Вместо "Письма о стиле". Две цитаты из писем Флобера
1.
"...Что кажется мне прекрасным, что я хотел бы сделать, - это книгу ни о чём, книгу без внешней привязи, которая держалась бы сама собой, внутренней силой своего стиля, как земля, ничем не поддерживаемая, держится в воздухе, - книгу, которая почти не имела бы сюжета или, по меньшей мере, в которой сюжет, если возможно, был бы почти невидим. Самые прекрасные те произведения, в которых меньше всего материального; чем более приближается выражение к мысли, чем более прилегает к ней слово, тем произведение прекраснее.
Это и есть как будто путь Искусства в будущем. Я представляю себе, Как оно становится эфирнее по мере того, как растёт, - египетский пилон ведёт к готическому стилю, индийская поэма в двадцать тысяч строф - к коротким стихотворениям Байрона. Форма, становясь более искусной, утончается; она отходит от литургийности, правил, строгих размеров, бросает эпос ради романа, стих ради прозы; она не признаёт ортодоксальности, она свободна, как всякая воля, которая её производит. Такое освобождение от материальности мы видим всюду, по этому пути идут все правительства, начиная с восточных деспотий и кончая будущими социализмами.
Вот почему нет ни возвышенных, ни низких сюжетов, и можно, почти как аксиому, установить, с точки зрения чистого Искусства, что сюжета совсем нет, так как стиль сам по себе является абсолютной манерой видеть вещи. Чтобы развить мою мысль до конца, понадобилось бы написать целую книгу. Я напишу об этом под старость, когда нечего будет строчить на бумаге, а пока я с жаром работаю над своим романом..."
(из письма Луизе Коле от 16 января 1852 г.).
2.
"...Побеседуем о "Грациелле". Произведение это посредственное, хотя оно лучше всего, что написал Ламартин в прозе. Встречаются красивые детали: старый рыбак лежит на спине, и ласточки, в своём полёте, задевают крыльями его виски; Грациелла привязывает к кровати талисман, нанизывает кораллы; два-три недурных сравнения в описании природы, вроде того, что молния сверкала от времени до времени, точно подмигивающий глаз, - вот, пожалуй, и всё. Но прежде всего скажите ясно: целует он её или не целует? Это манекены, а не живые существа. Хороши любовные истории, где самое главное окружено такой тайной, что ничего в толк не возьмёшь. Вопрос о половых отношениях систематически затушёвывается, о нём говорится вскользь, как о пище, питье, естественных нуждах и т.д. Меня раздражает такая предвзятость. Молодчик живёт всё время с женщиной, которую любит и которая любит его, и у них никогда не возникает никаких желаний! Ни единое нечистое облачко не затемняет этого голубого озера! О лицемерие! Насколько красивее было бы рассказать правдивую историю! Но правда требует более волосатых самцов, чем г-н де Ламартин. На самом деле, гораздо легче изобразить ангела, чем женщину: за крыльями не видно горба. И ещё: он с отчаянья постил Помпею, Везувий и т.д., что было весьма умным способом пополнить свои знания. И тут - ни слова, изобличающего волнение, тогда как вначале мы видели восхваление собора св. Петра в Риме: как же, этим холодным, высокопарным произведением искусства необходимо любоваться. Так принято, это прописная истина. Ничто в этой книге не хватает вас. А ведь автор мог бы заставить вас плакать вместе с отвергнутым кузеном Чекко. Однако этого нет. И наконец, почему не развить некоторые примеры, хотя бы преувеличенное восхваление простоты в ущерб великолепию имущих классов, скуку больших городов и пр. Да ведь суть в том, что в Неаполе вовсе не скучно, там имеются очаровательные бабёнки, и притом недорогие. Г-н Ламартин первый пользовался ими; и те, что с улицы Толедо, не менее поэтичны, чем в Марджеллине. Так нет же, нужна условность, фальшь. Нужно, чтобы ваши книги могли читать дамы. О ложь, ложь! Сколь ты глупа!
Можно бы найти способ создать из этой истории прекрасную книгу - надо только показать, что произошло в действительности. Некий молодой человек случайно, между прочими развлечениями, сошёлся в Неаполе с дочерью рыбака, а затем бросил её; но она не умерла, а утешилась, что гораздо более ординарно и жутко..."
(из письма Луизе Коле от 24 апреля 1852 г.)
