Последний день Лавра Корнилова
13 апреля 1918 года, 100 лет тому назад, оборвалась жизнь одного из самых порицаемых ныне деятелей отечественной истории и одного из самых безупречных патриотов России - Лавра Георгиевича Корнилова. Вождь белой Добровольческой Армии погиб во время артобстрела, предпринятого красными в ходе боёв за Екатеринодар. В итоге намеченный накануне штурм города пришлось отменить, и белые начали свой отход от кубанской столицы, ещё не зная, что это поражение станет прологом нескольких грядущих побед. Человек предполагает, а Бог располагает.
Лавр Георгиевич Корнилов. Наверное, самое известное его изображение.
Накануне на ферме, где Корнилов держал свой наблюдательный пункт, собрался военный совет. Командиры полков Добровольческой Армии в один голос свидетельствовали об огромных потерях, о катастрофической нехватки боеприпасов, о громадном численном превосходстве красных. О колоссальном утомлении бойцов. Общий голос был: об Екатеринодар мы разобьёмся. Даже если Добровольческая Армия и возьмёт город, в чём нет никакой уверенности, ей придётся распылять силы для его защиты, и она всё равно не сможет удержаться в Екатеринодаре ввиду её малочисленности. Тем не менее, Корнилов бесповоротно решил штурмовать Екатеринодар. А.И. Деникин в "Очерках Русской Смуты" приводит следующий диалог.
Корнилов: Положение действительное тяжелое, и я не вижу другого выхода, как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил завтра на рассвете атаковать по всему фронту.
Деникин: Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в этом вопросе?
Корнилов: Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем Екатеринодар, то мне останется пустить себе пулю в лоб.
Деникин: Этого вы не можете сделать. Ведь тогда остались бы брошенными тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию? Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся.
Корнилов: Вы выведете.
Таким образом, Деникин предлагает, в связи с отсутствием боеприпасов и большими потерями, под покровом темноты скрытно отойти от Екатеринодара, оторваться от красных, передохнуть в кубанских станицах, пополниться, после чего - спланировать новую операцию. Наблюдая весь день за боем и видя, что силы добровольцев на исходе (по свидетельству тех же "Очерков Русской Смуты", в Партизанском полку оставалось 300 штыков, в Корниловском - и того меньше), Деникин понимает, что нового штурма армия просто не вытянет. Главное же - катастрофически не хватает патронов и снарядов, красные же ни того, ни другого не жалеют. Но Корнилов непреклонен: отступать нельзя. Почему? В разговоре с Деникиным он говорит о "чести". Честь - это, конечно, понятие, важное для офицера, но оно утрачивало своё значение там, где речь шла о сбережении нескольких тысяч жизней, которые предстояло погубить в заведомо безнадёжной атаке. Корнилов, однако, никогда не был полководцем-мясником, цену человеческой жизни он понимал всегда, чему лучшее доказательство - его поведение во время краха "корниловского мятежа" в августе - сентябре 1917 года. И здесь, под Екатеринодаром, для Лавра Георгиевича первейшую роль играла не пресловутая "честь", а соображения стратегии. Он сам объяснил это в финале военного совета: "Отступление теперь тоже равносильно гибели: без снарядов и патронов это будет медленная агония". Корнилов знал, что говорил: армия находилась в паутине железных дорог, по которым курсировали красные бронепоезда, по этим же дорогам большевики свободно могли перебрасывать резервы. Каждый бой за железнодорожную станцию, каждый переход железнодорожной ветки давался добровольцам с огромным трудом. Теперь же, после понесённых потерь, расстреляв весь запас патронов и снарядов, армия на первом же железнодорожном переезде рисковала быть раздавленной. И именно это беспокоило её главнокомандующего.
Как представлялось Корнилову, перед Добровольческой Армией открывались два пути. Первый - штурмовать Екатеринодар с громадным риском потерпеть поражение и погибнуть. Но в этом случае погибшая армия сохраняла честь и могла бы - теоретически - послужить примером для подражания другим русским людям, которые, возможно, ещё не стряхнули с себя революционный дурман, но непременно должны были опомниться, столкнувшись с реальной политикой большевизма. Это не просто догадки - именно о такой надежде пелось в походном марше Корниловского ударного полка:
Верим мы - близка развязка
С чарами врага,
Упадёт с очей повязка
У России - да!
Русь поймёт, кто ей изменник,
В чём её недуг,
И что в Быхове не пленник
Был, а верный друг!
В случае отхода от Екатеринодара армия, по мнению Корнилова, рисковала не в меньшей, если не в большей степени. Но в этом случае к поражению присоединялся ещё и позор - а раз так, светоч, о необходимости зажечь который говорил, отправляясь в поход, генерал Алексеев, оказывался затушен безо всякой надежды. Армия, поднявшаяся на борьбу, но отступившая перед первыми же серьёзными трудностями, служить примером для подражания не могла - а это означало, что разочаровавшиеся в революции люди будут искать опоры не в патриотических идеалах, а... в немецких оккупантах, что для Корнилова было категорически неприемлемо.
Корнилов во время штурма Екатеринодара.
По правую руку от генерала, с биноклем - А.И. Деникин.
Позади Корнилова легко узнаваемы фигуры ещё двух героев Белого Дела -
И.П. Романовского и С.Л. Маркова
В этих рассуждениях, правда, имелся один серьёзный дефект: уверенность Корнилова в том, что при отходе от Екатеринодара армия непременно будет раздавлена большевиками в лабиринте железных дорог или же потеряет дисциплину, распадётся и распылится, противоречила его же собственной уверенности в том, что Деникин обладает достаточными способностями, чтобы вывести армию. Деникин же верил в возможность Добровольческой Армии скрытно отойти от Екатеринодара, оторваться от большевиков, а дальше - действовать по обстоятельствам, стараясь сохранить кадры и дождаться более благоприятной обстановки. Но полагал, что для успеха дела необходимо присутствие Корнилова. "Люди живут своей жизнью, страдают и слепо верят", - записал он. - "Верят в Корнилова. А вера творит чудеса".
В конце концов вмешательством генерала Алексеева штурм Екатеринодара удалось отложить на сутки, дабы дать солдатам возможность прийти в себя, вернуться к своим частям (в ходе неудачных боёв части перемешались), отоспаться. Отсрочка эта могла бы быть действенной, если бы большевики не проявляли активности. Но, как мы знаем из воспоминаний марковца В.Е. Павлова, как только атаки белых прекратились, красные пошли в контрнаступление, которое удалось остановить с большим трудом и ценой больших потерь. Отдыха не получалось.
Рассказывают, что вернувшийся с военного совета генерал Марков был мрачнее тучи, а своим подчинённым офицерам сказал: "Наденьте чистое бельё, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Екатеринодара не возьмём, а если и возьмём, то погибнем". Даже этот человек, не терявший самообладания в самых отчаянных ситуациях, в успех штурма не верил...
А дальше произошло то, чего никто не ожидал. Красные вели обычный тревожащий обстрел позиций Добровольческой Армии. Особо не целились, хоть и били в основном в направлении фермы, на которой держал свой наблюдательный пост Корнилов. Только один из снарядов попал в здание фермы в то время, когда там находился Корнилов. Снаряд пробил стену и ударил в пол под столом, за которым главнокомандующий Добровольческой Армией пил чай. Силой взрыва Корнилова подбросило в воздух и сильно ударило о печку. Когда к нему подбежали, он был ещё жив, но получил раны в висок и в правое бедро. Несколько офицеров во главе с начальником штаба армии И.П. Романовским на носилках вынесли ранегого главкома на свежий воздух и отнесли к Деникину, вероятно, полагая, что Лавр Георгиевич захочет дать своему преемнику последние распоряжения. Однако через несколько секунд Корнилов скончался.
Деникин, как явствует из его "Очерков Русской Смуты", был потрясён тем, что снаряд, убивший Корнилова, попал в здание фермы только один и убил только одного Корнилова. Это обстоятельство породило потом множество гнусных спекуляций, ещё более усугубившихся из-за того, как жизнь обошлась с останками Лавра Георгиевича. Тело Корнилова было предано земле в немецкой колонии Гначбау в окрестностях Екатеринодара. Едва белые войска отошли от Гначбау, красные ринулись туда искать спрятанные, якобы, "буржуями" ценности и оружие и обнаружили останки Корнилова. То, что последовало за этим, напоминало какую-то бесовскую вакханалию. Раздетый догола труп заслуженного генерала проволокли по улицам Екатеринодара, оплёвывая и избивая палками на всём пути следования. На Соборной площади труп был брошен на мостовую, и озверелая красная солдатня принялась пинать его и рубить саблями. Неизвестно откуда появилась верёвка, несколько человек красногвардейцев забрались на дерево и пытались повесить тело Корнилова, которое несколько раз срывалось. Отдельные увещевания не тревожить прах человека, "ставшего уже безвредным", действовали на красногвардейцев, словно красная тряпка на быка. В конце концов, тело Корнилова отвезли на городские скотобойни и там сожгли, а на следующий день по Екатеринодару бродила шутовская процессия и глумливо клянчила деньги "на помин души" генерала Корнилова. Это был экстаз трусов, внезапно узнавших, что тот, кто так недавно внушал им непреодолимый страх, теперь мёртв и безопасен....
Изувеченный большевиками труп Л.Г. Корнилова.
Большевики не только старательно зафиксировали на фотоплёнке
результаты своих зверств, но и охотно раздаривали эти фотографии
с автографами своим "зарубежным товарищам" (точнее сказать - кураторам)
Сегодня нередко приходится слышать, что вся эта ваханалия была справедливой Божией карой для генерала-отступника, "поднявшего мятеж" против своего государя. Припоминали аналогичное глумление революционной солдатни над останками Гришки Распутина в первые послефевральские дни (ага, это, конечно, Корнилов им приказал над трупом глумиться!). Тему мнимого соучастия Корнилова в революции я уже разбирал (см. здесь и здесь), повторяться смысла не вижу. Отмечу лишь, что подобные разглагольствования есть ничто иное, как попытка оправдать учинённое революционной солдатнёй варварство. И те, кто оправдывает подобное глумление над мёртвым телом (повторюсь: над мёртвым телом человека, которого эта шантрапа панически боялась, пока он был жив), весьма некстати взялись называть себя православными.
Однозначно можно утверждать, что гибель Корнилова не была карой Божией за что бы то ни было - иначе по этой людоедской логике мы дойдём до хулы вообще на любого героя, павшего на поле брани. И всё-таки, на мой дилетантский взгляд, определённое проявление Промысла Божия в гибели Корнилова накануне бессмысленного штурма Екатеринодара имело место. Большевистский снаряд, угодивший в ферму, убил, как мы помним, только одного Корнилова. То есть - человека, своей единоличной властью настоявшего (против воли остальных белых генералов) на повторном штурме Екатеринодара - штурме без патронов, без артподготовки, при численности полков, равной ротам мирного времени. Корнилов имел право на заблуждение в связи с этим штурмом - я писал, каковы были его мотивы и сомнения. Он довёл Добровольческую Армию до Екатеринодара, успешно командуя ею в самых отчаянных условиях. Смерть Неженцева, неудача первой атаки, вообще то обстоятельство, что Екатеринодар, в котором белые планировали отдохнуть и пополниться, приходилось брать штурмом и нести потери, подействовали на него удручающе. У генерала мог произойти банальный нервный срыв - и пусть бросит в меня камень тот, кто дерзнёт его за это осудить.
Но практика показала правоту генерала Деникина, предлагавшего под покровом ночи отойти от Екатеринодара, оторваться от большевиков и попытаться привести в порядок обескровленную армию. Гибель Корнилова, которого белогвардейцы считали способным на чудеса, делала штурм Екатеринодара не только стратегически и тактически бессмысленным, но и морально невозможным. Деникин сумел реализовать свой вариант - отвести армию от Екатеринодара, прорваться из окружения железных дорог и выйти на оперативный простор, после чего довольно быстро стало ясно, что Армия обретёт свою базу на Дону. Сумел Деникин потом и вернуться к Екатеринодару, и освободить его со свежими силами. Пессимизм Корнилова не оправдался. Тогда, на ферме близ Екатеринодара, Бог сказал Своё слово, сделав выбор в пользу плана Деникина. Призвав к Себе Корнилова, достаточно к тому времени потрудившегося на благо Белого Дела, Он спас армию от разгрома. А поражение под Екатеринодаром неожиданно стало прологом для целой серии довольно громких побед.
Белые первопоходники на символической могиле Л.Г. Корнилова.
Я не хочу чернить память первого главнокомандующего Добровольческой Армии. Я верю и надеюсь, что ныне он утешается в Царствии Небесном. Но в тот роковой день под Екатеринодаром его упорство было пагубным для Армии. И тогда Ратей Небесных Владыка отозвал Корнилова в Своё распоряжение, тем самым позволив земному крестоносному воинству избежать лишних потерь.
.
Лавр Георгиевич Корнилов. Наверное, самое известное его изображение.
Накануне на ферме, где Корнилов держал свой наблюдательный пункт, собрался военный совет. Командиры полков Добровольческой Армии в один голос свидетельствовали об огромных потерях, о катастрофической нехватки боеприпасов, о громадном численном превосходстве красных. О колоссальном утомлении бойцов. Общий голос был: об Екатеринодар мы разобьёмся. Даже если Добровольческая Армия и возьмёт город, в чём нет никакой уверенности, ей придётся распылять силы для его защиты, и она всё равно не сможет удержаться в Екатеринодаре ввиду её малочисленности. Тем не менее, Корнилов бесповоротно решил штурмовать Екатеринодар. А.И. Деникин в "Очерках Русской Смуты" приводит следующий диалог.
Корнилов: Положение действительное тяжелое, и я не вижу другого выхода, как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил завтра на рассвете атаковать по всему фронту.
Деникин: Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в этом вопросе?
Корнилов: Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем Екатеринодар, то мне останется пустить себе пулю в лоб.
Деникин: Этого вы не можете сделать. Ведь тогда остались бы брошенными тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию? Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся.
Корнилов: Вы выведете.
Таким образом, Деникин предлагает, в связи с отсутствием боеприпасов и большими потерями, под покровом темноты скрытно отойти от Екатеринодара, оторваться от красных, передохнуть в кубанских станицах, пополниться, после чего - спланировать новую операцию. Наблюдая весь день за боем и видя, что силы добровольцев на исходе (по свидетельству тех же "Очерков Русской Смуты", в Партизанском полку оставалось 300 штыков, в Корниловском - и того меньше), Деникин понимает, что нового штурма армия просто не вытянет. Главное же - катастрофически не хватает патронов и снарядов, красные же ни того, ни другого не жалеют. Но Корнилов непреклонен: отступать нельзя. Почему? В разговоре с Деникиным он говорит о "чести". Честь - это, конечно, понятие, важное для офицера, но оно утрачивало своё значение там, где речь шла о сбережении нескольких тысяч жизней, которые предстояло погубить в заведомо безнадёжной атаке. Корнилов, однако, никогда не был полководцем-мясником, цену человеческой жизни он понимал всегда, чему лучшее доказательство - его поведение во время краха "корниловского мятежа" в августе - сентябре 1917 года. И здесь, под Екатеринодаром, для Лавра Георгиевича первейшую роль играла не пресловутая "честь", а соображения стратегии. Он сам объяснил это в финале военного совета: "Отступление теперь тоже равносильно гибели: без снарядов и патронов это будет медленная агония". Корнилов знал, что говорил: армия находилась в паутине железных дорог, по которым курсировали красные бронепоезда, по этим же дорогам большевики свободно могли перебрасывать резервы. Каждый бой за железнодорожную станцию, каждый переход железнодорожной ветки давался добровольцам с огромным трудом. Теперь же, после понесённых потерь, расстреляв весь запас патронов и снарядов, армия на первом же железнодорожном переезде рисковала быть раздавленной. И именно это беспокоило её главнокомандующего.
Как представлялось Корнилову, перед Добровольческой Армией открывались два пути. Первый - штурмовать Екатеринодар с громадным риском потерпеть поражение и погибнуть. Но в этом случае погибшая армия сохраняла честь и могла бы - теоретически - послужить примером для подражания другим русским людям, которые, возможно, ещё не стряхнули с себя революционный дурман, но непременно должны были опомниться, столкнувшись с реальной политикой большевизма. Это не просто догадки - именно о такой надежде пелось в походном марше Корниловского ударного полка:
Верим мы - близка развязка
С чарами врага,
Упадёт с очей повязка
У России - да!
Русь поймёт, кто ей изменник,
В чём её недуг,
И что в Быхове не пленник
Был, а верный друг!
В случае отхода от Екатеринодара армия, по мнению Корнилова, рисковала не в меньшей, если не в большей степени. Но в этом случае к поражению присоединялся ещё и позор - а раз так, светоч, о необходимости зажечь который говорил, отправляясь в поход, генерал Алексеев, оказывался затушен безо всякой надежды. Армия, поднявшаяся на борьбу, но отступившая перед первыми же серьёзными трудностями, служить примером для подражания не могла - а это означало, что разочаровавшиеся в революции люди будут искать опоры не в патриотических идеалах, а... в немецких оккупантах, что для Корнилова было категорически неприемлемо.
Корнилов во время штурма Екатеринодара.
По правую руку от генерала, с биноклем - А.И. Деникин.
Позади Корнилова легко узнаваемы фигуры ещё двух героев Белого Дела -
И.П. Романовского и С.Л. Маркова
В этих рассуждениях, правда, имелся один серьёзный дефект: уверенность Корнилова в том, что при отходе от Екатеринодара армия непременно будет раздавлена большевиками в лабиринте железных дорог или же потеряет дисциплину, распадётся и распылится, противоречила его же собственной уверенности в том, что Деникин обладает достаточными способностями, чтобы вывести армию. Деникин же верил в возможность Добровольческой Армии скрытно отойти от Екатеринодара, оторваться от большевиков, а дальше - действовать по обстоятельствам, стараясь сохранить кадры и дождаться более благоприятной обстановки. Но полагал, что для успеха дела необходимо присутствие Корнилова. "Люди живут своей жизнью, страдают и слепо верят", - записал он. - "Верят в Корнилова. А вера творит чудеса".
В конце концов вмешательством генерала Алексеева штурм Екатеринодара удалось отложить на сутки, дабы дать солдатам возможность прийти в себя, вернуться к своим частям (в ходе неудачных боёв части перемешались), отоспаться. Отсрочка эта могла бы быть действенной, если бы большевики не проявляли активности. Но, как мы знаем из воспоминаний марковца В.Е. Павлова, как только атаки белых прекратились, красные пошли в контрнаступление, которое удалось остановить с большим трудом и ценой больших потерь. Отдыха не получалось.
Рассказывают, что вернувшийся с военного совета генерал Марков был мрачнее тучи, а своим подчинённым офицерам сказал: "Наденьте чистое бельё, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Екатеринодара не возьмём, а если и возьмём, то погибнем". Даже этот человек, не терявший самообладания в самых отчаянных ситуациях, в успех штурма не верил...
А дальше произошло то, чего никто не ожидал. Красные вели обычный тревожащий обстрел позиций Добровольческой Армии. Особо не целились, хоть и били в основном в направлении фермы, на которой держал свой наблюдательный пост Корнилов. Только один из снарядов попал в здание фермы в то время, когда там находился Корнилов. Снаряд пробил стену и ударил в пол под столом, за которым главнокомандующий Добровольческой Армией пил чай. Силой взрыва Корнилова подбросило в воздух и сильно ударило о печку. Когда к нему подбежали, он был ещё жив, но получил раны в висок и в правое бедро. Несколько офицеров во главе с начальником штаба армии И.П. Романовским на носилках вынесли ранегого главкома на свежий воздух и отнесли к Деникину, вероятно, полагая, что Лавр Георгиевич захочет дать своему преемнику последние распоряжения. Однако через несколько секунд Корнилов скончался.
Деникин, как явствует из его "Очерков Русской Смуты", был потрясён тем, что снаряд, убивший Корнилова, попал в здание фермы только один и убил только одного Корнилова. Это обстоятельство породило потом множество гнусных спекуляций, ещё более усугубившихся из-за того, как жизнь обошлась с останками Лавра Георгиевича. Тело Корнилова было предано земле в немецкой колонии Гначбау в окрестностях Екатеринодара. Едва белые войска отошли от Гначбау, красные ринулись туда искать спрятанные, якобы, "буржуями" ценности и оружие и обнаружили останки Корнилова. То, что последовало за этим, напоминало какую-то бесовскую вакханалию. Раздетый догола труп заслуженного генерала проволокли по улицам Екатеринодара, оплёвывая и избивая палками на всём пути следования. На Соборной площади труп был брошен на мостовую, и озверелая красная солдатня принялась пинать его и рубить саблями. Неизвестно откуда появилась верёвка, несколько человек красногвардейцев забрались на дерево и пытались повесить тело Корнилова, которое несколько раз срывалось. Отдельные увещевания не тревожить прах человека, "ставшего уже безвредным", действовали на красногвардейцев, словно красная тряпка на быка. В конце концов, тело Корнилова отвезли на городские скотобойни и там сожгли, а на следующий день по Екатеринодару бродила шутовская процессия и глумливо клянчила деньги "на помин души" генерала Корнилова. Это был экстаз трусов, внезапно узнавших, что тот, кто так недавно внушал им непреодолимый страх, теперь мёртв и безопасен....
Изувеченный большевиками труп Л.Г. Корнилова.
Большевики не только старательно зафиксировали на фотоплёнке
результаты своих зверств, но и охотно раздаривали эти фотографии
с автографами своим "зарубежным товарищам" (точнее сказать - кураторам)
Сегодня нередко приходится слышать, что вся эта ваханалия была справедливой Божией карой для генерала-отступника, "поднявшего мятеж" против своего государя. Припоминали аналогичное глумление революционной солдатни над останками Гришки Распутина в первые послефевральские дни (ага, это, конечно, Корнилов им приказал над трупом глумиться!). Тему мнимого соучастия Корнилова в революции я уже разбирал (см. здесь и здесь), повторяться смысла не вижу. Отмечу лишь, что подобные разглагольствования есть ничто иное, как попытка оправдать учинённое революционной солдатнёй варварство. И те, кто оправдывает подобное глумление над мёртвым телом (повторюсь: над мёртвым телом человека, которого эта шантрапа панически боялась, пока он был жив), весьма некстати взялись называть себя православными.
Однозначно можно утверждать, что гибель Корнилова не была карой Божией за что бы то ни было - иначе по этой людоедской логике мы дойдём до хулы вообще на любого героя, павшего на поле брани. И всё-таки, на мой дилетантский взгляд, определённое проявление Промысла Божия в гибели Корнилова накануне бессмысленного штурма Екатеринодара имело место. Большевистский снаряд, угодивший в ферму, убил, как мы помним, только одного Корнилова. То есть - человека, своей единоличной властью настоявшего (против воли остальных белых генералов) на повторном штурме Екатеринодара - штурме без патронов, без артподготовки, при численности полков, равной ротам мирного времени. Корнилов имел право на заблуждение в связи с этим штурмом - я писал, каковы были его мотивы и сомнения. Он довёл Добровольческую Армию до Екатеринодара, успешно командуя ею в самых отчаянных условиях. Смерть Неженцева, неудача первой атаки, вообще то обстоятельство, что Екатеринодар, в котором белые планировали отдохнуть и пополниться, приходилось брать штурмом и нести потери, подействовали на него удручающе. У генерала мог произойти банальный нервный срыв - и пусть бросит в меня камень тот, кто дерзнёт его за это осудить.
Но практика показала правоту генерала Деникина, предлагавшего под покровом ночи отойти от Екатеринодара, оторваться от большевиков и попытаться привести в порядок обескровленную армию. Гибель Корнилова, которого белогвардейцы считали способным на чудеса, делала штурм Екатеринодара не только стратегически и тактически бессмысленным, но и морально невозможным. Деникин сумел реализовать свой вариант - отвести армию от Екатеринодара, прорваться из окружения железных дорог и выйти на оперативный простор, после чего довольно быстро стало ясно, что Армия обретёт свою базу на Дону. Сумел Деникин потом и вернуться к Екатеринодару, и освободить его со свежими силами. Пессимизм Корнилова не оправдался. Тогда, на ферме близ Екатеринодара, Бог сказал Своё слово, сделав выбор в пользу плана Деникина. Призвав к Себе Корнилова, достаточно к тому времени потрудившегося на благо Белого Дела, Он спас армию от разгрома. А поражение под Екатеринодаром неожиданно стало прологом для целой серии довольно громких побед.
Белые первопоходники на символической могиле Л.Г. Корнилова.
Я не хочу чернить память первого главнокомандующего Добровольческой Армии. Я верю и надеюсь, что ныне он утешается в Царствии Небесном. Но в тот роковой день под Екатеринодаром его упорство было пагубным для Армии. И тогда Ратей Небесных Владыка отозвал Корнилова в Своё распоряжение, тем самым позволив земному крестоносному воинству избежать лишних потерь.
.