"Маскарад. Воспоминания будущего", Александринский театр, режиссёр Валерий Фокин, 09.04.16.
Очень сумбурно и обрывочно, так и не докрутила интересующие темы. Однако, написано довольно много, так что пусть не пропадает черновик.
Говорят, 8го был очень неудачный спектакль. Поэтому ещё раз специально уточню, что смотрела показ 9го с Лысенковым.
Потрясающе сильная сценография. Эти опускающиеся и поднимающиеся кулисы!.. Если сидеть вблизи, то они превращаются в настоящую лавину. И черная волна до земли в финалах обоих актов. Наверное, это так не срабатывает дальше первых рядов, к сожалению. Однако там возможно полностью требуется погрузиться в непривычную стилистику, видеть лица, ощущать, как сверху опускается громада многослойных падуг, закрывающих небо, видеть, как в одном движении с кулисами и падугами перемещаются платформы сцены.
А перед первым рядом находится оркестровая яма, музыканты из которой также являются важной частью спектакля. Кстати, именно один из них (трубач, флейтист и не только) производит по три выстрела в начале и финале, дважды ознаменуя гибель Арбенина.
Одной из главных тем становится двойничество. Выходящий из зала старик в начале превращается в Черного человека (так мне проще всего в данном случае называть Неизвестного). Приходит в движение наклонная поверхности сцены, разбитой на светящиеся подвижные квадраты. Появляется из-под земли второй Черный человек, а затем и "аквариумы", заполненные постепенно оживающими фигурами в ярких карнавальных костюмах. Среди них бравый гусар - князь Звездич.
Потом поднимаются ещё две капсулы - с застывшей девушкой в черном и двумя одинаковыми мужчинами. Правый оживает и становится Арбениным. Опустим пока прочие детали, ярче всего рассматриваемый мотив будет виден ещё дважды. На балу в середине первого акта, где у всех танцующих мужчин лицо Арбенина, а он одинокий бродит среди двойников. И в финале спектакля, когда вдруг становится так очевидно, что они с Черным человеком очень похожи, да и одеты одинаково. Второй просто намного старше.
Двойник Арбенина останется в финале лежать мертвым на сцене (в той же позе, в которой умерла Нина и опускался на землю рядом с ней сам Арбенин), а двойники в карнавальной (Неизвестный) и портретной (Мейерхольд) масках будут стоять слева.
Почему и для чего - отдельный вопрос для рассуждения. Замена зеркал, тени, отголоски прошлого, призраки... Или рациональный вариант с существование происходящего в вознесении Арбенина (и все двойники - это он сам, соответственно).
Да и просто раздвоение реальности по той или иной причине - основной приём спектакля. Запись голоса первого исполнителя роли Арбенина, Юрьева, становится прологом к повторению монолога артистом на сцене. Примерно тогда же, в начале, проекция на заднем плане изображает состаренную запись точно отражающее происходящее на сцене с видом в зал (вот только показывается не МХТ, а Александринский театр).
Разрывается в моменты наивысшего напряжения ткань созданного мира и превращается маскарад, то в оргию, то в какофонию хард-рок-концерта. Самодовольный ли артист, победивший ли ревнивец этот человек, что ещё недавно был так безжалостен, а теперь в отчаянии срывает с себя костюм за мгновение до падения сплошного чёрного занавеса?
Во время спектакля возникла одна неожиданная ассоциация, из-за которой так и остался в моём сознании Неизвестный Чёрным человеком - явная параллель между "Маскарадом" и "Моцартом и Сальери" Пушкина.
Кстати, неоднократно в различных статьях о "Маскараде" Мейерхольда возникает образ реквиема. Пожалуй, он был и важен при постановке "Маскарада. Воспоминания будущего".
Ещё важная тема - стилистика актерской игры. В "Маскараде" не говорят текст обычным языком, а словно пропевают. Сначала это очень непривычно, странно... А потом то ли сам спектакль оживает, то ли привыкает зритель и вдруг становится очевидно, что и это тоже настоящее.
В этом смысле показательно начало второго акта, которое представляет собой привет из современности - рассказ раздавленного человека о совершённом им бытовом убийстве жены. На самом деле, тут кажется важным не столько сам рассказ, отталкивающих многих, сколько соотнесение разных миров, тематик, стилей игры и т.д. Эта сцена вполне честна и натуральна (иначе такой реакции в зале не возникло бы), за ней же следует на глазах зрителя процесс трансформации - две маски, два Арлекина, облачают неподвижного героя, словно куклу, обратно в костюм Арбенина и усаживают в безвольной позе на стул. Затем он оживает и начинается сцена из четвертого акта Лермонтова, наиболее близкая к приводящемуся в книге Рудницкого описанию спектакля Мейерхольда.
Видна многоликость театра. Бесчисленное множество граней, каждая из которых в своём наилучшем проявлении является искусством, хотя и не всегда они способны сосуществовать рядом и восприниматься одними и теми же людьми.
Присутствует в спектакле и Хор, озвучивающий некоторые сцены. Дыхание в начале (которое чуть позже сменяется звуком заводного механизма), фоновые шумы, пение ближе к финалу. Находятся на сцене они далеко не всегда, но становятся важным дополнением музыкантов. Звучит, впрочем, в спектакле и музыка в записи. Даже то самое дыхание издается одновременно и людьми, и динамиками. Тоже удвоение.
Присутствие хора придает повествованию определенную степень античности. За структуру сложно ручаться после одного просмотра, но, кажется, и она сходна. Кроме того, оставлено, по сути, трое персонажей - Арбенин, Нина и Неизвестный.
Говорят, 8го был очень неудачный спектакль. Поэтому ещё раз специально уточню, что смотрела показ 9го с Лысенковым.
Потрясающе сильная сценография. Эти опускающиеся и поднимающиеся кулисы!.. Если сидеть вблизи, то они превращаются в настоящую лавину. И черная волна до земли в финалах обоих актов. Наверное, это так не срабатывает дальше первых рядов, к сожалению. Однако там возможно полностью требуется погрузиться в непривычную стилистику, видеть лица, ощущать, как сверху опускается громада многослойных падуг, закрывающих небо, видеть, как в одном движении с кулисами и падугами перемещаются платформы сцены.
А перед первым рядом находится оркестровая яма, музыканты из которой также являются важной частью спектакля. Кстати, именно один из них (трубач, флейтист и не только) производит по три выстрела в начале и финале, дважды ознаменуя гибель Арбенина.
Одной из главных тем становится двойничество. Выходящий из зала старик в начале превращается в Черного человека (так мне проще всего в данном случае называть Неизвестного). Приходит в движение наклонная поверхности сцены, разбитой на светящиеся подвижные квадраты. Появляется из-под земли второй Черный человек, а затем и "аквариумы", заполненные постепенно оживающими фигурами в ярких карнавальных костюмах. Среди них бравый гусар - князь Звездич.
Потом поднимаются ещё две капсулы - с застывшей девушкой в черном и двумя одинаковыми мужчинами. Правый оживает и становится Арбениным. Опустим пока прочие детали, ярче всего рассматриваемый мотив будет виден ещё дважды. На балу в середине первого акта, где у всех танцующих мужчин лицо Арбенина, а он одинокий бродит среди двойников. И в финале спектакля, когда вдруг становится так очевидно, что они с Черным человеком очень похожи, да и одеты одинаково. Второй просто намного старше.
Двойник Арбенина останется в финале лежать мертвым на сцене (в той же позе, в которой умерла Нина и опускался на землю рядом с ней сам Арбенин), а двойники в карнавальной (Неизвестный) и портретной (Мейерхольд) масках будут стоять слева.
Почему и для чего - отдельный вопрос для рассуждения. Замена зеркал, тени, отголоски прошлого, призраки... Или рациональный вариант с существование происходящего в вознесении Арбенина (и все двойники - это он сам, соответственно).
Да и просто раздвоение реальности по той или иной причине - основной приём спектакля. Запись голоса первого исполнителя роли Арбенина, Юрьева, становится прологом к повторению монолога артистом на сцене. Примерно тогда же, в начале, проекция на заднем плане изображает состаренную запись точно отражающее происходящее на сцене с видом в зал (вот только показывается не МХТ, а Александринский театр).
Разрывается в моменты наивысшего напряжения ткань созданного мира и превращается маскарад, то в оргию, то в какофонию хард-рок-концерта. Самодовольный ли артист, победивший ли ревнивец этот человек, что ещё недавно был так безжалостен, а теперь в отчаянии срывает с себя костюм за мгновение до падения сплошного чёрного занавеса?
Во время спектакля возникла одна неожиданная ассоциация, из-за которой так и остался в моём сознании Неизвестный Чёрным человеком - явная параллель между "Маскарадом" и "Моцартом и Сальери" Пушкина.
- "Постой, постой!.. Ты выпил... без меня?"
- "Всё! Всё! Ни капли не оставить мне! Жестоко!"
Кстати, неоднократно в различных статьях о "Маскараде" Мейерхольда возникает образ реквиема. Пожалуй, он был и важен при постановке "Маскарада. Воспоминания будущего".
Ещё важная тема - стилистика актерской игры. В "Маскараде" не говорят текст обычным языком, а словно пропевают. Сначала это очень непривычно, странно... А потом то ли сам спектакль оживает, то ли привыкает зритель и вдруг становится очевидно, что и это тоже настоящее.
В этом смысле показательно начало второго акта, которое представляет собой привет из современности - рассказ раздавленного человека о совершённом им бытовом убийстве жены. На самом деле, тут кажется важным не столько сам рассказ, отталкивающих многих, сколько соотнесение разных миров, тематик, стилей игры и т.д. Эта сцена вполне честна и натуральна (иначе такой реакции в зале не возникло бы), за ней же следует на глазах зрителя процесс трансформации - две маски, два Арлекина, облачают неподвижного героя, словно куклу, обратно в костюм Арбенина и усаживают в безвольной позе на стул. Затем он оживает и начинается сцена из четвертого акта Лермонтова, наиболее близкая к приводящемуся в книге Рудницкого описанию спектакля Мейерхольда.
Видна многоликость театра. Бесчисленное множество граней, каждая из которых в своём наилучшем проявлении является искусством, хотя и не всегда они способны сосуществовать рядом и восприниматься одними и теми же людьми.
Присутствует в спектакле и Хор, озвучивающий некоторые сцены. Дыхание в начале (которое чуть позже сменяется звуком заводного механизма), фоновые шумы, пение ближе к финалу. Находятся на сцене они далеко не всегда, но становятся важным дополнением музыкантов. Звучит, впрочем, в спектакле и музыка в записи. Даже то самое дыхание издается одновременно и людьми, и динамиками. Тоже удвоение.
Присутствие хора придает повествованию определенную степень античности. За структуру сложно ручаться после одного просмотра, но, кажется, и она сходна. Кроме того, оставлено, по сути, трое персонажей - Арбенин, Нина и Неизвестный.