Речь на презентации книги М. М. Левис "Мы жили в эпоху необычайную..." (6 сентября 2016 года)
Презентация книги Марии Михайловны Левис «Мы жили в эпоху необычайную...» для меня событие не рядовое - это первая моя презентация, хотя не первая книга, которую я редактировала. Но правильно будет сказать - первая особенная: меня подкупил материал, из-за темы и личности самого автора я взялась редактировать эти воспоминания.
Большую роль в том, что я сразу прониклась этой книгой, сыграла принадлежность Марии Михайловны Петербургу; для меня, как и для многих, думаю, петербуржцы, особенно те, кто знал Россию и Петербург 1920-1930-х годов, застал дореволюционную пору (или несёт на себе печать этой исторической эпохи) - особая порода людей. Так что, когда издатель Фёдор Еремеев предложил мне редактировать воспоминания Марии Михайловны, прежде рассказав о её происхождении, о её долгой - в целый век - жизни, я не раздумывая согласилась.
Над книгой работали мы все: Дареджан Диомидовна главным образом, но и Ирина (Irène Markowicz) и Андрей (André Markowicz) тоже постоянно включались в обсуждение. Мне кажется, мы почти волховали над текстом, боясь, с одной стороны, нарушить речь Марии Михайловны, с другой стороны, беспокоясь о том, чтобы читатель «слушал» эту речь внимательно, чтобы его ничто на протяжении книги не смущало.
В редакции были сомнения, включать ли дневниковые фрагменты, которые касаются условного «настоящего» - то есть времени, когда делается та или иная запись, и Мария Михайловна предстаёт не юной девушкой, не молодой женщиной, но уже пожилой дамой. В конце концов мы решили оставить эти фрагменты, чтобы дать целостный портрет героини и автора книги. Тем более что это было важно для семьи.
Мы оставили и обозначения дат записей, но вынесли их в область примечаний. Иногда одни и те же события Мария Михайловна записывала не в один присест, часто возвращалась к ним спустя долгое время, так что мы компоновали эти записи, убирали повторы, придавая рассказу большую стройность.
Многих заголовков не было, как не было и глав, поскольку это дневники. Делились записи изначально только на тетради. Мы старались называть главы как можно более нейтрально, чтобы не привносить лишнего в стиль Марии Михайловны.
Над названием думали тоже довольно долго, было много вариантов и споров. Но мне кажется, что нынешнее очень хорошее, к тому же это часть фразы Марии Михайловны, её собственное ощущение от жизни. Саму фразу, как нельзя более точную - о миссии этих воспоминаний, - мы вынесли на заднюю сторону обложки.
Сегодня обострён интерес читающей публики к литературе факта, к открывающимся архивам. Это в большой степени связано с репрессивным прошлым России. Люди хотят знать правду - что это было, почему, можно ли было избежать и на самом ли деле всё происходило столь кроваво. Свидетельства часто пугающи, откровенность их не снимает вопросов. «Как народ выжил?» - самый главный в этом ряду. Как человек сохранил себя? Кто-то говорит об особой терпеливости, кто-то о приспосабливаемости, кто-то о том, что каждый народ заслуживает своей судьбы.
Книга Марии Михайловны - это ещё одно свидетельство в защиту той самой правды, которую мы жаждем услышать. Многое из того, о чём пишет Мария Михайловна, мы уже знаем, читали, слышали от других. Довольно часто мы узнавали о «свинцовом веке» из биографий выдающихся людей. Страшно читать дневники Марины Цветаевой, тяжела была судьба Анны Ахматовой, неуютным холодом веет история написания романа «Мастер и Маргарита», да и сама книга Булгакова вряд ли полна света и сердечного юмора.
И всё-таки, читая о поэтах и писателях, мы не вполне избавлены от некоего мифологизирования не только личности, но и времени, которое эта личность представляет и которое через неё преломляется. Художник видит всё не таким, как не-художник. Мы склонны восхищаться этим умением, но подспудно задаёмся вопросом: как было на самом деле? Или, по крайней мере: как было у других?
Воспоминания Марии Михайловны Левис позволяют представить, как всё было, с иного ракурса. Её среда, хотя и очень интеллигентная, но не поэтическая, не богемная среда. При этом ей довелось общаться и дружить, например, с Самуилом Маршаком, художником Василием Шухаевым, историком Глебом Бончем-Осмоловским; она видела зажёгшуюся звезду Блока и то, как впервые вступил на сцену Северянин. И такие пересечения, конечно, интересны сами по себе.
Что совершенно замечательно в книге М. М. Левис - это жизнестойкость, смелое приятие жизни, разных перемен. Она природно словно бы не создана, чтобы носить страдание, не склонна к апокалипсическим ощущениям.
На самых страшных страницах, где, казалось бы, должен царить только ужас, Мария Михайловна вспоминает то, что касается простой жизни. Вот она в тюрьме, где в камере, рассчитанной на 12 человек, томится 42 женщины. Но Мария Михайловна рассказывает о каких-то юмористических моментах, показывая тем самым, что есть суть, а что второстепенное; рассказывает о том, как женщины, привыкшие к уюту, к удобствам, учатся обслуживать себя в тюремной камере, где нет никаких условий.
В самом деле, воспоминания Марии Михайловны - это тоже «Война и мир», только менее эпическое полотно, единственная его задача: сохранить для потомков фрагмент личной истории, рассказать, как было. Здесь больше мира, чем войны, потому что для человека гуманитарного и гуманного естественнее существовать в мире. И натура героини выступает навстречу прежде всего мирной жизни, поэтому так стойко она принимает лишения тюремного и лагерного быта: она идёт навстречу миру.
Когда имеешь дело с такими книгами, понимаешь, что в масштабе вечности имеет значение только умная, сильная духом, смелая, оригинальная личность. Не одна и не две - а каждый, кто несёт в себе свою эпоху и умеет рассказать о ней самое сокровенное, кто не сочиняет историю, а проживает её. Не нужно мечтать о великом - великое нам уже дано, оно внутри нас. Книга Марии Михайловны в том числе об этом.
Париж, книжный магазин "Globe", 6 сентября 2016 года
Большую роль в том, что я сразу прониклась этой книгой, сыграла принадлежность Марии Михайловны Петербургу; для меня, как и для многих, думаю, петербуржцы, особенно те, кто знал Россию и Петербург 1920-1930-х годов, застал дореволюционную пору (или несёт на себе печать этой исторической эпохи) - особая порода людей. Так что, когда издатель Фёдор Еремеев предложил мне редактировать воспоминания Марии Михайловны, прежде рассказав о её происхождении, о её долгой - в целый век - жизни, я не раздумывая согласилась.
Над книгой работали мы все: Дареджан Диомидовна главным образом, но и Ирина (Irène Markowicz) и Андрей (André Markowicz) тоже постоянно включались в обсуждение. Мне кажется, мы почти волховали над текстом, боясь, с одной стороны, нарушить речь Марии Михайловны, с другой стороны, беспокоясь о том, чтобы читатель «слушал» эту речь внимательно, чтобы его ничто на протяжении книги не смущало.
В редакции были сомнения, включать ли дневниковые фрагменты, которые касаются условного «настоящего» - то есть времени, когда делается та или иная запись, и Мария Михайловна предстаёт не юной девушкой, не молодой женщиной, но уже пожилой дамой. В конце концов мы решили оставить эти фрагменты, чтобы дать целостный портрет героини и автора книги. Тем более что это было важно для семьи.
Мы оставили и обозначения дат записей, но вынесли их в область примечаний. Иногда одни и те же события Мария Михайловна записывала не в один присест, часто возвращалась к ним спустя долгое время, так что мы компоновали эти записи, убирали повторы, придавая рассказу большую стройность.
Многих заголовков не было, как не было и глав, поскольку это дневники. Делились записи изначально только на тетради. Мы старались называть главы как можно более нейтрально, чтобы не привносить лишнего в стиль Марии Михайловны.
Над названием думали тоже довольно долго, было много вариантов и споров. Но мне кажется, что нынешнее очень хорошее, к тому же это часть фразы Марии Михайловны, её собственное ощущение от жизни. Саму фразу, как нельзя более точную - о миссии этих воспоминаний, - мы вынесли на заднюю сторону обложки.
Сегодня обострён интерес читающей публики к литературе факта, к открывающимся архивам. Это в большой степени связано с репрессивным прошлым России. Люди хотят знать правду - что это было, почему, можно ли было избежать и на самом ли деле всё происходило столь кроваво. Свидетельства часто пугающи, откровенность их не снимает вопросов. «Как народ выжил?» - самый главный в этом ряду. Как человек сохранил себя? Кто-то говорит об особой терпеливости, кто-то о приспосабливаемости, кто-то о том, что каждый народ заслуживает своей судьбы.
Книга Марии Михайловны - это ещё одно свидетельство в защиту той самой правды, которую мы жаждем услышать. Многое из того, о чём пишет Мария Михайловна, мы уже знаем, читали, слышали от других. Довольно часто мы узнавали о «свинцовом веке» из биографий выдающихся людей. Страшно читать дневники Марины Цветаевой, тяжела была судьба Анны Ахматовой, неуютным холодом веет история написания романа «Мастер и Маргарита», да и сама книга Булгакова вряд ли полна света и сердечного юмора.
И всё-таки, читая о поэтах и писателях, мы не вполне избавлены от некоего мифологизирования не только личности, но и времени, которое эта личность представляет и которое через неё преломляется. Художник видит всё не таким, как не-художник. Мы склонны восхищаться этим умением, но подспудно задаёмся вопросом: как было на самом деле? Или, по крайней мере: как было у других?
Воспоминания Марии Михайловны Левис позволяют представить, как всё было, с иного ракурса. Её среда, хотя и очень интеллигентная, но не поэтическая, не богемная среда. При этом ей довелось общаться и дружить, например, с Самуилом Маршаком, художником Василием Шухаевым, историком Глебом Бончем-Осмоловским; она видела зажёгшуюся звезду Блока и то, как впервые вступил на сцену Северянин. И такие пересечения, конечно, интересны сами по себе.
Что совершенно замечательно в книге М. М. Левис - это жизнестойкость, смелое приятие жизни, разных перемен. Она природно словно бы не создана, чтобы носить страдание, не склонна к апокалипсическим ощущениям.
На самых страшных страницах, где, казалось бы, должен царить только ужас, Мария Михайловна вспоминает то, что касается простой жизни. Вот она в тюрьме, где в камере, рассчитанной на 12 человек, томится 42 женщины. Но Мария Михайловна рассказывает о каких-то юмористических моментах, показывая тем самым, что есть суть, а что второстепенное; рассказывает о том, как женщины, привыкшие к уюту, к удобствам, учатся обслуживать себя в тюремной камере, где нет никаких условий.
В самом деле, воспоминания Марии Михайловны - это тоже «Война и мир», только менее эпическое полотно, единственная его задача: сохранить для потомков фрагмент личной истории, рассказать, как было. Здесь больше мира, чем войны, потому что для человека гуманитарного и гуманного естественнее существовать в мире. И натура героини выступает навстречу прежде всего мирной жизни, поэтому так стойко она принимает лишения тюремного и лагерного быта: она идёт навстречу миру.
Когда имеешь дело с такими книгами, понимаешь, что в масштабе вечности имеет значение только умная, сильная духом, смелая, оригинальная личность. Не одна и не две - а каждый, кто несёт в себе свою эпоху и умеет рассказать о ней самое сокровенное, кто не сочиняет историю, а проживает её. Не нужно мечтать о великом - великое нам уже дано, оно внутри нас. Книга Марии Михайловны в том числе об этом.
Париж, книжный магазин "Globe", 6 сентября 2016 года