Москва 1940-х годов. Судьба животных в условиях войны
Московским собакам во время войны жилось плохо. Хозяева разбежались, оставив их на произвол судьбы. Стаями бродили они по Москве, голодные и злые. Прятались, как могли, от бомбежек, дичали, впадали в бешенство, кусали людей и дохли. Долго с таким положением московские власти мириться не могли. И вот в 1942 году, в день Красной армии - 23 февраля, ветеринарная служба города приняла решение о создании бригады по вылову бродячих собак и бездомных кошек.
О важности, придаваемой городским начальством борьбе с одичавшими животными, говорит тот факт, что, несмотря на тяготы военного времени, бригадам, созданным для этой цели, предоставили две автомашины и выделили опытных шоферов. К тому же были приведены в полную боевую готовность железные клетки для лохматых арестантов.
Выловить всех бродяг тогда, наверное, не удалось. Поэтому в марте 1944 года последовал новый приказ: "Усилить вылов бродячих собак, организовать бригаду ловцов на полуторатонной машине „ГАЗ“. Вылов производить не менее трех раз в неделю". И, наконец, в 1945-м: "К 1 мая укомплектовать бригаду и приступить к вылову бродячих собак" и подпись: "Зав. Горветотделом Орлов". О кошках, заметьте, ни слова. Дошло, наверное, до начальства, что они необходимы для борьбы с мышами.
Многие звери зоопарка во время войны оставались в Москве, и Горветотдел их не трогал. Медведица Зойка в марте 1942 года даже тройню родила.
Как кормящая мать, Зойка к общественным работам не привлекалась, а вот двугорбый верблюд Вася был в прямом смысле запряжен. Он вывозил на санях с территории зоопарка снег и сколотый лед.
А еще был побег в июле 1942 года павиана Васьки. Хитрец подглядел, как служительница закрывала клетку, и, когда она ушла, воспользовался ее опытом. Ему удалось выйти на Большую Грузинскую улицу, и, если б не противные мальчишки, которые кричали, свистели, строили ему рожи, он, возможно, дошел бы до Тверской. А так он, возмущенный их гнусным поведением, зарычал и, решив задать кому-нибудь из них трепку, подошел к ним поближе, но те, подученные старшими, заманили его обратно в зоопарк, а потом и в клетку.
(А в Википедии написано вот что: "Спустя месяц после начала Великой Отечественной войны, в ночь с 22 на 23 июля 1941 года, Московский зоопарк подвергся первой бомбардировке, в результате которой сгорели управление зоопарка, архивы, пожары возникали в обезьяннике, львятнике, слоновнике. После этого часть животных была эвакуирована в Свердловский зоопарк: с ними в эвакуации работала, а осенью 1944 года транспортировала выживших зверей обратно в Москву В. В. Чаплина. Другая партия животных была отправлена в Сталинград, но о судьбе этого транспорта сведений не сохранилось. Остававшиеся в зоопарке сотрудники под руководством директора Т. Е. Бурделева героически продолжали работать и не только спасли большую часть коллекции животных, но и обеспечили непрерывную работу Старой территории Московского зоопарка в самые трудные годы войны. Новая территория была закрыта, хотя часть животных там оставалась. На Острове зверей устроили склад боеприпасов, а на его верхней площадке разместили зенитную батарею. Зимой 1941 года "на Острове зверей осталась только одна бурая медведица Зойка, которая залегла в берлогу, ею же самостоятельно вырытую, так что её не стали трогать").
Обезьяна, на худой конец, может вместо фруктов и овощи есть. Хищник скорее умрет, чем съест морковку, ему мясо подавай. А где его взять во время войны, когда оно и людям не достается? И тогда ветеринарная служба Москвы в июле 1942 года распорядилась, чтобы конные парки, совхозы и другие организации - владельцы крупных животных, в случае их падежа от незаразных болезней, немедленно сообщали об этом дирекции зоопарка по телефону К-4-40-78 и в тот же день доставляли павшее животное.
Поскольку падеж среди сельскохозяйственных животных в Москве наблюдался, а хищников было мало, то их хоть и с трудом, но прокормить было можно. С домашним скотом дело обстояло сложнее. В октябре 1941 года в Москве и ближайшем Подмосковье были уничтожены все совхозные свиньи. Коров, кто мог, гнал на восток, но много коров, овец и свиней было забито.
Уже в июле 1942 года под Москвой стали воссоздаваться подсобные животноводческие хозяйства предприятий, таких, как "ЗИС", "Знамя Октября" и др. Им удалось вырастить тысячи голов скота. К тому же и в частном секторе к концу 1944 года количество коров достигло довоенного уровня. В конце войны в Москве снова появились молочницы. А в ноябре 1945 года вышел закон, согласно которому крестьяне-единоличники получили право бесплатно пасти свой скот на лесных лужайках, вдоль дорог, линий электропередачи и даже на колхозных полях, правда уже за деньги.
Лошадь в те годы тоже была не роскошью. В Москве существовало несколько конных парков. Только "Мосгортрансоюз" насчитывал в своих рядах более семисот лошадей. Для заготовки сена имелись специальные угодья. Летом 1942 года они составили 22 тысячи гектаров в разных районах Московской области. Организации, пользующиеся услугами гужевого транспорта, направляли на сенокос своих косцов.
Материалы архивов Горветотдела говорят о том, что должного ухода за лошадьми во время войны, да и после нее, в Москве не было. Многие животные содержались в скотских условиях. Вот, например, как, согласно акту проверки, обстояли дела в конюшне ремстройконторы Ленинградского райжилуправления (РЖУ). Полы в конюшне были разбиты, станков (для лошадей и балерин вещь необходимая) в ней не было, навоз не вывозился, лошадей никто не мыл, не чистил, предметов ухода за ними не имелось... Пол в конюшне был гнилой. "Поэтому, - как отмечали проверяющие, - нет ничего удивительного в том, что одна лошадь сломала себе в ней ногу".
Запах винного перегара, мат, хамство - вот удел бедных животных во многих московских конюшнях тех лет.
Доходило до рукоприкладства и даже до убийства. В 1945 году выступавший на одном из совещаний работников торговли директор транспортно-складского треста Физиков (фамилия такая) сказал: "В Куйбышевском РПТ (райпищеторге) пала лошадь оттого, что была избита возчиком".
Во время войны, да и после нее, был на одной из московских улиц магазин, который торговал инструментально-скобяными и шорными товарами. Шорно-обозные товары предлагал магазин на Библиотечной улице, а в магазин на Зоологической улице шли за шорно-пеньковыми товарами. Если всеми этими "лошадиными" изделиями торговали магазины, значит, они были кому-то нужны.
Существовала в Москве и такая организация, как "Мосфуражторг", торговавшая кормом для скота, в первую очередь для лошадей. В городе имелось девятнадцать фуражных лабазов на Трифоновской, Сущевской, Лесной, Большой Марьинской и других улицах.
Ради справедливости заметим, что московское начальство, стараясь сделать жизнь лошадей хотя бы сносной, поощряло конюхов за случку, выжеребку, сохранение конского поголовья и наказывало виновных в нерадивом отношении к лошадям. В определенные периоды некоторым копытным даже предоставлялись льготы. В ноябре 1943 года решением Мосгорисполкома владельцам лошадей было поручено выявить всех кобыл от трех лет и старше, пригодных к расплоду, и жеребцов, пригодных к случке. Отобранные для работы на случных пунктах жеребцы, согласно этому решению, переводились на сокращенный рабочий день и улучшенное кормление, что опять же вызывало зависть у их двуногого мужского окружения и даже возмущение: "А мы что, хуже?" На это работники Горветнадзора замечали им, что из родившегося человека еще неизвестно что получится, а из жеребенка хороший работник получится наверняка.
Источник: Г. В. Андреевский Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-40 годы. М.: "Молодая гвардия", 2008 г., 447 с.
О важности, придаваемой городским начальством борьбе с одичавшими животными, говорит тот факт, что, несмотря на тяготы военного времени, бригадам, созданным для этой цели, предоставили две автомашины и выделили опытных шоферов. К тому же были приведены в полную боевую готовность железные клетки для лохматых арестантов.
Выловить всех бродяг тогда, наверное, не удалось. Поэтому в марте 1944 года последовал новый приказ: "Усилить вылов бродячих собак, организовать бригаду ловцов на полуторатонной машине „ГАЗ“. Вылов производить не менее трех раз в неделю". И, наконец, в 1945-м: "К 1 мая укомплектовать бригаду и приступить к вылову бродячих собак" и подпись: "Зав. Горветотделом Орлов". О кошках, заметьте, ни слова. Дошло, наверное, до начальства, что они необходимы для борьбы с мышами.
Многие звери зоопарка во время войны оставались в Москве, и Горветотдел их не трогал. Медведица Зойка в марте 1942 года даже тройню родила.
Как кормящая мать, Зойка к общественным работам не привлекалась, а вот двугорбый верблюд Вася был в прямом смысле запряжен. Он вывозил на санях с территории зоопарка снег и сколотый лед.
А еще был побег в июле 1942 года павиана Васьки. Хитрец подглядел, как служительница закрывала клетку, и, когда она ушла, воспользовался ее опытом. Ему удалось выйти на Большую Грузинскую улицу, и, если б не противные мальчишки, которые кричали, свистели, строили ему рожи, он, возможно, дошел бы до Тверской. А так он, возмущенный их гнусным поведением, зарычал и, решив задать кому-нибудь из них трепку, подошел к ним поближе, но те, подученные старшими, заманили его обратно в зоопарк, а потом и в клетку.
(А в Википедии написано вот что: "Спустя месяц после начала Великой Отечественной войны, в ночь с 22 на 23 июля 1941 года, Московский зоопарк подвергся первой бомбардировке, в результате которой сгорели управление зоопарка, архивы, пожары возникали в обезьяннике, львятнике, слоновнике. После этого часть животных была эвакуирована в Свердловский зоопарк: с ними в эвакуации работала, а осенью 1944 года транспортировала выживших зверей обратно в Москву В. В. Чаплина. Другая партия животных была отправлена в Сталинград, но о судьбе этого транспорта сведений не сохранилось. Остававшиеся в зоопарке сотрудники под руководством директора Т. Е. Бурделева героически продолжали работать и не только спасли большую часть коллекции животных, но и обеспечили непрерывную работу Старой территории Московского зоопарка в самые трудные годы войны. Новая территория была закрыта, хотя часть животных там оставалась. На Острове зверей устроили склад боеприпасов, а на его верхней площадке разместили зенитную батарею. Зимой 1941 года "на Острове зверей осталась только одна бурая медведица Зойка, которая залегла в берлогу, ею же самостоятельно вырытую, так что её не стали трогать").
Обезьяна, на худой конец, может вместо фруктов и овощи есть. Хищник скорее умрет, чем съест морковку, ему мясо подавай. А где его взять во время войны, когда оно и людям не достается? И тогда ветеринарная служба Москвы в июле 1942 года распорядилась, чтобы конные парки, совхозы и другие организации - владельцы крупных животных, в случае их падежа от незаразных болезней, немедленно сообщали об этом дирекции зоопарка по телефону К-4-40-78 и в тот же день доставляли павшее животное.
Поскольку падеж среди сельскохозяйственных животных в Москве наблюдался, а хищников было мало, то их хоть и с трудом, но прокормить было можно. С домашним скотом дело обстояло сложнее. В октябре 1941 года в Москве и ближайшем Подмосковье были уничтожены все совхозные свиньи. Коров, кто мог, гнал на восток, но много коров, овец и свиней было забито.
Уже в июле 1942 года под Москвой стали воссоздаваться подсобные животноводческие хозяйства предприятий, таких, как "ЗИС", "Знамя Октября" и др. Им удалось вырастить тысячи голов скота. К тому же и в частном секторе к концу 1944 года количество коров достигло довоенного уровня. В конце войны в Москве снова появились молочницы. А в ноябре 1945 года вышел закон, согласно которому крестьяне-единоличники получили право бесплатно пасти свой скот на лесных лужайках, вдоль дорог, линий электропередачи и даже на колхозных полях, правда уже за деньги.
Лошадь в те годы тоже была не роскошью. В Москве существовало несколько конных парков. Только "Мосгортрансоюз" насчитывал в своих рядах более семисот лошадей. Для заготовки сена имелись специальные угодья. Летом 1942 года они составили 22 тысячи гектаров в разных районах Московской области. Организации, пользующиеся услугами гужевого транспорта, направляли на сенокос своих косцов.
Материалы архивов Горветотдела говорят о том, что должного ухода за лошадьми во время войны, да и после нее, в Москве не было. Многие животные содержались в скотских условиях. Вот, например, как, согласно акту проверки, обстояли дела в конюшне ремстройконторы Ленинградского райжилуправления (РЖУ). Полы в конюшне были разбиты, станков (для лошадей и балерин вещь необходимая) в ней не было, навоз не вывозился, лошадей никто не мыл, не чистил, предметов ухода за ними не имелось... Пол в конюшне был гнилой. "Поэтому, - как отмечали проверяющие, - нет ничего удивительного в том, что одна лошадь сломала себе в ней ногу".
Запах винного перегара, мат, хамство - вот удел бедных животных во многих московских конюшнях тех лет.
Доходило до рукоприкладства и даже до убийства. В 1945 году выступавший на одном из совещаний работников торговли директор транспортно-складского треста Физиков (фамилия такая) сказал: "В Куйбышевском РПТ (райпищеторге) пала лошадь оттого, что была избита возчиком".
Во время войны, да и после нее, был на одной из московских улиц магазин, который торговал инструментально-скобяными и шорными товарами. Шорно-обозные товары предлагал магазин на Библиотечной улице, а в магазин на Зоологической улице шли за шорно-пеньковыми товарами. Если всеми этими "лошадиными" изделиями торговали магазины, значит, они были кому-то нужны.
Существовала в Москве и такая организация, как "Мосфуражторг", торговавшая кормом для скота, в первую очередь для лошадей. В городе имелось девятнадцать фуражных лабазов на Трифоновской, Сущевской, Лесной, Большой Марьинской и других улицах.
Ради справедливости заметим, что московское начальство, стараясь сделать жизнь лошадей хотя бы сносной, поощряло конюхов за случку, выжеребку, сохранение конского поголовья и наказывало виновных в нерадивом отношении к лошадям. В определенные периоды некоторым копытным даже предоставлялись льготы. В ноябре 1943 года решением Мосгорисполкома владельцам лошадей было поручено выявить всех кобыл от трех лет и старше, пригодных к расплоду, и жеребцов, пригодных к случке. Отобранные для работы на случных пунктах жеребцы, согласно этому решению, переводились на сокращенный рабочий день и улучшенное кормление, что опять же вызывало зависть у их двуногого мужского окружения и даже возмущение: "А мы что, хуже?" На это работники Горветнадзора замечали им, что из родившегося человека еще неизвестно что получится, а из жеребенка хороший работник получится наверняка.
Источник: Г. В. Андреевский Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-40 годы. М.: "Молодая гвардия", 2008 г., 447 с.