"Убит Неженцев. Какая потеря!"
12 апреля 1918 года, ровно 100 лет тому назад, в бою за Екатеринодар пал смертью храбрых Митрофан Осипович Неженцев, автор идеи Корниловского ударного полка и его (на момент своей гибели) командир. Неженцева сейчас помнят гораздо меньше, чем Маркова, Дроздовского или Кутепова, между тем, в рядах Добровольческой Армии он был личностью почти легендарной. К сожалению, в современном Краснодаре в честь Митрофана Осиповича до сих пор нет не только памятника, но даже мемориальной доски.
Митрофан Осипович Неженцев
Митрофан Осипович Неженцев родился 28 января (ст. ст.) 1886 года в семье гражданского чиновника - коллежского асессора. Тем самым решительно опровергается активно тиражируемые красными апологетами миф о том, что Белое Движение было "борьбой дворян за свои привилегии" - Митрофан Осипович происхождением не блистал. И в борьбу с большевиками включился не ради мифических привилегий, а ради России, разгромленной революцией, лишившейся заслуженной победы, но от этого не переставшей быть Родиной. Место его рождения в источниках не указано - видимо, достоверных сведений на этот счёт не имеется. Известно только, что гимназию он окончил в Николаеве - стало быть, именно в этом городе Новороссии прошла большая часть его детства. В 1908 году Неженцев окончил московское Александровское военное училище (то самое, юнкера которого приняли участие в боях с большевиками в октябре - ноябре 1917 года), а к началу Первой Мировой войны имел за плечами ещё и два курса Николаевской академии Генерального Штаба - учебного заведения, поступить в которое мог только офицер, имеющий исключительные способности. Закончить академию Митрофану Осиповичу помешала Первая Мировая война.
Неженцев принимал участие в Первой Мировой с самых первых дней - первоначально в составе 58-го Прагского пехотного полка. В январе 1915 года он производится в штабс-капитаны, в январе 1916-го - в капитаны. В том же году Митрофан Осипович причисляется к Генеральному Штабу и получает должность помощника старшего адъютанта отделения генерал-квартирмейстера в штабе 8-й армии. Армия эта прославилась тем, что наиболее успешно действовала во время Брусиловского прорыва. А разведкой этой армии (в период наступления - вещь исключительной важности) руководил в штабе как раз Митрофан Осипович Неженцев, так что в успехе Брусиловского прорыва есть значительная доля и его труда. За боевые отличия Неженцев удостоился георгиевского оружия и Ордена Святого Георгия IV степени. Последнюю награду он получил незадолго до большевистского переворота - в сентябре 1917 года.
Митрофан Осипович Неженцев в штабе
В марте 1917 года рухнула монархия. Новая власть с остервенением - по-другому сказать не могу - взялась за перестройку армии на новых, "демократических" началах. На деле это обернулось свободой пораженческой агитации в окопах, массовыми "братаниями" с противником (в ходе которых немцы активно передавали русским солдатам пропагандистские материалы, а взамен получали интересующие их разведданные) катастрофическим падением дисциплины и фактическим распадом фронта. Остаточное чувство долга и патриотическая пропаганда властей ещё кое-как удерживали солдатскую массу на позициях, но в наступление эта масса идти категорически отказывалась, а при малейшем натиске со стороны австро-германцев бросала позиции и откатывалась назад, опасная только для мирных обывателей да для собственных офицеров.
В этих условиях командование 8-й армией принял генерал Лавр Георгиевич Корнилов. С первых же дней между ним и Неженцевым установилось полное взаимопонимание и единомыслие. Во время первого своего объезда позиций армии Корнилов обнаружил на одном из передовых участков совершенно пустые окопы - солдаты самовольно оставили позиции! В дореволюционной, императорской армии о таком невозможно было и помыслить! В инспекторской поездке Корнилова сопровождал начальник разведки штаба армии Митрофан Неженцев. Вероятно, по поводу увиденного между ним и Корниловым состоялся тяжёлый разговор. Корниловцы в воспоминаниях подтверждают: разговор между капитаном и командармом действительно был. И Корнилов, обратясь к Неженцеву, сказал: "Какой позор… Немцы следят за нами и даже не обстреливают. Точно издеваются над нашим бессилием… Я нисколько не удивлюсь, если сейчас наткнусь на них, и они заиграют мне встречный марш!" По возвращении в штаб Неженцев под свежим впечатлением от увиденного и от слов заслуженного генерала немедленно приступил к составлению записки "Главнейшая причина пассивности нашей армии и меры противодействия ей".
Генерал Лавр Георгиевич Корнилов в штабном мундире.
В своей записке Неженцев обосновывал необходимость создания в Русской Армии частей нового типа, укомплектованных исключительно добровольцами, сохранившими боевой дух. Главным критерием зачисления в эти части (Митрофан Осипович назвал их ударными, и это название прижилось), по мысли Неженцева, должна была стать "готовность без колебания пожертвовать собой во имя победы". Корнилов эту идею горячо поддержал, и Неженцев с энтузиазмом принялся за дело.
Перво-наперво им была разработана инструкция для будущих добровольцев. В ней Неженцев писал: «От вас, господа офицеры, я требую, чтобы вы были в полной мере начальниками, но не теми, которые умеют отдавать только сухие распоряжения. Вы должны быть начальниками, показывающими вашим подчинённым пример воина - человека долга и порядка. Вы должны быть в часы досуга среди солдат, беседовать с ними, разъяснять им все их сомнения, колебания… В отряде должна быть прочная спайка, достигаемая взаимным доверием, общностью интересов и любовью к тому делу, для которого мы собраны… Пусть вся Россия знает, что у неё ещё есть сыны, сказавшие - лучше смерть, чем рабство». Назначение ударного полка, по мнению Митрофана Осиповича, состояло в том, чтобы идти на острие главного удара, прорывать оборону противника в самых трудных и личным примером одушевлять окружающие войска. Несмотря на яростное противодействие петроградских либералов и солдатских комитетов, 1-й ударный полк к началу июня 1917 года был создан.
Полк (который художник-униформолог Андрей Каращук не совсем корректно, но очень метко окрестил "первым спецназом России") состоял из двух батальонов по тысяче штыков в каждом. Это были батальоны "штатного" состава, укомплектованные солдатами - значит, не все "нижние чины" Русской Армии к лету 1917 года ещё потеряли честь! Помимо батальонов, в состав полка входило три пулемётные команды по 200 человек в каждой (при необходимости эти команды могли бы сыграть роль заградотряда), набранная из добровольцев-чехословаков команда пеших разведчиков и укомплектованная казаками команда конных разведчиков. 10 июня 1917 года генерал Лавр Корнилов дал первый смотр новому полку и остался доволен проделанной работой, на солдат же появление Корнилова произвело поистине гипнотическое впечатление. "Своим посещением и своими словами Корнилов забрал все наши души, всю волю, все чувства", - образно писал на склоне лет один из добровольцев. Во время смотра Корнилов вручил коленопреклонённому Неженцеву знамя нового полка - чёрно-красное, с мёртвой головой и надписью "Ударный отряд".
Корниловский ударный полк на позициях. Лето 1917 года
Вероятнее всего, именно Неженцеву принадлежит и идея оригинальной униформы нового полка, получившего именное шефство командарма Корнилова: чёрно-красные погоны как знак готовности умереть за свободу и синие нарукавные нашивки с мёртвой головой (широко использовавшийся в армиях XVIII - XIX веков знак, везде понимаемый одинаково: "Умираю, но не сдаюсь!"). Под изображением мёртвой головы помещались скрещённые мечи и пылающая гренадка. Синяя нашивка, белый череп, красная гренадка - цвета русского национального флага.
Имеются свидетельства, что в штабе армии, опасавшемся репрессий со стороны Петрограда, отказались снабдить ударный полк хозяйственной частью, добровольцам просто нечего было есть. Находчивый Неженцев сумел договориться с одной из летучек Красного Креста, которая и взяла полк на своё довольствие. Так или иначе, боевое крещение новоиспечённого полка прошло более чем удачно: 25 июня (8 июля н.ст.) полк пошёл в атаку в районе деревни Ямница, в ходе которой смял и обратил в бегство знаменитую немецкую "стальную дивизию". Бой продолжался 2 часа и закончился прорывом немецкой обороны на 7 верст, причём в плен попали 26 офицеров и 831 солдат противника. Трофеями корниловцев стали 4 тяжёлых и 2 лёгких орудия. В тот же день Неженцев получил телеграмму от командарма: "Сердечное спасибо лихим ударникам! Горжусь, что они носят моё имя". Все участники атаки были награждены георгиевскими крестами.
Благодаря этой атаке корниловцев Русская Армия взяла Калуш. Успех позволил Корнилову добиться приказа верховного главнокомандующего о пополнении ударного полка мелкими добровольческими частями. И вскоре Корниловский полк был развёрнут в четырёхбатальонный состав. Он блестяще проявил себя в летней кампании 1917 года, но в силу своей небольшой численности не сумел переломить ситуацию на фронте и помешать развалу армии. Во время Корниловского выступления Лавр Георгиевич вызвал полк в Ставку. Каковы были цели этого вызова, можно только догадываться. Лично мне слабо верится, что Корнилов пытался таким образом избежать втягивания своего именного полка во внутрироссийский конфликт. Это коренным образом противоречит всему тому, что известно о характере Корнилова и его отношении к начавшейся Русской Смуте. Скорее, он хотел иметь под рукой надёжный личный резерв, который он мог бы в нужный момент оперативно использовать так, как посчитает нужным. Корниловцы были возмущены предательством Керенского, готовы были стоять за своего главнокомандующего насмерть, однако в условиях, когда наступление на Петроград провалилось, сопротивление Ставки повлекло бы за собой только напрасные жертвы. В этих условиях Корнилов предпочёл подчиниться Керенскому и сдать Ставку без боя.
Неженцева, однако, обрушившиеся на Корнилова репрессии не затронули. Лишь полк, формально в "мятеже" не участвовавший (хотя, по свидетельству Г.М. Каткова, все его офицеры, как один, готовы были жизнь отдать за Корнилова), переименовали в Славянский ударный. Митрофан Осипович вернулся во главе полка на Юго-Западный фронт. Но фронт к этому времени разительным образом изменился. На юго-западных рубежах Российской империи активизировались украинские буржуазные националисты, Украина, хоть формально пока и не провозглашала своей независимости, всё громче требовала для себя всех необходимых атрибутов независимого государства. Австрийские и германские агенты, играя на националистических чувствах ряда украинцев, старались оторвать Малороссию от России, чтобы воспользоваться её практически неисчерпаемыми ресурсами для продолжения войны. Власти же активно шли на поводу у украинизаторов, уверовав, что придание войскам "национального" колорита позволит поднять вконец расшатавшуюся дисциплину. Не помогло - и властям пришлось использовать корниловцев для подавления революционных беспорядков как единственную не разложившуюся часть.
На момент большевистского переворота Неженцев с полком оказался в Киеве. Комиссар "временного правительства" Григорьев обратился к Митрофану Осиповичу с просьбой поддержать правительство. В это время в городе начались уличные бои, в которых очень сложно было разобраться, кто свой, а кто - чужой. Большевики и национал-сепаратисты выступили против уже арестованного "временного правительства", периодически задираясь друг с другом, казаки и чехословаки, на которых патриотические силы могли бы рассчитывать, заявили о своём нейтралитете, фактически на стороне русской власти (по сути, уже не существующей, свергнутой большевистским переворотом в Петрограде) выступили только корниловцы и юнкера трёх киевских училищ. Корниловский полк под командой Неженцева втянулся в уличные бои и понёс значительные потери из-за безграмотных распоряжений Григорьева, которому Неженцев, повинуясь военной субординации, не сумел ничего противопоставить. А потом в самый ответственный момент тот же Григорьев заявил, что "борьба с большевизмом натолкнулась на украинское национальное движение", которому он противодействовать не желает, а потому начинает переговоры о выводе правительственных войск...
Революционные беспорядки в Киеве осенью 1917 года.
С большим трудом Неженцеву удалось эвакуировать полк из Киева (Петлюра пытался задержать корниловцев в городе под предлогом его "охраны"). А дальше встал вопрос вывода уцелевших корниловцев на Дон. Положение осложнялось полным отсутствием помощи со стороны Ставки и тем, что для разбегавшихся с фронта солдат-дезертиров корниловцы были слишком хорошо известны и воспринимались как каратели, с которыми теперь можно было безнаказанно свести счёты. Подробно одиссея Корниловского полка описана в "Очерках Русской Смуты" Деникиным. Здесь скажу кратко: эшелон со всем полковым имуществом с поддельными накладными (свидетельствующими, что эшелон принадлежит одной из кавказских частей) отправили на юг, а полк Неженцев официально распустил, отдав приказ всем чинам собираться в Ростове. Туда, в конце концов, и прибыли 50 офицеров и 500 солдат Корниловского ударного полка - всё, что осталось от четырёх батальонов по 1000 человек в каждом и 600 пулемётчиков. Но это были бойцы, прекрасно мотивированные, понимающие, с кем и зачем им предстоит драться. И в том, что они оказались именно таковы, что полк прибыл на Дон с нижними чинами, не в последнюю очередь была заслуга Неженцева.
Неженцев был одним из самых горячих сторонников идеи вооружённого сопротивления большевизму. В большевиках он видел разрушителей армии и главных виновников поражения России, а последствия их разрушительной пропаганды видел своими глазами. Корниловский полк "усечённого состава", под восстановленным прежним названием влился в ряды Добровольческой Армии, которой командовал его шеф. О восприятии Неженцевым Корнилова-главнокомандующего Деникин оставил следующее свидетельство: "Неженцев - влюбленный в Корнилова и в его идею до самопожертвования, пронесший ее нерушимо сквозь тысячи преград, бесстрашный, живший полком и для полка и сраженный пулей в минуту вдохновенного порыва, увлекая поколебавшиеся ряды Корниловцев в атаку". Митрофан Осипович принял участие в Ледяном Походе, неизменно лично возглавляя атаки своего полка. Во время боя за Лежанку он в числе первых ворвался в село. И он же, по свидетельству Романа Борисовича Гуля, лично командовал расстрелом большевиков, захваченных в той же Лежанке. Не только потому, что так приказал Корнилов, и не только потому, что сам понимал: девать пленных некуда. Неженцев командовал расстрелом тех, кто призывал на фронтах Великой войны брататься с немецкими захватчиками, с теми, кто лично братался, кто убивал и мучил офицеров, стремившихся довести войну до победного конца. Расстрел большевиков был для Неженцева расстрелом предателей в условиях отечественной войны - то есть, делом не только оправданным, но и по сути - святым.
9 апреля 1918 года 2-я бригада Добровольческой Армии, в состав которой находились корниловцы, завязала бои с красными на подступах к Екатеринодару. Столица Кубанского казачьего войска была конечной целью похода. Там Добровольческая Армия рассчитывала обрести вожделенную базу, оттуда развивать свои дальнейшие действия, клонившиеся в конечном счёте к освобождению России от большевистского ига. Однако кубанские правители бездарно сдали Екатеринодар большевикам до подхода Корнилова - и теперь добровольцам приходилось штурмовать город, в котором засели многократно превосходящие силы красных.
Корниловцы в 1918 году.
Утром 27 марта (9 апреля н.ст.) отряд большевиков от Екатеринодара повёл наступление на станицу Елисаветинскую, где в тот момент находился Корниловский полк. Как предполагает Деникин, красные узнали про переправу Добровольческой Армии через Кубань и рассчитывали эту переправу нащупать, чтобы перерезать. Неженцеву пришлось, во избежание окружения, ввести в бой весь полк. Положение спас генерал Богаевский с Партизанским полком, контратака которого отбросила красных на исходные позиции.
Утром следующего дня Корниловский полк получил приказ атаковать Черноморский вокзал. Атака Неженцева пришлась очень вовремя - в тот момент, когда контратака красных отбросила Казановича с фермы и хуторов, примыкающих к Екатеринодару. Красные, оказавшись под угрозой флангового обхода, откатились назад, и ферма осталась за добровольцами. Ферма оказалась удобным наблюдательным пунктом. От неё Корнилов и Деникин видели весь город, как на ладони. А Неженцев со своими корниловцами продолжал наступление на вокзал. "Неженцев идет вперед, - писал впоследствии Деникин, - не обращая внимания на летящие пули, уже сразившие нескольких его спутников, идет к кургану; откуда должно быть видно, как на ладони, открытое поле, отделяющее нас от вокзала - поле смерти, которое судьба на этот раз предоставляла преодолеть его полку". В районе вокзала, однако, Неженцев встретил отчаянное сопротивление. Полк понёс потери от шквального огня красных и был вынужден залечь. Опасаясь, чтобы его бойцы не дрогнули, Неженцев остался в цепи под огнём, полагаясь на свой авторитет среди бойцов. Командиру верили - полк не отступил. Митрофан Осипович находился на кургане, хорошо видный красным, вокруг него свистели пули и рвались снаряды. Но Неженцев - вот она, корниловская закалка, вот она, готовность "пожертвовать собой ради победы"! - оставался на месте, продолжая руководить боем.
После ввода в дело Офицерского полка (будущего Марковского) белым удалось завладеть артиллерийскими казармами. Когда весть об этом достигла левого фланга армии, где находились корниловцы, Неженцев, решив, что Екатеринодар вот-вот падёт (а слухи о панике среди большевиков, о начавшейся эвакуации города доходили до белого командования), поднял полк в атаку. И снова шквальный огонь красных заставил корниловцев остановиться и залечь. Любому человеческому мужеству бывает предел. Неженцев, почувствовав, что моральные силы его полка на исходе, повёл его в атаку лично. "Корниловцы, вперёд!" - были его последние слова. Большевистская пуля ударила его в голову. Неженцев упал, потом, обливаясь кровью, попытался подняться - и вторая пуля сразила его наповал.
Потрясённые гибелью своего командира, корниловцы отхлынули обратно в окопы.
Деникин вспоминал, что, когда Корнилову доложили о гибели Митрофана Осиповича, он был настолько потрясён, что закрыл лицо руками и долго молчал. Весь день после этого известия он был рассеян и мрачен, то и дело прерывая разговор словами: "Вы знаете, Неженцев убит! Какая тяжёлая потеря!"
"Когда к ферме подвезли на повозке тело Неженцева, - пишет дальше Деникин, - Корнилов склонился над ним, долго с глубокой тоской смотрел в лицо того, кто отдал за него свою жизнь, потом перекрестил и поцеловал его, прощаясь, как с любимым сыном". Жить белому главнокомандующему оставалось менее суток.
Корниловский полк сохранился в качестве одной из самых боеспособных частей Добровольческой Армии и после гибели своего первого командира. Полк принял другой легендарный белый командир - Александр Павлович Кутепов. Но дух полка, заложенный Митрофаном Осиповичем, оставался неизменным до конца. Всё то же знаменитое корниловское презрение к смерти, всё та же абсолютная жертвенность и всё та же непримиримость к большевикам, которые отличали Неженцева, продолжали вести его бывших подчинённых по дорогам Гражданской войны до самого её окончания. Завет Неженцева: "В отряде должна быть прочная спайка, достигаемая взаимным доверием, общностью интересов и любовью к тому делу, для которого мы собраны. Пусть вся Россия знает, что у неё ещё есть сыны, сказавшие - лучше смерть, чем рабство", - был выполнен его бойцами.
Митрофан Осипович Неженцев
Митрофан Осипович Неженцев родился 28 января (ст. ст.) 1886 года в семье гражданского чиновника - коллежского асессора. Тем самым решительно опровергается активно тиражируемые красными апологетами миф о том, что Белое Движение было "борьбой дворян за свои привилегии" - Митрофан Осипович происхождением не блистал. И в борьбу с большевиками включился не ради мифических привилегий, а ради России, разгромленной революцией, лишившейся заслуженной победы, но от этого не переставшей быть Родиной. Место его рождения в источниках не указано - видимо, достоверных сведений на этот счёт не имеется. Известно только, что гимназию он окончил в Николаеве - стало быть, именно в этом городе Новороссии прошла большая часть его детства. В 1908 году Неженцев окончил московское Александровское военное училище (то самое, юнкера которого приняли участие в боях с большевиками в октябре - ноябре 1917 года), а к началу Первой Мировой войны имел за плечами ещё и два курса Николаевской академии Генерального Штаба - учебного заведения, поступить в которое мог только офицер, имеющий исключительные способности. Закончить академию Митрофану Осиповичу помешала Первая Мировая война.
Неженцев принимал участие в Первой Мировой с самых первых дней - первоначально в составе 58-го Прагского пехотного полка. В январе 1915 года он производится в штабс-капитаны, в январе 1916-го - в капитаны. В том же году Митрофан Осипович причисляется к Генеральному Штабу и получает должность помощника старшего адъютанта отделения генерал-квартирмейстера в штабе 8-й армии. Армия эта прославилась тем, что наиболее успешно действовала во время Брусиловского прорыва. А разведкой этой армии (в период наступления - вещь исключительной важности) руководил в штабе как раз Митрофан Осипович Неженцев, так что в успехе Брусиловского прорыва есть значительная доля и его труда. За боевые отличия Неженцев удостоился георгиевского оружия и Ордена Святого Георгия IV степени. Последнюю награду он получил незадолго до большевистского переворота - в сентябре 1917 года.
Митрофан Осипович Неженцев в штабе
В марте 1917 года рухнула монархия. Новая власть с остервенением - по-другому сказать не могу - взялась за перестройку армии на новых, "демократических" началах. На деле это обернулось свободой пораженческой агитации в окопах, массовыми "братаниями" с противником (в ходе которых немцы активно передавали русским солдатам пропагандистские материалы, а взамен получали интересующие их разведданные) катастрофическим падением дисциплины и фактическим распадом фронта. Остаточное чувство долга и патриотическая пропаганда властей ещё кое-как удерживали солдатскую массу на позициях, но в наступление эта масса идти категорически отказывалась, а при малейшем натиске со стороны австро-германцев бросала позиции и откатывалась назад, опасная только для мирных обывателей да для собственных офицеров.
В этих условиях командование 8-й армией принял генерал Лавр Георгиевич Корнилов. С первых же дней между ним и Неженцевым установилось полное взаимопонимание и единомыслие. Во время первого своего объезда позиций армии Корнилов обнаружил на одном из передовых участков совершенно пустые окопы - солдаты самовольно оставили позиции! В дореволюционной, императорской армии о таком невозможно было и помыслить! В инспекторской поездке Корнилова сопровождал начальник разведки штаба армии Митрофан Неженцев. Вероятно, по поводу увиденного между ним и Корниловым состоялся тяжёлый разговор. Корниловцы в воспоминаниях подтверждают: разговор между капитаном и командармом действительно был. И Корнилов, обратясь к Неженцеву, сказал: "Какой позор… Немцы следят за нами и даже не обстреливают. Точно издеваются над нашим бессилием… Я нисколько не удивлюсь, если сейчас наткнусь на них, и они заиграют мне встречный марш!" По возвращении в штаб Неженцев под свежим впечатлением от увиденного и от слов заслуженного генерала немедленно приступил к составлению записки "Главнейшая причина пассивности нашей армии и меры противодействия ей".
Генерал Лавр Георгиевич Корнилов в штабном мундире.
В своей записке Неженцев обосновывал необходимость создания в Русской Армии частей нового типа, укомплектованных исключительно добровольцами, сохранившими боевой дух. Главным критерием зачисления в эти части (Митрофан Осипович назвал их ударными, и это название прижилось), по мысли Неженцева, должна была стать "готовность без колебания пожертвовать собой во имя победы". Корнилов эту идею горячо поддержал, и Неженцев с энтузиазмом принялся за дело.
Перво-наперво им была разработана инструкция для будущих добровольцев. В ней Неженцев писал: «От вас, господа офицеры, я требую, чтобы вы были в полной мере начальниками, но не теми, которые умеют отдавать только сухие распоряжения. Вы должны быть начальниками, показывающими вашим подчинённым пример воина - человека долга и порядка. Вы должны быть в часы досуга среди солдат, беседовать с ними, разъяснять им все их сомнения, колебания… В отряде должна быть прочная спайка, достигаемая взаимным доверием, общностью интересов и любовью к тому делу, для которого мы собраны… Пусть вся Россия знает, что у неё ещё есть сыны, сказавшие - лучше смерть, чем рабство». Назначение ударного полка, по мнению Митрофана Осиповича, состояло в том, чтобы идти на острие главного удара, прорывать оборону противника в самых трудных и личным примером одушевлять окружающие войска. Несмотря на яростное противодействие петроградских либералов и солдатских комитетов, 1-й ударный полк к началу июня 1917 года был создан.
Полк (который художник-униформолог Андрей Каращук не совсем корректно, но очень метко окрестил "первым спецназом России") состоял из двух батальонов по тысяче штыков в каждом. Это были батальоны "штатного" состава, укомплектованные солдатами - значит, не все "нижние чины" Русской Армии к лету 1917 года ещё потеряли честь! Помимо батальонов, в состав полка входило три пулемётные команды по 200 человек в каждой (при необходимости эти команды могли бы сыграть роль заградотряда), набранная из добровольцев-чехословаков команда пеших разведчиков и укомплектованная казаками команда конных разведчиков. 10 июня 1917 года генерал Лавр Корнилов дал первый смотр новому полку и остался доволен проделанной работой, на солдат же появление Корнилова произвело поистине гипнотическое впечатление. "Своим посещением и своими словами Корнилов забрал все наши души, всю волю, все чувства", - образно писал на склоне лет один из добровольцев. Во время смотра Корнилов вручил коленопреклонённому Неженцеву знамя нового полка - чёрно-красное, с мёртвой головой и надписью "Ударный отряд".
Корниловский ударный полк на позициях. Лето 1917 года
Вероятнее всего, именно Неженцеву принадлежит и идея оригинальной униформы нового полка, получившего именное шефство командарма Корнилова: чёрно-красные погоны как знак готовности умереть за свободу и синие нарукавные нашивки с мёртвой головой (широко использовавшийся в армиях XVIII - XIX веков знак, везде понимаемый одинаково: "Умираю, но не сдаюсь!"). Под изображением мёртвой головы помещались скрещённые мечи и пылающая гренадка. Синяя нашивка, белый череп, красная гренадка - цвета русского национального флага.
Имеются свидетельства, что в штабе армии, опасавшемся репрессий со стороны Петрограда, отказались снабдить ударный полк хозяйственной частью, добровольцам просто нечего было есть. Находчивый Неженцев сумел договориться с одной из летучек Красного Креста, которая и взяла полк на своё довольствие. Так или иначе, боевое крещение новоиспечённого полка прошло более чем удачно: 25 июня (8 июля н.ст.) полк пошёл в атаку в районе деревни Ямница, в ходе которой смял и обратил в бегство знаменитую немецкую "стальную дивизию". Бой продолжался 2 часа и закончился прорывом немецкой обороны на 7 верст, причём в плен попали 26 офицеров и 831 солдат противника. Трофеями корниловцев стали 4 тяжёлых и 2 лёгких орудия. В тот же день Неженцев получил телеграмму от командарма: "Сердечное спасибо лихим ударникам! Горжусь, что они носят моё имя". Все участники атаки были награждены георгиевскими крестами.
Благодаря этой атаке корниловцев Русская Армия взяла Калуш. Успех позволил Корнилову добиться приказа верховного главнокомандующего о пополнении ударного полка мелкими добровольческими частями. И вскоре Корниловский полк был развёрнут в четырёхбатальонный состав. Он блестяще проявил себя в летней кампании 1917 года, но в силу своей небольшой численности не сумел переломить ситуацию на фронте и помешать развалу армии. Во время Корниловского выступления Лавр Георгиевич вызвал полк в Ставку. Каковы были цели этого вызова, можно только догадываться. Лично мне слабо верится, что Корнилов пытался таким образом избежать втягивания своего именного полка во внутрироссийский конфликт. Это коренным образом противоречит всему тому, что известно о характере Корнилова и его отношении к начавшейся Русской Смуте. Скорее, он хотел иметь под рукой надёжный личный резерв, который он мог бы в нужный момент оперативно использовать так, как посчитает нужным. Корниловцы были возмущены предательством Керенского, готовы были стоять за своего главнокомандующего насмерть, однако в условиях, когда наступление на Петроград провалилось, сопротивление Ставки повлекло бы за собой только напрасные жертвы. В этих условиях Корнилов предпочёл подчиниться Керенскому и сдать Ставку без боя.
Неженцева, однако, обрушившиеся на Корнилова репрессии не затронули. Лишь полк, формально в "мятеже" не участвовавший (хотя, по свидетельству Г.М. Каткова, все его офицеры, как один, готовы были жизнь отдать за Корнилова), переименовали в Славянский ударный. Митрофан Осипович вернулся во главе полка на Юго-Западный фронт. Но фронт к этому времени разительным образом изменился. На юго-западных рубежах Российской империи активизировались украинские буржуазные националисты, Украина, хоть формально пока и не провозглашала своей независимости, всё громче требовала для себя всех необходимых атрибутов независимого государства. Австрийские и германские агенты, играя на националистических чувствах ряда украинцев, старались оторвать Малороссию от России, чтобы воспользоваться её практически неисчерпаемыми ресурсами для продолжения войны. Власти же активно шли на поводу у украинизаторов, уверовав, что придание войскам "национального" колорита позволит поднять вконец расшатавшуюся дисциплину. Не помогло - и властям пришлось использовать корниловцев для подавления революционных беспорядков как единственную не разложившуюся часть.
На момент большевистского переворота Неженцев с полком оказался в Киеве. Комиссар "временного правительства" Григорьев обратился к Митрофану Осиповичу с просьбой поддержать правительство. В это время в городе начались уличные бои, в которых очень сложно было разобраться, кто свой, а кто - чужой. Большевики и национал-сепаратисты выступили против уже арестованного "временного правительства", периодически задираясь друг с другом, казаки и чехословаки, на которых патриотические силы могли бы рассчитывать, заявили о своём нейтралитете, фактически на стороне русской власти (по сути, уже не существующей, свергнутой большевистским переворотом в Петрограде) выступили только корниловцы и юнкера трёх киевских училищ. Корниловский полк под командой Неженцева втянулся в уличные бои и понёс значительные потери из-за безграмотных распоряжений Григорьева, которому Неженцев, повинуясь военной субординации, не сумел ничего противопоставить. А потом в самый ответственный момент тот же Григорьев заявил, что "борьба с большевизмом натолкнулась на украинское национальное движение", которому он противодействовать не желает, а потому начинает переговоры о выводе правительственных войск...
Революционные беспорядки в Киеве осенью 1917 года.
С большим трудом Неженцеву удалось эвакуировать полк из Киева (Петлюра пытался задержать корниловцев в городе под предлогом его "охраны"). А дальше встал вопрос вывода уцелевших корниловцев на Дон. Положение осложнялось полным отсутствием помощи со стороны Ставки и тем, что для разбегавшихся с фронта солдат-дезертиров корниловцы были слишком хорошо известны и воспринимались как каратели, с которыми теперь можно было безнаказанно свести счёты. Подробно одиссея Корниловского полка описана в "Очерках Русской Смуты" Деникиным. Здесь скажу кратко: эшелон со всем полковым имуществом с поддельными накладными (свидетельствующими, что эшелон принадлежит одной из кавказских частей) отправили на юг, а полк Неженцев официально распустил, отдав приказ всем чинам собираться в Ростове. Туда, в конце концов, и прибыли 50 офицеров и 500 солдат Корниловского ударного полка - всё, что осталось от четырёх батальонов по 1000 человек в каждом и 600 пулемётчиков. Но это были бойцы, прекрасно мотивированные, понимающие, с кем и зачем им предстоит драться. И в том, что они оказались именно таковы, что полк прибыл на Дон с нижними чинами, не в последнюю очередь была заслуга Неженцева.
Неженцев был одним из самых горячих сторонников идеи вооружённого сопротивления большевизму. В большевиках он видел разрушителей армии и главных виновников поражения России, а последствия их разрушительной пропаганды видел своими глазами. Корниловский полк "усечённого состава", под восстановленным прежним названием влился в ряды Добровольческой Армии, которой командовал его шеф. О восприятии Неженцевым Корнилова-главнокомандующего Деникин оставил следующее свидетельство: "Неженцев - влюбленный в Корнилова и в его идею до самопожертвования, пронесший ее нерушимо сквозь тысячи преград, бесстрашный, живший полком и для полка и сраженный пулей в минуту вдохновенного порыва, увлекая поколебавшиеся ряды Корниловцев в атаку". Митрофан Осипович принял участие в Ледяном Походе, неизменно лично возглавляя атаки своего полка. Во время боя за Лежанку он в числе первых ворвался в село. И он же, по свидетельству Романа Борисовича Гуля, лично командовал расстрелом большевиков, захваченных в той же Лежанке. Не только потому, что так приказал Корнилов, и не только потому, что сам понимал: девать пленных некуда. Неженцев командовал расстрелом тех, кто призывал на фронтах Великой войны брататься с немецкими захватчиками, с теми, кто лично братался, кто убивал и мучил офицеров, стремившихся довести войну до победного конца. Расстрел большевиков был для Неженцева расстрелом предателей в условиях отечественной войны - то есть, делом не только оправданным, но и по сути - святым.
9 апреля 1918 года 2-я бригада Добровольческой Армии, в состав которой находились корниловцы, завязала бои с красными на подступах к Екатеринодару. Столица Кубанского казачьего войска была конечной целью похода. Там Добровольческая Армия рассчитывала обрести вожделенную базу, оттуда развивать свои дальнейшие действия, клонившиеся в конечном счёте к освобождению России от большевистского ига. Однако кубанские правители бездарно сдали Екатеринодар большевикам до подхода Корнилова - и теперь добровольцам приходилось штурмовать город, в котором засели многократно превосходящие силы красных.
Корниловцы в 1918 году.
Утром 27 марта (9 апреля н.ст.) отряд большевиков от Екатеринодара повёл наступление на станицу Елисаветинскую, где в тот момент находился Корниловский полк. Как предполагает Деникин, красные узнали про переправу Добровольческой Армии через Кубань и рассчитывали эту переправу нащупать, чтобы перерезать. Неженцеву пришлось, во избежание окружения, ввести в бой весь полк. Положение спас генерал Богаевский с Партизанским полком, контратака которого отбросила красных на исходные позиции.
Утром следующего дня Корниловский полк получил приказ атаковать Черноморский вокзал. Атака Неженцева пришлась очень вовремя - в тот момент, когда контратака красных отбросила Казановича с фермы и хуторов, примыкающих к Екатеринодару. Красные, оказавшись под угрозой флангового обхода, откатились назад, и ферма осталась за добровольцами. Ферма оказалась удобным наблюдательным пунктом. От неё Корнилов и Деникин видели весь город, как на ладони. А Неженцев со своими корниловцами продолжал наступление на вокзал. "Неженцев идет вперед, - писал впоследствии Деникин, - не обращая внимания на летящие пули, уже сразившие нескольких его спутников, идет к кургану; откуда должно быть видно, как на ладони, открытое поле, отделяющее нас от вокзала - поле смерти, которое судьба на этот раз предоставляла преодолеть его полку". В районе вокзала, однако, Неженцев встретил отчаянное сопротивление. Полк понёс потери от шквального огня красных и был вынужден залечь. Опасаясь, чтобы его бойцы не дрогнули, Неженцев остался в цепи под огнём, полагаясь на свой авторитет среди бойцов. Командиру верили - полк не отступил. Митрофан Осипович находился на кургане, хорошо видный красным, вокруг него свистели пули и рвались снаряды. Но Неженцев - вот она, корниловская закалка, вот она, готовность "пожертвовать собой ради победы"! - оставался на месте, продолжая руководить боем.
После ввода в дело Офицерского полка (будущего Марковского) белым удалось завладеть артиллерийскими казармами. Когда весть об этом достигла левого фланга армии, где находились корниловцы, Неженцев, решив, что Екатеринодар вот-вот падёт (а слухи о панике среди большевиков, о начавшейся эвакуации города доходили до белого командования), поднял полк в атаку. И снова шквальный огонь красных заставил корниловцев остановиться и залечь. Любому человеческому мужеству бывает предел. Неженцев, почувствовав, что моральные силы его полка на исходе, повёл его в атаку лично. "Корниловцы, вперёд!" - были его последние слова. Большевистская пуля ударила его в голову. Неженцев упал, потом, обливаясь кровью, попытался подняться - и вторая пуля сразила его наповал.
Потрясённые гибелью своего командира, корниловцы отхлынули обратно в окопы.
Деникин вспоминал, что, когда Корнилову доложили о гибели Митрофана Осиповича, он был настолько потрясён, что закрыл лицо руками и долго молчал. Весь день после этого известия он был рассеян и мрачен, то и дело прерывая разговор словами: "Вы знаете, Неженцев убит! Какая тяжёлая потеря!"
"Когда к ферме подвезли на повозке тело Неженцева, - пишет дальше Деникин, - Корнилов склонился над ним, долго с глубокой тоской смотрел в лицо того, кто отдал за него свою жизнь, потом перекрестил и поцеловал его, прощаясь, как с любимым сыном". Жить белому главнокомандующему оставалось менее суток.
Корниловский полк сохранился в качестве одной из самых боеспособных частей Добровольческой Армии и после гибели своего первого командира. Полк принял другой легендарный белый командир - Александр Павлович Кутепов. Но дух полка, заложенный Митрофаном Осиповичем, оставался неизменным до конца. Всё то же знаменитое корниловское презрение к смерти, всё та же абсолютная жертвенность и всё та же непримиримость к большевикам, которые отличали Неженцева, продолжали вести его бывших подчинённых по дорогам Гражданской войны до самого её окончания. Завет Неженцева: "В отряде должна быть прочная спайка, достигаемая взаимным доверием, общностью интересов и любовью к тому делу, для которого мы собраны. Пусть вся Россия знает, что у неё ещё есть сыны, сказавшие - лучше смерть, чем рабство", - был выполнен его бойцами.