличаю, не горячись Ёся, - Дед подошёл к Брамсу и тронул его за плечо. - Я к тому, что сейчас всё что угодно можно ожидать. Смотришь - баба, рыло помыл - мужик. Как их там, эти трансы-шмансы и всякая дребедень. Ты чего телевизор не смотришь? Вроде баба, но голос прокуренный, пропитый, под глазом фингал, волос на голове… наверное, у меня больше.
- Так, ясно с вами, - Осип снова присел на стул. - А теперь по порядку. Как она…или оно сюда попало?
- Любовь! - цокнув языком, объявил Дед Акын.
- У кого? - Брамс разинул рот.
- У Мити и Оли. Да, забыл сказать, Олей её кличут. Оля-Одесситка. Но она к Одессе имеет такое же отношение, как мы с тобой к Рио-де-Жанейро. Просто погремуха такая. В общем, наш Акробат влюбился, жениться собирается…
- Так у него же паспорта нет, - выпятил губу Брамс, - как он жениться собирается?
- Говорит, скоро будет, - заверил Дед, - он к ментам ходил, заяву написал, дескать, документы у него стырили, ну, ему там и сказали, что паспорт можно и здесь получить или что-то вроде того, я подробностей не знаю.
- А откуда она взялась эта… как её…
- Оля, - напомнил Дед. - Митя говорит, что знает её с детства, что судьба у неё трудная. Они когда-то в школе с ней дружили. Встретились случайно. Судьба!
- Судьба-то судьба, - уныло произнёс Осип Емельянович, - но Клавдия Порфирьевна пронюхает, примчится за добавкой, как пить дать.
- Так поэтому я и решил с тобой это обсудить. Может, запустить легенду, что к нам гостья приехала, ну, допустим, скажу, моя дочь. Нет-нет, дочь не прокатит, - поправил себя Дед Акын, - но вот, например, племянница - это можно. Приехала, мол, погостить, столицу посмотреть и так далее. Ну, что она, эта Клавдия, не человек, что ли? Должна же понимать, что мы люди, и у нас есть…
- Да ей наплевать, что и кто у нас есть. Ей лишь бы с нас лишний рубль содрать. Слушай, ну, а у них это серьёзно? Может, побалуются, да разбегутся? - предположил Брамс.
- Серьёзно, Ёся, насколько я понимаю, - закивал Дед Акын, - ты знаешь, Митю, словно подменили. Он другим человеком стал. Вот тут, - он кивнул на стол, - сядут и воркуют до полуночи. Я как-то ночью запёрся на кухню, воды попить, а они целуются, и даже меня не заметили, или сделали вид, что не заметили…
- А как с этим? - Брамс щёлкнул указательным пальцем по горлу.
- В полнейшей завязке, - сказал Дед и добавил: - и Митя, и его невеста. Ни грамма.
- Ну, хоть это радует, - довольно улыбнулся Осип Емельянович. - Ну, так что? Что будем делать? Твои предложения?
- Моё предложение в силе. Объявим пока Олю моей племянницей. Ну, а там посмотрим, куда кривая выведет.
- Тогда давай так: я не стану смущать Митю, ты тут сам ситуацию разруливай. Скажи ему, что мы откровенно поговорили, я против их любви не возражаю, а желаю им только счастья. Договорились?
- Эх, Ёся, ты настоящий друг! А он дурак боялся, что ты их выгонишь.
- Неужели так плохо думает обо мне? - рассмеялся Брамс.
- Вот и я ему говорю: с головой не дружишь, что ли? Ёся даже собаку не выгнал, а тут целая невеста. Спасибо тебе, Осип, большое спасибо. Чайку? - предложил Дед.
- А давай! - махнул рукой Осип.
«Осталось ещё Деду влюбиться, - мысленно рассуждал Брамс, - и вся наша компания начнёт новую жизнь. Вот тебе и Митя. Что любовь с людьми делает. Дед говорит, преобразился наш хулиган. Вдруг это и правда - судьба. А копни глубже, что выходит, за всеми этими случайностями, встречами, влюблённостями кто стоит? Известно, кто - Константин Евсеевич Фарберг. И как ни крути, а обо всём этом нужно будет в романе написать. Вот скажи, Ёся, какая книга интересная? Не любая ведь. А только та, в которой есть судьба и любовь. Ну, а у нас так получается, чуть ли не на каждой странице будет и судьба, и любовь, и… что ещё? Вот - счастье! Точно, как же без счастья-то? Без счастья нельзя…».
Мысли Осипа прервал дверной звонок.
- А вот и наши влюблённые! - улыбнулся Дед.
Увидев на кухне Брамса, Акробат нахмурился и обратился к сожителю:
- Всё разболтал?
Дед молча развёл руками. Осип Емельянович встал из-за стола и протянул поочерёдно руку Мите и Оле, последней представившись Осипом.
- Это что за выражения такие? - повернувшись к Акробату, недовольно произнёс Брамс. - Что значит «разболтал»? У тебя тайны от меня стали появляться?
- Да нет, Ёся, я… понимаешь… ну это… в общем, извини, опять что-то не то ляпнул.
- Дед, к твоему сведению, не разболтал, а поделился с товарищем радостной новостью. Поздравляю вас, тебя и твою невесту. И желаю вам счастья. Как там говорят в таких случаях? Совет да любовь!
Акробат мгновенно преобразился, он подошёл к Осипу и, обняв его, долго прижимал к себе.
- Спасибо, брат, - шептал он, - спасибо. Извини, что я плохо подумал о тебе. Не знаю, почему, но мне казалось… А ладно! Спасибо, Ёся, ты настоящий друг. И в любви толк понимаешь.
- «Настоящий друг», - иронично передразнил Брамс. - А другу даже не сообщил. Не доверяешь?
- Ну, извини, я… я… в общем, это не доверие, Ёся, честное слово, просто я постеснялся.
Осип рассмеялся:
- И когда же это ты в скромняжку превратился? - Брамс, обращаясь к Ольге, спросил: - Оля, ты что с мужиком сделала?
Оля стояла у порога и улыбалась.
- Ну, проходи, - сказал ей Акробат, - чего ты там встала как вкопанная. Я же тебе говорил, всё будет хорошо.
- Мне надо руки помыть, - смущённо сказала Ольга.
- Ну, так иди, мой, - усмехнулся Митя, - расслабься.
Через несколько минут Ольга угощала мужчин разносолами.
- Я тут с утра супчик гороховый сварила и пельмешек налепила. Варить не стала, отправила в морозилку. Хотела пирожков настряпать, но не успела, Митя торопился. Располагайтесь, сейчас будем обедать.
Брамс, наблюдая за Ольгой, поймал себя на мысли, что именно вот такая женщина и нужна Акробату. И накормит, и приласкает, и, если надо, «воспитает». В ней чувствовался дух той, которая и в избу горящую войдёт, и коня на скаку остановит.
«А что ты хотел, - думал Брамс, - девка, видимо, горя хапнула достаточно, раз наш Акробат говорит, что судьба у неё была трудная. Конечно, их нужно поддержать, помочь им, смотришь, и всё наладится. Митька мечтал обзавестись семьёй, как он говорил, стать «белым человеком» и учить внуков азбуке. Возможно, это время и пришло…».
Пообедав, Осип Емельянович отправился к своей возлюбленной, сегодня он решил идти до конца.