Наши с
Амаром офисы напротив, через коридор, и мы по-соседски ходим друг к другу хоть за сахаром, хоть за красными шариковыми ручками и прочей мелочёвкой. Недавно я у Амара целую настольную лампу позаимствовала вместо моей, куда-то запропавшей, когда в нашем здании летом ремонт делали. Темнеет-то теперь рано.
Вышли мы с лампой в коридор, и на моё спасибо Амар мне по-русски с неплохим прононсом ответил не совсем впопад: «привет, хорошо».
Я давно знаю, что счастливые воспоминания Амаровой юности - это как он учился в университете у русских преподов, посланных в дружественный Алжир.
Амар примерно мой ровесник, так что дело в семидесятые происходило.
В коридоре появился Патрик, услышал «хорошо» и удивлённо воскликнул: «Амар, ты по-русски говоришь?»
Естественно, Амар не мог не воспользоваться поводом, чтоб лишний раз предаться своим любимым воспоминаниям!
- Ах - какие это были математические зверюги, эти преподы!
И в десятый раз я услышала от него, что если ты заваливал контрольную в середине семестра, а потом сдавал экзамен на отлично, тебе всё равно приходилось пересдавать весь курс.
- А как они быстро французский выучили! И библия у нас была - учебник Смирнова!
- Да, учебник Смирнова у меня стоит на полке. - ответил Патрик.
- Как же я люблю слушать русский, такой красивый язык - продолжил Амар.
- Кстати, ты слышала, на переходе на place d’Italie какая-то женщина изумительно красиво поёт русские песни - откликнулся Патрик.
Тут уж в их беседу вступила я : «Ну, по-всякому русский звучит, зависит от того, кто говорит»
- И не спорь - очень красивый, вот про немецкий я бы этого не сказал.
- Не трожь немецкого, это можно сказать, мой родной язык, я его, конечно забыл, но как где встречусь с немцем, всегда стремлюсь поговорить - возмутился Патрик.
Я от него уже слышала, что в раннем детстве его воспитывала бабушка с родным немецким.
Когда Патрик мне это сообщил, я очень удивилась : «Патрик, какой немецкий, всё ж на идише, небось, бабушка говорила!»
А он мне ответил, что буковинский идиш - всё равно что немецкий.
Ещё поболтали чуть-чуть в коридоре и разошлись - Амар к себе в офис, мы с Патриком ко мне.
- Я собственно к тебе шёл, чтоб поболтать про китайских студентов, которые совсем по-французски не говорят и очень мало что понимают. Знаешь, сегодня ко мне трое подошли, вопросы задавали на пальцах и немножко на доске. Ну, как-то мы договорились, они не глупые. Они меня на телефон записали. Я у них спросил, не собираются ли они меня передавать по пекинскому радио. Кстати, я ведь пекинское радио много слушал. Всё ж половину юности я был маоистом.
***
Встретились в первый раз двое из моих пенсионеров: Даниэль (тот, что ни месяца без горных лыж) и Жорж (тот, что ездит на работу на самокате, или иногда на доске)
Фамилия Жоржа Винавер.
Даниэль, услышав её, возбудился и воскликнул : «слушайте, а вы не родственник Владимиру Винаверу?»
- Это мой отец.
Даниэль радостно: «Мой отец, он много волонтёрствовал в Международной амнистии.
Рассказывал про вашего.»
- Ну да, у отца там был один из самых высоких постов, он был большим начальником.
Я удивляюсь: «Надо же, у отца твоего русское имя!»
- Ну, он всё-таки родился в Санкт- Петербурге. Совсем был маленьким, когда дед бежал с семьёй от революции. По идиотизму дед убежал в Польшу. Отец в Польше учился, родной язык у него польский. К счастью, у отца хватило ума в начале тридцатых добраться до Франции. Отец с мамой всю жизнь между собой по-польски говорили. Мои бабушки и дедушки с обеих сторон погибли в Освенциме, в Польше они остались. А мама, - из тех, кого не успели сжечь. Дык слушай, в будущем семестре надо нам с Даниэлем согласовать программы.
Даниэль вместе с Патриком ведёт линейную алгебру у первокурсников. Мы в этом году на два потока студентов поделили, и группы собрали по уровням. У Патрика сильный поток, у Даниэля слабый. А Жорж ведёт линейную алгебру по-английски. Он в Нью-Йорке когда-то работал, более или менее двуязычный. А у нас год назад открылась программа целиком по-английски, начиная с первого курса. В прошлом году одну группу набрали, а в этом аж две.