Тот самый предел
Неделю чувствовала себя как побитая собака (то есть как старая, усталая, загнанная собака, которой ещё и палками досталось и которая мечтает тихо отлежаться в сторонке, забытая всеми), разумеется, терзалась чувством вины по абсолютно любому поводу: плохая мать, плохая дочь, плохая жена, плохой редактор, плохая писательница (вообще не писательница) и вообще что за выродок... Всё в таком духе. Душе настало пробужденье (вдруг, по весьма странной причине или, может быть, без неё вовсе) - и вот я (вдруг! впервые за...) думаю: а почему, собственно, я навязываю себе какие-то графики в отношении моих собственных вещей? почему я продолжаю зудеть самой себе: ты должна писать каждый день, иначе ты никто, ноль и т.п. Не получается у меня каждый день (и не хочется иной раз, даже тошно садиться за какой-нибудь опус) - и почему я должна терзаться этим самым? Почему Хилари Реттиг, например, знает лучше, что такое «писать профессионально»? В конце концов, разве я «профессиональная» писательница? На этот счёт у меня никаких амбиций. Зато я знаю, что пишется мне отлично только тогда, когда в голове всё сложилось, когда сложились не только образы, план, но и текст сам - и он тогда бурным потоком вырывается - и я ему нужна лишь как посредник, и тогда у меня нет иного выхода - только садиться и писать. И всё. А к этой титанической подготовительной работе я должна быть готова: я должна быть свободна от посторонних мыслей, а главное чувств. Я должна быть открыта, как опустевший дом, с окнами и дверями нараспашку - тогда во мне поселится всё, что угодно. Но когда я вымотана, когда я не помню себя, «писательство» - одно название. Я составляю слова друг с другом, не имея отношения к тому, что пишу. Поток сознания - слишком хорошо знакомый мне приём, чтобы предаваться иллюзии, будто я занята именно этим, когда пальцы мои перещёлкивают клавиши вслед за лениво плетущимися мыслями - почти не моими.
И, наверное, сейчас материнство для меня слишком «практическая» вещь, чтобы писать о ней (всегда ведь нужно быть немного над тем, что пишешь), и я слишком варюсь во всём этом, чтобы смотреть хотя бы со стороны (не говоря уже - с высоты). Мои записи «о материнстве» адресованы только Агате (когда-нибудь почитает, быть может). Писать обо всём этом для публики, оказалось, тяжело. Документалистика - не мой жанр. Даже художественно обработанная. Все сюжеты мне тут же хочется сделать более выпуклыми, более жуткими, более лиричными - и герои подыкиваются иные, чем мы с Агаткой. Герои-то мои таскаются за мной постоянно - бесприютные души, никак не обретающие дома. Бессловесные, они меня ни в чём не упрекают - покорно ждут своего часа.
Сегодня мне приснилось престранное - как меня чуть не сделали вампиром. С чего бы это? Никогда я не любила вампирские истории. И я, кажется, вырвалась - и тотчас проснулась. И Агатку уберегла (помню, сразу в голову ударила мысль о дочке: зачем ей мать-вампир и что это вообще за мать, побирающаяся чужой кровью). Чужая кровь мне не нужна, но и свою отдавать я не собираюсь. Таков, видимо, смысл этого «послания».
В общем, устала я от чувства вины и сожаления. Когда-нибудь должен был наступить предел.