Сакко и Ванцетти - кто они? Часть 4
Во время пребывания в Виллафаллетто, вызванного болезнью, идеи юного Бартоло приобрели более ясную форму. Неожиданно обзаведясь практически неограниченным количеством времени для чтения, он не преминул воспользоваться этой возможностью. Даже спустя много лет Ванцетти хорошо помнил, насколько сильное впечатление произвела на него фраза "Кровь мучеников - это росток свободы", которую он вычитал в тот период в одном из сочинений Августина Блаженного,она неизгладимым образом отпечаталась у него в памяти. Затем он дважды перечитал I promessi sposi, романтический шедевр Манзони,а после того попытался взяться за "Божественную комедию" Данте, пыльный томик которой он обнаружил где-то домашних закутках. "Ох,- вспоминал впоследствии Ванцетти,- оказалось, что эта кость мне не по зубам; тем не менее, я мужественно пытался обгладать ее и, думаю, не без пользы для себя".
Когда его здоровье наконец-то более-менее восстановилось, Бартоло подружился с представителями узкого слоя интеллигенции Виллафаллетто - врачом Франчиа, аптекарем Скрималльо, ветеринаром
Бо - чьи антиклерикальные воззрения еще больше оттолкнули молодого человека от католицизма, чьим яростным адептом он когда-то являлся.
"Очень скоро для исповедывания моей религии перестали требоваться храмы, алтари и священники в дорогих сутанах. Бог стал для меня совершенным воплощением духа, лишенным каких-либо человеческих атрибутов и черт". Такие настроения шли вразрез с взглядами остальных членов семьи Ванцетти(особенно отца!), которые продолжали считать, что Церковь необходима для того, чтобы удерживать человека от дурных страстей и держать его в повиновении. Бартоло, хотя эти аргументы и вызывали у него
ироничную улыбку, не пытался спорить со своими родными - он был счастлив вновь оказаться дома, в безмятежной атмосфере родного городка, а потому предпочитал держать свои "еретические" взгляды при себе.
Вскоре, однако, по этой безмятежности был нанесен жестокий удар. Спустя некоторое время после выздоровления Бартоломео выяснилось, что его мать, которой в тот момент было всего 45 лет, больна раком. Последующие три месяца, ставшие последними в ее жизни, Джованна Ванцетти провела в ужасных мучениях. Как рассказывал Бартоломео, ее страдания стали настолько сильными, что даже любимый муж не смог вынести той атмосферы ужаса, которая царила в комнате больной. И лишь Бартоломео продолжал ухаживать
за матерью с такой же любовью, с какой она чуть раньше ухаживала за ним. Любящий и любимый сын оставался у ее постели день и ночь, боясь отойти хоть на пять минут. Однако самое страшное все-таки
случилось: в конце 1907 года Джованна Ванцетти скончалась на руках у сына. Именно Бартоломео уложил ее в гроб, а затем бросил первую горсть земли на крышку гроба. "Я должен был это сделать, - отмечал он, - поскольку в тот момент я похоронил часть себя самого".
Смерть матери стала огромной трагедией для всей семьи Ванцетти. Джованни-Баттиста, которому едва исполнилось 58 лет, за несколько месяцев полностью поседел. Сиротами остались дети, младшим из которых исполнилось лишь два и четыре года. Но наиболее глубоко подействовала эта смерть на на Бартоло, ведь мать была единственным человеком, с которым он был по-настоящему близок; можно даже сказать, что смерть матери нанесла ему такую рану, от которой он так никогда и не оправился. Это было самое
тяжелое испытание в его жизни, подчеркивал Бартоломео в своих письмах спустя много лет, гораздо более тяжелое, чем любое тюремное заключение. Даже в 1920-х годах его мысли постоянно
возвращались к матери. "Память о моей матери - настоящая святыня для меня, - писал Ванцетти в своем дневнике. - Мое сердце - это храм, в котором живет душа моей милой мамочки".
В первые дни после смерти матери Бартоло полностью замкнулся в себе, радость жизни покинула его,казалось, навсегда. Целыми днями бродил он по окрестным лесам, ни с кем не разговаривая и полностью погрузившись в свою печаль. Он даже стал подумывать о самоубийстве, столь велико было его горе. "Много раз, - вспоминал Бартоломео,- проходя по мосту, я останавливался и смотрел на белеющие внизу камни, думая о них как о той постели, в которой больше не будет ночных кошмаров".
Неудивительно, что в столь взбудораженном состоянии духа его мысли начали все чаще и чаще обращаться к идее отьезда в Америку. После смерти матери, вспоминал Ванцетти, "мне не оставалось ничего другого, кроме как уехать. Я должен был создать непреодолимую преграду между мной и моим горем." В Америке,этом прибежище всех страдающих и угнетенных, как казалось тогда Бартоломео, он сможет забыть о постигшей его трагедии. Кроме того, Бартоломео надеялся, что в Америке он сможет обрести новую
жизнь, гораздо более свободную и счастливую, чем та, которую он вел в Италии. При этом надо отметить, что финансовые соображения не играли никакой роли в принятом молодым Ванцетти об отьезде за
океан. "Ни у меня, ни у Сакко не было никакой экономической необходимости для переезда в эту страну, - писал Ванцетти губернатору Фуллеру незадолго перед казнью. - Мы приехали сюда, потому что мы слышали, что это страна свободы - и не только свободы нажить себе состояние, это нас волновало меньше всего,но, прежде всего, свободы мысли и идей. Мы считали, что возможность свободно выражать выражать свои взгляды - это естественное право человека, и там, где право уважается, мы найдем достойное пристанище и свое счастье."
Небольшой помехой на пути Бартоломео стал ... его собственный отец, который(и это при том, что он сам в более молодом возрасте успел побывать в Америке)вовсе не хотел отъезда сына. Потеряв жену всего несколько месяцев назад, старик Ванцетти теперь ужасно не хотел расставаться со своим первенцем, которого, пусть и на свой лад, он все-таки любил. Кроме того, его кондитерская постепенно превращалась во вполне преуспевающее заведение, и ему было очень жаль терять высококвалифицированного кондитера и конфетчика, которым уже успел стать его сын. С точки зрения Джованни-Баттисты, было бы гораздо лучше, если бы Бартоломео остался жить в Виллафаллетто, помогал ему в бизнесе, а со временем женился бы и обзавелся детьми на радость старику отцу.Однако Бартоло был непоколебим в совем решении . Ему как воздух была необходима смена обстановки. Он больше не хотел работать на своего отца. Все его мысли и надежды теперь были связаны с большим пароходом, плывущим через океан.
9 июня 1908 года, за два дня до своего дня рождения - ему как раз должно было исполниться 20 лет, Бартоломео Ванцетти покинул Виллафаллетто. Односельчане и члены семьи прощались с ним в печали и в слезах. Даже спустя несколько десятилетий старожилы Виллафаллетто вспоминали, что Джованни-Баттиста буквально "онемел от горя". Друзья на прощание высказали Бартоломео последние напутствия, а некоторые из друзей даже проводили его до соседней деревни. В общем, в Виллафаллетто повторилось все то,
что было в Торремаджорре двумя месяцами ранее, в тот день, когда братья Сакко отправились в далекий путь на запад. Ни Сакко, ни Ванцетти так никогда и не вернулись в Италию, да и, надо честно признать, в дальнейшем редко о ней вспоминали. Впереди их ждала Америка, "земля свободы" или, как о ней отзывался Сакко,"страна, о которой я всегда мечтал".
(Продолжение следует.)
Источник: Paul Avrich Sacco and Vanzetti. The Anarchist Background. - Princeton University Press, 1991. Перевод на русский язык - наш собственный.
Когда его здоровье наконец-то более-менее восстановилось, Бартоло подружился с представителями узкого слоя интеллигенции Виллафаллетто - врачом Франчиа, аптекарем Скрималльо, ветеринаром
Бо - чьи антиклерикальные воззрения еще больше оттолкнули молодого человека от католицизма, чьим яростным адептом он когда-то являлся.
"Очень скоро для исповедывания моей религии перестали требоваться храмы, алтари и священники в дорогих сутанах. Бог стал для меня совершенным воплощением духа, лишенным каких-либо человеческих атрибутов и черт". Такие настроения шли вразрез с взглядами остальных членов семьи Ванцетти(особенно отца!), которые продолжали считать, что Церковь необходима для того, чтобы удерживать человека от дурных страстей и держать его в повиновении. Бартоло, хотя эти аргументы и вызывали у него
ироничную улыбку, не пытался спорить со своими родными - он был счастлив вновь оказаться дома, в безмятежной атмосфере родного городка, а потому предпочитал держать свои "еретические" взгляды при себе.
Вскоре, однако, по этой безмятежности был нанесен жестокий удар. Спустя некоторое время после выздоровления Бартоломео выяснилось, что его мать, которой в тот момент было всего 45 лет, больна раком. Последующие три месяца, ставшие последними в ее жизни, Джованна Ванцетти провела в ужасных мучениях. Как рассказывал Бартоломео, ее страдания стали настолько сильными, что даже любимый муж не смог вынести той атмосферы ужаса, которая царила в комнате больной. И лишь Бартоломео продолжал ухаживать
за матерью с такой же любовью, с какой она чуть раньше ухаживала за ним. Любящий и любимый сын оставался у ее постели день и ночь, боясь отойти хоть на пять минут. Однако самое страшное все-таки
случилось: в конце 1907 года Джованна Ванцетти скончалась на руках у сына. Именно Бартоломео уложил ее в гроб, а затем бросил первую горсть земли на крышку гроба. "Я должен был это сделать, - отмечал он, - поскольку в тот момент я похоронил часть себя самого".
Смерть матери стала огромной трагедией для всей семьи Ванцетти. Джованни-Баттиста, которому едва исполнилось 58 лет, за несколько месяцев полностью поседел. Сиротами остались дети, младшим из которых исполнилось лишь два и четыре года. Но наиболее глубоко подействовала эта смерть на на Бартоло, ведь мать была единственным человеком, с которым он был по-настоящему близок; можно даже сказать, что смерть матери нанесла ему такую рану, от которой он так никогда и не оправился. Это было самое
тяжелое испытание в его жизни, подчеркивал Бартоломео в своих письмах спустя много лет, гораздо более тяжелое, чем любое тюремное заключение. Даже в 1920-х годах его мысли постоянно
возвращались к матери. "Память о моей матери - настоящая святыня для меня, - писал Ванцетти в своем дневнике. - Мое сердце - это храм, в котором живет душа моей милой мамочки".
В первые дни после смерти матери Бартоло полностью замкнулся в себе, радость жизни покинула его,казалось, навсегда. Целыми днями бродил он по окрестным лесам, ни с кем не разговаривая и полностью погрузившись в свою печаль. Он даже стал подумывать о самоубийстве, столь велико было его горе. "Много раз, - вспоминал Бартоломео,- проходя по мосту, я останавливался и смотрел на белеющие внизу камни, думая о них как о той постели, в которой больше не будет ночных кошмаров".
Неудивительно, что в столь взбудораженном состоянии духа его мысли начали все чаще и чаще обращаться к идее отьезда в Америку. После смерти матери, вспоминал Ванцетти, "мне не оставалось ничего другого, кроме как уехать. Я должен был создать непреодолимую преграду между мной и моим горем." В Америке,этом прибежище всех страдающих и угнетенных, как казалось тогда Бартоломео, он сможет забыть о постигшей его трагедии. Кроме того, Бартоломео надеялся, что в Америке он сможет обрести новую
жизнь, гораздо более свободную и счастливую, чем та, которую он вел в Италии. При этом надо отметить, что финансовые соображения не играли никакой роли в принятом молодым Ванцетти об отьезде за
океан. "Ни у меня, ни у Сакко не было никакой экономической необходимости для переезда в эту страну, - писал Ванцетти губернатору Фуллеру незадолго перед казнью. - Мы приехали сюда, потому что мы слышали, что это страна свободы - и не только свободы нажить себе состояние, это нас волновало меньше всего,но, прежде всего, свободы мысли и идей. Мы считали, что возможность свободно выражать выражать свои взгляды - это естественное право человека, и там, где право уважается, мы найдем достойное пристанище и свое счастье."
Небольшой помехой на пути Бартоломео стал ... его собственный отец, который(и это при том, что он сам в более молодом возрасте успел побывать в Америке)вовсе не хотел отъезда сына. Потеряв жену всего несколько месяцев назад, старик Ванцетти теперь ужасно не хотел расставаться со своим первенцем, которого, пусть и на свой лад, он все-таки любил. Кроме того, его кондитерская постепенно превращалась во вполне преуспевающее заведение, и ему было очень жаль терять высококвалифицированного кондитера и конфетчика, которым уже успел стать его сын. С точки зрения Джованни-Баттисты, было бы гораздо лучше, если бы Бартоломео остался жить в Виллафаллетто, помогал ему в бизнесе, а со временем женился бы и обзавелся детьми на радость старику отцу.Однако Бартоло был непоколебим в совем решении . Ему как воздух была необходима смена обстановки. Он больше не хотел работать на своего отца. Все его мысли и надежды теперь были связаны с большим пароходом, плывущим через океан.
9 июня 1908 года, за два дня до своего дня рождения - ему как раз должно было исполниться 20 лет, Бартоломео Ванцетти покинул Виллафаллетто. Односельчане и члены семьи прощались с ним в печали и в слезах. Даже спустя несколько десятилетий старожилы Виллафаллетто вспоминали, что Джованни-Баттиста буквально "онемел от горя". Друзья на прощание высказали Бартоломео последние напутствия, а некоторые из друзей даже проводили его до соседней деревни. В общем, в Виллафаллетто повторилось все то,
что было в Торремаджорре двумя месяцами ранее, в тот день, когда братья Сакко отправились в далекий путь на запад. Ни Сакко, ни Ванцетти так никогда и не вернулись в Италию, да и, надо честно признать, в дальнейшем редко о ней вспоминали. Впереди их ждала Америка, "земля свободы" или, как о ней отзывался Сакко,"страна, о которой я всегда мечтал".
(Продолжение следует.)
Источник: Paul Avrich Sacco and Vanzetti. The Anarchist Background. - Princeton University Press, 1991. Перевод на русский язык - наш собственный.