Филипп Ефремов и его путешествие на Восток

[marss2]

(автор - Алексей Макеев)

Филипп Ефремов стал своего рода вторым Афанасием Никитиным, совершив полное приключений бегство из бухарского плена в Индию и вернувшись в Россию.
Для современников вообще-то он был "первым Никитиным".
"Хождение за три моря" тверского купца опубликовали только в 1821 году, тогда как "Странствование" Ефремова впервые увидело свет на 36 лет раньше.
*

Филипп Ефремов родился в 1750 году в Хлынове (позднее - город Вятка) в семье секретаря духовной консистории Сергея Ефремова.
В 13 лет, как утверждал сам Филипп, он попал в армию, где почти сразу был произведен в капралы.
В 15 лет получил унтер-офицерский чин каптенармуса.
Его "странствование" началось в июне 1774 года
. Во время пугачевского бунта Ефремова отправили на заставу Донгуз - одно из укреплений по реке Яик (позднее - Урал).
На заставу напало около 500 мятежников. Гарнизон из 20 солдат и казаков отбивался, пока не закончился порох.
Филипп не собирался сдаваться, не выпускал ружье из рук и сокрушался о том, как его потерял:
"один из мятежников ударил по ружью саблею, отрубил в левой руке моей большой палец, отчего из рук оно выпало".
*

В плену Ефремов не задержался - в первую же ночь умудрился бежать с двумя солдатами.
Отлежавшись в траве на берегу реки, беглецы направились в Оренбург, до которого было около 15 километров.
Дойти до города им было не суждено:
"...вдруг из-за горы выехали киргисцы, - писал Ефремов в своей книге, - до двух сот человек, взяли нас и, посадя на лошадей, подвязав ноги на брюхо лошадиное, увезли в свои улусы".
Кочевники держали узников два месяца, залечили раны, а с наступлением зимы продали проезжим бухарцам.
За унтер-офицера дали четыре телячьи шкуры.
*

ПЛЕННИК-ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ
*

Вместе с торговым караваном русских узников погнали в Бухарское ханство.
Зима выдалась суровая, в холодной и голодной степи невольники умирали один за другим.
Ефремову повезло, его пожалел армянский купец Айваз из Астрахани: кормил, сажал на лошадь и верблюда.
В Бухаре хозяин подарил Ефремова аталыку (визирю) Даниял-бию - влиятельнейшей фигуре при дворе бухарского хана Абулгази.
Аталык поставил пленника к "дверям, где его жены и наложницы, стражем".
*
Новоиспеченный евнух оскопления избежал, освоил персидский язык и был назначен "десятником" в ханское войско.
Даниял-бий оценил способности русского офицера, предложив ему перевести послание российской императрицы, доставленное посланником хана муллой Ирназаром.

Ефремов рассказывает, что "не мог зрить сухими глазами, без слез" на "российское письмо".

*

Аталык решил обратить Ефремова в ислам:
"...но как я на то не согласился, для чего приказал мучить меня и пытать по-тамошнему,
то есть поить солью по три дни. <...>
положат в большую деревянную чашу пуд соли, наливают в нее воды горячей
и, когда соль разойдется и вода простынет,
тогда свяжут в утку и кладут в рот деревянную палку; человека повалят затылком на ту чашу и соль льют в рот.
Ежели не пожалеют, то чрез сие мучение чрез день другие умирают, для того что соль у человека живот весь переест.
А если захотят кого сберечь, тому, после каждого мучения, дают пить топленого теплого овечьего сала по три чашки,
кое сало соль всю вберет в себя и так верхом и низом живот очистит, и будет жив".
*
Русского офицера убивать не собирались - кормили после каждого мучения "салом".
Поняв, что Филипп от своей веры не откажется, аталык потребовал, по крайней мере, принести ему присягу, что и было исполнено - "только из пристрастия языком, а не душою".
*

Ефремов получил повышение, с войском участвовал в сражениях и походах, побывал в Самарканде, Хиве, Каракуле, Мерве, Чарджоу, Коканде, Хазараспе.
За верную службу аталык пожаловал русского пленника "землею, с коей собиралось в год доходу до трех сот червонных" - немалая сумма.
Но Ефремов не думал о карьере при бухарском дворе - намеревался при удобном случае бежать.
Среди сотен русских пленников в Бухаре, как он писал, не было таких, кто не помышлял о побеге.
Все старались бежать в Россию ближайшим путем - на север через степи.
Таких беглецов бухарцам не составляло труда изловить.
Кара за побег была суровая.
*

В Бухарском ханстве Филипп Ефремов пробыл пять лет.
Вел дневник.
Делал записи только о том, что его интересует.
Окружающий пейзаж, например, ему без надобности: даже странно, что один из исследователей записок Ефремова назвал их "первой географией Узбекистана".
Его труд - это уникальные сведения по этнографии и краеведению, почти лишенные географии.
Безразличие к природе и архитектуре унтер-офицер с лихвой компенсировал интересом к сельскому хозяйству, ремеслам, быту, военному делу, дворцовым интригам, правосудию...
Законы в ханстве царили суровые.
Казнили даже за мелкое воровство: мужчин - на виселице, женщин - закапывали по грудь в землю и забивали камнями.
Преступления против человека судились по принципу око за око.
*

Побыв гаремным стражем, Филипп разобрался в любовных утехах:
"У каждой жены и наложницы имеются особливые комнаты.
Мужья спят с ними по очереди; к другой же никак приступить не может.
Любители (то есть любовники) приходят к ним в женском платье, а иногда ходят женщины, сказывая мужьям своим, якобы в гости, а вместо оного - к другим людям, которые сводят, где любители приходят, и с ними веселятся".
Сам Ефремов тоже не лишен был женского внимания: влюбилась в него пленная персиянка, служившая у аталыка ключницей.
*

О бухарской артиллерии, единственной в регионе, Ефремов писал, что "из пушек попадать не умеют".
Использовалась артиллерия как эффективное средство устрашения:
"...приближаясь к неприятельскому городу, велит палить из всех пушек и мортир, и там от одного звуку страшатся, идут в подданство и платят дань, и таким образом все тамошние города под владение Бухарии пришли".
*

Шелководству и выращиванию шелковичных червей Филипп посвящает две страницы - в это ремесло он вник досконально.
Страшных болезнетворных червей изучил на собственной шкуре:
"От оной нечистоты у человека в теле зарождаются ришты (в медицине - дракункулёз), наподобие волосатиков.
В котором месте зародится, то место будет жестоко свербеть; потом будет пузырек.
Как время будет приходить, чтоб ей из тела вон выходить, то пузырек лопнет, выйдет в вершок, в самую тонкую нитку язык. <... >
У меня первой год вышло 15, на другой 22, на третий 30 из всех мест: из языку, даже и из естества.
Потянувши, выдет с вершок и более, а как почувствую, что больно, то обверну на хлопчатую бумагу, чтоб не уходила назад в тело.
И прикладывал тутовые листья с постным маслом, которая выходит чрез пятнадцать и двадцать дней в самую толстую нитку, длиною аршин и более.
В одно время у меня порвалась, и так нога распухла, никаким образом ходить невозможно.
Бывает жар и лом.
Летом почти всякий человек ходит на костылях, они за счастье признают, ежели она будет летом".
*

В отличие от Ефремова бухарцы уделяли особое внимание погоде и даже связывали похолодания со скорым покорением Россией:
"Бухарцы же примечают, что, конечно, их городам быть в российском владении: когда не было русских, то не видали снегу и холоду".
*

Планируя побег, Ефремов проявил завидную смекалку.
Во время похода на Хиву летом 1780 года он в очередной раз проявил героизм и был ранен.
Главнокомандующий отправил Филиппа в Бухару залечить раны и передать донесение аталыку.
Через несколько дней Ефремов должен был возвращаться к войску.
Сообразил, что в этот момент удобно будет отправиться не в Хиву, а в противоположную сторону - в Коканд, к китайской границе - так его хватятся нескоро.
За "сто червонных" он уговорил придворного писаря написать грамоту, представлявшую его послом аталыка в Коканд.
Печать для грамоты попросил выкрасть влюбленную персиянку-ключницу, которая, рискуя жизнью, выполнила просьбу - "с тем только, чтобы ее взять с собою, то я побожился ей, что не оставлю".
План удался: вскоре аталык приказал Ефремову возвращаться в Хиву, вместо чего он с двумя русскими пленниками направился в Коканд.
Увезти возлюбленную не получилось.
Сам Ефремов, видимо, очень переживал из-за этого: позже в новых редакциях своих "странствий" он по-разному описывал этот эпизод.
Объективно ситуация была такова: исчезновение ключницы аталык заметил бы сразу же, устроил бы розыск, и убежать было бы гораздо сложнее.
*

По дороге, признавая Ефремова за посла, путников снабжали провизией и кормили их лошадей.
В Коканде беглецы не задержались, двинулись дальше на восток - в приграничный с Китаем город Маргилян.
Там Филипп переоделся купцом-татарином и примкнул к каравану, идущему в китайский город Кашгар.
Чтобы не вызвать подозрений, Ефремов разузнал, какой товар везет караван, и накупил такого же.
*

Миновав Ош, караван стал подниматься к перевалам высотой более 3 тысяч метров:
"У одной горы воздух весьма тяжелый: пешего человека захватывает дух, отчего умирают.
Тут мой товарищ, один русский, помер; и так погреб я его ночью по христианскому закону, потому что днем хоронить было не можно, опасаясь мосульман".
*

В Кашгаре Ефремов был уже недосягаем для бухарского хана.
Теперь его поджидали другие опасности.
Китайские власти запрещали европейцам посещение региона под страхом смерти.
Известный немецкий путешественник Георг Форстер - участник кругосветного путешествия Джеймса Кука 1772-1775 годов - пытался попасть в Кашгар через несколько лет после Ефремова.
Сделать ему этого не удалось.
А русские беглецы искусно выдавали себя за "татар".
Из Кашгара они предприняли двухнедельную поездку в Аксу, пытаясь выяснить возможность проезда в Россию через Синьцзян.
Убедившись, что это невозможно, вернулись в Кашгар и решили двигаться на юг - в Тибет.
*

Ефремов закупился нужным в Индии товаром, приобрел также "молодого арапа" - чернокожего мальчика.
Путешественникам предстоял труднейший путь - зимой преодолеть горные перевалы выше 5 тысяч метров.
Описывая дорогу, Ефремов верен себе.
О Каракоруме - грандиозной горной гряде с высочайшими вершинами и отвесными скалами - лишь два слова: "горы высокие".
А вот о жизни местного населения пишет подробно:
"Часто видел я употребление в пищу пшеничного толокна, которое мешают густо в чайной воде и оною же потом запивают".
Ефремов имеет в виду "цампу" - основную пищу тибетцев - муку из слегка поджаренных зерен ячменя.
Успел он вникнуть и в семейные драмы:
"...ежели жена не полюбилась, можно жениться на другой. И женщины с мужьями обходятся так же. Буде любит ее муж и сверх чаяния увидит с любителем (любовником) обращающеюся, то и говорить не смеет, опасаясь, чтоб не отошла прочь. Там женска пола больше, ежели мужского".
*

Ефремов потерял своего последнего спутника.
"Есть гора весьма высокая; во оной воздух тяжелый всегдашний туман, человеку и лошадям захватывает дух, отчего и умирают.
Тут мой товарищ помер, коего по-христиански похоронил".
Сведения о людях Ефремов фиксировал тоже очень избирательно.
Пишет о бухарцах с труднопроизносимыми для русского языка именами, а о бежавших с ним "русских товарищах", которых сам похоронил, не сообщает ровным счетом ничего, даже имен.
*

Через 35 дней пути караван пришел в Лех - столицу буддийского княжества Ладакх. Ефремов жил в городе около месяца.
Здесь он вновь изменил свой образ и легенду:
"...пришли 3 человека нищих мосульман, которые шли на поклонение в Мекку к Магометову гробу, и я сказал, что туда иду, и, сообщаясь с ними, надел такую же нищенскую одежду".
*

Паломнический путь лежал через мусульманский Кашмир.
Паломники покидали суровые скалы Тибета, спускаясь в лесистые кашмирские горы. Дорога шла вдоль глубокого ущелья Инда.
Двигались по горному серпантину пешком: "...горы высокие и на лошадях там не ездят; есть такие между каменьями места, что едва можно человеку пройти, и товар носят на спинах".
*

На полдороге от Леха в Кашмирскую долину не миновать монастырь Мульбек, где на отвесной скале выбит барельеф Будды-Майтреи - Будды-грядущего.
Повидавших многое современных путешественников барельеф впечатляет изяществом и масштабом.
Ефремов гиганта на скале почему-то не заметил.
А вот о "шерсти на волах мягкой, как шелк" разузнал подробно - как и какие из нее ткут вещи.
Сам того не зная, он описывает известный в России тончайший "кашеми́р".
А вот еще одно наблюдение из жизни кашмирцев:
"Под платьем держат с жаром горшок, оплетенный таловыми прутиками, с рукояткой, от коего жару брюха у них пегие; а буде сядут, поставят между ногами".
Комментаторы "странствий" оставляют это место без внимания.
Честно сказать, я бы и сам не понял, как и зачем "держать с жаром горшок", если бы не видел сам подобное явление в деревнях Кашмира.
В холодное время года там носят плотное пончо.
В доме топить не любят, да и серьезных печей не имеют.
На вечерних посиделках за кальяном подогрев индивидуальный: сядут на пол, прячут ноги под пончо, а между колен ставят оплетенный лозой глиняный горшок с горячими углями.
Получаются такие конусообразные существа, пускающие дым - прямо спящие вулканы...
*

Из Кашмира паломники пошли дальше на юг: переправились по канату в "сиделке" через бурную реку Ченаб и спустились с гор в индусское княжество Джамму.
Недалеко от города Джамму Ефремова вновь одолел ришта: распухла нога.
Спас его "набожный" старик-кашмирец.
Мусульманин лечил "паломника" у себя дома целый месяц, позаботился и о его спутниках.
Правда, они, не дождавшись выздоровления Филиппа, ушли.
Последний паломник бросил его в Дели, "скрывшись безвестно".
*

"Остался я со слугою своим арапом и куда идти, не знал, - вспоминал свое отчаяние странник. - Воспомянув Бога, проговорил по-персидски. Мимоидущий человек остановился со мною и говорил: "Какой ты человек?"
Прохожий оказался армянин по имени Симион.
Странников он приютил у себя в доме, а после отправил с купеческим караваном в Лакхна́у - крупный город в долине Ганга.
Симион снабдил Ефремова письмом к местному английскому священнику - своему другу, сказав, что тот поможет добраться до Англии.
*

Священник принял странника "ласково".
Оказалось, до того он жил в Петербурге и Ораниенбауме.
Мир, как видно, и тогда был не очень велик.
Но тут вмешался комендант города Медлитон, вознамерившись Ефремова "определить в свою службу".
Пришлось русскому офицеру в очередной раз менять образ.
Филипп по милости священника оделся в европейское платье и по его совету стал выдавать себя "майором честно́й фамилии, а именно: графа Чернышева родственник".
Видимо, имелся в виду Андрей Гаврилович Чернышев - комендант Санкт-Петербурга в 1773-1797 годах.
Сговорились они вовремя.
Едва Филипп вернулся к себе в караван-сарай, как был арестован по приказу коменданта.
Держали его в казематах два дня. Услышав историю "честно́го майора", подтвержденную и священником, комендант отпустил Ефремова, дав ему рекомендательное письмо к своему приятелю Роберту Чэмберсу - второму судье Верховного суда Калькутты.
*
До столицы Британской Индии Ефремов добирался долго.
Два дня ехал в "индейской коляске, подобно чухонской телеге с зонтиком, в кою впрягают 2 вола", а затем более месяца на лодках по Гангу.
Получается, Ефремов пробыл на Индостане чуть менее года, преодолев около 2500 километров.

..где и явился к русскому посланнику «министру господину генералу Симолину».
Тот снабдил его российским паспортом и отправил морем в Санкт-Петербург к графу Безбородко.
*

Возвращение пленника из Бухары пришлось как нельзя кстати: в России ощущался значительный дефицит информации о Центральной Азии, особенно о ближайшем соседе - Бухарском ханстве.
*
Безбородко сразу осознал ценность прибывшего гостя, поселил Филиппа у себя, а через несколько дней обрядил его в азиатское платье и в таком виде представил самой государыне-императрице.
Судя по всему, Екатерину история Ефремова развлекла и даже тронула, так что он «имел счастие удостоиться Высокомонаршей милости получением 300 рублей».
*

Через четыре года после возвращения на родину Ефремов издал книгу о своих приключениях, написанную на основе его воспоминаний и записей в путевом журнале-дорожнике, который он начал вести еще в Бухаре.
В соответствии с традициями того времени книга имела огромное и громоздкое название, начинающееся со слов: «Российского унтер-офицера Ефремова, ныне Коллежского Асессора, девятилетнее странствование и приключения…»
*

В России дальнейшая судьба Филиппа сложилась весьма благополучно: он женился, вырастил двоих сыновей, удачно продвигался по службе и в 55 лет вышел на пенсию в чине надворного советника с пятьюстами рублями пожизненного пенсиона.
К величайшей своей гордости в 1796 году Ефремов был пожалован грамотой на дворянское достоинство.
*
На щите его герба были изображены: в нижнем черном поле ружье в обозначение воинской службы, дорога с двумя серебряными ногами как символ его странствий и две золотые звезды в знак усердной службы в отечестве, а в верхнем серебряном поле - черное орлиное крыло в изъявление императорского покровительства.