Роман Ирины Головкиной «Побежденные»

[marss2]

Роман Ирины Головкиной (внучки Н.А.Римского-Корсакова) - отнюдь не новинка: в 70-80-е он ходил в самиздате, в 1992 году его сокращенный и отредактированный «журнальный» вариант был напечатан в «Нашем современнике» под названием «Побежденные».
Тогда из него были изъяты значительные фрагменты, а слог был отредактирован.
И вот в 2009 году  роман вышел в полной авторской редакции под авторским же названием «Лебединая песнь».
Редактура, безусловно, «способствовала много к украшенью» - вылезли длинноты и некоторый дилетантизм, но тем выше историческая ценность, да и давно уже распродана серая книга 1993 года…
*
Роман об интеллигентой семье и их окружении в 30е годы.
Героев жалко - их мир сломан, в новом им места нет, да и приспособиться к нему они не  умеют.
Автор описывает медленное умирание.
В начале романа герои еще ведут практически нормальную жизнь, живут, общаются, сохряняя великосветский тон во всем.
А далее история начинает неумолимо их перемалывать - жилье превращают в коммуналку, героев выгоняют с работы, преследуют, арестовывают и высылают.
На этом фоне попытки сохранить прежний жизненный настрой становятся все труднее.
В финале от прежней жизни не остается никого и ничего.
*
Страшный, длинный, неуклюжий, залитый страстью и тоской по исчезнувшей Атлантиде, Империи, срезанному со страны слою живых людей.
Уже к началу тридцатых их почти не осталось, аристократия рассыпалась в пыль, впиталась кровью в песок.
Никакого приукрашивания, она помнит их такими, гордыми антисемитами, любящими музыку и глухими к чужим страданиям, глубокими и мелочными, благородными и упрямыми.
Три тома, написанные "стаканом, закатившимся в щель", как о себе говорила еще Лидия Чуковская.
Еще один несчастный, аристократический стакан,
не утративший памяти,
не одаренный милосердием.
В этой книге показана их обычная жизнь в то время, их безуспешные попытки выжить, как-то приспособиться.
Уцeлeвшиe пoтoмки знaтныx фaмилий с рaзнoй стeпeнью успeшнoсти пытaются нaйти свoй путь в рeaлияx нoвoгo врeмeни.
*
Многие склонны считать это произведение в первую очередь историческим, во многом автобиографичным, повествующим об «ужасах диктатуры пролетариата», «сталинских репрессиях», «кровавом гепеу» и «мордовских лагерях».
Но поколение теперешних 30-40-летних с некоторым ужасом узнает именно себя в петербургской молодежи из «бывших», описанной в романе.
Чрезвычайно схожие ощущения и настроения - «погибла Россия», «не хочется выходить на улицу, чтобы не видеть этих физиономий», «родной город изменился до неузнаваемости»…
Разве мы не прошли  через это?
Отлично помню, как меня, 17-летнюю, шокировали неграмотные передачи новоявленного «Радио России», реставрация герба, тут же получившего у нас кличку «курица», чужие гимн и флаг.
Не то чтобы я чувствовала себя беспримесно советской (как и многие герои «Лебединой песни» вряд ли были такими уж разлюли-монархистами, - но моего ума и опыта в 1991 году хватало, чтобы заметить второсортность замен, явную деградацию, тенденцию к вырождению - вместо обещанного радостного обновления).
*
Смена эпох неизменно ломает жизни, и в первую очередь жизни тех, кого мы привыкли называть «интеллигенция», кого раньше называли более уместным словом «аристократия».
Они - «оранжерейные цветы», неприспособленные к реальности, их дети вырастали в обстановке достатка и спокойствия, они не хотят и боятся перемен, «сквозняков», которые разрушат прежде всего ИХ уютный мир, ИХ планы на будущее, ИХ страну.
Ведь это они - умные и образованные, именно они знают, как «обустроить Россию», они - истина в последней инстанции, и глупо, преступно делать что-то, с ними не посоветовавшись.

*
Те, кто не уезжает из страны, а остается, учатся жить на Родине.
Кто-то пытается создать свой микромир и «не выходить на улицу», что практически невозможно в условиях коммунальных квартир, очередей и других неискоренимых прелестей российской действительности.
Герои романа - семьи Нелидовых и Дашковых - выбирают именно этот вариант.
Они живут прошлым.
Настоящее им противно, а будущее они себе представляют только как реставрацию монархии, во что, впрочем, верят с трудом.
Они - «бывшие».
И непременно обречены.
Окружив себя множеством условностей и ритуалов, они ревностно оберегают себя как от плохого, так и от хорошего «советского», полагая, что отступить хоть в чем-то - означает «измельчать».
*
Вся беда этого поколения интеллигенции в том, что они не придумали, не создали хоть сколько-нибудь приемлемой модели будущего.
Но ребята!
Вы же такие умные, Головкина вас такими написала!
Что ж, вы не видели, что монархия обречена?
Что, вы этим фетишем надеетесь кого-нибудь сплотить и подбодрить самих себя?
Та же беда постигла и интеллигенцию советскую, аристократию, которая привыкла жить одним днем и о будущем не задумываться, которая уже привыкла безнаказанно брюзжать, отлично понимая гнилость системы, но даже не задумываясь всерьез об альтернативе .
Материальные блага, гос­пайки, штат «помощников» и «заместителей» на службе выработали леность ума, привели к неспособности эффективно управлять, а то и действовать вообще.
А «оранжерейные» детки их и вовсе, от рождения, неспособны менять мир: полная атрофия простейших инстинктов, что хочешь с ними делай - все будет Божия роса.
Надо ли удивляться, почему они оказались неприкаянными, невостребованными и лишними, «попав» в эпоху перемен?
Они не смогли бы при всем желании выбрать для себя ничего другого, кроме как тихо гнить, доживать, продавая серебряные подсвечники, фамильные драгоценности и «бывших соболей».
*
Уйти, «эффектно хлопнув дверью» - немыслимо, потому что элита эпохи вырождения элементарно неспособна на Поступок.
Остается - писать дневники, боязливо пряча их от «гепеу» в сарае, жить под чужой фамилией и с чужой биографией, высокомерно не пытаясь при этом хотя бы правдоподобно выглядеть; остается вздрагивать от каждого звонка в дверь, бояться поставить на место зарвавшихся хамов - соседей по коммунальной кухне, бояться общаться - а вдруг кто настучит…
Все это - плоть и ткань книги Головкиной.
И это не худший вариант.
Худший - от отчаяния и безденежья стать сотрудницей ненавидимого тобою же «гепеу», выйти замуж за предприимчивого еврейчика только ради того, чтобы жить в достатке, к которому так привыкла, заигрывать с тупым и ограниченным сослуживцем, находя его остроты «смешными» лишь потому, что ты молода, хочется любви, а мужа отправили в ссылку, его рядом нет.
*
Кстати, в интеллект и благородство «бывших» я должна верить на слово: как-то у автора не находится красок, чтобы живописать их великие достоинства.
Я не вижу в них ни утонченности, ни благородства, ни пресловутой интеллигентности, ни сколько-нибудь живого и острого ума
- даже следить за новинками современной литературы они считали для себя чем-то излишним:
главная героиня лишь случайно открыла для себя Горького, перебирая книги в тетином шкафу.

*
Только неуместная в их положении кичливость, чванство, вздорность, особенно присущая бывшим гранд-дамам, невоспитанность и - неискоренимый антисемитизм, куда ж без него.
Причем не просто намеки, а позиция автора такова, что это революция была Великой Еврейской Революцией, а не Октябрьской. Вобщем - если в кране нет воды… дальше сами знаете.
содержание книги можно практически без изменений применить к Будденброкам
 и то и то - истории заката семьи на фоне исторических обстоятельств.
*
Пожалеть и накормить соседского пятилетнего малыша, родители которого - дремучие забулдыги, считается неприличным и даже опасным - ведь может пропасть «серебряная ложечка».
Опасно даже приютить попавших в беду родственников - а вдруг они обоснуются в твоей квартире, нарожают здесь детей, станут претендовать на твои подсвечники и прочую рухлядь?
*
С революцией жизнь «бывших» потеряла смысл - это общее место, рецензионный штамп.
А был ли он до нее?
В чем они его видели? В выездах в свет? В мехах и бриллиантах?
*
…Их остается просто «жалеть симптоматически».
Как и всех людей, попавших в трудную жизненную ситуацию.
Но сожалеть о том, что у неспособных к действию «отняли» страну, которую они привыкли считать своей, - глупо.
*
Очень слабо они себе представляли, пожалуй, и что такое «великая» Россия, и кому нужно ее величие…
Россия для них - некая абстрактная идея, наряженная в символы.
В конкретике же это в первую очередь они сами со своим миром - «цвет нации», их поместья, «земля и березки», победы в войнах, опять-таки абстрактные, .
*
5 лучших книг о «бывших»
*
Константин Вагинов
Романы
«Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Гарпагониана», «Бамбочада» - тетралогия о вагиновском (1899-1934) надломленном поколении. Оно не успело сформироваться в прежней России, его молодость пришлась на революционные годы, и безлюдный, голодный, заросший травой Петербург навеки отравил всех этих Неизвестных Поэтов, демонических девушек, безумных собирателей и доморощенных эзотериков. Лучший роман - первый, самый увлекательный - последний.
*
Сергей Заяицкий
Жизнеописание Степана Александровича Лососинова
Замечательный, ныне почти забытый поэт, драматург и фантаст (1893-1930), чей сборник «Судьбе загадка» вышел в конце восьмидесятых и стал библиографической редкостью. Лососинов, герой лучшей повести Заяицкого, - немного зощенковский Синягин, немного Лоханкин, но главное - славный, талантливый и добрый малый, которого автор тщится просмеять, а между тем никак не может. Нравятся ему Лососинов и его друзья, ничего не поделаешь. Снова прелестный мир старьевщиков, оккультистов и кисейных барышень, и на этом фоне - грубая, тупая советская жизнь с ее грязными лапами. Лососинов противостоит ей изящно и храбро.
*
Вениамин Каверин
Исполнение желаний
Первый по-настоящему удачный роман Каверина (1934, 1936, новая редакция - 1958). Как всегда у «серапионов», сильное влияние западного авантюрного романа и гофмановской романтики: положительный студент, сделавший великое открытие, злобный падший ангел, мешающий ему, идеальная возлюбленная, за которую борются добро со злом, и старик-профессор, хотя и перешедший на сторону новой власти, но все про нее понимающий.
*
Софья Чуйкина
Дворянская память: «бывшие» в советском городе
Единственная на сегодняшний день диссертация, посвященная механизмам адаптации «бывших» в советском Ленинграде. На огромном фактическом материале (устные рассказы, дневники, сохранившиеся трудовые книжки, грамоты и письма) Чуйкина беспристрастно излагает трагедию огромного и прекрасного социального слоя, которому, кстати, в 1941 году выпало защищать этот уже почти чужой город и сохранить его честь.
*
Илья Ильф, Евгений Петров
Двенадцать стульев. Золотой теленок
Наверное, лучшая книга о «бывших», подлинная энциклопедия их жизни. Ведь и Бендер, и Изнуренков, и даже Персицкий - никак не пролетарии и подавно не крестьянство. Все это русская интеллигенция, вынужденная встраиваться в советскую жизнь; конечно, им мало приятны замшелые «предводители дворянства» вроде Кисы Воробьянинова, но с советской властью у них еще больше разногласий. Но форма сатирического романа парадоксальным образом оказалась единственной лазейкой, позволившей авторам поведать об упраздненных людях всю правду. Да и о себе, в общем.
©
"Что читать", текст: Дмитрий Быков

https://chch-magazine.livejournal.com/10392.html