Мемуары г-жи де Лавальер. Том 2, глава IV. Продолжение.
Но каково было утро следующего дня! Я осталась совсем одна в огромных, высоких залах моего нового особняка. Я хотела, чтоб меня забрали оттуда, где я находила лишь причины для расстройства, но теперь я поняла, что по какому-то необъяснимому противоречию скучаю по тем временам с того самого момента, как они закончились. Ибо есть в тех местах, где мы познали счастье, некое мрачное очарование, которое мы так боимся не найти, несмотря на неприятные впечатления, что у нас с ними связаны. Сколько раз я оплакивала свою маленькую комнатку фрейлины Madame! Образ ее сиял в моих воспоминаниях, мое воображение связывало с ними картины из моего прошлого, нежность, молодость, благородство! Это скромное жилище, что было так дорого мне по множеству причин, избавляло меня и от сожалений, - оно не напоминала мне о моем бесчестии.
Здесь же, напротив, всякое очарование исчезло, и чтобы я ни делала, чтобы забыться, я все равно видела, чем я стала. Даже присутствие самых близких мне людей и тех, перед лицом которых я уже привыкла не краснеть, было для меня мучительным; мне казалось, что каждое мгновение я читаю на их лицах ужасную убежденность в том, что я есть; убежденность, воображаемой неуверенностью в котором я так любила утешать себя. Сколько усилий над собой я сделала, чтобы выдержать их взгляды! Сколько я страдала, будучи вынужденной, с одной стороны, избегать их, а с другой - притворяться, что я их не боюсь. Я все еще боялась худшего из возможных следствий моего переезда. Я думала, что, стоит удалить меня от двора, как со мной только что и поступили, - и мое общество больше не будет интересно королю. В доме Monsieur множество разных предлогов могло привести его ко мне; так что я всегда виделась с ним, и надо ли говорить, что мои чувства этому не противились, хотя мое самолюбие и роптало. В связи с этим я вспомнила одну историю. Г-жу де Монтеспан только что назначили придворной дамой королевы - в то же самое время, когда король предложил мне эту должность. Он стремился увеличить число своих придворных, потому что его двор казался ему слишком маленьким, в особенности по части женщин; поэтому он создал три новых должности для дам. Дело было в том, кто же получит одну из них; мне нахваливали то одну, то другую даму, хотя я не собиралась замолвить слово ни за одну из них; потому что прежде всего уместным было бы советоваться по этому поводу с королевой, а не со мной. Г-жа де Шуази, у которой тоже были свои протеже, рассказывала мне о некой г-же де Пуссе, придворной г-жи Орлеанской. Я не забывала, чем обязана г-же де Шуази, и из уважения к ней я пообещала использовать доверия короля ко мне. Я сказала королю, что хочу, чтоб он был добр к г-же де Пуссе, высокородной маркизы, дамы приятной и поучительно набожной.
- Вы тоже, - сказал он, смеясь, - рекомендуете мне госпожу де Пуссе!
- Это дама, о которой мне говорили.
- Да, но так зовут и мадемуазель, к которой намереваются привлечь мое внимание.
И он рассказал мне, как повстречал у м-ль де Монпансье высокую черноволосую девицу с красным лицом и длинными белыми зубами, с деревенскими видом и манерой одеваться; тогда он спросил у своей кузины, кто эта новая дама, а она ответила: «Сир, это мадемуазель де Пуссе, о которой я вам часто говорила». В самом деле, Мадемуазель без остановки говорила королю об этой девице, не прекращая нахваливать ее красоту и ум; все это создало в глазах короля такой чудесный образ, что он сказал своей кузине, будто в первый же раз, как он повстречается с м-ль де Пуссе, он нарочно прислонится к стене, чтоб не упасть в обморок от изумления. Но ему не пришлось: девица показалась ему донельзя уродливой; чем м-ль де Монпансье осталась недовольна. Почему? Этого я не знаю. Г-жа де Монтеспан, которая, со своей стороны, настраивала королеву в пользу этой девицы, убежденная, что моя рекомендация будет так сильна, как этого ожидают, оказалась, в свою очередь, совершенно сбитой с толку, когда она узнала, что король вовсе не собирается давать должность матери этой девицы. Я не знаю, как случилось, что эта дама (я говорю о г-же де Пуссе) попала во дворец Сен-Жермен; я видела ее там однажды вместе с дочерью; это была та высокая честь, которую король не оказывал без серьезных на то оснований; и так как я его спросила, по чьей рекомендации эти особы оказались здесь, он ответил: «По рекомендации королевы». Мы остались там на ночь, и весь вечер мать и дочь кокетничали с королем, каждая по-своему. Мужчины не проявили особого интереса к девице (а она не была красива, как я уже сказала); однако женщины ее отлично заметили, правда, в их внимании ощущалось злорадство. Мы танцевали, и она открывала менуэт; потом ее заставили сесть за клавесин и петь; ей аплодировали на каждой паузе, вплоть до того, что все это утомило короля, и, видя выражение его лица, которое говорило достаточно, мы оставили в покое наших двух дам, матери и дочери. Они вернулись сначала в Люксембургский дворец, потом в замок Вандом, откуда они уехали в Савойю с м-ль де Немур*, которую выдали там замуж. Король вовсе не одобрял этот брак, потому что м-ль де Немур должна была выйти замуж за младшего Кариньяна, и он находил, что это вредит достоинству дома Вандом, который роднился лишь с сыновьями и племянниками короля.
Подозревали, что в этом замешана м-ль Алансонская**; и когда я говорю - м-ль Алансонская, я должна сказать - м-ль де Гиз***, потому что именно она руководила первой. М-ль д’Алансон была несчастна рядом со своей сестрой, м-ль де Монпансье, которая не выносила свою мачеху так же, как и ее детей. М-ль де Гиз, единственный оставшийся от Лотарингского дома бриллиант, благодаря своим богатствам жившая в роскоши, задумала привлечь на свою сторону м-ль Алансонскую с помощью своего племянника, молодого герцога де Гиз, которому тогда было около семнадцати лет. М-ль Алансонская показалась ей тогда выгодной партией; она больше не сердилась на м-ль де Монпансье и не хотела ссориться с ней. Но нужно было вынудить короля на этот мезальянс, и союз м-ль де Немур с кем-то из семьи Кариньян создавал нужные обстоятельства.
Из трех сестер - дочерей Гастона Орлеанского, с которыми я провела свое детство, только это еще не вышла замуж. Старшая, м-ль Орлеанская, стала женой великого герцога Тосканы, к чему она так и не смогла привыкнуть; причиной тому называли взаимное высокомерие, которое заставляло и ту, и другого слишком трепетно относиться к церемониям и соблюдению формальностей. Младшая, м-ль де Валуа, которую выдали замуж раньше остальных сестер за герцога Савойского, умерла бездетной в 1664 году. Именно к ней я больше всего привязалась, и именно она - я говорю это как правду, не пытаясь обидеть ее сестер, - была самой любезной и самой красивой. Я сохранила кольцо, которое она послала мне, умирая. Вместе с новостью о ее кончине королю доложили и о смерти его тетки, герцогини Савойской****, и герцогини Пармской*****. Последняя - та самая юная принцесса Маргарита, на которой король должен был некогда жениться, которую привезли для него на границу Франции с Савойей и которую впоследствии он уже не никогда видел. Тайная печаль сократила ее жизнь; в ней видели причину ее смерти; будто бы не было понятно, что она обо всем догадалась? Ведь она видела короля, она была его невестой - и его отдали другой женщине!
*Мария Жанна Батиста Савойская, м-ль де Немур (1644-1724), дочь Елизаветы де Бурбон-Вандом, внучка Сезара де Вандом. В 1665 году вышла замуж за своего кузена Карла-Иммануила II, герцога Савойского и принца Пьемонтского.
**Елизавета Маргарита Орлеанская (или Изабелла Орлеанская) (1646-1696), средняя дочь Гастона Орлеанского и Маргариты Лотарингской. Унаследовала титул герцогини Алансонской по праву рождения.
***Мария де Гиз (1615-1688), герцогиня де Гиз и де Жуайез. Последняя представительница старшей ветви дома де Гиз. Не вышла замуж и не оставила потомства.
****Кристина Французская (1606-1663), сестра Людовика XIII, в 1619 году вышла замуж за Виктора-Амедея I, герцога Савойского и принца Пьемонтского
*****Маргарита-Иоланда Савойская (1635-1663), дочь Кристины Французской и двоюродная сестра Людовика XIV. Чтобы вынудить Филиппа IV Испанского выдать свою дочь, инфанту Марию-Терезию, за Людовика XIV, кардинал Мазарини сделал вид, что собирается женить короля на его двоюродной сестре. Представители двух дворов, включая жениха и невесту, встретились в Лионе, но как только начались переговоры по поводу брака - появился посол Испании, передавший кардиналу, что Филипп IV находит эту партию недостойной короля и предлагает ему в жены свою дочь. Все договоренности с савойским двором были расторгнуты.
Здесь же, напротив, всякое очарование исчезло, и чтобы я ни делала, чтобы забыться, я все равно видела, чем я стала. Даже присутствие самых близких мне людей и тех, перед лицом которых я уже привыкла не краснеть, было для меня мучительным; мне казалось, что каждое мгновение я читаю на их лицах ужасную убежденность в том, что я есть; убежденность, воображаемой неуверенностью в котором я так любила утешать себя. Сколько усилий над собой я сделала, чтобы выдержать их взгляды! Сколько я страдала, будучи вынужденной, с одной стороны, избегать их, а с другой - притворяться, что я их не боюсь. Я все еще боялась худшего из возможных следствий моего переезда. Я думала, что, стоит удалить меня от двора, как со мной только что и поступили, - и мое общество больше не будет интересно королю. В доме Monsieur множество разных предлогов могло привести его ко мне; так что я всегда виделась с ним, и надо ли говорить, что мои чувства этому не противились, хотя мое самолюбие и роптало. В связи с этим я вспомнила одну историю. Г-жу де Монтеспан только что назначили придворной дамой королевы - в то же самое время, когда король предложил мне эту должность. Он стремился увеличить число своих придворных, потому что его двор казался ему слишком маленьким, в особенности по части женщин; поэтому он создал три новых должности для дам. Дело было в том, кто же получит одну из них; мне нахваливали то одну, то другую даму, хотя я не собиралась замолвить слово ни за одну из них; потому что прежде всего уместным было бы советоваться по этому поводу с королевой, а не со мной. Г-жа де Шуази, у которой тоже были свои протеже, рассказывала мне о некой г-же де Пуссе, придворной г-жи Орлеанской. Я не забывала, чем обязана г-же де Шуази, и из уважения к ней я пообещала использовать доверия короля ко мне. Я сказала королю, что хочу, чтоб он был добр к г-же де Пуссе, высокородной маркизы, дамы приятной и поучительно набожной.
- Вы тоже, - сказал он, смеясь, - рекомендуете мне госпожу де Пуссе!
- Это дама, о которой мне говорили.
- Да, но так зовут и мадемуазель, к которой намереваются привлечь мое внимание.
И он рассказал мне, как повстречал у м-ль де Монпансье высокую черноволосую девицу с красным лицом и длинными белыми зубами, с деревенскими видом и манерой одеваться; тогда он спросил у своей кузины, кто эта новая дама, а она ответила: «Сир, это мадемуазель де Пуссе, о которой я вам часто говорила». В самом деле, Мадемуазель без остановки говорила королю об этой девице, не прекращая нахваливать ее красоту и ум; все это создало в глазах короля такой чудесный образ, что он сказал своей кузине, будто в первый же раз, как он повстречается с м-ль де Пуссе, он нарочно прислонится к стене, чтоб не упасть в обморок от изумления. Но ему не пришлось: девица показалась ему донельзя уродливой; чем м-ль де Монпансье осталась недовольна. Почему? Этого я не знаю. Г-жа де Монтеспан, которая, со своей стороны, настраивала королеву в пользу этой девицы, убежденная, что моя рекомендация будет так сильна, как этого ожидают, оказалась, в свою очередь, совершенно сбитой с толку, когда она узнала, что король вовсе не собирается давать должность матери этой девицы. Я не знаю, как случилось, что эта дама (я говорю о г-же де Пуссе) попала во дворец Сен-Жермен; я видела ее там однажды вместе с дочерью; это была та высокая честь, которую король не оказывал без серьезных на то оснований; и так как я его спросила, по чьей рекомендации эти особы оказались здесь, он ответил: «По рекомендации королевы». Мы остались там на ночь, и весь вечер мать и дочь кокетничали с королем, каждая по-своему. Мужчины не проявили особого интереса к девице (а она не была красива, как я уже сказала); однако женщины ее отлично заметили, правда, в их внимании ощущалось злорадство. Мы танцевали, и она открывала менуэт; потом ее заставили сесть за клавесин и петь; ей аплодировали на каждой паузе, вплоть до того, что все это утомило короля, и, видя выражение его лица, которое говорило достаточно, мы оставили в покое наших двух дам, матери и дочери. Они вернулись сначала в Люксембургский дворец, потом в замок Вандом, откуда они уехали в Савойю с м-ль де Немур*, которую выдали там замуж. Король вовсе не одобрял этот брак, потому что м-ль де Немур должна была выйти замуж за младшего Кариньяна, и он находил, что это вредит достоинству дома Вандом, который роднился лишь с сыновьями и племянниками короля.
Подозревали, что в этом замешана м-ль Алансонская**; и когда я говорю - м-ль Алансонская, я должна сказать - м-ль де Гиз***, потому что именно она руководила первой. М-ль д’Алансон была несчастна рядом со своей сестрой, м-ль де Монпансье, которая не выносила свою мачеху так же, как и ее детей. М-ль де Гиз, единственный оставшийся от Лотарингского дома бриллиант, благодаря своим богатствам жившая в роскоши, задумала привлечь на свою сторону м-ль Алансонскую с помощью своего племянника, молодого герцога де Гиз, которому тогда было около семнадцати лет. М-ль Алансонская показалась ей тогда выгодной партией; она больше не сердилась на м-ль де Монпансье и не хотела ссориться с ней. Но нужно было вынудить короля на этот мезальянс, и союз м-ль де Немур с кем-то из семьи Кариньян создавал нужные обстоятельства.
Из трех сестер - дочерей Гастона Орлеанского, с которыми я провела свое детство, только это еще не вышла замуж. Старшая, м-ль Орлеанская, стала женой великого герцога Тосканы, к чему она так и не смогла привыкнуть; причиной тому называли взаимное высокомерие, которое заставляло и ту, и другого слишком трепетно относиться к церемониям и соблюдению формальностей. Младшая, м-ль де Валуа, которую выдали замуж раньше остальных сестер за герцога Савойского, умерла бездетной в 1664 году. Именно к ней я больше всего привязалась, и именно она - я говорю это как правду, не пытаясь обидеть ее сестер, - была самой любезной и самой красивой. Я сохранила кольцо, которое она послала мне, умирая. Вместе с новостью о ее кончине королю доложили и о смерти его тетки, герцогини Савойской****, и герцогини Пармской*****. Последняя - та самая юная принцесса Маргарита, на которой король должен был некогда жениться, которую привезли для него на границу Франции с Савойей и которую впоследствии он уже не никогда видел. Тайная печаль сократила ее жизнь; в ней видели причину ее смерти; будто бы не было понятно, что она обо всем догадалась? Ведь она видела короля, она была его невестой - и его отдали другой женщине!
*Мария Жанна Батиста Савойская, м-ль де Немур (1644-1724), дочь Елизаветы де Бурбон-Вандом, внучка Сезара де Вандом. В 1665 году вышла замуж за своего кузена Карла-Иммануила II, герцога Савойского и принца Пьемонтского.
**Елизавета Маргарита Орлеанская (или Изабелла Орлеанская) (1646-1696), средняя дочь Гастона Орлеанского и Маргариты Лотарингской. Унаследовала титул герцогини Алансонской по праву рождения.
***Мария де Гиз (1615-1688), герцогиня де Гиз и де Жуайез. Последняя представительница старшей ветви дома де Гиз. Не вышла замуж и не оставила потомства.
****Кристина Французская (1606-1663), сестра Людовика XIII, в 1619 году вышла замуж за Виктора-Амедея I, герцога Савойского и принца Пьемонтского
*****Маргарита-Иоланда Савойская (1635-1663), дочь Кристины Французской и двоюродная сестра Людовика XIV. Чтобы вынудить Филиппа IV Испанского выдать свою дочь, инфанту Марию-Терезию, за Людовика XIV, кардинал Мазарини сделал вид, что собирается женить короля на его двоюродной сестре. Представители двух дворов, включая жениха и невесту, встретились в Лионе, но как только начались переговоры по поводу брака - появился посол Испании, передавший кардиналу, что Филипп IV находит эту партию недостойной короля и предлагает ему в жены свою дочь. Все договоренности с савойским двором были расторгнуты.