Под одну гребенку.
Я выросла на Дорогомиловской заставе. Персонажей в нашем доме и дворе было очень много, и это действительно были "персонажи". Среди них была Анька-дурочка.
Что-то в ее жизни случилось не так, и она навсегда застряла в пионерском возрасте. Она носила тапочки с носочками, черную юбочку, белую кофточку, пионерский галстук, и всегда у неё в руке был горн.
Она переходила из одного двора в другой, пела пионерские песни, раздавала печенье детям, организовывала сборы макулатуры. И было ей прилично за сорок.
Мы все знали, что она - "дурочка", и никто друг другу не говорил, что надо быть к ней толерантным, что надо ей что-то прощать.
Мы даже у нее за спиной не обсуждали, больна она или не больна. И конечно же, не обсуждали, надо ей подражать, или нет. И безусловно, никого не пугало, что её появление как-то повлияет на детей, и они станут такими же.
Уже в тот момент дети обладали внутренней культурой, которую им передали родители, и они четко знали, что хорошо и что плохо. Они четко знали, что "дурочкой" быть плохо. И вместе с тем, они понимали, что с ней это случилось, уподобляться ей не надо, но и осуждать ее не надо.
Кто-то во дворе пил, кто-то подворовывал по мелочи, когда совсем голодно было. Во дворе разные люди жили, но они никак не влияли друг на друга. Каждый твердо стоял на своей ступеньке, со всем своим дружелюбием и пониманием, что есть и другие люди, и они занимают свои ступеньки.
У нас была и Манька-мусорщица. Страшная, в лохмотьях. Всю жизнь она копалась по помойкам, свою дочь она также приучила копаться в помойках. А её внучка - очень уважаемый человек, инженер, позже стала коллекционером и известным антикваром.
И когда на днях в программе у Леонида Закошанского перед несколькими актерами театра и кино, актерами нашего поколения, прошли шеренгой тату, пирсинги, раздвоенные языки, я поняла состояние этих людей. Актеров, носителей культуры. Людей, которые осознают свой возраст. И у которых от удивления просто наступил ступор.
И мы зачем-то обсуждаем все эти пирсинги. Мы их вытаскиваем на телевидение. Потому что наши дети настолько не воспитаны нами же, что мы боимся влияния этих людей на наших детей, и боимся, что наши дети уподобятся им.
Да, уподобятся, потому что мы не воспитываем в детях умение противостоять, иметь свою точку зрения, иметь свою внутреннюю индивидуальность. И умение отличаться своим стержнем, а не уподобляться внешнему эпатажу.
В студии правильно говорили о том, что эти люди хотят самовыразиться. Да, они хотят привлечь к себе внимание, как и Анька-дурочка. Только в ее время это понимали и не обсуждали её. Она появлялась во дворе, проходила мимо и уходила в свою жизнь. А эти люди застревают в нашем сознании, поскольку наше сознание не готово и не может противостоять их влиянию.
Эти люди видят, как общество реагирует на них, и продолжают свои эксперименты, но не с собой, нет. С нами. С обществом.
Они эпатируют общество, и оно эпатируется, вздрагивая от омерзения, от восторга, от удивления.
Мы даже называем их субкультурой, хотя на Западе применяют более грамотный термин: контр-культура.
На психически неустойчивых людей очень влияет реклама. Я знаю ипохондриков, которые покупают кефир только в определенной упаковке. Которые будут по 20 минут читать состав кефира. Которые будут свято верить в то, что эти коровы паслись на альпийских лугах, и никогда не купят свежее молоко у молочника, потому что "у него сертификат поддельный". Они будут западать на белорусские молочные продукты, хотя прекрасно знают, что Белоруссия пострадала от Чернобыля чуть ли не больше, чем Украина.
Я твердо знаю, что лучшее - враг хорошего, и когда я пытаюсь себя улучшать, со мной случается аллергия. Когда я захожу в магазин, молоденькая продавщица начинает рассказывать мне высокомерно, что такое ламинирование волос. И какими красками надо пользоваться, чтобы убрать седину. На что я ей объясняю: "Девушка, я знаю, что такое ламинирование, я знаю, что это модно, но могу вам сообщить, что ламинирование разрушает луковицы волос, и оно не полезно. Я знаю названия всех фирм, которые выпускают краски, но, во-первых, мои волосы очень быстро растут, и мне придется краситься еженедельно, а во-вторых, моя седина кого вводит в заблуждение - вас, или меня? Я знаю, сколько мне лет и как я себя чувствую. Так зачем я буду обманывать вас, что я моложе, чем я есть? Я ведь знаю правду".
Но вот эта вот просветительская деятельность, когда мне пытаются что-то сказать и доказать, это все заставляет нас быть однообразными, подогнанными под стандарты. И мы гордимся сейчас не тем, что мы - личности в толпе. Мы гордимся тем, что мы - под одну гребенку.
Что-то в ее жизни случилось не так, и она навсегда застряла в пионерском возрасте. Она носила тапочки с носочками, черную юбочку, белую кофточку, пионерский галстук, и всегда у неё в руке был горн.
Она переходила из одного двора в другой, пела пионерские песни, раздавала печенье детям, организовывала сборы макулатуры. И было ей прилично за сорок.
Мы все знали, что она - "дурочка", и никто друг другу не говорил, что надо быть к ней толерантным, что надо ей что-то прощать.
Мы даже у нее за спиной не обсуждали, больна она или не больна. И конечно же, не обсуждали, надо ей подражать, или нет. И безусловно, никого не пугало, что её появление как-то повлияет на детей, и они станут такими же.
Уже в тот момент дети обладали внутренней культурой, которую им передали родители, и они четко знали, что хорошо и что плохо. Они четко знали, что "дурочкой" быть плохо. И вместе с тем, они понимали, что с ней это случилось, уподобляться ей не надо, но и осуждать ее не надо.
Кто-то во дворе пил, кто-то подворовывал по мелочи, когда совсем голодно было. Во дворе разные люди жили, но они никак не влияли друг на друга. Каждый твердо стоял на своей ступеньке, со всем своим дружелюбием и пониманием, что есть и другие люди, и они занимают свои ступеньки.
У нас была и Манька-мусорщица. Страшная, в лохмотьях. Всю жизнь она копалась по помойкам, свою дочь она также приучила копаться в помойках. А её внучка - очень уважаемый человек, инженер, позже стала коллекционером и известным антикваром.
И когда на днях в программе у Леонида Закошанского перед несколькими актерами театра и кино, актерами нашего поколения, прошли шеренгой тату, пирсинги, раздвоенные языки, я поняла состояние этих людей. Актеров, носителей культуры. Людей, которые осознают свой возраст. И у которых от удивления просто наступил ступор.
И мы зачем-то обсуждаем все эти пирсинги. Мы их вытаскиваем на телевидение. Потому что наши дети настолько не воспитаны нами же, что мы боимся влияния этих людей на наших детей, и боимся, что наши дети уподобятся им.
Да, уподобятся, потому что мы не воспитываем в детях умение противостоять, иметь свою точку зрения, иметь свою внутреннюю индивидуальность. И умение отличаться своим стержнем, а не уподобляться внешнему эпатажу.
В студии правильно говорили о том, что эти люди хотят самовыразиться. Да, они хотят привлечь к себе внимание, как и Анька-дурочка. Только в ее время это понимали и не обсуждали её. Она появлялась во дворе, проходила мимо и уходила в свою жизнь. А эти люди застревают в нашем сознании, поскольку наше сознание не готово и не может противостоять их влиянию.
Эти люди видят, как общество реагирует на них, и продолжают свои эксперименты, но не с собой, нет. С нами. С обществом.
Они эпатируют общество, и оно эпатируется, вздрагивая от омерзения, от восторга, от удивления.
Мы даже называем их субкультурой, хотя на Западе применяют более грамотный термин: контр-культура.
На психически неустойчивых людей очень влияет реклама. Я знаю ипохондриков, которые покупают кефир только в определенной упаковке. Которые будут по 20 минут читать состав кефира. Которые будут свято верить в то, что эти коровы паслись на альпийских лугах, и никогда не купят свежее молоко у молочника, потому что "у него сертификат поддельный". Они будут западать на белорусские молочные продукты, хотя прекрасно знают, что Белоруссия пострадала от Чернобыля чуть ли не больше, чем Украина.
Я твердо знаю, что лучшее - враг хорошего, и когда я пытаюсь себя улучшать, со мной случается аллергия. Когда я захожу в магазин, молоденькая продавщица начинает рассказывать мне высокомерно, что такое ламинирование волос. И какими красками надо пользоваться, чтобы убрать седину. На что я ей объясняю: "Девушка, я знаю, что такое ламинирование, я знаю, что это модно, но могу вам сообщить, что ламинирование разрушает луковицы волос, и оно не полезно. Я знаю названия всех фирм, которые выпускают краски, но, во-первых, мои волосы очень быстро растут, и мне придется краситься еженедельно, а во-вторых, моя седина кого вводит в заблуждение - вас, или меня? Я знаю, сколько мне лет и как я себя чувствую. Так зачем я буду обманывать вас, что я моложе, чем я есть? Я ведь знаю правду".
Но вот эта вот просветительская деятельность, когда мне пытаются что-то сказать и доказать, это все заставляет нас быть однообразными, подогнанными под стандарты. И мы гордимся сейчас не тем, что мы - личности в толпе. Мы гордимся тем, что мы - под одну гребенку.