Одной из характерных черт традиционного музыковедения является унаследованное от романтизма стремление всё мерить «по себе, любимому»: современные исследователю реалии музыкальной культуры экстраполируются на музыку предшествующих эпох. Произведения, повороты биографии, высказывания композиторов - всё анализируется с позиции «сегодняшнего дня», без учёта тогдашних особенностей мышления и иного культурного контекста. Найти тональность у Палестрины, а сонатную форму у Баха - легко. Трактовать у того же Баха какие-нибудь гармонические решения с точки зрения классической функциональности, игнорируя модальную логику - запросто. Система жанров, правила оркестровки и многое другое объясняются исходя из теорий, созданных в XIX веке.
Побочным результатом этого подхода становится культ понятия «предшественник». Композитор исчезает как самостоятельная культурная единица. Ценность творчества того или иного автора устанавливается в зависимости от того, насколько он «предвосхитил» элементы будущей музыкальной практики. Оно и понятно: музыковедческие теории XIX века давали научный аппарат, язык для описания музыкальной реальности, и, как известно, если чему-то нет названия в языке - то этого как бы и не существует вовсе.
Во второй половине XX века HIPP-движение перестроило работу музыковедов. Романтические подходы стали уходить в прошлое. Музыку перестали подтягивать в сегодняшний день, подгоняя к современным теориям, и теперь учёный сам должен спуститься в глубь веков, и постараться привести собственное сознание и аналитический аппарат в соответствие с композиторским.
Авангард русского музыковедения придерживается этой методики уже лет двадцать пять, это уже стало, что называется, хорошим тоном и признаком профессионализма. И мне казалось, что манера присваивать старым мастерам творческую логику мастеров сегодняшнего дня осталась в прошлом. Но нет. Совсем недавно я обнаруживаю всё тот же устаревший романтический подход в сегодняшних разговорах об изобразительном искусстве. А именно: модернисткое понятие «стилизация» распространяется на такие периоды, когда линия развития ещё воспринималась целостно, историзма как такового не было в помине, и искусство по сути могло быть только «современным».
Первый
пример (найденный в иллюстрациях
к интереснейшим размышлениям всё о том же: о соединении разных времён и культур)
Вот такие образцы, демонстрирующие неустанную работу художников на пути к овладению академическим письмом и неугасимое желание достичь высот реалистической выразительности, характеризуются как сознательное упрощение языка. Будто авторы нарочно «разучились» рисовать в угоду публике:
«Несмотря, на то, что большая часть картин была создана в 19 веке, выглядят они весьма архаично, и от них просто веет Древним Востоком. Каджарские мастера, соединяя традиции европейской и персидской живописи специально "архаизировали" свои полотна, так как при Каджарской династии существовала мода на древнюю Персию».
Второй пример (попался сегодня в онлайн-лекции, поэтому без ссылки) про искусство Парфии начала н.э., в котором соединяются древневосточные и эллинистические черты.
или такой рельеф:
Мне кажется, что парфянские мастера и хотели бы быть «как греки», но не очень-то умели, поэтому выходило где-то лучше, где-то хуже. Уважаемый лектор же утверждает следующее (цитирую по своему конспекту):
«перед нами продукт отказа от эллинизма, продукт возрождения восточной эстетики. Дух Востока вытесняет западные влияния, происходит варваризация, то есть уход в символизм. Автор сознательно избегает черт реальности, сосредотачивается на лаконичных, просто читающихся формах, и это есть его эстетическая задача».
А далее лектор с помощью этих памятников провозглашает концепцию о существовании неких общих характеристик, будто бы в принципе присущих искусству Востока и отражающих восточный менталитет:
«Восточная художественная практика ориентирована на символ, а не на передачу реальных черт, черт узнавания. Восток хотел не сиюминутной конкретики, а чего-то отлившегося в незыблемых, вечных формах. Неслучайно Восток примет иконопись и потом даже будет бороться с ней, потому что с точки зрения Востока даже она могла показаться разнузданной и пугать. Отсюда же приоритет орнамента в исламе».
Снова-здорово: лектор исходит из предпосылки, что парфянский художник свободно жонглирует стилями как заправский постмодернист, как будто уже в совершенстве овладел и тем, и другим, и может сочетать их по велению души. Хочешь тебе символично бороду вырежет, а хочешь - реалистично. А варваризация случается не по причине постепенного захиревания культурных центров, а исключительно по желанию самих творцов, вдруг решивших променять экспрессию и выразительность эллинизма на свою родную скромность и отстранённость.
Кажется, что современным исскусствоведам надо как можно больше слушать Леонхардта, Арнонкура или Гардинера.
Должно помочь.