Страруда - Дверь Снов. Сон седьмой - «Лондонский туман»
Я вся текла в ласковых объятьях ночи дня, мы спали днем, а ночью выходили вон, из этих ненавистных мне так стен, нас было трое, мы спешили в город на тот праздник, что нас звал своими запахами лаская наши чувства, мы чувствовали запахи войны, она звала нас на свой пир, мы были так ей ведь нужны, чтобы безумство полным счастья крови было…
-Ich alle durchgesickert…
-In einem…
Это были счастья ночи и забытья ласкового дни…
Мы спали все, мы грезили тогда уж наяву…
-Лондон такой большой…
-И грязный, люди так живут…
-Что у них внутри, то и снаружи, это выходит как автоматика часов, все происходит само, они не властны над собою.
-Впрочем, как и мы. - Он говорил это на родном мне языке, смотря туда, куда мы путь держали, ласкали тени, я вся внутри дрожала, мы знали - скоро будет счастье наше, скоро мы окунемся в то безумство ночи, что так мы ждали…
Первого кого он увидел, открыв карету, брат сразу же поздравил с праздником. Но его не поняли. А брат лишь рассмеялся.
…
-Я видел символ далекой страны, там были изображены две капли, они текли, рядом, извиваясь но, не смешиваясь, темная и светлая, ночь и тьма и свет и пламя, и в них были причины зарождения друг друга, два круга: в черной - белый, и в белой - черный.
-Когда я его увидел, понял что это символ людей. Они всегда стремятся быть не теми, кто они есть на самом деле. Понял, что это символ всего, что они порождают, и нас, их детей в том числе. Мы дети человечества. Мы сбежали и прячемся от своих отцов и матерей, старших братьев и сестер. Ведь мы намного лучше их, и только так мы можем обрести свободу…
-Добро всегда стремится ко злу, а зло к добру. Все ангелы небес мечтают в ад спуститься, и демоны из преисподней - завоевать свой рай! - Он вскочил на конный памятник, крича все это нараспев, вдалеке разгорались первые огни пожаров.
Он был в настроении как никогда, я отсюда чувствовала всем телом ритм его ударов мертвого сердца. Другой, ритм этот нечеловеческий, я никогда не любила, как бьются их сердца. Всегда одинаково, как они сами живут. Этот… правильный ритм меня раздражал как ласка против шерсти моего кота, того который был так давно у меня, что больше кроме меня о нем никто уже и не помнит. А разве люди достойны большего? Чем они лучше котов….
Аритмия, удары подвластные настроению - вот наш пульс нежизни, наши сердца бьются так как мы того хотим, неосознанно - но это наше желание, и только наше, они звучат музыкой в такие дни, они молчат вообще когда мы спим в своих гробах…
…
Все старые вампиры спят уже наяву, их грезы - это их мир, то, что они «видят», и в котором они живут. Они спят с открытыми глазами, разговаривают снами и живут в тех грезах и обрывках снов, что всегда перед глазами. Они дышат своими снами, вдох - и мира нет, вокруг тебя кусочки их же снов. Поэтому они легко ломают все законы, пройтись по потолку им сущий лишь пустяк…
…
Как я устала после этого людского шума…
Я вся в полузабытье лежала, и свет струился вокруг меня, он весь меня ласкал. Свет свечи приятен нам, он отдает в нас горькими и сладкими воспоминаниями. Вся комната кружилась, я лежа смотрела в потолок. Вокруг меня текли полуприкрытые ресницами грезы, я вся внимательно прислушивалась к темноте. И в ней - к себе. Я чуяла смену погоды, я чуяла сердец далеких перезвон. Вокруг все таяло, и обнажался сон. Вот он окрасился пурпурным, и желтые поля из злобы зависти колосьев той пшеницы, что скоро удобрят людские руки кровью своих близких уж сполна. Такая сладкая она. Я вся себя во сне ласкала и над полями города летала. И таял он во мне и обнажался снова. Вот она.
Причина.
Ха, я вся внутри надрывно дергаясь, смеялась, я вся ластилась и ласкалась. Причина так же заурядна и смешна. И нету её вроде. Ха, она мила. Я кровью утолю свой голод ненасытный. Ты так мила причина людской злобы, ты прорастаешь вглубь меня из сна, я всю тебя той ночью обглодаю. Прижалась к ней слегка - почувствовала, как течет она мне в рот и тело. Я поняла, сколько усталости и зла и недоверия вскормили эту милую мину темного окна. Я резко вся вскочила, напряглась, стою и слышу шум и крики.
«Ура! Наш праздник крови начался!»
Они теперь друг друга убивали, а кровь вся наша в ночи в пыль полов текла. Так не пойдет ребята, вы все прямо свиньи, мы так себя столетиями мучили, мы осторожны - а вы расточительны. Сегодня я не буду сдерживать себя, ни капельки.
Если хотите кровью поделиться, я прятать свои клыки не буду более от вас. Иди все ко мне!
Я вылетела вместе с тем окном. Упала в сад. Оттуда по стене в ближайшее окно. Я вся дрожала и не знала, куда же мне теперь бежать. Повсюду все пурпурным ведь сверкало. То чести кровь и кровь, она так же чиста!
…
-Доброй тебе ночи мальчик!
Я легко перенесла свое полунагое тело из окна в ту комнату залитую теперь светом.
-Доброй… - он не проснулся до конца и не понимал еще, к чему я речь клоню.
А я склонила голову, я вся с улыбкой ему навстречу нежностью открылась.
Я вся так трепетала, когда его живот тьма моего сердца поласкала…
Он плакал тихо, он и не кричал. Я же его одаривала нежной болью, я смаковала каждый кусочек его души…
Хороший славный мальчуга-ан… Я вся сжалась как пред прыжком. Так я всегда, этот момент высок и низок вместе с тем. Момент, когда ты сейчас прервешь чье-то дыхание. Кто нравится тебе уж больно слишком, чтобы и дальше он ходил, другой чтобы достался этот ужин полуночный.
Я же хозяйка, но и ты мой господин…
Ты в сказке мальчик моей. Сейчас ты познакомишься со мной.
Ты видел пока только часть меня. Ту, что ласкала на постели сна тебя.
Я все открою для тебя, не только это, я - твоя, мои клыки и жажда, что плавит жаром тела душу сейчас мне.
Будь храбр сын ты своего отца, сейчас я жажду всего познать тебя. Каков ты будешь в этот миг. Будешь ты плакать, иль смеяться. Будешь ты маму звать, иль драться. Нельзя сказать - мне все равно. Ни мне, ни тем более тебе. Нам интересно же обоим, тебе уже не страшно - и тем более. Давай же вместе мы познаем миг твоей агонии.
Мой мальчик…
…
Ну же быстрее пока я не передумала!
Ублюдки! Иди те же сюда!
Скорее! Ну же!
Крови! Я хочу крови вашей!
Богиня жизни плакала в обнимку со смертью в садах костей и плоти. Река по ним текла, она теперь вся так… красна!!
«Все демоны ада, все ангелы рая…»
Наш мир, наше время, наши дни, мы…
Понимаешь.
Все, все дьяволы ада мечтают завоевать рай
Все ангелы небес мечтают спуститься в ад.
Они, все они, ставшие воплощением света или тьмы, все они хотят лишь одного, свободы, от себя…
Снять этот ограничитель, чего же им еще желать, куда дальше теперь стремиться…
Символ инь и янь, две капли, что никогда не перемешаются и в каждой - основа и начало, и конец другой. Уроборос - змея, взявшая себя за хвост, уцепившаяся в надежде измениться, раз и навсегда, не понимает глупышка, что кроме неё никого нет, и не во что ей меняться… кроме как не пожирать себя всегда, вечность тут её судьба.
Часы песочные скоро перевернутся вновь.
И Армии света и тьмы рванут опять, и путь их лежит через этот мир.
Мы на их пути, мы стоим между их мечтами. Они не сражаться идут, они стремятся поменяться местами.
И будет бой. За этот мир. За наши сердца. Мы - те, кто особенные, мы седьмого дня творения, мы дети свободной воли, для нас закрыты двери небес и ада. Нам суждено быть теми, кем они не смогут быть никогда, ни быть, ни стать, мы основы двух начал, мы их порождение, мы создали богов и оживили небеса, в наших снах начнется эта битва.
Мы.
Зрители.
Мы.
Жертвы.
Мы.
Лишь только мост между своими творениями.
Между мирами.
Между Адом и Раем.
Мы - те цепи, про которые она говорила…
Это мы - цепи бездны, и она, эта бездна - в наших грезах, всего человечества.
Это рекуррентная ловушка наших снов, это наше бессознательно коллективное общее начало.
Это ствол того дерева, все мы листья с него…
«Свет и Род…»
-Мы выйдем в свет, выйдем в свет…
-О Жан, завтра буде-ет свет! - Его голос гулял под сводами, он все возвышался и потом так же резко летел, играя вниз. Он словно наслаждался. Этим мгновением - каприз?
-Завтра…
-И мы выйдем в него!
-Правда, это как самоубийство да? - Он смеялся и грыз свое яблоко как никогда.
«Никима…»
-Никима, ты темная душа?
-Достаточно темна чтобы принять меня?
-В свое тугое лоно?
-Чтобы горячим соком пропитать…
-И в мир родить и тварь принять…
-Я хочу тебя обнять!
-Я хочу тебя к себе прижать!
-Вжать в себя - не отпускать!
-С тобой слиться и в аду плясать!
-Пей не отпускай!
-Моя кровь чиста!
-Она невинна и темна!
-Да, да, да, о Да!
-Сладка для человека?
-Кровь вампира…
-Все правильно прекрасно!
-И красиво и непреодолимо!
-Мир весь течет кровавым пульсом!
-Его момент, это агония сердец в нем заключенных!
-Погрузи меня в ад!
-О девственница крови!
-Ты сладкий яд!
-Твоя кожа мой саван!
-Укрой меня от этого мира!
-Хотя бы на мгновение агонии твоей!
-Прильну к сосудам, что такие тонкие и бьются с толь неровном теперь ритме
-Я тебя всю вскрою из нутрии, я выверну всю душу наизнанку
-Дева крови - прими ты капли ада из моего рта
-И ты сольешься с силой первобытной, и ты забудешь навсегда
-Все то, что так давно забыть хотела
-И ты отдашься наслаждению, что так ласкает твои груди
-Полные чудесного и нежного, кроваво красного молока
Луна, сияет в ночи, тень, скользит, тут больше нету сил для света, соврать кого с дорожки нашей темной
Они уйдут, весь мир уйдет, они устанут, они уже устали от своего света
Они придут, они уже идут сюда, они стремятся к нам, они нас любят ненавидят и боятся, а мы их презирали словно крыс во все века.
Они сольются, наша кровь и их, мы сможем снова жить под солнцем.
Но не нужна нам их мораль и право, их мир безлик без ритма городов.
А мы устали в эти ледяные ночи, топить жаждою клыков застывшую кровавой коркой призму снов...
Ты бы видел, как он шел тогда. Он всегда так идет. Словно таран. Ничто не может его остановить. Это не надменность, это воля. Огромная, я и сам не знаю её границ. Все расступаются перед ним, словно он коронованный принц. Да что там, словно он сам Господь.
-Скорее Сатана пришел в наш мир в образе Владимира…
Не тот убийца…
Да?
Он был действительно расстроен, аж почти плакал. Это было так смешно. Он так хорошо играл свои чувства, или своими чувствами. На лице у него как у мима сменялись одни чувства другими, скорчив совсем нереальную мину, он сделал два шага вперед, наклонился до пола.
Улыбался он так, словно решил в это перещеголять Виктора…
Ощущение карнавала ночи нарастало столь стремительно, что я сам еле сдерживался, чтобы не обнажить клыки, пока только в улыбке-оскале, прямо тут посреди банкетного зала полного гостей. Людей, и все, смотря на герцога. Все взгляды устремлены к нему, все улыбки - его.
Мы же улыбаемся в тени.
Губы его двинулись, нарастая улыбкой, той самой от которой невозможно было скрыться. Никак и никому. Наклонившись чуть вперед, послал воздушный поцелуй с ладони. Бабочка Ада порхнувшая раскаленным пламенем свечей взлетела с неё и, расправив свои переменчивые и такие же обманчивые крылья удачи, ринулась навстречу с судьбой Жана.
Тот стоял словно парализованный, он был зачарован этим движением. Этим полетом. Все было решено за него. Он не мог оторваться от порхающей бабочки, словно отлитой из расплавленного металла. Она, сверкая и оставляя в воздухе брызги невыразимой температуры, неслась у его груди. Пробила сердце, оставив обожженную рану восьмеркой, и рванула прочь, в небо и ночь, туда в глубины человеческого ада, откуда этот оживший цветок и всплыл по воле мертвеца.
Так…
Красиво…
Та, что всегда была, сзади сжала мою руку.
-Это еще не самая страшная. Ты бойся только монохромных.
В полоборота я слушал её слова, совсем не напрягаясь, я был расслаблен, и мне было спокойно как никогда. А ведь только что убили подобного мне…
На моих глазах…
Но столь красиво…
Даже не сама она, не бабочка и не улыбка, что её породила. Это неровное непредсказуемое движение металла.
И вдруг я понял, что это было!
-Именно. Следи за ним, но не попадайся никогда на его взгляд и не дай бог иль сатана на его улыбку. Она еще страшнее.
Это было острие его клинка.
Это свет свечей, что отражался в нем породил эту бабочку.
Он словно удав парализовал красотой своего движения жертву.
-Кролик.
Бойся ту, что черно-белая. Не смотри. Если можешь - закрывай глаза и беги. Но я сомневаюсь, что ты сможешь оторваться.
Он играет со своим клинком. Ему нравится красиво убивать, чтобы жертва стояла как на бойне и ничего не могла поделать. С такой скоростью ему это не надо, но ему это нравится. Поэтому он вдвойне опаснее, поэтому его можно победить.
Если бы он до сих пор беспокоился о своей безопасности - наши шансы, как ни прискорбно были бы равны приблизительно нулю.
А так мы можем попробовать. - Прошептав это, она растворилась в сумраке колонны.
Я же остался на балу…
Ждать…
Он стоял. Улыбался вполоборота лица и стоял на мосту. А вокруг кружился водоворот ласкающих даже не сердце, а то, что по ту сторону его бабочек. Они рванули все ко мне одновременно. Ослепленный мерцаниями его клинка водившими в мою несчастную голову словно призрачные бабочки с того света единственной что я смог сделать - отпрыгнуть пролетов на десять.
«Глаза, взгляды, тени…»
Его глаза. Там в них что-то происходило. Они, взгляды, открывались один за другим. Они росли и, дорастая до своего бытия, открывались, распускаясь, словно цветы жизни из небытия. Все личности, дремавшие в нем, одна за другой открывали глаза и смотрели. Сквозь его собственные они все смотрели на мир, и видели свое.
Он не мог стоять. Упал, сложился, все его тело было как ватное под этим взглядом древней тьмы. Он попытался что-то сказать, но зубы так сразу задрожали, стуча, друг о дружку, что он сразу подавил это желание. Если честно - оно само исчезло.
Он не мог туда смотреть. Вот еще секунда - и что-то внутри него порвется. Сломается и…
Но он, ни за что в жизни не смог бы сейчас отвести глаза. Его словно засасывало в «это».
Словно…
Он перед толпой и она, ухмыляясь на все лады, его жалкого лицезреет и критикует молча. Не произнося ни слова, только взглядами. И невидимыми вечно прячущимися страшными улыбками. Но тогда он бы не упал. Ему было бы, чем ответить. От толпы можно отвернуться, можно смело посмотреть ей в глаза. Даже если они повсюду, все равно можно…
Но тут…
Слишком узкий канал. Все взгляды через одну пару глаз. Это как вода, текущая в реке. Её давление равномерно и огромно. Но стоит возвести плотину, и появиться в ней маленькой трещине - вода устремится сквозь неё. Вся, сразу, сквозь одно маленькое отверстие. Такой силы напором можно резать металл…
Этот же взгляд толпы нечисти, Консилиум Ада, был способен резать душу. Она просто плавилась под ним…
Комок в его горле никак не хотел проглатываться, он, наконец, смог отвести взгляд, точнее голова сама упала вниз и мутные тени ползли по полу, куда теперь был устремлен его взгляд, это как смог над городом, только теперь все это дрожа пульсацией крови в его глазах, поднималось снизу вверх.
«Казнь»
Она била ногами. Сначала когда стержень только вошел, она набрала полные легкие воздуха и приготовилась к боли, и приготовилась к аду.
Сначала поэтому она молча терпела, лишь приглушенные звуки сдавливания долетали до них.
Потом она уже не могла сдерживаться.
Две секунды адской боли, когда стальной стержень проходит насквозь, она кричала и билась, все глубже оседая на нем. Он был уже в её груди
Жан кинулся к окну, схватил решетку, так словно и впрямь собирался её выдрать. Его пальцы свело судорогой, а на лице блуждала улыбка сумасшедшего, дикая, странная, но такая все-таки одухотворенная.
С ним что-то творилось, что-то не то…
-Посмотри Луи, ты не можешь этого так оставить. Она там умирает, а ты отвернулся, как будто тебе стыдно.
Он восторженно кричал, он сходил с ума.
Па пальцам текла кровь, но он ничего не чувствовал. Решетка, её невозможно было вырвать, но он и не думал об этом. Он весь был там. На площади, а руки тут сами нечеловеческим усилиям, почти ломая кости свои пытались все-таки победить дюймовую сталь.
-Она так красива.
-Они её мучают и убивают, но она все равно красива…
-Луи, как ты можешь сейчас забиться в свой угол?!
-Она же хотела…
-Ты…
-Нет, это как ты можешь на это смотреть…
-Ну, мы следующие.
Но это не имеет теперь значения мой друг…
Копия Жан, это все копии, везде, во всех хранилищах и музеях мира - одни копии. Все кто за их хранение в ответе давно уже принадлежат не себе, а нам, все оригиналы здесь, нам все это нужно. Мы собираем по кусочкам свою историю, она так же утеряна, как и людская, мы тщательно себя вырезали из всех участков и событий человеческой истории и люди веруют до сих пор. Мы подменили факты - выдумкой, ведь чтобы человек не подозревал нужно его уверить в том что, правда ему известна, а все остальное - лишь слухи. А для тех, кто знает, что возможно много истин, тля них, а точнее от них мы и спрятали все это. Ведь самое ценное нужно прятать на виду. Все ищут ценности там, где их никто не видит и никому не придет в голову искать подобное на главной площади столицы, в толпе в центре города затеряться проще всего.
Один из них Виктор, да?
Да, он знает, что когда падет, то станет лишь воспоминанием. Чьим-то сном. Он не хочет становиться воспоминанием, впрочем, как и я…
Книгой на полке, - молвила я…
Они странно на меня посмотрели, но промолчали…
Поэтому, он словно одержимый уничтожает себе подобных и ищет самых сильных. Если он и станет чьим-то воспоминанием - то только сильнейшего…
Я тоже не хочу быть кусочком сна какого-то урода…
-Так праздник же! И у людей и у «ночных», которые вольны еще в такие смутные годишки.
-Можно будет идти по улице ночного города столичного, и убивать налево и направо, всех, без разбора!
-Это свобода, наших желаний, это непреодолимость удовольствия их удовлетворения, наших столь сильно и давно сдерживаемых желаний!
-Мы приехали на праздник, день Святого Варфоломея близится, день большой крови людской и большого пира нашего. - Она вся завелась от одних мыслей этих, вся расцвела, уже не бледная словно тень, порозовела от счастья грядущего. Нельзя было не улыбаться и не испытывать теплое чувство глядя на неё в эти секунды…
-Ich alle durchgesickert…
-In einem…
Это были счастья ночи и забытья ласкового дни…
Мы спали все, мы грезили тогда уж наяву…
-Лондон такой большой…
-И грязный, люди так живут…
-Что у них внутри, то и снаружи, это выходит как автоматика часов, все происходит само, они не властны над собою.
-Впрочем, как и мы. - Он говорил это на родном мне языке, смотря туда, куда мы путь держали, ласкали тени, я вся внутри дрожала, мы знали - скоро будет счастье наше, скоро мы окунемся в то безумство ночи, что так мы ждали…
Первого кого он увидел, открыв карету, брат сразу же поздравил с праздником. Но его не поняли. А брат лишь рассмеялся.
…
-Я видел символ далекой страны, там были изображены две капли, они текли, рядом, извиваясь но, не смешиваясь, темная и светлая, ночь и тьма и свет и пламя, и в них были причины зарождения друг друга, два круга: в черной - белый, и в белой - черный.
-Когда я его увидел, понял что это символ людей. Они всегда стремятся быть не теми, кто они есть на самом деле. Понял, что это символ всего, что они порождают, и нас, их детей в том числе. Мы дети человечества. Мы сбежали и прячемся от своих отцов и матерей, старших братьев и сестер. Ведь мы намного лучше их, и только так мы можем обрести свободу…
-Добро всегда стремится ко злу, а зло к добру. Все ангелы небес мечтают в ад спуститься, и демоны из преисподней - завоевать свой рай! - Он вскочил на конный памятник, крича все это нараспев, вдалеке разгорались первые огни пожаров.
Он был в настроении как никогда, я отсюда чувствовала всем телом ритм его ударов мертвого сердца. Другой, ритм этот нечеловеческий, я никогда не любила, как бьются их сердца. Всегда одинаково, как они сами живут. Этот… правильный ритм меня раздражал как ласка против шерсти моего кота, того который был так давно у меня, что больше кроме меня о нем никто уже и не помнит. А разве люди достойны большего? Чем они лучше котов….
Аритмия, удары подвластные настроению - вот наш пульс нежизни, наши сердца бьются так как мы того хотим, неосознанно - но это наше желание, и только наше, они звучат музыкой в такие дни, они молчат вообще когда мы спим в своих гробах…
…
Все старые вампиры спят уже наяву, их грезы - это их мир, то, что они «видят», и в котором они живут. Они спят с открытыми глазами, разговаривают снами и живут в тех грезах и обрывках снов, что всегда перед глазами. Они дышат своими снами, вдох - и мира нет, вокруг тебя кусочки их же снов. Поэтому они легко ломают все законы, пройтись по потолку им сущий лишь пустяк…
…
Как я устала после этого людского шума…
Я вся в полузабытье лежала, и свет струился вокруг меня, он весь меня ласкал. Свет свечи приятен нам, он отдает в нас горькими и сладкими воспоминаниями. Вся комната кружилась, я лежа смотрела в потолок. Вокруг меня текли полуприкрытые ресницами грезы, я вся внимательно прислушивалась к темноте. И в ней - к себе. Я чуяла смену погоды, я чуяла сердец далеких перезвон. Вокруг все таяло, и обнажался сон. Вот он окрасился пурпурным, и желтые поля из злобы зависти колосьев той пшеницы, что скоро удобрят людские руки кровью своих близких уж сполна. Такая сладкая она. Я вся себя во сне ласкала и над полями города летала. И таял он во мне и обнажался снова. Вот она.
Причина.
Ха, я вся внутри надрывно дергаясь, смеялась, я вся ластилась и ласкалась. Причина так же заурядна и смешна. И нету её вроде. Ха, она мила. Я кровью утолю свой голод ненасытный. Ты так мила причина людской злобы, ты прорастаешь вглубь меня из сна, я всю тебя той ночью обглодаю. Прижалась к ней слегка - почувствовала, как течет она мне в рот и тело. Я поняла, сколько усталости и зла и недоверия вскормили эту милую мину темного окна. Я резко вся вскочила, напряглась, стою и слышу шум и крики.
«Ура! Наш праздник крови начался!»
Они теперь друг друга убивали, а кровь вся наша в ночи в пыль полов текла. Так не пойдет ребята, вы все прямо свиньи, мы так себя столетиями мучили, мы осторожны - а вы расточительны. Сегодня я не буду сдерживать себя, ни капельки.
Если хотите кровью поделиться, я прятать свои клыки не буду более от вас. Иди все ко мне!
Я вылетела вместе с тем окном. Упала в сад. Оттуда по стене в ближайшее окно. Я вся дрожала и не знала, куда же мне теперь бежать. Повсюду все пурпурным ведь сверкало. То чести кровь и кровь, она так же чиста!
…
-Доброй тебе ночи мальчик!
Я легко перенесла свое полунагое тело из окна в ту комнату залитую теперь светом.
-Доброй… - он не проснулся до конца и не понимал еще, к чему я речь клоню.
А я склонила голову, я вся с улыбкой ему навстречу нежностью открылась.
Я вся так трепетала, когда его живот тьма моего сердца поласкала…
Он плакал тихо, он и не кричал. Я же его одаривала нежной болью, я смаковала каждый кусочек его души…
Хороший славный мальчуга-ан… Я вся сжалась как пред прыжком. Так я всегда, этот момент высок и низок вместе с тем. Момент, когда ты сейчас прервешь чье-то дыхание. Кто нравится тебе уж больно слишком, чтобы и дальше он ходил, другой чтобы достался этот ужин полуночный.
Я же хозяйка, но и ты мой господин…
Ты в сказке мальчик моей. Сейчас ты познакомишься со мной.
Ты видел пока только часть меня. Ту, что ласкала на постели сна тебя.
Я все открою для тебя, не только это, я - твоя, мои клыки и жажда, что плавит жаром тела душу сейчас мне.
Будь храбр сын ты своего отца, сейчас я жажду всего познать тебя. Каков ты будешь в этот миг. Будешь ты плакать, иль смеяться. Будешь ты маму звать, иль драться. Нельзя сказать - мне все равно. Ни мне, ни тем более тебе. Нам интересно же обоим, тебе уже не страшно - и тем более. Давай же вместе мы познаем миг твоей агонии.
Мой мальчик…
…
Ну же быстрее пока я не передумала!
Ублюдки! Иди те же сюда!
Скорее! Ну же!
Крови! Я хочу крови вашей!
Богиня жизни плакала в обнимку со смертью в садах костей и плоти. Река по ним текла, она теперь вся так… красна!!
«Все демоны ада, все ангелы рая…»
Наш мир, наше время, наши дни, мы…
Понимаешь.
Все, все дьяволы ада мечтают завоевать рай
Все ангелы небес мечтают спуститься в ад.
Они, все они, ставшие воплощением света или тьмы, все они хотят лишь одного, свободы, от себя…
Снять этот ограничитель, чего же им еще желать, куда дальше теперь стремиться…
Символ инь и янь, две капли, что никогда не перемешаются и в каждой - основа и начало, и конец другой. Уроборос - змея, взявшая себя за хвост, уцепившаяся в надежде измениться, раз и навсегда, не понимает глупышка, что кроме неё никого нет, и не во что ей меняться… кроме как не пожирать себя всегда, вечность тут её судьба.
Часы песочные скоро перевернутся вновь.
И Армии света и тьмы рванут опять, и путь их лежит через этот мир.
Мы на их пути, мы стоим между их мечтами. Они не сражаться идут, они стремятся поменяться местами.
И будет бой. За этот мир. За наши сердца. Мы - те, кто особенные, мы седьмого дня творения, мы дети свободной воли, для нас закрыты двери небес и ада. Нам суждено быть теми, кем они не смогут быть никогда, ни быть, ни стать, мы основы двух начал, мы их порождение, мы создали богов и оживили небеса, в наших снах начнется эта битва.
Мы.
Зрители.
Мы.
Жертвы.
Мы.
Лишь только мост между своими творениями.
Между мирами.
Между Адом и Раем.
Мы - те цепи, про которые она говорила…
Это мы - цепи бездны, и она, эта бездна - в наших грезах, всего человечества.
Это рекуррентная ловушка наших снов, это наше бессознательно коллективное общее начало.
Это ствол того дерева, все мы листья с него…
«Свет и Род…»
-Мы выйдем в свет, выйдем в свет…
-О Жан, завтра буде-ет свет! - Его голос гулял под сводами, он все возвышался и потом так же резко летел, играя вниз. Он словно наслаждался. Этим мгновением - каприз?
-Завтра…
-И мы выйдем в него!
-Правда, это как самоубийство да? - Он смеялся и грыз свое яблоко как никогда.
«Никима…»
-Никима, ты темная душа?
-Достаточно темна чтобы принять меня?
-В свое тугое лоно?
-Чтобы горячим соком пропитать…
-И в мир родить и тварь принять…
-Я хочу тебя обнять!
-Я хочу тебя к себе прижать!
-Вжать в себя - не отпускать!
-С тобой слиться и в аду плясать!
-Пей не отпускай!
-Моя кровь чиста!
-Она невинна и темна!
-Да, да, да, о Да!
-Сладка для человека?
-Кровь вампира…
-Все правильно прекрасно!
-И красиво и непреодолимо!
-Мир весь течет кровавым пульсом!
-Его момент, это агония сердец в нем заключенных!
-Погрузи меня в ад!
-О девственница крови!
-Ты сладкий яд!
-Твоя кожа мой саван!
-Укрой меня от этого мира!
-Хотя бы на мгновение агонии твоей!
-Прильну к сосудам, что такие тонкие и бьются с толь неровном теперь ритме
-Я тебя всю вскрою из нутрии, я выверну всю душу наизнанку
-Дева крови - прими ты капли ада из моего рта
-И ты сольешься с силой первобытной, и ты забудешь навсегда
-Все то, что так давно забыть хотела
-И ты отдашься наслаждению, что так ласкает твои груди
-Полные чудесного и нежного, кроваво красного молока
Луна, сияет в ночи, тень, скользит, тут больше нету сил для света, соврать кого с дорожки нашей темной
Они уйдут, весь мир уйдет, они устанут, они уже устали от своего света
Они придут, они уже идут сюда, они стремятся к нам, они нас любят ненавидят и боятся, а мы их презирали словно крыс во все века.
Они сольются, наша кровь и их, мы сможем снова жить под солнцем.
Но не нужна нам их мораль и право, их мир безлик без ритма городов.
А мы устали в эти ледяные ночи, топить жаждою клыков застывшую кровавой коркой призму снов...
Ты бы видел, как он шел тогда. Он всегда так идет. Словно таран. Ничто не может его остановить. Это не надменность, это воля. Огромная, я и сам не знаю её границ. Все расступаются перед ним, словно он коронованный принц. Да что там, словно он сам Господь.
-Скорее Сатана пришел в наш мир в образе Владимира…
Не тот убийца…
Да?
Он был действительно расстроен, аж почти плакал. Это было так смешно. Он так хорошо играл свои чувства, или своими чувствами. На лице у него как у мима сменялись одни чувства другими, скорчив совсем нереальную мину, он сделал два шага вперед, наклонился до пола.
Улыбался он так, словно решил в это перещеголять Виктора…
Ощущение карнавала ночи нарастало столь стремительно, что я сам еле сдерживался, чтобы не обнажить клыки, пока только в улыбке-оскале, прямо тут посреди банкетного зала полного гостей. Людей, и все, смотря на герцога. Все взгляды устремлены к нему, все улыбки - его.
Мы же улыбаемся в тени.
Губы его двинулись, нарастая улыбкой, той самой от которой невозможно было скрыться. Никак и никому. Наклонившись чуть вперед, послал воздушный поцелуй с ладони. Бабочка Ада порхнувшая раскаленным пламенем свечей взлетела с неё и, расправив свои переменчивые и такие же обманчивые крылья удачи, ринулась навстречу с судьбой Жана.
Тот стоял словно парализованный, он был зачарован этим движением. Этим полетом. Все было решено за него. Он не мог оторваться от порхающей бабочки, словно отлитой из расплавленного металла. Она, сверкая и оставляя в воздухе брызги невыразимой температуры, неслась у его груди. Пробила сердце, оставив обожженную рану восьмеркой, и рванула прочь, в небо и ночь, туда в глубины человеческого ада, откуда этот оживший цветок и всплыл по воле мертвеца.
Так…
Красиво…
Та, что всегда была, сзади сжала мою руку.
-Это еще не самая страшная. Ты бойся только монохромных.
В полоборота я слушал её слова, совсем не напрягаясь, я был расслаблен, и мне было спокойно как никогда. А ведь только что убили подобного мне…
На моих глазах…
Но столь красиво…
Даже не сама она, не бабочка и не улыбка, что её породила. Это неровное непредсказуемое движение металла.
И вдруг я понял, что это было!
-Именно. Следи за ним, но не попадайся никогда на его взгляд и не дай бог иль сатана на его улыбку. Она еще страшнее.
Это было острие его клинка.
Это свет свечей, что отражался в нем породил эту бабочку.
Он словно удав парализовал красотой своего движения жертву.
-Кролик.
Бойся ту, что черно-белая. Не смотри. Если можешь - закрывай глаза и беги. Но я сомневаюсь, что ты сможешь оторваться.
Он играет со своим клинком. Ему нравится красиво убивать, чтобы жертва стояла как на бойне и ничего не могла поделать. С такой скоростью ему это не надо, но ему это нравится. Поэтому он вдвойне опаснее, поэтому его можно победить.
Если бы он до сих пор беспокоился о своей безопасности - наши шансы, как ни прискорбно были бы равны приблизительно нулю.
А так мы можем попробовать. - Прошептав это, она растворилась в сумраке колонны.
Я же остался на балу…
Ждать…
Он стоял. Улыбался вполоборота лица и стоял на мосту. А вокруг кружился водоворот ласкающих даже не сердце, а то, что по ту сторону его бабочек. Они рванули все ко мне одновременно. Ослепленный мерцаниями его клинка водившими в мою несчастную голову словно призрачные бабочки с того света единственной что я смог сделать - отпрыгнуть пролетов на десять.
«Глаза, взгляды, тени…»
Его глаза. Там в них что-то происходило. Они, взгляды, открывались один за другим. Они росли и, дорастая до своего бытия, открывались, распускаясь, словно цветы жизни из небытия. Все личности, дремавшие в нем, одна за другой открывали глаза и смотрели. Сквозь его собственные они все смотрели на мир, и видели свое.
Он не мог стоять. Упал, сложился, все его тело было как ватное под этим взглядом древней тьмы. Он попытался что-то сказать, но зубы так сразу задрожали, стуча, друг о дружку, что он сразу подавил это желание. Если честно - оно само исчезло.
Он не мог туда смотреть. Вот еще секунда - и что-то внутри него порвется. Сломается и…
Но он, ни за что в жизни не смог бы сейчас отвести глаза. Его словно засасывало в «это».
Словно…
Он перед толпой и она, ухмыляясь на все лады, его жалкого лицезреет и критикует молча. Не произнося ни слова, только взглядами. И невидимыми вечно прячущимися страшными улыбками. Но тогда он бы не упал. Ему было бы, чем ответить. От толпы можно отвернуться, можно смело посмотреть ей в глаза. Даже если они повсюду, все равно можно…
Но тут…
Слишком узкий канал. Все взгляды через одну пару глаз. Это как вода, текущая в реке. Её давление равномерно и огромно. Но стоит возвести плотину, и появиться в ней маленькой трещине - вода устремится сквозь неё. Вся, сразу, сквозь одно маленькое отверстие. Такой силы напором можно резать металл…
Этот же взгляд толпы нечисти, Консилиум Ада, был способен резать душу. Она просто плавилась под ним…
Комок в его горле никак не хотел проглатываться, он, наконец, смог отвести взгляд, точнее голова сама упала вниз и мутные тени ползли по полу, куда теперь был устремлен его взгляд, это как смог над городом, только теперь все это дрожа пульсацией крови в его глазах, поднималось снизу вверх.
«Казнь»
Она била ногами. Сначала когда стержень только вошел, она набрала полные легкие воздуха и приготовилась к боли, и приготовилась к аду.
Сначала поэтому она молча терпела, лишь приглушенные звуки сдавливания долетали до них.
Потом она уже не могла сдерживаться.
Две секунды адской боли, когда стальной стержень проходит насквозь, она кричала и билась, все глубже оседая на нем. Он был уже в её груди
Жан кинулся к окну, схватил решетку, так словно и впрямь собирался её выдрать. Его пальцы свело судорогой, а на лице блуждала улыбка сумасшедшего, дикая, странная, но такая все-таки одухотворенная.
С ним что-то творилось, что-то не то…
-Посмотри Луи, ты не можешь этого так оставить. Она там умирает, а ты отвернулся, как будто тебе стыдно.
Он восторженно кричал, он сходил с ума.
Па пальцам текла кровь, но он ничего не чувствовал. Решетка, её невозможно было вырвать, но он и не думал об этом. Он весь был там. На площади, а руки тут сами нечеловеческим усилиям, почти ломая кости свои пытались все-таки победить дюймовую сталь.
-Она так красива.
-Они её мучают и убивают, но она все равно красива…
-Луи, как ты можешь сейчас забиться в свой угол?!
-Она же хотела…
-Ты…
-Нет, это как ты можешь на это смотреть…
-Ну, мы следующие.
Но это не имеет теперь значения мой друг…
Копия Жан, это все копии, везде, во всех хранилищах и музеях мира - одни копии. Все кто за их хранение в ответе давно уже принадлежат не себе, а нам, все оригиналы здесь, нам все это нужно. Мы собираем по кусочкам свою историю, она так же утеряна, как и людская, мы тщательно себя вырезали из всех участков и событий человеческой истории и люди веруют до сих пор. Мы подменили факты - выдумкой, ведь чтобы человек не подозревал нужно его уверить в том что, правда ему известна, а все остальное - лишь слухи. А для тех, кто знает, что возможно много истин, тля них, а точнее от них мы и спрятали все это. Ведь самое ценное нужно прятать на виду. Все ищут ценности там, где их никто не видит и никому не придет в голову искать подобное на главной площади столицы, в толпе в центре города затеряться проще всего.
Один из них Виктор, да?
Да, он знает, что когда падет, то станет лишь воспоминанием. Чьим-то сном. Он не хочет становиться воспоминанием, впрочем, как и я…
Книгой на полке, - молвила я…
Они странно на меня посмотрели, но промолчали…
Поэтому, он словно одержимый уничтожает себе подобных и ищет самых сильных. Если он и станет чьим-то воспоминанием - то только сильнейшего…
Я тоже не хочу быть кусочком сна какого-то урода…
-Так праздник же! И у людей и у «ночных», которые вольны еще в такие смутные годишки.
-Можно будет идти по улице ночного города столичного, и убивать налево и направо, всех, без разбора!
-Это свобода, наших желаний, это непреодолимость удовольствия их удовлетворения, наших столь сильно и давно сдерживаемых желаний!
-Мы приехали на праздник, день Святого Варфоломея близится, день большой крови людской и большого пира нашего. - Она вся завелась от одних мыслей этих, вся расцвела, уже не бледная словно тень, порозовела от счастья грядущего. Нельзя было не улыбаться и не испытывать теплое чувство глядя на неё в эти секунды…