ПРЕРЫВИСТОЕ ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ 30
ГЛАВА 32
Никаких ярких событий в жизни Замковской за весь конец зимы и начало марта не было, кроме, пожалуй, изменений в Серенькином поведении, о которых она слышала от Матрены и Гриши, да наблюдала через маленькое окно посудомойки.
На улице все чаще пахло весной, особенно днем, когда зиме уже не хватало сил прятать солнце за облаками и по вдребезги разбитому асфальту тротуаров, (строители отремонтировали только проезжую часть) начинали бежать ручьи. Все последние годы Замковская прожила или в городе или в тщательно убираемом особняке на тщательно убираемом участке и давно забытый звук свободно бегущей воды будил в ней теперь неясные детские воспоминания.
На самом деле все-таки два события за это время произошло. Причем в один день.
Как-то раз вечером, проводив Гришу и забравшись с ногами на стул, (кресла ей теперь по рангу не полагалось), Ирина услышала стук в стену. Со звукоизоляцией в «картонных» домах всегда были проблемы, поэтому они с Матреной, чтобы не рассказывать всему бараку своих проблем и новостей, чаще всего просто стучали в стену, что означало приглашение зайти.
- Сейчас… - крикнула Замковская в ответ.
Она дочитала главу из новой книжки, которую ей дал Алексей. Книжка называлась совершенно замечательно «Путь к независимости. Обучение детей с особенностями развития бытовым навыкам» (особенно замечательными были эти «особенности развития») и повествовала о том, как научить ребенка надевать штаны, есть ложкой, сморкаться в платок. Ирина теперь была умная, по ходу чтения делала на полях пометки ногтем, а на следующий день на работе выписывала на листочки все, что ей понравилось. Такая довольно сложная схема применялась потому, что стола в ее комнате не было - некуда ставить.
Оказывается, это она прочитала сегодня, если ты хочешь научить ребенка чему-нибудь сложному, надо начинать не с начала, а с конца. То есть, если это, например, надевание штанов, надо не учить его запихивать по очереди ноги в штанины, а подтягивать уже одетые и застегивать.
Почему это так, в книге объяснялось довольно просто - ребенку проще запомнить один шаг от результата, а не начало дороги, ведущей неизвестно куда. Мысль показалась Ирине забавной. То есть и умывание надо, получается, начинать с вытирания… А кормление тогда с чего? С жевания? Она заглянула в оглавление - слава Богу, есть нужные главы и «Как научить ребенка одеваться?» и «Как научить его есть самостоятельно?»
Она вспомнила, как радостно ел Андрюша длинной хохломской ложкой, и задумалась о сыне, которого так и не приучила чистить зубы. Почему все-таки не получилось? Вроде бы все было правильно… Ведь само ощущение щетки во рту Сереньке было знакомо, значит, боялся он не этого…
А может, страх вызывала щетка именно возле рта? Видел что-то лохматое и пугался? Может история с хохломской ложкой годится и здесь, только наоборот? Что если подносить к нему ее снизу, чтобы он не видел, что к нему приближается? Взять небольшую щетку и попробовать? Потом, когда он привыкнет, можно будет и показать ему, после чистки, что там во рту у него было - нестрашное…
Матрена опять застучала в стенку. Что там у нее? Или кто? Хоть бы не помешали поговорить, очень хотелось Замковской обсудить со старухой только что придуманный ход…
Она постучала в дверь.
- Открыто…
Комната у Матрены была метра на два больше, поэтому сюда стол помещался. И на нем стояла нехитрая еда - огурцы, квашеная капуста, хлеб, картошка. Рядом поблескивала открытая бутылка водки, стопка, правда на столе была одна и стояла она поблизости от Матрены, а напротив сидела… Ирина потрясла головой, не может этого быть, но напротив сидела Надин.
Раздобревшая, начисто утратившая всю свою рафинированность и манерность, «тетЯ» ела селедку и улыбалась Замковской.
- Видишь, какие гости у нас? - спросила Матрена, пододвигая третий табурет к столу.
- Надин, где вы, что вы? - Ирина уселась на табуретку, положила капусты, взяла хлеб, потом вернула его обратно, на ночь хлеб все-таки, есть не стоит. - Куда вы пропали тогда?
- Ты знаешь, - повернулась Надин, Замковская не помнила, чтобы они когда-нибудь пили на брудершафт, но возражать не стала, - я с детства любила готовить, но как-то всегда это желание в себе подавляла…
Ирина кивнула, не очень понимая, куда клонит Надин.
- Я вот, Матрене уже говорила, я, как протрезвела в прошлый раз, - «тетЯ» с жадной ненавистью глянула на водку, - убери ты ее, Христом Богом прошу. Так вот, очнулась в каком-то подвале, вонь, народ непотребный… Я и подумала, лежу себе, встать тяжело, а думать, ничего, получается, что я вообще-то делаю в этом подвале? Дальше - больше: следующая мысль - что я вообще делаю на этом свете? Да ладно, девчонки, вам, я думаю, не очень интересны мои мысли, только пошла я работать поварихой сначала, а потом квартиру свою продала, купила домик небольшой в дальнем Подмосковье. В общем сейчас у меня кафе маленькое на Дмитровском шоссе, знаете, такие для дальнобойщиков. Я там и за хозяйку и за повариху и за официантку… И вот все думаю и не могу понять - зачем я всю жизнь и себя и детей мучила?
Ирина вернулась к себе, опять открыла Зуевские книжки и просидела с ними, наверное, час, а то и больше, когда в дверь тихо постучали. Тихо, но как-то крепко, уверенно, по-мужски. Было уже очень поздно и Замковская вздрогнула, потому что кроме Гриши, соседки Тани и Матрены за все это время к ней никто ни разу не заходил.
- Да… - не очень уверено сказала она.
Дверь открылась, на пороге стоял милицейский капитан, который, как помнила Ирина, вел расследование по делу Брушко. Он аккуратно прикрыл дверь, а она вскочила со стула, но как выяснилось, слишком долго просидела на нем, подогнув ноги. Они затекли и отказались ей служить. Сначала подогнулась левая, потом, когда она перенесла тяжесть тела на правую, та тоже подвела ее.
Вцепившись руками в спинку железной кровати, Ирина пыталась устоять на ногах, но получалось не очень.
- Вам плохо? - участливо спросил капитан.
- Как вы меня нашли? - зачем-то спросила Замковская.
Положение ее было не ахти, сегодня ни тень всемогущего мужа, ни его деньги, ни грозный Гриша, не защищали ее, и она осталась один на один с симпатичным, но от этого не менее страшным капитаном.
«Что это со мной? - вдруг подумала Ирина, - Чего боюсь? Теперь, когда я вольная птица, какое кому дело, как я провела молодость?»
Она приземлилась на стул и задиристо посмотрела на гостя:
- Мне хорошо…
Капитан в поисках второго сидячего места посмотрел по сторонам, но ничего не нашел, поэтому откинул угол матраса с простыней и одеялом на нем, присел на зазвеневшие пружины:
- У меня в детстве была такая кровать… - миролюбиво сказал он, - А вы напрасно задираетесь, я совсем не хочу с вами ссориться… И найти вас было не трудно, труднее придти сюда так, чтобы никто не заметил…
- И что вам нужно от меня? - громко сказала она.
Ирина ничего не понимала, но на всякий случай посмотрела по сторонам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. Ничего тяжелее будильника, который стоял на подоконнике и показывал половину первого, она не обнаружила. На всякий случай она подтянула его к себе - мало ли чего придет мужику в голову в такое время…
Капитан приложил палец к губам:
- Я не думаю, что вы сделали это, - почти шепотом сказал он, - потому что вы не из тех, кто убивает. К тому же Игорь Брушко был последней гнидой и никому его не жаль, включая жену и детей. Поэтому я не буду вас ни о чем спрашивать. Я просто принес вам это…
С этими словами он встал и протянул Ирине довольно толстую темно-зеленую авторучку.
Никаких ярких событий в жизни Замковской за весь конец зимы и начало марта не было, кроме, пожалуй, изменений в Серенькином поведении, о которых она слышала от Матрены и Гриши, да наблюдала через маленькое окно посудомойки.
На улице все чаще пахло весной, особенно днем, когда зиме уже не хватало сил прятать солнце за облаками и по вдребезги разбитому асфальту тротуаров, (строители отремонтировали только проезжую часть) начинали бежать ручьи. Все последние годы Замковская прожила или в городе или в тщательно убираемом особняке на тщательно убираемом участке и давно забытый звук свободно бегущей воды будил в ней теперь неясные детские воспоминания.
На самом деле все-таки два события за это время произошло. Причем в один день.
Как-то раз вечером, проводив Гришу и забравшись с ногами на стул, (кресла ей теперь по рангу не полагалось), Ирина услышала стук в стену. Со звукоизоляцией в «картонных» домах всегда были проблемы, поэтому они с Матреной, чтобы не рассказывать всему бараку своих проблем и новостей, чаще всего просто стучали в стену, что означало приглашение зайти.
- Сейчас… - крикнула Замковская в ответ.
Она дочитала главу из новой книжки, которую ей дал Алексей. Книжка называлась совершенно замечательно «Путь к независимости. Обучение детей с особенностями развития бытовым навыкам» (особенно замечательными были эти «особенности развития») и повествовала о том, как научить ребенка надевать штаны, есть ложкой, сморкаться в платок. Ирина теперь была умная, по ходу чтения делала на полях пометки ногтем, а на следующий день на работе выписывала на листочки все, что ей понравилось. Такая довольно сложная схема применялась потому, что стола в ее комнате не было - некуда ставить.
Оказывается, это она прочитала сегодня, если ты хочешь научить ребенка чему-нибудь сложному, надо начинать не с начала, а с конца. То есть, если это, например, надевание штанов, надо не учить его запихивать по очереди ноги в штанины, а подтягивать уже одетые и застегивать.
Почему это так, в книге объяснялось довольно просто - ребенку проще запомнить один шаг от результата, а не начало дороги, ведущей неизвестно куда. Мысль показалась Ирине забавной. То есть и умывание надо, получается, начинать с вытирания… А кормление тогда с чего? С жевания? Она заглянула в оглавление - слава Богу, есть нужные главы и «Как научить ребенка одеваться?» и «Как научить его есть самостоятельно?»
Она вспомнила, как радостно ел Андрюша длинной хохломской ложкой, и задумалась о сыне, которого так и не приучила чистить зубы. Почему все-таки не получилось? Вроде бы все было правильно… Ведь само ощущение щетки во рту Сереньке было знакомо, значит, боялся он не этого…
А может, страх вызывала щетка именно возле рта? Видел что-то лохматое и пугался? Может история с хохломской ложкой годится и здесь, только наоборот? Что если подносить к нему ее снизу, чтобы он не видел, что к нему приближается? Взять небольшую щетку и попробовать? Потом, когда он привыкнет, можно будет и показать ему, после чистки, что там во рту у него было - нестрашное…
Матрена опять застучала в стенку. Что там у нее? Или кто? Хоть бы не помешали поговорить, очень хотелось Замковской обсудить со старухой только что придуманный ход…
Она постучала в дверь.
- Открыто…
Комната у Матрены была метра на два больше, поэтому сюда стол помещался. И на нем стояла нехитрая еда - огурцы, квашеная капуста, хлеб, картошка. Рядом поблескивала открытая бутылка водки, стопка, правда на столе была одна и стояла она поблизости от Матрены, а напротив сидела… Ирина потрясла головой, не может этого быть, но напротив сидела Надин.
Раздобревшая, начисто утратившая всю свою рафинированность и манерность, «тетЯ» ела селедку и улыбалась Замковской.
- Видишь, какие гости у нас? - спросила Матрена, пододвигая третий табурет к столу.
- Надин, где вы, что вы? - Ирина уселась на табуретку, положила капусты, взяла хлеб, потом вернула его обратно, на ночь хлеб все-таки, есть не стоит. - Куда вы пропали тогда?
- Ты знаешь, - повернулась Надин, Замковская не помнила, чтобы они когда-нибудь пили на брудершафт, но возражать не стала, - я с детства любила готовить, но как-то всегда это желание в себе подавляла…
Ирина кивнула, не очень понимая, куда клонит Надин.
- Я вот, Матрене уже говорила, я, как протрезвела в прошлый раз, - «тетЯ» с жадной ненавистью глянула на водку, - убери ты ее, Христом Богом прошу. Так вот, очнулась в каком-то подвале, вонь, народ непотребный… Я и подумала, лежу себе, встать тяжело, а думать, ничего, получается, что я вообще-то делаю в этом подвале? Дальше - больше: следующая мысль - что я вообще делаю на этом свете? Да ладно, девчонки, вам, я думаю, не очень интересны мои мысли, только пошла я работать поварихой сначала, а потом квартиру свою продала, купила домик небольшой в дальнем Подмосковье. В общем сейчас у меня кафе маленькое на Дмитровском шоссе, знаете, такие для дальнобойщиков. Я там и за хозяйку и за повариху и за официантку… И вот все думаю и не могу понять - зачем я всю жизнь и себя и детей мучила?
Ирина вернулась к себе, опять открыла Зуевские книжки и просидела с ними, наверное, час, а то и больше, когда в дверь тихо постучали. Тихо, но как-то крепко, уверенно, по-мужски. Было уже очень поздно и Замковская вздрогнула, потому что кроме Гриши, соседки Тани и Матрены за все это время к ней никто ни разу не заходил.
- Да… - не очень уверено сказала она.
Дверь открылась, на пороге стоял милицейский капитан, который, как помнила Ирина, вел расследование по делу Брушко. Он аккуратно прикрыл дверь, а она вскочила со стула, но как выяснилось, слишком долго просидела на нем, подогнув ноги. Они затекли и отказались ей служить. Сначала подогнулась левая, потом, когда она перенесла тяжесть тела на правую, та тоже подвела ее.
Вцепившись руками в спинку железной кровати, Ирина пыталась устоять на ногах, но получалось не очень.
- Вам плохо? - участливо спросил капитан.
- Как вы меня нашли? - зачем-то спросила Замковская.
Положение ее было не ахти, сегодня ни тень всемогущего мужа, ни его деньги, ни грозный Гриша, не защищали ее, и она осталась один на один с симпатичным, но от этого не менее страшным капитаном.
«Что это со мной? - вдруг подумала Ирина, - Чего боюсь? Теперь, когда я вольная птица, какое кому дело, как я провела молодость?»
Она приземлилась на стул и задиристо посмотрела на гостя:
- Мне хорошо…
Капитан в поисках второго сидячего места посмотрел по сторонам, но ничего не нашел, поэтому откинул угол матраса с простыней и одеялом на нем, присел на зазвеневшие пружины:
- У меня в детстве была такая кровать… - миролюбиво сказал он, - А вы напрасно задираетесь, я совсем не хочу с вами ссориться… И найти вас было не трудно, труднее придти сюда так, чтобы никто не заметил…
- И что вам нужно от меня? - громко сказала она.
Ирина ничего не понимала, но на всякий случай посмотрела по сторонам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. Ничего тяжелее будильника, который стоял на подоконнике и показывал половину первого, она не обнаружила. На всякий случай она подтянула его к себе - мало ли чего придет мужику в голову в такое время…
Капитан приложил палец к губам:
- Я не думаю, что вы сделали это, - почти шепотом сказал он, - потому что вы не из тех, кто убивает. К тому же Игорь Брушко был последней гнидой и никому его не жаль, включая жену и детей. Поэтому я не буду вас ни о чем спрашивать. Я просто принес вам это…
С этими словами он встал и протянул Ирине довольно толстую темно-зеленую авторучку.