Конкурсный текст №5
А давайте попросим Духа... - the_qwert
- Ты погоди, Николай. Не спеши собираться! - Михалыч, бессменный машинист сцены, жестом указал студенту на «карман» между двумя тяжёлыми шторами. Там у самого щитка управления сложным механизмом, под тусклой жёлтой лампочкой, стоял небольшой столик.
- Бери стул, Николай, и присаживайся. Всё остальное может подождать. - Он опытными движениями расстелил газету и начал доставать пластмассовые стаканчики да нехитрую закусь.
- Ладно вам, Михалыч, - заупрямился Коля, - 31 декабря сегодня, Новый Год, а мы чего, пьянствовать будем?
- Не пьянствовать, Николай, а обмывать завершённую сложную работу, - разъяснял Михалыч, нарезая колбасу.
- Да какую там «сложную работу», - вздохнул Коля, придвигая стул: - Я же говорил, в редукторе вся причина, усталость металла и всё такое…
- Усталость, так усталость, - согласился Михалыч, откупоривая бутылку, - всё в этом мире устаёт, Николай, и наша сцена тоже. Ей ведь, знаешь, уже сколько лет?
- Сколько? - Автоматически поинтересовался Коля, присаживаясь на стул.
- О! Это долгая история, Николай. - Михалыч налил водку в стаканчики. - Ты не задумывался, почему это в нашем провинциальном театре такая сцена установлена, которой и в столице позавидовали бы?
- Да нет, в общем. - Согласился Коля. - Только на долгие истории я не согласен. Мне к своим бежать надо. У нас «тусняк» новогодний, и мне ещё за Иркой зайти нужно…
- Подождёт «тусняк», Николай, и барышня твоя подождёт, - Михалыч поднял стаканчик. - Вот же слова придумали: «тусняк», «отстой», «пати». Давай лучше выпьем с тобой за эту самую сцену, которая работает уже без малого тридцать лет и видала очень многое. Пусть такие «усталости» случаются у неё в жизни очень редко.
- Ладно, - согласился Коля, - пусть не ломается больше.
- Так что за долгая история о сцене, только вкратце? - напомнил Коля некоторое время спустя.
- Да, Николай, попробую «вкратце» тебе рассказать. - Согласился Михалыч. - Если ты знаешь… но хотя как ты можешь знать, если так молод ещё. Ну ладно, ладно! - Он жестом предупредил невысказанный протест Коли против заявления о молодом возрасте.
- Театр наш до начала восьмидесятых был самым обыкновенным, захудалым провинциальным… э… подмостком. Но тут вдруг назначают в город первым секретарём Прохорова Ивана Арсеньевича, слыхал о таком?
- Нет, не слыхал, - признался Коля.
- Конечно, не слыхал, - вздохнул Михалыч. - А Иван Арсеньевич - заядлый театрал оказался. Да меценат почти что.
Вот и перестроил полностью наш театр. Выписал сцену из какой-то заграницы, самую современную по тем временам. Ты же знаешь, у нас она и вращается, и люки потайные есть, даже кран этот, как его? - Михалыч поморщился.
- Deus ex machina, - подсказал Коля.
- Точно. Машина. - Согласился машинист. - И вот когда сцену рабочие, заметь, иностранные закончили монтировать, вызывает он к себе Сергея Ивановича, бывшего главного машиниста, теперь уже покойного. И говорит ему:
- Я вашему театру это чудо оставляю. Смотри за ним, Иванович. Береги и люби. Пока как к живому относиться будешь, в театре вашем будет всё хорошо. Будет дружба, мир и полный аншлаг, как говорится.
- Ты не смейся, Николай! - Михалыч поморщился. - В те времена не было ещё этой телепередачи. И продолжил:
- И сцена наша работала, как часы. А как с ней покойный Сергей Иванович управлялся! Мог с закрытыми глазами все декорации сменить вот с этого пульта. - Он гордо похлопал по щитку. - Да и не ломалось у него ничего и никогда. Весь механизм знал, как свои пять пальцев, да и молодых учил тоже…
- Вас учил, Михалыч?
- И меня, а как же! Да я с ним мог целый день, пока шли репетиции, под планшетом в трюме просидеть. То смазывали, это подкручивали. Слушалась она его, машина. Как родного...
... А потом он умер... инсульт, врачи сказали, - Михалыч помолчал. - А теперь… и у сцены нашей... усталость… Вот так. А Иван Арсеньевич нам не только сцену сделал. Он и актеров известных сумел привлечь сюда, в новый театр. Да и молодые все к нам стремились. Эх, Николай.
Михалыч мечтательно закрыл глаза:
- Какой раньше у нас театр был!.. Какие спектакли!.. Какая публика!..
- А потом? - с интересом спросил Коля.
- А потом всё, как везде, Николай. Прохоров в столицу уехал, партия у него сейчас там. Актеры тоже... разбрелись где получше. Вот только один Щелыгин из «старых» остался.
- Петр Аркадьевич?
- Он самый, Николай. По молодости раньше только "кушать подано" играл, а теперь, гляди… уже «заслуженный». - Михалыч поднял свой стаканчик: - Ну давай, выпьем за старую гвардию, а потом я тебе расскажу, почему Щелыгин «народного» так и не получил.
- А, вот вы где! Всё пьянствуете! - Громкий бас «заслуженного» Щелыгина развеял полутёмный уют закулисного «кармана». Михалыч поднялся навстречу Щелыгину, обронив в сторону Коли шёпотом: - Ну вот, вспомни Щелыгина…
- Мы тут, Петр Аркадьевич, о сцене разговариваем. Наставляю, так сказать, молодое поколение. Чтобы опыт перенимали, в порядке всё содержали… Проходите, присаживайтесь, - Михалыч ловко подвинул к столу ещё один стул.
- Ну да, опыт… Вот закончит студент свой институт, да только его и видели…- Укоризненным басом вещал Щелыгин. Он пристально посмотрел в сторону Коли и продолжил:
- Некогда мне присаживаться, Михалыч, ты же понимаешь, у нас, артистов, самый трудный период сейчас. Банкеты. Корпоративы… Вот, через пол часа мне в «Доме культуры» выступать. Там такая публика собралась уже…
- Конечно, конечно, все понимаю.
- Вы… это, - Щелыгин выглянул на сцену, - механизм починили?
- А как же, Петр Аркадьевич, только что закончили с Николаем. Как часы работать будет!
- Это хорошо, - одобрительно пророкотал Щелыгин, - потом тихо добавил: - Идём в сторонку, Михалыч, мне тебе сказать кое-что надо.
Михалыч с Колей удивленно переглянулись.
Отойдя к лесенке, ведущей на колосники, Щелыгин сменил недовольный бас на доверительный громогласный шепот:
- Ты ведь помнишь, у нас второго числа ответственейший утренник будет.
- Конечно, помню, Петр Аркадьевич, мы ведь с Николаем люк и чинили для этого.
- Хорошо, хорошо. - Продолжал Щелыгин: - И то, что на утреннике будут ВИП дети с ВИП родителями, ты слыхал?
- Да, слыхал, - согласился Михалыч, всё еще не понимая, к чему клонит Щелыгин.
- И телевиденье наше снимать всё будет, а, может, и центральное телевиденье приедет, тоже слыхал? - допытывался Щелыгин.
- Слыхал, Петр Аркадьевич, слыхал. Только не понимаю, зачем такой переполох устраивать второго числа, когда все люди только после первого отходить должны?
- А это уже не нашего с тобой ума дело. - Поучительно пробасил Щелыгин: - Нам дали указание, значит, наша задача отыграть спектакль без сучка и задоринки.
- Это понятно.
- Но я по другому вопросу, - перешёл на «шёпот» Щелыгин, - ты ведь знаешь, я в этом спектакле «Двенадцать месяцев» главную роль играю…
- Падчерицу, что ли? - Удивился Михалыч.
- Да какую «Падчерицу»?! - громогласно возмутился Щелыгин: - Я что тебе инженю-vierge, по сцене с корзинкой прыгать? Я ЗАСЛУЖЕННЫЙ Артист!!! Я исполняю Главную роль. Январь я! Ты что репетиции не смотрел?
- Как не смотрел, все смотрел, - успокаивал Щелыгина машинист, - просто подумал… ну, мало ли…
- А не надо тебе думать, Михалыч. Твоё дело сценой и декорациями управлять. И если каждый хорошо своё дело будет выполнять, то у нас и спектакль пройдет отлично, понимаешь? - немного сбавил тон «заслуженный».
- И вот какой у меня к тебе разговор, - Щелыгин опять перешёл на доверительные интонации. - Там, во втором акте, я на троне сижу во главе месяцев, а потом из люка, который вы починили, подснежники появляются…
- Да…
- Вот, когда подснежники неожиданно на сцену появятся, всё внимание телевиденья на них будет.
- Конечно, - согласился Михалыч.
- Да. Так вот я о чем. Когда будешь к этому акту декорации ставить, то мой трон нужно перед самым люком разместить, чтобы я, значит, всё время в кадре был, понял, Михалыч?
- Понятно, ну а если Викентий Эдуардович заметит, вы же всех Месяцев остальных собой заслоните.
- А это, Михалыч, уже не твоё дело. - Пророкотал Щелыгин: - Я с режиссёром договорюсь.
- Вот, - продолжил он, - а тебе, значит, презент за это полагается.
И с этими словами театральным жестом достал из-за спины бутылку коньяка: - С праздником! Как никак, Новый Год всё-таки.
- Ох, спасибо, Петр Аркадьевич, спасибо, - деланно расшаркивался Михалыч. - И за Ваше здоровье обязательно выпьем, раз Вы к нашему столу времени не имеете…
- Ты сам понимать должен: дела… - отвечал Щелыгин, уходя, но вдруг обернулся и заметил: - А чего вы стол в закутке накрыли? Нет, чтобы на сцену…
Машинист развёл руками.
- Чего хотел? - осведомился Коля, когда Михалыч вернулся.
- Да вот, с Новым Годом поздравил, - соврал тот, показывая коньяк.
- А что про стол спрашивал?
- Удивлялся, что мы его поставили здесь, а не на сцене.
- А действительно, почему? Ведь все разошлись уже. Никто и не заметит.
- Во-первых, Николай, то, что все разошлись, это ещё не факт. Ты же видишь, Щелыгин вернулся. А во-вторых, на сцене стол нельзя ставить ни за что!!!
- Это почему? - Коля рассматривал бутылку, принесённую Щелыгиным.
- Да потому что нельзя! - Неожиданно взорвался Михалыч. - Разве ты не понимаешь, что такое сцена? Это же… это же… Это же храм искусства! Может, ты и в церкви стол накрыть предложишь? Да только один дух сцены эти мысли должен от тебя гнать. Как это можно?! Ты что, не чувствуешь?
- Кого не чувствую? - Коля поставил бутылку. - Духа?
- Да, и Духа тоже. Эх, молодёжь… - вздохнул Михалыч. - Всё у вас вверх тормашками.
Он наполнил стаканчики:
- Давай, лучше выпьем, чтобы он за эти слова на тебя не обижался.
- Да ладно, вам. Значит, на сцене пить нельзя - Дух обидится, а пьяным на сцену вываливаться можно? - Съязвил Коля. - И какой Дух? Призрак Оперы или Тень Отца Гамлета?
- Может и Гамлета, Николай, не знаю. - Укоризненно продолжал Михалыч, допив водку. - А может и другой какой. У всякого места есть свой покровитель, если он к тебе хорошо относится, то и дело хорошо идёт. А если его обидеть, очень плохо может быть. Я много историй в пример привести могу, - продолжал он, опять наполняя стаканчики.
- Истории ваши, Михалыч, интересно послушать, но лучше в другой раз. - Коля поднялся. - Меня уже давно ждут.
- Подождут! - машинист потянул Колю за рукав. - Мы же должны коньяк попробовать, что нам подарили.
- А то Дух обидится? - брякнул Коля, усаживаясь.
- Дух не обидится, а вот по-человечески нехорошо получится. Пусть Щелыгин и самый дешевый коньяк принёс, но ведь подарил же. Поздравил. Значит, и мы с уважением должны отнестись. Хотя бы попробовать надо.
- Хорошо, попробовать подарок можно, - согласился Коля, - только вы мне уже в стаканчик водки налили.
- Вот и ладно, - Михалыч подвинул Коле стаканчик. - Значит, быстро освобождай посуду.
- За дух сцены!
Дожевав колбасу, Коля внимательно посмотрел на Михалыча. - А вы что, действительно в эту мистику верите?
- Никакая это не мистика, Николай. - Обиделся тот. - Вот как, например, ты объяснишь случай, когда пару лет назад на Профурцева задник упал, ни с того ни с сего, прямо в середине третьего акта? А он накануне на репетиции открыл люк и, значит ... Нет, я даже и вспоминать не хочу, что он сделал... Или ещё случай…
- Ладно, ладно, - Коля прервал воспоминания машиниста. - Вы вот что скажите мне лучше…
- Да.
- Всякие пакости ваш Дух делать умеет, это я понял. А вот хорошее что-то он делает? Желания, например, может исполнять?
- Не знаю... наверное, может. - Михалыч открыл коньяк.
- Так попросите его о чём-то. Вы же столько лет здесь работаете. Дольше всех, наверное.
- Дольше всех, - согласился Михалыч.
- Как раз Новый Год. Есть у вас заветное желание? - Не унимался Коля.
- Обязательно есть, Николай. А как же. - Михалыч нетвердой рукой наполнил стаканчики коньяком. - Заветное... Да я может артистом всю жизнь хотел быть, а не занавес открывать всяким там Щелыгиным.
- Вот и попросите вашего Призрака Отца Оперы дать вам роль Гамлета, - рассмеялся Коля. - Вы ведь за тридцать лет в театре все роли наизусть знаете.
- Знаю, - согласился Михалыч.
- Обязательно попросите. А что, - Коля поднялся, - вот поручат вам 18-го числа Отелло, скажем, сыграть.
- А то! Обязательно попрошу, может и поручат. - Михалыч уже основательно опьянел.
- Вы на меня не обижайтесь, Михалыч, но сомневаюсь я, что вы даже Валабуеву меч правильно подать сумеете… - смело заявил Коля.
- Не сомневайся, Николай, смогу. Делов-то.
- Ладно, я побежал, Михалыч, - Коля пригубил коньяк, - С Наступающим Вас. А коньяк щелыгинский - крашеный самогон.
- Самогон, - согласился Михалыч.
Он посмотрел вслед ушедшему Коле и опять наполнил стаканчик….
******************
Первое января, как водится, незаметно для большинства населения страны, превратилось во второе. Когда, несмотря на жуткие боли во всем уставшем теле, нужно идти на работу.
- Викентий Эдуардович! Викентий Эдуардович! - металась в коридоре у гримёрок помощник режиссёра Анечка.
- Викентий Эдуардович, - остановила она режиссера, на минуту показавшегося в одной из дверей.
- … А я говорю, не будет Профурцев играть 18го числа! - И обернувшись, сердито: - Анечка, ну что опять стряслось?
- У нас ЧП, Викентий Эдуардович, - прощебетала та, прижимая к груди планшетку с листиками.
- Только ЧП нам не хватало, - режиссёр закрыл дверь. - Что, пожарники нагрянули? Но они же до двенадцатого не должны были приходить?
- Хуже, Викентий Эдуардович, хуже!
- Хуже? - режиссёр направился к лестнице. - Что может быть хуже пожарников и амбиций пришибленного во всех смыслах Профурцева?
- Щелыгин пропал!
- Как пропал? - режиссер остановился.
- Пропал и всё! Дома его нет, я Володю посылала уже. Мобильный не отвечает.
- Весело, …..ь, - прокомментировал Викентий Эдуардович. - Через полчаса утренник, а Января у нас нет. Так?
- В общих чертах, да. - Согласилась Анечка.
- В общих?!
- Круглов в «ожоговом» ещё с ночи 31-го. А Стасюк трёх слов подряд сказать не может.
- Дела-а-а... Ну и кто у нас вместо Щелыгина играть будет?
- Я не знаю, что делать, Викентий Эдуардович. Телевидение уже в зале. А ещё и сам Н. будет с ребенком.
- Да, ….ь, - Викентий Эдуардович достал сигареты. - Недаром мне сегодня всю ночь зелёные коты снились. Анна! - Он пристально поглядел на помощницу: - Ты себе как хочешь, звони в самодеятельности, хоть в кукольный звони, но чтобы через 15 минут у нас замена была!!!
- Я уже всюду звонила, Викентий Эдуардович, - Анечка смотрела на режиссера преданными глазами. - Сегодня же - второе января! Все на «корпоративах» или невменяемые…
- Тогда кого мы можем поставить? Там же роль со словами, да ещё и стихи…
- Я вот подумала… - Анечка опустила глаза, - … у нас ведь Виктор Михалыч есть.
- Какой Виктор Михалыч? - не понял режиссёр.
- Машинист сцены. Он ведь чуть ли не с самых истоков тут. Все роли знает. И ростом похож на Щелыгина. А в шубе, в гриме с бородой никто их не различит. Может его попробовать?
- Пробовать, Анна, у нас уже нет времени! - Режиссер нахмурился. - А он-то на ногах стоит?
- Да стоит, вроде… его разве поймёшь, когда он и какой…
- Значит, быстро тащи его гримировать, да текст поработайте на скорую! Всё, нет времени, иду на вход Н. встречать! - Заключил Викентий Эдуардович.
Новость о назначении на роль застала Михалыча у щитка управления, когда он открывал о стол очередную бутылку пива, пытаясь унять дрожь в руках.
- А что я тебе говорил, Николай, - гордо блестели его похмельные глаза сквозь треск объяснений Анечки...
- Вы ведь текст знаете, нужно ещё поработать немного и одеть вас… А вы справитесь, мне Викентий Эдуардович так и сказал: мол, Виктор Михайлович у нас все роли знает, самый опытный. Что ему Январь сыграть!
- Конечно. - Согласился Михалыч. - Сейчас только указания помощнику дам, бревно переставлю - и в гримерку прийду. Мне в Щелыгинскую гримерку идти?
- Какое бревно? Времени совсем нет! Уже начинать пора! - не унималась Анечка.
- А ведь правда: Щелыгина нет - "трон" трогать не надо. - Согласился Михалыч. И добавил, обращаясь к Анечке: - Сейчас Николаю последние инструкции выдам и прийду.
- Ну вот, Николай, а ты не верил в Духа сцены…
- Да кто мог знать? - пробормотал тот.
- Ты все запомнил, что за чем идёт? - Михалыч достал из кармана листик. - Я шпаргалку набросал на всякий случай. Тут указано, после каких слов какой выключатель задействовать. Справишься?
- Да что здесь сложного, Михалыч. Конечно, справлюсь.
- Вот и славно… и ещё одно, Николай.
- Да.
- У тебя ведь телефон с камерой, правильно?
- Конечно, - согласился Коля.
- Вот ты меня и сними пару раз, когда я в образе буду. На память, так сказать.
- Сделаю, - уверил Николай.
- Тогда «по сто» за удачу, и я пошёл. - Михалыч достал из стола остатки щелыгинского коньяка.
Первое действие прошло, как положено. Умело оформленная арьерсцена, изображающая антураж маленькой деревушки в горной Богемии, вызвала узнавание у зала. Дети шелестели шоколадками, изредка звонил чей-то мобильный, а в остальном, всё внимание было приковано к сцене. Там злая Мачеха, которую играла Ирина Васильевна, особо не вживаясь в образ, стервозно выгоняла несчастную Падчерицу, одетую в короткую лёгкую юбочку, в лес, на мороз. Падчерица, как и написано в сценарии, побродила по ватным сугробам, кутаясь в дырявый платок, поминутно дыша в кулачки. Затем, спросив у детей в зале дорогу, шагая на месте по вращающейся сцене (гениальная находка Викентия Эдуардовича), остановилась перед братьями-месяцами.
Михалыч едва успел спрятать за пенёк пиво. Коля включил на щитке «костёр» - развеваемые небольшим вентилятором оранжевые ленточки. Братья-месяцы одетые, как и положено по тексту, в неописуемые костюмы загомонили о своём.
Тут, поднялся Михалыч:
- Ты откуда пришла, что тебе нужно?
- Меня злая Мачеха за подснежниками послала, - отвечает Падчерица. - И велела без них не возвращаться.
- Совсем из ума Васильевна выжила, - пробормотал Михалыч,- нет, чтобы за пивом послать. - Но в зал громко произнес правильную реплику:
- Что же ты делать будешь, девочка, если не найдёшь подснежников? Ведь раньше марта месяца они и не выглянут.
- В лесу останусь, - по тексту отвечает Падчерица. - Буду марта месяца ждать. Уж лучше в лесу замёрзнуть, чем домой без подснежников вернуться.
- А вот это ты зря, - продолжил Михалыч. - Иди, Леночка, присядь мне на коленки, я и попробую твоему горю помочь.
Желание усадить Леночку, исполняющую роль Падчерицы, на коленки, никогда не покидало мужскую часть труппы. Поэтому никаких неожиданных эмоций, заявление Михалыча, у актёров не вызвало. В зале тоже с пониманием отнеслись к расхождению текста с оригиналом. Но саму Леночку эта реплика немного выбила из образа. Но, надо отдать должное её профессионализму, Леночка быстро нашлась:
- Не могу я на коленки, Январь Михалыч. Мне папенька покойный строго наказывали к незнакомцам на коленки не садиться.
И обернувшись в зал:
- Правильно, дети?
Одинокий детский голос в зале ответил «Да!» - но осёкся.
Остальные внимательно наблюдали за происходящим. Коля высунулся из-за кулис, снимая телефоном Михалыча. Анечка нервно грызла планшетку.
- А как же тогда ты мне, старику стишок расскажешь, или песенку споёшь, я ведь тебя оттуда и не услышу? - Продолжал импровизировать Михалыч.
- А я громко петь буду, и детки мне помогут, - нашлась Леночка.- Правда, Дети!
- Да! - отвечал все тот же детский голос.
А Михалыч не унимается:
- Так я уже старик совсем, тугой на оба уха. И никак по-другому твою песенку не услышу. Ты ведь не хочешь старика обидеть! - утвердительно произнёс Михалыч. - Да и вовсе я - не незнакомец, а самый старший месяц. Январь.
И что Леночке оставалось делать? Поёт она «в лесу родилась ёлочка», в зале кто-то пробует подпевать. Михалыч расплывается, как масло на сковороде.
Тут поднимается в женской шубке на одном плече, Кондратьев, играющий Март:
- Братец Январь, уступи мне на час своё место!
Михалыч подумал было:
- А хрен тебе, Кондратьев, а не моё место на час! - но вслух сдержанно произнес:
- Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.
На что Парамонов - Февраль - с завистью в голосе согласился:
- Ладно уж. Уступи, я спорить не стану! Мы все хорошо её знаем: то у проруби её встретишь с ведрами, то в лесу с вязанкой дров… Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.
- Хорошо, - Михалыч с сожалением согнал Леночку с коленей. - Будь по-вашему. Такой энтузиазм должен быть поощрён.
Он громко стукнул посохом (шваброй, обёрнутой ватой), и начал декламировать:- Не трещите, морозы,
Не крути, снегопад,
Не морозьте берёзы -
Возвращайтесь назад.
Полно вам этот мир
Выхолаживать,
Начинаем Весну
Замолаживать!
Коля быстро включил снег и опять высунулся на сцену с телефоном. Парамонов немного опешил от монолога Михалыча, но свой текст выдал профессионально, без запинки. Затем передал швабру Кондратьеву. После слов которого «Стали птицы песни петь, и расцвел подснежник!» Коля чуть было всё не испортил, так как, снимая на телефон, забыл о том, что нужно включить механизм люка. Михалыч отобрал «посох» у Марта, и сильно стукнув им о пол так, что почти сломал, произнёс, обращаясь в сторону кулис:
- Я сказал: «Подснежники!»
Коля спохватился и, выронив телефон, побежал к щитку. Пока Леночка в интересной позе собирала на авансцене «неожиданно» появившиеся из люка подснежники, Коля повернул сцену и зрителям стал виден только угрюмый зимний лес, а не горящие глаза братьев месяцев.
Объявили антракт.
За кулисами Михалыча хищно поджидал Викентий Эдуардович.
- Что за непотребные импровизации!? - распалялся он. - Если бы это штатный спектакль был, я бы ещё стерпел. Но это же - Детский Утренник! И сам Н. в зале!!!
Михалыч что-то невнятно промычал, но тут у режиссёра зазвонил мобильник.
- Да, да. Конечно, конечно. - Он сунул мобильник в карман и, повернувшись ко всем, сообщил:
- Значит так. Играем без антракта. Они не успевают к французам. - И, потеплев, добавил: - Сыну Н. понравилось.
- Бегом! Бегом все по местам!
Пока на сцене Падчерица шокировала Ирину Васильевну пластмассовыми цветами, Коля пробрался к Михалычу и восхищенно сообщил:
- Все снял, Михалыч! На видео снял. Это класс! А насчёт Валабуева не парьтесь, был не прав. Чесс слово! - И убежал руководить механизмом сцены.
Появление дочери мачехи на сцене было ярким, но, как и задумывалось, негативным. Расфуфыренная, как отправленная на пенсию «ночная бабочка», (экспромт Викентия Эдуардовича) Эльвира Сергеевна симпатий у зала не вызвала. Поэтому когда Михалыч поинтересовался:
- Сестру твою мы знаем, а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала? - громко стукнув, остатками посоха, и предложил двадцать раз по-быстрому отжаться, зал одобрительно загудел.
Эльвира, естественно, заартачилась. На сцену полетели конфетные фантики. Сын самого Н. что-то прошептал на ухо папе, на что тот ответил:
- После спектакля, сынок, обязательно отожмётся. - И отдал распоряжение охране.
Концовку спектакля отыграли по тексту. Мачеха с дочкой справедливо были уметены «снежной машиной», которую вовремя включил Коля. Падчерица- Леночка зажила счастливо и благополучно, повстречав своего принца Профурцева. Все актеры под громкие аплодисменты вышли на поклон. Счастливому Михалычу казалось, что весь свет направлен лишь на него, а аплодисменты зала, которые он многие годы привык слышать со своего места у щитка управления, теперь звучали совсем по-другому.
Но вот, впервые без участия Михалыча, занавес закрылся... Викентий Эдуардович благоухал радушием, Анечка что-то щебетала о том, какие все молодцы.
А подошедший Коля принёс оставшееся за бревном пиво и сообщил:
- Михалыч, вы молодец! А Дух Сцены таки существует. Теперь я это знаю!
*****************
Ужасно болела голова. Михалыч с трудом оторвал голову от стола и открыл глаза.
- Который час? - подумал он.
- 23-30. - Констатировал, глядя на часы.
- А число?
- 31 декабря, - гласили те же часы.
- Ну и гадость же этот щелыгинский самогон! - искренне подумал Михалыч и, поднявшись, отлепил от щеки прицепившуюся колбасу.
Тридцати минут ему вполне должно было хватить, что бы успеть загадать желание...