ВЕРНУТЬ СОЗНАНИЕ В РЕАЛЬНОСТЬ
Реальность находится в непрерывной изменчивости. Это, вроде бы, очевидно и это трудно отрицать. Преимущественно это изменения на микроуровне, которые находятся за пределами сознаваемого спектра нашего восприятия. А потому, хотя в нас и вокруг нас происходят бессчетные непрерывные изменения, эти изменения должны накопиться, чтобы для нашего восприятия они оказались заметными, фиксируемыми, что значит стали сознаваемыми. Вот почему в сознательном восприятии неизбежны разрывы. Т.е. реальности свойственна непрерывность, а сознанию любого из нас - дискретность.
Дальше всегда нужно держать во внимании, о чем мы говорим, о реальности или о нашем сознании. И в этом очень трудно не путаться, потому что, и в одном, и в другом случае, мы пользуемся языком. А язык сам по себе относится к дискретному, к нашему сознанию. Это очень непростая задача - с помощью дискретного обсуждать непрерывное и не сваливаться в дефекты самого дискретного. Это и есть центральная проблема философии. Вот где необходима максимальная корректность.
Традиционное дуалистическое отделение сознания от реальности дало невероятно пышные всходы. Человеку так понравилось распространившееся представление о своём отдельном от реальности сознании, что он стал приписывать ему едва ли ни божественное качество. Хотя ущербность дуализма - это общее место всех университетских философских курсов. Тем не менее дуализм нашел практически непререкаемое воплощение в известной догме Рене Декарта: «Мыслю - следовательно, существую».
Не существую в качестве мыслящего существа, и потому мыслю, а, именно, мыслю, потому существую. Существующей провозглашается мысль, тогда как физической реальности в этом отказывается. Абсурдность, вроде бы, очевидна. Но не тут-то было. Сегодня практически и вовсе отрицается бессознательный спектр восприятия. Что позволяет на полном серьёзе утверждать, если что-то не сознается человеком, т.е. находится вне сознательного спектра восприятия, то этого не существует. Дело Рене Декарта живет и побеждает.
Но не совсем. К началу ХХ века человечество накопило невиданный прежде символический капитал. Были систематизированы основные отрасли знаний. Казалось, у человека накопилось достаточно научной компетенции, чтобы изменить реальность согласно своим предпочтениям. Стали формироваться глобальные проекты преобразования действительности. Но затем все они один за другим потерпели крах. Марксизм, фашизм, плановая экономика, свободный рынок и, наконец, демократия не справились с возлагавшимися на них надеждами социальной гармонизации действительности. Гуманизм и традиционализм дискредитировали себя и утратили доверие. Национализм, фундаментализм, интернационализм, альтруизм, эскапизм - всё оказалось тщетным. Концепты, порожденные человеческой мыслью, не сработали.
Дуалистические представления о реальности, которой не свойственно сознание, и о сознании, которое находится вне реальности, не выдержали испытание временем. И пусть даже переживший сокрушительный крах национал-социализма Мартин Хайдеггер, в поисках выхода из интеллектуальной катастрофы, нашёл решение в совсем уже радикальном подходе, за который ему были признательны даже либералы, и предложил считать существующим только то, что сформулировано в языке, а не свойственно сознанию как таковому, это всё равно оказалось не способным подчинить реальность.
Понятна навязчивая приверженность человека своему сознанию. Ведь если существующее определяется мыслью и мыслью творится реальность, то в этом случае человеку проще всего считать себя полноценным субъектом. Человеку трудно утверждать, что он сотворил себя сам. Не только тела, со всеми их далеко не всегда удовлетворяющими характеристиками, но и характеры, особенности индивидуальной психики, наследуются и плохо поддаются «исправлению». И только мысль представляется человеку находящейся в его полном распоряжении.
Человеку кажется, что он думает мысль сам. Он считает, что сам является её источником и распорядителем. И если мысль иноприродна реальности, как это полагают многие, то несмотря на своё физическое несовершенство, человек вправе думать, что сам он наделён бестелесной сущностью высшего порядка. Тогда достаточно преодолеть зависимость от ущербной телесности, чтобы достичь совершенства. Но проблема в том, что никому не удалось избавиться от тела и продолжать развивать свою мысль. Мышление вне телесности невозможно.
Это не атеизм. Хотя бессмертие души так и остаётся недоказанным. Но если бестелесная сущность всё же имеет место быть, то она столь же действительна, как и физическая реальность, и просто-напросто непостижима человеческой мыслью. Из этой непостижимости следует, что бестелесной сущности нет никакой необходимости мыслить. Ей не нужно сознание. Она находится вне информационного поля и ей совершенно бесполезна ограниченная дискретная мысль. Присвоенная человеком способность мыслить - это инструмент ориентирования в физическом пространстве. С бестелесностью необходимость в таком ориентировании отпадает. Так, может быть, пора, наконец, устранить дуалистический разрыв и вернуть сознание в реальность.
Сознание - это нечто сформировавшееся в реальности, взращенное эволюцией, ставшее одним из аспектов реальности. Оно столь же реально, как любой физический объект, репрезентация которого должна отвечать некоторым условиям. Воздух невидим так же, как и мысль, но в его реальности мы не сомневаемся. Записанные на любом электронном носителе изображение или звук тоже вроде бы отсутствуют в физической реальности, пока мы не включим воспроизведение. Но это не значит, что они находятся в каком-то другом измерении.
Просто мы всё ещё не умеем «считывать» сознание с носителей. У нас есть «пластинка», но «проигрыватель» всё ещё остается для нас загадкой. Хотя каждый из нас является таким проигрывателем, но мы не знаем, как сами мы «работаем». «Проигрыватель» включается, сознание «озвучивается», но как это происходит - об этом у нас самые общие поверхностные представления.
Пластинку можно поцарапать, заюзать, разбить наконец. Нанесенная на нее запись материальна и подвергается непрерывному воздействию окружающей среды и меняющихся свойств «устающего» материала, на котором она сделана. Пластинка стареет. И в этом отношении она, как и состояние нашего сознания, претерпевает непрерывные изменения. Воспроизведение пластинки, как и наше сознание, ограничено актуальностью. Оно имеет смысл только тогда, когда запись не разрушена настолько, что её невозможно слушать. В этом её ограниченность, т.е. дискретность.
Сознание невозможно вне корреляции с реальностью и вне материального носителя. Множественные сознания - это явления реальности, включенные в неё и соотносящийся с ней. Особенно очевидно это в языке - квинтэссенции сознания. Язык невозможен вне корреляции с какими-либо выделяемыми сознательным восприятием аспектами реальности. Если слово не соотносится ни с чем в реальности, оно не является словом. Это бессодержательный набор букв или фонем. Достаточно составить любой произвольный набор букв или фонем, напоминающий слова, но ни с чем не соотносящийся, и нам сразу станет очевидно, что это не слова. Хотя мы можем оформить их подобно словам и разделить пробелами.
Предопределение языка - коррелировать с любыми феноменами и аспектами реальности, с физическими объектами, категориями объектов, идеями, фантазиями, абстракциями и т.п. Но язык всегда представляет собой корреляцию между каким-либо материальным объектом собственно языка (графическим, звуковым, запечатленным тем или иным способом на том или ином носителе) и выделенным сознательным восприятием объектом реальности, пусть даже воображаемым, поскольку само по себе воображение, но не воображаемое, так же реально, как и сознание.
Мы сами и мир вокруг нас непрерывно меняется, но наше сознание меняется скачкообразно. Оно поддерживается в более или менее устойчивом состоянии, пока оно устойчиво коррелирует с реальностью, т.е. пока сохраняется его эффективность, пока оно актуально, пока оно пригодно для «воспроизведения». А когда перестаёт быть пригодным, «выбрасывается» и «приобретается» другая пластинка. Сознание меняется дискретно, как пластинки в проигрыватели. Но сама по себе каждая пластинка как физический объект меняется непрерывно - заигрывается, разрушается и т.д.
Потому, чтобы говорить о непрерывной реальности с помощью дискретного языка, необходимо задаться вопросом, о чем мы говорим в каждом конкретном случае, - об утвердившемся в наших представлениях или о том, что дестабилизирует наши устоявшиеся представления и побуждает искать корреляцию сознания и того, что находится за его пределами.
Заставляет ли говоримое искать ответ, о чем говорится, с чем коррелирует говоримое в реальности, а не обходиться уже имеющимися у нас представлениями. Говорим ли мы о том, что обнажает недостаточность наших представлений, или о том, что никак не влияет на их ограниченность. Когда от нас не требуется усилий, распространяющихся за пределы имеющихся у нас представлений, это всегда всего лишь метаязык, с помощью которого сознание сообщает нечто о самом себе. Тогда как выходя за пределы имеющихся у нас представлений, сознание работает по своему прямому назначению - совершает усилие для своей большей адекватности непрерывно меняющейся реальности.
Философия - это практически всегда метаязык. Это высказывание о сознающемся. Становление философии - это становление сознания, а не становление реальности. Вся философия идеалистична по своей сути. Она оперирует представлениями в границах представлений. Для соотнесения с реальностью ей необходимо дестабилизировать представления, т.е. обнаружить свою несостоятельность. Ей так или иначе приходится признать несостоятельность мысли - т.е. своего основополагающего инструмента.
Вот почему философии трудно признать, что реальность не является производной мысли. Ей неудобен сам факт, что способность живых существ мыслить произведена реальностью в процессе её непрерывной изменчивости. Философию компрометирует тот факт, что человек не вносит новые параметры в эту изменчивость, которая сама, без помощи человека, привела к его появлению. Человек сам является одним из параметров реальности, который выпестован ею в процессе свей изменчивости. Человеческая мысль не меняет реальности, это, меняясь, сама реальность создаёт человека, меняет его, формирует его способность мыслить, и меняет его мысль. Мысль - всего лишь продукт её изменчивости. Мысль не предшествует изменчивости, а следует за ней. Она что-то вроде помочей. Ею обеспечивается поддержание психической устойчивости в постоянно ускользающей от нашего контроля реальности.
Возвращение сознания в реальность может показаться атеистическим или расчеловечивающим род людской актом. Но это только кажущийся эффект. Его создают наши устойчивые представления, которые отличаются дискретностью и не способны к непрерывной изменчивости. Им необходимо эрозировать, а местами даже вообще разрушиться, чтобы измениться. Но несмотря на эти пугающие деконструкции, загадка причин теизма и антропности, имеющих место в реальности, продолжает оставаться неразгаданной.
Мы так и не знаем, почему и зачем понадобилось, чтоб мы ощущали себя самими собой даже тогда, когда наше сознание деградирует под воздействием болезней и общего одряхления. Мы не знаем, зачем вообще понадобилась существование сознающих себя и мыслящих своё существование организмов. И это при любых технологических достижениях всегда сохраняет условия для существования теизма. Но божественно не наше сознание, а сама возможность быть собой и невозможность ни для кого другого быть вами. Это стержень, а сознание нанизывается на него в процессе нашего существования и рассыпается, как только наше существование заканчивается.
В школе моего детства были уроки чистописания. Нас учили красивому отчетливому почерку. Для этого предназначались тетради в косую линейку. Эти расчерченные бледными слегка наклонными вправо линиями тетрадные листы помогали выведению красивых более или менее одинаковых букв. Значило ли это, что нельзя было писать на чистых листах, лишенных каких-либо линий, корректирующих неумелые каракули первоклашек. Конечно же не значило. Просто линии увеличивали эффективность обучения.
Сознание является чем-то вроде таких линий. Оно увеличивает эффективность наших навыков. Так в Шекспировской пьесе благодаря красивому почерку Гамлет сумел переписать тайное послание своего отчима английскому королю, и вместо Гамлета голову отрубили сопровождавшим его Розенкранцу и Гильденстерну. Сейчас красивый почерк нам ни к чему. Мы уже практически не пишем от руки. Эффективность увеличивают другие приспособления. Но суть сознания от этого не меняется. Сознание - это заложенная в нас эволюцией способность формировать приспособления, инструменты, технологии, которые увеличивают нашу эффективность в том, что допускается реальностью. Но все эти приспособления, инструменты, технологии бесполезны там, где реальность этого не допускает.
Наша эффективность и наши возможности никогда не становятся безграничны, каких бы достижений мы ни добились. И это наглядно демонстрирует, что наше сознание не меняет реальности. Наоборот, наше сознание меняется под влиянием изменений, происходящих в реальности, в том числе, происходящих с нами и в нас самих, мы ведь тоже один из аспектов реальности. Красивый почерк становится ненужным с появлением наборов шрифтов в компьютерной программе «Word». Но даже появление компьютеров и самых продвинутых программ не делает нас всесильными и не меняет того факта, что наше сознание не меняет реальности.
Наоборот, это меняющая всё вокруг нас и в нас самих реальность приводит к тому, что мы совершаем усилия или не совершаем их. Нам кажется, что мы сами «включаем» и «выключаем» свою волю. Но этот обман поддерживается нашим не зависящимся от нас ощущением себя самими собой. Совершив усилие и достигнув чего-то, мы параллельно осмысляем эти инициированные в нас реальностью усилия и получаемые результаты, которым с помощью сознания приписываем своё авторство. Но в действительности это осмысление является для нас чем-то вроде косых линеек в тетради для правописания, позволяющих нам эффективно воспроизводить однажды достигнутое, пока оно сохраняет свою актуальность.
Но приписываемое себе авторство играет с нами злую шутку. Мы начинаем чувствовать себя виновными в том, за что не в силах нести ответственности. Что бы мы ни сделали и чего бы ни достигли, оно оборачивается к нам своей разрушительной стороной. И только возвращение сознания в реальность освобождает нас от чувства вины, от обмана, что от нас зависит то, что на самом деле не зависит от нас. Мы всегда делаем то, что не можем не делать, и не делаем того, что не можем делать.
Перестав считать себя полноценными субъектами, мы совсем не обречены на безволие и апатию. Потому что концентрация усилий или их рассредоточение не зависят от нас, а формируются изменчивостью реальности. Можно пытаться расслабиться, стоя на железнодорожных путях, когда на вас со страшной скоростью несется междугородний экспресс, но скорее всего вы не выдержите и сбежите с путей. Но даже если вы позволите экспрессу раздавить вас, как Анну Каренину, этому неизменно будут предшествовать стечения обстоятельств, которые подавят вашу волю к жизни.
Значит ли это, что всё фатально предопределено? Конечно же, нет. Ведь мы не знаем, где именно располагается это предопределение. Иначе мы могли бы его найти, прочитать и такое предопределение изменить. И тогда оно перестало бы быть предопределением. Предопределение - это внутренне противоречивое представление. Его противоречивость, т.е. дискретность, свидетельствует, что оно имеет место исключительно в нашем сознании, что в реальности его не существует. Предопределение, как и произвольность, т.е. свобода, - это дискретные объекты собственно нашего сознания. Они не свойственны непрерывной реальности.
Предопределение, т.е. контроль, - это ограниченная мечта человеческого сознания. Абсолюту или Богу, если, конечно, он есть, контроль просто не требуется. Как и не требуется свобода. Это иные принципы бытия, нежели те, что продуцирует наше сознание. Они иноприродны нашему сознанию, но ни в коем случае не нам самим, не ограниченным исключительно своим сознанием. Вот почему с помощью сознания мы никогда не найдем ответы, каковы же они - эти иноприродные физическому бытию принципы.