Генерал, который не хватал звёзд с неба. Окончание.

Oct 08, 2022 21:50

Начало здесь.



Генерал Евгений Карлович Миллер

Мы оставили генерала Миллера в Париже, где он тщетно пытался сколотить из бойцов русских бригад, воевавших на Западном фронте Первой Мировой войны, добровольческие части для борьбы с большевиками. Однако сами эти бригады порядком разложились и периодически поднимали мятежи против французского командования, само же французское командование после победоносного завершения Первой Мировой войны о возрождении русского фронта больше не думало и тратить средства на борьбу с большевиками не стремилось.

Удача улыбнулась Миллеру с той стороны, с которой он менее всего ждал. К ноябрю 1918 года русский посол в Париже В.А. Маклаков получил несколько телеграмм из Архангельска, свидетельствовавших о том, что власть большевиков там свергнута местной офицерской организацией при содействии английских, французских и американских интервентов (прибывших на русский север, к слову, по приглашению самих большевиков, чтобы взять там под свой контроль склады с военным имуществом и избежать захвата этого имущества немцами). В Архангельске образовалось антибольшевицкое правительство Северной области. Тон в правительстве, правда, задавали социалисты, а возглавлял его печально известный революционер Н.В. Чайковский, однако этому правительству был нужен хороший и достаточно популярный военачальник, чтобы возглавить его вооружённые силы. Чайковский официально заявлял, что готов стремиться к объединению всех антибольшевицких сил (включая монархистов) и готов подчинить всю свою деятельность "обслуживанию главного командования в его оперативных действиях". Но для этого главного командования нужен был популярный военачальник с опытом успешных боевых действий в Первую Мировую. И выбор остановился на Миллере.

Миллер охотно принял приглашение. По пути в Архангельск он завернул в Англию - переговорить с начальником английского генерального штаба Г. Вильсоном, разузнать о силах британских войск на русском севере и об их дальнейших планах. Ничего утешительного Вильсон сообщить Миллеру не мог: Первая Мировая война завершилась, угроза захвата русского военного имущества немцами отпала, так что целесообразности для своего пребывания в Архангельске и Мурманске англичане более не усматривали. Так что их вывод из Мурманска был вопросом лишь ближайшего времени. Более того - если теперь англичане и останутся на русском севере - то только для экономического ограбления этого региона. К чести Миллера стоит сказать, что он не опустил руки и не повернул назад. Долг звал его бороться с красными узурпаторами - и было совершенно неважно, будут у него в этой борьбе союзники или нет. Впрочем, сопровождавшие Миллера английские офицеры держали себя ощутимо иначе, чем генерал Вильсон: с искренней ненавистью говорили о большевиках, с сочувствием - о России.

Миллер прибыл в Архангельск 13 января 1919 года (по старому стилю). 15 января он был назначен генерал-губернатором Северной области с предоставлением ему в отношении всех расположенных в области русских войск полномочий командующего отдельной армией. 10 июня 1919 полномочия Миллера подтвердил верховный правитель адмирал А.В. Колчак, при этом должность, которую Евгений Карлович занимал в армии, стала именоваться "Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России, действующими против большевиков на Северном фронте". То есть, статус Миллера вырос до статуса главнокомандующего фронтом.



Е.К. Миллер - Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России,
действующими против большевиков на Северном фронте

Каков же был состав этих сил? В Архангельске у Миллера имелись 2000 штыков и сабель, в районе Мурманска - ещё 800 штыков и сабель, ещё 400 бойцов находилось в долине реки Онеги; в Селецком районе стояла регулярная рота численностью около 800 человек, там же действовали белопартизанские отряды общей численностью более 600 человек; ещё по 400 бойцов располагалось в Двинском районе и на Пинеге; наконец, в Мезенско-Печорском районе белые силы составляли около 600 человек. Таким образом, вся "армия" Миллера не достигала своей численностью даже до дивизии времён Первой Мировой войны.

Командовавший войсками Северной области до Миллера генерал В.В. Марушевский охотно подчинился более опытному военачальнику. Разграничение их полномочий произошло, по свидетельству Н.Л. Калиткиной, довольно быстро и безболезненно. Совместными усилиями им удалось довести численность армии к марту 1919 года до 14 тысяч человек, а апрелю - до 16 тысяч человек. Миллер также подал Марушевскому идею задействовать кадры русских офицеров, по тем или иным причинам оказавшихся за границей. Марушевский распространил соответствующее воззвание. Правда, откликнулись на него всего около 400 офицеров, прибывших из Стокгольма и Лондона, но в масштабах Армии Северной области и это было значительное число. В конце мая для оптимизации управления войсками Миллер начал сводить разрозненные полки, батальоны и роты в бригады. Примечательно, что главнокомандующий английскими экспедиционными войсками на русском Севере генерал Айронсайд крайне высоко оценивал созданные Миллером русские войска, подчёркивая, что по своим боевым качествам они намного превосходят большевиков.

Чтобы не отвлекать войска для охраны своих тылов, Миллер учредил Национальное Ополчение Северной Области - из тех, кто в силу здоровья или иных причин не мог отправиться на фронт. На части Ополчения были возложены функции караульной и патрульной службы, а также поддержание порядка в городах. Обучение ополченцев вели находившиеся на отдыхе офицеры регулярных частей. По единодушному свидетельству очевидцев, после появления на улицах ополченческих патрулей жители Архангельска "стали спать спокойно": с произволом криминальных элементов было покончено.



Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими
вооруженными силами России на Северном фронте
генерал Е.К. Миллер за своим рабочим столом.

Очевидцы также отмечают, что никто из белых командующих не заботился о питании и снабжении своих бойцов лучше, чем Миллер. Все чины армии своевременно получали жалование, которое индексировалось по мере роста цен, члены семей офицеров, проживавшие за рубежом, получали содержание в валюте, продукты, обмундирование и боеприпасы своевременно отгружались в части с контролируемых англичанами складов. Впрочем, не будем забывать о существовании этих складов, которое стало для Миллера существенной форой - на других белых фронтах такого богатства не было.

Увы, за эти ресурсы приходилось платить утратой самостоятельности. Фактически руководство боевыми действиями на северном фронте было сосредоточено в руках англичан (которые, как мы помним, сражаться за русские интересы не хотели и планировали вскоре покинуть Северную область), несмотря на все усилия Миллера и, особенно, Марушевского переломить ситуацию. Генерал Айронсайд, командовавший силами интервентов не стеснялся возмущаться, что "некоторые районы становятся ужасающе русскими". Похоже, и он, и его начальство начали смотреть на Северную область как на новую британскую колонию. Сложилась парадоксальная ситуация: к весне 1919 года русские белогвардейские части на Севере готовы были перейти к активным боевым действиям, но эти действия сковывались английскими "союзниками", предпочитавшими пассивно сидеть в обороне и предписывавшими русским делать то же самое. А отказать им в повиновении означало в одночасье лишиться снабжения.

Тем не менее, кое-какие действия всё же удавалось предпринимать. Авиация Славяно-Британского авиаотряда регулярно наносила бомбовые удары по позициям красных и по их вооружённым судам, пытавшимся предпринимать наступательные действия. 8 марта 1919 года Миллер снарядил экспедицию для установления связи с адмиралом Колчаком, чьи войска предприняли наступление на запад. Группа во главе с двумя русскими и одним британским офицером ежедневно преодолевал на оленях по 70 - 80 верст и через 40 дней после своего отбытия прибыл в расположение колчаковских войск. Начальник этй экспедиции сделал Колчаку подробный доклад о Северном фронте, о силах белых и боевых действиях на данном направлении, о союзниках и их намерениях, после чего поступил в распоряжение Колчака с частью своих солдат. Другая же часть экспедиции во главе с поручиком Жилинским 28 мая двинулась обратно с документами для Миллера и его правительства и 22 июня прибыла в Архангельск. Ещё ранее, в апреле, Миллер объявил о своём подчинении верховному правителю адмиралу Колчаку.

В итоге Миллер и Айронсайд принялись обсуждать планы наступления на Котлас, чтобы добиться соединения армии Северой области с армиями Колчака. Миллер был полон оптимизма, утверждал, что союзникам достаточно помочь с прорывом фронта, остальное же его бойцы доделают сами, сил на это хватит. Айронсайд, однако, полагал наступление бесперспективным, считая, что войска Колчака в плачевном состоянии и вряд ли Северная область получит какую-то выгоду от соединения. Впрочем, Айронсайд отмечал феноменальную работоспособность Миллера (генерал трудился по 16 часов в сутки, но никто и никогда не замечал в нём ни признаков усталости, ни резких перепадов настроения) и... сожалел, что Евгений Карлович был более администратором, нежели полководцем.



Генерал Эдмунд Айронсайд, командующий войсками интервентов в Архангельске.

Впрочем, Айронсайду для проведения эвакуации "союзных" войск требовался стабильный и спокойный фронт, чтобы большевики, как говорится, не наступали на пятки, поэтому он в конце концов согласился с наступательной операцией на Котлас. 20 июня наступление миллеровцев началось и даже имело успех. На двинском направлении красные не выдержали натиска и покатились назад, белые успешно заняли их позиции. Однако армии Колчака к этому времени уже вовсю отступали, и соединения двух белых фронтов не получилось, Айронсайд же продолжал рассматривать все наступательные операции миллеровцев лишь через призму спокойной эвакуации английских войск. Позднее, в эмиграции, Миллер открытым текстом обвинял союзников в том, что его наступление провалилось: "Не хватило сердца, настойчивости, желания, упорства в достижении этой цели, и первое же известие об отходе сибиряков от Глазова пресекло сразу исполнение англичанами так хорошо задуманного и методически подготовленного плана. Вследствие несогласованности действий по времени и вялости английского командования не была разрешена задача, которая одна оправдала бы жертвы, понесённые на севере".

Когда окончательно выяснилось, что наступление Колчака провалилось, Айронсайд, который к этому времени успел по-человечески привязаться к Миллеру, дал ему слово, что английские войска останутся на фронте ещё три месяца, чтобы дать возможность русским белогвардейцам укрепиться. "По его светло-голубым глазам я мог догадаться, как ужасно он устал. Пару минут он смотрел на меня, не говоря ни слова. Я протянул ему руку, и он сжал её мёртвой хваткой", - вспоминал об этом разговоре Айронсайд. Примечательно, что тогда, в конце лета 1919 года, продолжение борьбы для Миллера было делом, однозначно решённым.

Помимо нерешительности союзников и поражений на других белых фронтах, Миллеру в 1919 году пришлось иметь дело и с ещё одним неприятным явлением - мятежами. Уже в мае последовали два восстания в частях. Ещё чаще стали происходить брожения летом, когда в армию Миллера начали массово вливаться перебежчики и красные военнопленные. Этот контингент ставили под ружьё без должной фильтрации, без соответствующей идеологической обработки (как это имело место в войсках Колчака и, особенно, Деникина). В результате последовало восстание на Онеге и потеря Онеги. Сообщение Архангельска с Мурманом было прервано, а Онежский тракт на Архангельск оказался открыт для большевиков, причём прикрыть его ни Айронсайду, ни Миллеру было нечем.

Миллер предпринял экспедицию с целью вернуть Онегу, но наскрести ему для этой экспедиции удалось только 500 человек при двух орудиях, наступавших под прикрытием английского монитора. Не удивительно, что это наступление окончилось провалом.



Образцы униформы армии Миллера. Мундиры в большинстве своём были английские,
но с русскими знаками различия и трёхцветными шевронами на рукавах.

К осени 1919 года генералам, находившимся в подчинении Миллеру, становится окончательно ясно, что без союзников продолжать борьбу белые войска не смогут. Фронт будет ослаблен ровно вполовину, причём из 25 тысяч бойцов, которых к этому времени Миллер имел на фронте, остаться на позициях смогут не более 12-ти тысяч, остальным придётся находится в тылу для поддержания там порядка. Кроме того, войска ненадёжны и испытывают брожение из-за большевицкой пропаганды. Положение осложнялось изолированностью операционных направлений друг от друга, вследствие чего прорыв одного из фронтов Северной области автоматически приводил и к крушению остальных. Миллеру предлагалось распустить ненадёжный контингент, ликвидировать северный фронт, а морально стойкий костяк армии перевезти либо к Юденичу, либо к Деникину. Однако Миллер полагал ликвидацию северного фронта изменой всему Белому Делу, опасался, что отступление армии при отсутствии серьёзного давления на неё на фронте может нанести моральный удар по остальным белым фронтам. И потому распорядился продолжать борьбу, несмотря ни на что.

Союзникам Миллер пообещал провести несколько наступательных операций для прикрытия их эвакуации, а те, в свою очередь, заверили его, что окажут всю необходимую поддержку техникой и материальными средствами. На какое-то время казалось, что эти планы и впрямь можно претворить в жизнь: начавшееся 10 августа наступление миллеровцев на Двине завершилось полным успехом, вся живая сила большевиков на данном направлении была разгромлена, 3000 пленных, 18 орудий и множество пулемётов стали добычей белых. Дорога на Котлас была свободна, на фронте царило ликование... Известие о том, что англичане отошли к Архангельску и начинают погрузку на суда, прозвучало, как гром среди ясного неба. Войска были шокированы, англичан открытым текстом обвиняли в предательстве. Миллер пытался держать себя дипломатичнее своих офицеров, но и ему было трудно сдерживаться: обнаруживалось, что генерал Айронсайд нарушил данное им слово оставаться в области ещё три месяца.

27 сентября последние роты английского контингента погрузились на корабли и отплыли. Союзники покидали Северную область. Впоследствии многие упрекали Миллера за то, что он не воспользовался предложением союзников и не перебросил свои войска к Деникину или Юденичу. Спору нет, если бы Миллер принял такое решение, Юденич под Петроградом получил бы солидное подкрепление, и тогда кто знает, чем бы закончился его Поход на Петроград. Но критики Миллера забывают, что англичане были согласны принять на борт своих транспортов не более 10 тысяч русских - и как раз столько составлял идейный костяк Армии Северной Области, те, кто готов был продолжать борьбу с большевиками при любых условиях. Но в Архангельске и на Мурмане оставалось множество мирных русских людей, которым возвращение советской власти грозило неминуемой смертью в застенках ЧК. Миллер не чувствовал в себе морального права бросить их. Поэтому вряд ли стоит осуждать его за решение продолжать борьбу.



Пулемётчики-миллеровцы на позициях. 1919 год.

После отбытия англичан Миллер первым делом распорядился арестовать и выслать на необитаемый остров Иоканьгу на Мурмане более 1200 жителей Архангельска, изобличённых в пробольшевицких симпатиях. Эта мера вселила в жителей города уверенность, что власть остаётся твёрдой. На фронте некоторое время ещё продолжались успехи. Назначенный Миллером генерал И.А. Данилов сумел остановить наступление красных на Архангельск и закрепиться на промежуточном рубеже. В октябре на некоторых направлениях ещё продолжалось наступление миллеровцев, в частности, на юг, заняв некоторые территории в Пинежском, Мезенском и Печорском районах. Миллеру доносили о тысячах пленных и богатых трофеях. Миллер, однако, не обманывался: малочисленность войск по сравнению с протяжённостью фронта делал его войска и всю Северную область крайне уязвимыми. Занятие новых районов требовало доставки в эти районы продовольствия (как для армии, так и для местного населения). Запасы же Миллера с уходом англичан начинали иссякать.

В тылу у Миллера активизировались левые элементы. Эсеры, составлявшие при Чайковском значительный процент правительства Северной области, в открытую вели агитацию против Миллера и армии, требуя заключения мира с большевиками, и эти речи становились достоянием гласности, доходя до солдат на фронте. Миллер мог бы пресечь эту пропаганду, пойдя на введение военной диктатуры (на чём, к слову, настаивал адмирал Колчак). Однако генерал не решился распустить правительство, опасаясь социального взрыва в тылу. Это оказалось роковой ошибкой - в январе 1920 года большевики усилили свою агитацию, которая ложилась теперь на почву, подготовленную эсерами. Тайные большевицкие агитаторы дерзали обращаться даже к офицерам, уверяя их, что в красной армии офицеры восстановлены в прежних правах и получают хорошее жалование, а их семьи в тылу - паёк. Фронт затрещал. В полках снова начались заговоры и восстания.

Становилось ясно, что фронт Северной Армии скоро рухнет. В этих условиях Миллер поручил своему начальнику штаба генералу Квецинскому разработать план эвакуации. Квецинский такой план составил - но в условиях, сложившихся на фронте Северной Армии, он оказался нереалистичным. План предусматривал отступление сухим путём на Мурман, откуда войска должны были быть вывезены кораблями. У фронтового командования такой план вызвал только горькие насмешки. Судов также не хватало, поскольку все ледоколы были задействованы для перевозки продовольствия.



Генерал М.Ф. Квецинский - начальник штаба Миллера.

В начале февраля 1920 года большевики начали наступление на фронте. Одновременно в самом Архангельске открылось губернское земское собрание, которое потребовало заключения мира с большевиками и выдачи им офицеров. Мнение офицеров было однозначно: разогнать это изменническое сборище к чертям. Но у Миллера просто не было уже достаточно войск, чтобы выполнить это своевременное предложение офицеров. В довершение всего, восстал 3-й Северный полк, который Миллер считал одним из самых надёжных. Фронт начал стремительно разваливаться.

16 февраля Миллер выступил с речью перед городской думой в Архангельске, призвав к борьбе и заявив, что на фронте ситуация тяжёлая, но не катастрофическая. Однако уже накануне начались переговоры с большевиками о сдаче Северной области. Миллер обратился к английскому правительству с просьбой о посредничестве. Офицерам, беспокоившимся о судьбе своих семей, было объявлено: «Пусть господа офицеры не беспокоятся, я беру на себя заботу об их семьях».

В действительности Миллер лукавил. 19 февраля он с чинами своего штаба позорно бежал из Архангельска на ледоколе "Козьма Минин" и яхте "Ярославна". Слишком поздно генерал понял, что план эвакуации, разработанный Квецинским, нереализуем. Армия Северной Области и её население были обречены. И вместо того, чтобы разделить свою судьбу с армией, Миллер предпочёл бросить доверившихся ему людей. Оправдать этот поступок невозможно. То, на что он не решился в сентябре (там он, по крайней мере, спас бы армию и помог бы Белому Делу), теперь приходилось делать при гораздо более постыдных условиях, спасая уже не верные войска, а исключительно себя безо всякой пользы для дела. «Может быть, другой, более опытный, более предусмотрительный и государственно развитый руководитель мог бы сделать лучше и больше. Я сделал, что мог и как умел, и в одном только чувствую угрызение совести, что в критический момент я оказался не с теми, кто всем рискует на фронте, а на пароходе, отвёзшем меня, правда вопреки моим намерениям, не в Мурманск, а в Норвегию, за что меня вправе будут упрекать те, кто с таким трудом ныне пробивается в Финляндию», - записал Миллер на борту ледокола. Вряд ли эти слова способны смягчить его вину. Скорее всего, разглагольствованиями о намерении плыть на Мурман и о "против воли" он просто убаюкивал свою совесть.

По пути ледокол "Козьма Минин" был обстрелян красными с ледокола "Канада". Примечательно, что в начале 1919 года, всего год назад, капитан этого ледокола устроил только что прибывшему Миллеру торжественную встречу, как старшему по должности военному начальнику... А на фронте в это время продолжали гибнуть офицеры Северной Армии. Гибли в неравных боях с большевиками, гибли в "котлах", гибли, поднимаемые на штыки собственными солдатами, пытавшимися таким образом выслужиться перед победителями. Примечательно, что большевики были убеждены: Миллер вполне мог провести в жизнь план эвакуации своих войск с Мурмана из-за плохого состояния красных войск и ещё худшего состояния дорог, затруднявшего наступление. Но тот, кто должен был организовывать эвакуацию, на всех парах бежал в Норвегию.



Миллер в эмиграции.

Трудно сказать, почему, но другие белые вожди никогда не вменяли Миллеру в вину это позорное бегство. В мае 1920 года Миллер был назначен главноуполномоченным по военным и морским делам генерала Врангеля в Париже. После окончания Гражданской войны и образования РОВС Миллер стал активным его деятелем, исполнял обязанности начальника штаба генерала Врангеля, заведовал денежными средствами великого князя Николая Николаевича. С 1925 года Миллер занял должность помощника председателя РОВС, а в 1930 году, после похищения и убийства большевиками Кутепова, возглавил РОВС. На этом посту Миллер многое сделал для того, чтобы как можно лучше обеспечить жизнь белоэмигрантов за рубежом - вероятно, таким образом он пытался искупить собственное малодушие в феврале 1920 года.

Выступал Миллер и в качестве крупного идеолога белой эмиграции, последовательно остаивал монархические идеалы, защищал добрую память убиенного государя Николая II, требовал крайней непримиримости по отношению к советской власти. В 1937 году Миллер был похищен в Париже советскими агентами и 11 мая 1939 года расстрелян в московской тюрьме.



Миллер в своём парижском кабинете. Хорошо заметна фотография
императора Николая II на стене.



Миллер с супругой на парижских улицах.
Слева от генерала (в правой стороне фотографии) хорошо заметна
фигура генерала Н. Скоблина, сыгравшего ключевую роль в похищении Миллера.

Впрочем, деятельность генерала Миллера в эмиграции и его пребывание в советской тюрьме заслуживают отдельного, более подробного разговора. Далеко не всё в этой деятельности достойно восхищения и далеко не всё можно оправдать, как невозможно оправдать бегство Миллера из Архангельска в феврале 1920-го. Со временем я обязательно напишу об этом - когда придёт пора вспоминать трагическую кончину Евгения Карловича. На сегодня же мне осталось только подвести итог. Миллера, в отличие от Колчака, Деникина, Врангеля или Кутепова (а тем более - от Маркова, Дроздовского или Каппеля), сложно однозначно назвать героем Гражданской войны. Он неплохо зарекомендовал себя в Первую Мировую, был непримирим к большевикам, погубившим Россию на излёте этой войны, и многое действительно сделал для борьбы с ними. В то же время он был слишком неразборчив в средствах, слишком уступчив по отношению к союзникам, не столько помогавшим Белому Движению, сколько решавшим на русской земле свои собственные геополитические задачи. В условиях осени 1919 года, когда решалась судьба Белого Движения, Миллер не проявил достаточных стратегических дарований, а в довершение всего, после всех своих просчётов, приведших к катастрофе его армию, бросил войска на произвол большевиков. Бог ему судья.

_________________________
При написании статьи использованы:
1) Биографический очерк Н.Л. Калиткиной о Миллере в кн. "Белое Движение. Исторические портреты".
2) Статья Н.Л. Калиткиной "Подло я не умру" с сайта "Православие.ру".
3) Биографическая статья о Миллере на сайте "Офицеры РИА"

История Отечества, Вечная память, Гражданская война, Миллер и миллеровцы, Белые

Previous post Next post
Up