Страруда - Дверь Снов. Сон восьмой - «Волны Берега Клинков» (2)
-Но…
-Это ведь только твое мнение…
-Ну не совсем мое, скорее нас, всех кто этим интересуется, они разные, но и как у людей - похожи - что-то наподобие науки, наверное. - Он улыбался. Она знала, о чем он сейчас думает, и чего хочет. Знало её тело…
-Сколько тебе лет? - Вдруг вырвалось у Миллы.
Он смутился, паренек на самом деле смутился, странной гаммой чувств в неё вошло это смущение.
-Шестьдесят четыре. Ответил он, поворачиваясь к своим приборам.
-Такой молодой… И настолько умный… Да, все меняется. - С грустью прошептала она…
А она прожила четыреста с лишним лет, так и не зная, чем является…
А теперь-то она знает?
Милла горько рассмеялась, все громче и громче и не могла этими звуками давно забытых воспоминаний насытиться…
Другой ученый от них дал другой ответ.
-Инопланетная хреновина? Из космоса?
-Идите к черту. - Она уже не могла сдерживать хохота. Блин. Ха…
-Электрон бьется и боится, ведь на него смотрит кусочек бога.
Пред оком бога, остатком того что когда-то создало этот мир породив сингулярность он падает ниц. Впрочем, как и остальные не имеющие своей массы частицы. А частица создающая эффект массы. Она тоже падает ниц. Но она есть суть всех законов этого мира. В ней записаны его правила. Они определяют структура. Они суть информации. Мертвой, что оживает лишь в нас. В смотрителях, в смотрящих. Мы - не они. Мы состоим из них. Но мы не они. Мы не такие. Мы скрыты сами от себя. Мы можем смотреть вокруг, но никогда не заглянем в себя. Никто не знает кто он. Нас создали люди, они создали страруду. Но кто создал их. И имеет ли смысл искать. Ведь всегда можно сказать, что в начале была вафля с кремом и ты, сказавший это, будешь прав…
Это будет твоя, собственная истина мирозданья…
Ты её источник, этой информации, ты её проводник, этого предсказания. Ты - корни этого древа. Породи свой мир. Ты можешь…
Если ты сможешь посмотреть на все электроны сразу вот этого стакана - они выстроятся в ряд и отдадут тебе честь. И так со всеми частицами. А строение его - лишь информация, ты же - метаинформация. Ты всегда над ней. Ты можешь ей управлять и порождать новую.
Прикажи!
И они исполнят.
Они лишь продолжение тебя. Ты - часть этого мира.
Проблема гравитации - источника всех сил и законов что так немилосердно и глупо людьми были вытащены на свет - она решаема. И очень просто. Ты должен доказать другому, человеку, людям, что сейчас тут с тобой - что ты прав, а они нет. И ты можешь идти по потолку, а они, смотрящие на тебя снизу вверх - они будут сопротивляться. И чем их больше - тем сложнее.
Это просто сражение умов. И все. Сил воли. Твоей их, страруды и коллективного бессознательного людей. Если ты без неё, ты обычный человек - только чудо сможет помочь победить волю шести с половиной миллиардов таких же осколков Бога.
Но если страруда с тобой - она возьмет этого зверя что они лелеют в себе, в своих снах, она возьмет его сопротивление на себя, она для этого и была создана. Чтобы мы отличались. Чтобы мы могли сказать себе и всем - МЫ НЕ ЛЮДИ!!!
МЫ МОЖЕМ ТАК!!! КАК ХОТИМ, ВАШИ ПРАВИЛА НЕ ДЛЯ НАС!!!
И она подтвердит им это. Покажет бумажку. Этому тупому и несознательному зверю, которому они все по глупости служат. Молодому спящему богу в своих душах. Их коллективу. Толпе, стаду. Что вечно у них вперед их индивидуальности. Которому они готовят в жертву себя, развивая науку. Строя этот мир, объективный, объективную истину. Им даже не придется его увидеть. Они исчезнут как вид раньше. Мы им этого не позволим. Не видать науке объективности как своих могил этим людям.
Они не сотворят зверя, что победит страруду. Не бывать системе. На земле наших могил, не ступать детям Системы.
Я надеюсь, что не увижу этот день
Страшного суда.
Когда они познают её.
Великую и ужасную - объективную истину. И их коллективное пока бессознательное не осознает себя. И придет зверь с миллиардами голов и именами знаний богохульных.
Правильно делала церковь, что жгла еретиков. Не нужна нам наука. Она принесет смерть виду, она переведет ваш вид на другой уровень.
Врата ада снов откроются и все дремлющие там души хлынут в этот мир. Он тоже будет грезить наяву. Ему, этому зверю не будет разницы - реальность это или сны. Он выйдет из океана человеческих снов.
Она может его родить.
Алиса.
Та, что гуляет во снах.
Она может комплиментировать человечество уже сейчас.
Она же может указать ему другой путь…
Стать антихристом и умереть как Христос. Написать новую библию. Из чистых страниц. Убить в людях систему. Законы и правила.
Смерть им.
Создать что-то свое.
Это будет.
Игра.
Для детей.
Все люди опять станут детьми.
Они и есть пока дети, мнящие себя взрослыми.
Нет ничего хуже таких детей.
Это гротески.
Мир гротесков.
Гротескные образы мира детей, которые умирают, так и не повзрослев и не поняв - что они всю жизнь были и не были детьми.
Были детьми, а жили как взрослые.
Он говорил все это без остановки. Почти со слезами на глазах.
Она уже не слушала его. За окном текла луна по небосводу.
Девочки были неинтересны речи старого вампира.
Она хотела туда - под это небо. Дышать этой свободой и быть свободной и счастливой. Здесь и сейчас. Играть.
Она хотела только одного - вечно играть и бежать куда-то. Куда глядят глаза и никогда, никогда не останавливаться.
Свобода…
От одного этого слова, что-то в душе просыпалось светло-темное.
Дикое и кровавое, но такое манящее. Она, только лаская в себе это слово, могла оставаться все еще тут. И делать вид, что слушает учителя.
Ведь он не настоящий её учитель. Настоящая - та, что во снах.
Страруда - имя её.
И она её подруга. Но она никому об этом не расскажет. Что она подружилась с той, пред которой все преклоняли колени. Даже глава их клана - Виктор. И она оказалась просто маленькой милой и слегка странной девочкой.
Но тсс!
Это секрет. - В её сознании она кому-то подмигивает.
Это её личный маленький секрет. Это она - её личная свобода. Без учителей. Без старших. Без глупого почтения и страха. Перед кем-то, перед миром.
Она воистину - дитя нового времени…
И пробежит волна. Люди будут засыпать как обычно - но они не будут просыпаться. Они уже ведь будут не нужны. Их бессознательное убьет ненужные оболочки во сне.
Она же открывшая как мы свои такие могучие глаза сновидений. Спящая наяву будет собирать в себя все эти души. Все их отношения. Она оставит всю информацию. Мертвая - она ей не нужна. Она будет есть только вторую спираль. Только метаинформацию, отдирая её от каждого словно мясо от костей. Волна смерти вслед за терминатором захода солнца прокатится по свету. Это будет день страшного суда. Она забеременеет тогда. От всего человечества.
И станет матерью зверя…
Или сделает то, что предрекали все великие пророки. Они всегда видели как минимум два конца…
Она переплавит человечество. Сможет изменить их сердца. Они же уже готовы были столетие назад. А теперь постепенно плавятся сами, не понимая, что с ними происходит. Откуда столько хаоса. Почему с кровью материнской плаценты и молоком материнского вымя они впитывают еще в детстве.
Такое время, оно хочет перемен. Или смерти и свободы.
Но оно не видит, оно не понимает - каких перемен хочет. Иначе опять гремели бы революции. Они хотят менять, и не знаю что на что. Они все устали. От всего. Хотят разрушать и не хотят уже ничего строить. Но слишком умны. И слишком рано поумнели. Все еще молоды, но устали. Они смерти открывают в себе врата. Они несутся и летят туда, куда уходят корабли их одинокой в мире мечты. Это - мир одиноких сердце, что не доплыть им никогда и никуда. Они не знают курса и корабля команда им чужда. Они плывут по ветру, считая солнце и луны круговорот. Считают дни и хотят туда - за горизонт глупой одинокой мечты. Таких раньше было мало, но теперь такие почти все.
Мир на грани, а все как всегда радуются умным детям.
Дети не находят себе места в мире, они слишком умны, они слишком больны.
Они во тьме и ищут света, они выходят в свет и жаждут тьмы…
Мы можем…
Знаешь…
Если мир будет на грани, мы сделаем, то, что предотвратили мы же…
Мы устроим противовоздушную тревогу во всех городах. И они сами, испугавшись, начнут эту войну. Что сметет их города и отбросит их назад. Мы не хотели жить в радиоактивном мире-аду без людей, вот и остановили их глупость и безумство. Но лучше это - чем окончательный конец всех наших судеб и надежд…
Мы дважды начинали мировые войны, когда она рождалась. Мы сделаем это в третий раз…
И людям становилось не до неё… Почему бы её просто не убить?
Кха… А ты знаешь сколько и людей и вампиров её охраняет?
Все кланы хотят её себе в королеву. Не все они прозрели настолько же…
Люди и мы. Нас связывает одно. Одна цепь - перемен. Мы тоже никогда не меняемся…
Мы по-прежнему все те же…
Вампиры никогда не спят?
Или они никогда не просыпаются?
Как люди, они как люди…
Только мы в одном мире, а они сразу в двух…
Вот пробуй. Вот я говорю - тебе не сделать этого. - Он улыбался, почти смеясь, с кривой ухмылкой сатира указывал мне на подсвечник.
Он не течет. Ты его не растопишь.
Он наклонился к самому моему уху и сказал голом гипнотизера:
-Металлические подсвечники сами собой не текут, а огня ты не зажжешь.
И улыбнулся.
Ну, пробуй, побори меня. Ведь та, что во мне уже за тебя. И Людское стадное Я тебе не помеха. О нем уже та, что в тебе позаботилась. Остался лишь я. И та муха, что чистит крылышки на оконном стекле. Но я думаю ей все равно. Она тебе не будет мешать. Она не знает про подсвечник, что это и может ли он вдруг расплавиться. Ей плевать. Но не мне.
Давай же.
Покажи мне…
Докажи что я не зря все это тебе тут распинался…
Ты знаешь эту эйфорию, когда понимаешь, что можешь все…
Но всего ты не сделаешь. У страруды тоже есть свои правила. Она не даст тебе уничтожить мир, начав цепную реакцию синтеза вод мирового океана. Она остановит, ей даже ничего для этого не нужно будет делать - она просто не будет тебе помогать. Она не будет бороться за тебя. И тебя остановит людское начало в тебе. Ты изначальное все же Homo Sapiens Как бы ты не старался - тебе не отречь той основы своего мышления. Ты изначально принял правила игры. Коллективное бессознательное тебе воспротивится всегда и везде оно с тобой, оно в тебе, ты час него. Ты раковая клетка этого организма, вдруг ставшая бессмертной. Но ты все же клетка. Часть всего организма…
….
Она села на рейс. Она смотрела в окно и мысленно опять летела впереди своего судна. Только это судно теперь неслось над облаками, и вовсе не её было…
Она вышла в жаркий полдень, кожа вся почти плавилась, по ощущениям…
Она поймала два удивленных взгляда, и, бросив, - Я из сауны! - отвернулась. Ей не хотелось омрачать этот момент кровью.
Она снова дома. Она вновь под этим ненавистным солнцем. Они переглянулись, а когда вновь посмотрели на странную девушку, остановившуюся с ними по соседству в отеле - там уже никого не было. Она неслась по столбам. Прямо под все сильнее на неё давящим солнцем. Она нашла самую высокую точку в городе, как всегда любила, и пожирала глазами весь этот город. Раньше тут был маленький городок, даже тогда его называли городком лишь в шутку. Теперь тут были небоскребы. Пляжи вдалеке. Толпы народа на улицах и запах изменился. Вместо чистого запаха её прошлого стоял человеческой цивилизации такой ей знакомый пахнувший смогом мир…
Так изменился.
Наверное, стоило вернуться назад, домой, чтобы понять насколько. Там везде можно было считать, что изменения изменениями, а твоя родина по-прежнему такая, как и во снах. Стоило вернуться, чтобы стало так горько и больно?
Перемены… да…
Мужчины.
Наевшийся зверь засыпает как ребенок…
Неправильность.
Как я люблю это слово.
Он съел мне грудь. А я лежала наслаждение ловя моменты. Боль и похоть словно молодые вина в подвалах монастыря бродили во мне.
Так ласково. Он обнял и уснул, прижавшись губами к шеё.
Она вся словно ребенок по тем садам нашим бродила. Вся из сна словно состоя. Из той ткани сновидений, что в наших грезах оплетает нас мечтами. Они живут в нас, мы стараемся на них не обращать внимания, мы абстрагируемся, но они, словно брошенные дети, приходят снова к нам в наших снах.
И смотрят…
Соблазнила, обратила, влюбилась, забрала. Я не помню, в каком все это порядке было. Любила ли я её так сильно когда она еще была человеком или все это потом пришло.
Корабль входит в гавань. Скрипят весла. Шлюпка полна встречающих людей. Уже утро, но туман такой плотный, что я вообще не ощущаю солнца. Она же еще так молода, чтобы его бояться. Доски палубы запахи, все новые запахи, как я их любила, они были ласковые и острые, словно клинки рапир, они были приятные и нежные, были и переворачивающие все внутри, возможно после них человек не смог бы есть… но для меня же это были просто запахи, они мне все нравились, каждый раз хотелось одного определенного, каждый раз были свои предпочтения, но я словно старалась тогда их все вобрать в себя. Я прямо коллекционировала запахи, в свое памяти, они откладывались там, как в библиотеке книги, запахи стран, даже на разных континентах они были разные. Запахи городов и сел, у каждого дерева свой запах, у каждого куста или травинки, у воды текущей в ручье свой, у морской воды - свой, один из самых любимых.
У ветра с моря, у ветра сухого и пронизывающего что дул из окрестных Стамбулу песков был свой, уникальный. И наконец, у каждого человека есть свой запах, можно многое узнать о нем, о том, что он любит, и что ненавидит, сколько прожил и пережил, не лет, а событий, каков его настоящий возраст. Что у него внутри, там, куда всегда стремилось мое тело. И чего он хочет именно сейчас.
Запахи говорят обо всем…
Я, еще лежа в постели своей каюты и чувствуя удары сердца этой девочки, ощутила все запахи порта, они дразнили меня. Мне хотелось их все понять, сколько знакомых, которые я знала и сколько незнакомого было в этом тумане, который тоже пах по особенному.
Глазго был городом, где заканчивали строить и уже готовили к спуску на воду «Аморалис». Я словно маленькая девочка, заполучившая новую игрушку, не могла больше ждать, зачем лежать в постели, когда там, в соседней комнате она, стоит лишь протянуть руку - и в ней окажется что-то новое. Это всегда манит вперед.
Её полная грудь. Её грудь прям как символ материнства. Она чем-то манит и все…
И опять нас прервали…
Когда мы общаемся, ведем беседу, времени нет. Его для нас вообще не существует. А в такие моменты, что могут длиться днями и ночами - нет и подавно…
Поэтому нам очень не нравится когда нас прерывают. Ни один вампир этого не сделает, если он не дурак конечно. Это как сон солдата - может и глупость спать, когда вокруг одни враги и в любую минуту может начаться бой, но пока он действительно не начнется лучше его не будить…
Можно не досчитаться зубов…
А в нашем случае не только зубов…
Чтобы стоять ногами в этой луже. Далеко летят цветы, им не нужна ничья любовь, ведь любим только мы, а ты беги, по гребням волн, мой легкий челн мечты, не уходи совсем уж от меня, моя кровавая родня пришла за мной, мне тихо больно глубоко внутри меня моей души, растет цветочек зла, он вновь откроется клыкам, и снова зацветут цветы, у старого кургана, лишь холмы, останутся от мира прошлых зим, ночами я теку, моя река уносит память прочь, и я хочу забыть, весь этот мир, всю эту ночь.
Кэролл.
Девочка стояла с хмурым видом, между ног кровь у ней текла и капала на кафель, она в руках держала голову светленькой, та словно кукла у неё в руках. Лицо искривлено и темное все. Словно кровь по бедрам вся уже из неё утекла.
-Я зла, - сказала она, - и голодна к тому же, а эта, - ткнула ножкой в бок и кукла выгнулась от боли, - играла с моим мишкой. Сволочь.
-Это кто? - Спросил у неё Павел.
-Светленькая, - ответила она, и снова ножкой её пнула.
Павел позвал прислугу и сказал убрать за Катрин, а сам подождал и тщательно закрыв за убежавшими слугами дверь, вышел в Общий Зал.
Он вспомнил напутствия уезжавшего брата - «никогда не показывай им, насколько ты слаб, и что тебе больно. Не надо давать понять подобным детям, что все в этом мире можно получить через силу».
Впрочем, это касалось любых детей. И так же верно то что, он регулярно нарушал этот завет ныне мертвого братца, и до сих пор жив.
Красные сапоги до бедер, обтягивающий костюм для верховой езды, сверху шарф и в придачу берет.
До пригородного аэродрома мы ехали молча.
А на балу, Павел каждый раз как сверху раздавался грохот с непробиваемым лицом утверждал, что это выбивают ковры. Кому и зачем потребовалось выбивать этот раритет из прошлого да в такой момент оставалось для умов присутствующих страшной тайной.
Когда он поднялся на второй этаж и снова тщательно закрыл за собой двери, вся мебель представляла из себя симпатичные дрова, а Катрин рисовала кровью молодой служанки на паркете у горящего камина.
Павел вздохнул и закрыл рукой лоб в изнеможении.
Он держал двумя пальцами сигару так, как будто это был скорпион и улыбался аки дьявол.
Таким мы его все и запомнили, как в первый раз увидели, в расступившимся тумане гавани Глазго он стоял на самом конце бушприта входящего в порт брига. И на борту брига красной краской было написано - «Аморалис».
-Всюду брызги, они сводят меня с ума. - Он кричал, закрывая лицо, будто это была не соленая морская вода, а кислота что разъедала и кожу и душу.
-Водобоязнь что ли?
-Да фик с ним. Больно нам пассажир попался. - Они драили палубу, то, что на ней, они курили трубки, заполняя окружающее пространство терпким запахом странного почти сладкого табака.
Был полнейший штиль.
-О каких брызгах можно говорить?
-Вот была бы волна… нет, он точно болен…
Шлюхи Сингапура были такими же грязными, как и везде.
-Но ты-то умеешь смотреть сквозь грязь их тел?
-Сердца и кровь - она важна, она на вкус бывает так нежна, прекрасна даже.
Сингапур. Сваи, город, построенный на воде. Чистейший ад из грязи и райских наслаждений всего за пару монет. Он утопал в тумане по утрам. Таком же, как и в Лондоне. Запахи другие, а туман тот же.
-Я не знаю, как может нравиться этот гребаный туман?!
-Он смягчает кожу, им приятно дышать.
-Он воняет.
-Воняют люди. Воняет мир. Но я научилась понимать вкус и особенность каждого запаха. Мне все равно, и одновременно я различаю то, чего не различают люди.
Хороший вывал леса. Он только ладонью провел, и все стволы окрестный сосен треснули. Они падали в разные стороны одна за другой…
Бесконтактно… какие же у него векторы…
Он улыбался, идя ко мне. Действительно сильный воин. Астральные руки да?
Он не стал меня рубить сразу вместе с деревьями, иначе не интересно ведь так?
-Да, так…
-Это ведь только твое мнение…
-Ну не совсем мое, скорее нас, всех кто этим интересуется, они разные, но и как у людей - похожи - что-то наподобие науки, наверное. - Он улыбался. Она знала, о чем он сейчас думает, и чего хочет. Знало её тело…
-Сколько тебе лет? - Вдруг вырвалось у Миллы.
Он смутился, паренек на самом деле смутился, странной гаммой чувств в неё вошло это смущение.
-Шестьдесят четыре. Ответил он, поворачиваясь к своим приборам.
-Такой молодой… И настолько умный… Да, все меняется. - С грустью прошептала она…
А она прожила четыреста с лишним лет, так и не зная, чем является…
А теперь-то она знает?
Милла горько рассмеялась, все громче и громче и не могла этими звуками давно забытых воспоминаний насытиться…
Другой ученый от них дал другой ответ.
-Инопланетная хреновина? Из космоса?
-Идите к черту. - Она уже не могла сдерживать хохота. Блин. Ха…
-Электрон бьется и боится, ведь на него смотрит кусочек бога.
Пред оком бога, остатком того что когда-то создало этот мир породив сингулярность он падает ниц. Впрочем, как и остальные не имеющие своей массы частицы. А частица создающая эффект массы. Она тоже падает ниц. Но она есть суть всех законов этого мира. В ней записаны его правила. Они определяют структура. Они суть информации. Мертвой, что оживает лишь в нас. В смотрителях, в смотрящих. Мы - не они. Мы состоим из них. Но мы не они. Мы не такие. Мы скрыты сами от себя. Мы можем смотреть вокруг, но никогда не заглянем в себя. Никто не знает кто он. Нас создали люди, они создали страруду. Но кто создал их. И имеет ли смысл искать. Ведь всегда можно сказать, что в начале была вафля с кремом и ты, сказавший это, будешь прав…
Это будет твоя, собственная истина мирозданья…
Ты её источник, этой информации, ты её проводник, этого предсказания. Ты - корни этого древа. Породи свой мир. Ты можешь…
Если ты сможешь посмотреть на все электроны сразу вот этого стакана - они выстроятся в ряд и отдадут тебе честь. И так со всеми частицами. А строение его - лишь информация, ты же - метаинформация. Ты всегда над ней. Ты можешь ей управлять и порождать новую.
Прикажи!
И они исполнят.
Они лишь продолжение тебя. Ты - часть этого мира.
Проблема гравитации - источника всех сил и законов что так немилосердно и глупо людьми были вытащены на свет - она решаема. И очень просто. Ты должен доказать другому, человеку, людям, что сейчас тут с тобой - что ты прав, а они нет. И ты можешь идти по потолку, а они, смотрящие на тебя снизу вверх - они будут сопротивляться. И чем их больше - тем сложнее.
Это просто сражение умов. И все. Сил воли. Твоей их, страруды и коллективного бессознательного людей. Если ты без неё, ты обычный человек - только чудо сможет помочь победить волю шести с половиной миллиардов таких же осколков Бога.
Но если страруда с тобой - она возьмет этого зверя что они лелеют в себе, в своих снах, она возьмет его сопротивление на себя, она для этого и была создана. Чтобы мы отличались. Чтобы мы могли сказать себе и всем - МЫ НЕ ЛЮДИ!!!
МЫ МОЖЕМ ТАК!!! КАК ХОТИМ, ВАШИ ПРАВИЛА НЕ ДЛЯ НАС!!!
И она подтвердит им это. Покажет бумажку. Этому тупому и несознательному зверю, которому они все по глупости служат. Молодому спящему богу в своих душах. Их коллективу. Толпе, стаду. Что вечно у них вперед их индивидуальности. Которому они готовят в жертву себя, развивая науку. Строя этот мир, объективный, объективную истину. Им даже не придется его увидеть. Они исчезнут как вид раньше. Мы им этого не позволим. Не видать науке объективности как своих могил этим людям.
Они не сотворят зверя, что победит страруду. Не бывать системе. На земле наших могил, не ступать детям Системы.
Я надеюсь, что не увижу этот день
Страшного суда.
Когда они познают её.
Великую и ужасную - объективную истину. И их коллективное пока бессознательное не осознает себя. И придет зверь с миллиардами голов и именами знаний богохульных.
Правильно делала церковь, что жгла еретиков. Не нужна нам наука. Она принесет смерть виду, она переведет ваш вид на другой уровень.
Врата ада снов откроются и все дремлющие там души хлынут в этот мир. Он тоже будет грезить наяву. Ему, этому зверю не будет разницы - реальность это или сны. Он выйдет из океана человеческих снов.
Она может его родить.
Алиса.
Та, что гуляет во снах.
Она может комплиментировать человечество уже сейчас.
Она же может указать ему другой путь…
Стать антихристом и умереть как Христос. Написать новую библию. Из чистых страниц. Убить в людях систему. Законы и правила.
Смерть им.
Создать что-то свое.
Это будет.
Игра.
Для детей.
Все люди опять станут детьми.
Они и есть пока дети, мнящие себя взрослыми.
Нет ничего хуже таких детей.
Это гротески.
Мир гротесков.
Гротескные образы мира детей, которые умирают, так и не повзрослев и не поняв - что они всю жизнь были и не были детьми.
Были детьми, а жили как взрослые.
Он говорил все это без остановки. Почти со слезами на глазах.
Она уже не слушала его. За окном текла луна по небосводу.
Девочки были неинтересны речи старого вампира.
Она хотела туда - под это небо. Дышать этой свободой и быть свободной и счастливой. Здесь и сейчас. Играть.
Она хотела только одного - вечно играть и бежать куда-то. Куда глядят глаза и никогда, никогда не останавливаться.
Свобода…
От одного этого слова, что-то в душе просыпалось светло-темное.
Дикое и кровавое, но такое манящее. Она, только лаская в себе это слово, могла оставаться все еще тут. И делать вид, что слушает учителя.
Ведь он не настоящий её учитель. Настоящая - та, что во снах.
Страруда - имя её.
И она её подруга. Но она никому об этом не расскажет. Что она подружилась с той, пред которой все преклоняли колени. Даже глава их клана - Виктор. И она оказалась просто маленькой милой и слегка странной девочкой.
Но тсс!
Это секрет. - В её сознании она кому-то подмигивает.
Это её личный маленький секрет. Это она - её личная свобода. Без учителей. Без старших. Без глупого почтения и страха. Перед кем-то, перед миром.
Она воистину - дитя нового времени…
И пробежит волна. Люди будут засыпать как обычно - но они не будут просыпаться. Они уже ведь будут не нужны. Их бессознательное убьет ненужные оболочки во сне.
Она же открывшая как мы свои такие могучие глаза сновидений. Спящая наяву будет собирать в себя все эти души. Все их отношения. Она оставит всю информацию. Мертвая - она ей не нужна. Она будет есть только вторую спираль. Только метаинформацию, отдирая её от каждого словно мясо от костей. Волна смерти вслед за терминатором захода солнца прокатится по свету. Это будет день страшного суда. Она забеременеет тогда. От всего человечества.
И станет матерью зверя…
Или сделает то, что предрекали все великие пророки. Они всегда видели как минимум два конца…
Она переплавит человечество. Сможет изменить их сердца. Они же уже готовы были столетие назад. А теперь постепенно плавятся сами, не понимая, что с ними происходит. Откуда столько хаоса. Почему с кровью материнской плаценты и молоком материнского вымя они впитывают еще в детстве.
Такое время, оно хочет перемен. Или смерти и свободы.
Но оно не видит, оно не понимает - каких перемен хочет. Иначе опять гремели бы революции. Они хотят менять, и не знаю что на что. Они все устали. От всего. Хотят разрушать и не хотят уже ничего строить. Но слишком умны. И слишком рано поумнели. Все еще молоды, но устали. Они смерти открывают в себе врата. Они несутся и летят туда, куда уходят корабли их одинокой в мире мечты. Это - мир одиноких сердце, что не доплыть им никогда и никуда. Они не знают курса и корабля команда им чужда. Они плывут по ветру, считая солнце и луны круговорот. Считают дни и хотят туда - за горизонт глупой одинокой мечты. Таких раньше было мало, но теперь такие почти все.
Мир на грани, а все как всегда радуются умным детям.
Дети не находят себе места в мире, они слишком умны, они слишком больны.
Они во тьме и ищут света, они выходят в свет и жаждут тьмы…
Мы можем…
Знаешь…
Если мир будет на грани, мы сделаем, то, что предотвратили мы же…
Мы устроим противовоздушную тревогу во всех городах. И они сами, испугавшись, начнут эту войну. Что сметет их города и отбросит их назад. Мы не хотели жить в радиоактивном мире-аду без людей, вот и остановили их глупость и безумство. Но лучше это - чем окончательный конец всех наших судеб и надежд…
Мы дважды начинали мировые войны, когда она рождалась. Мы сделаем это в третий раз…
И людям становилось не до неё… Почему бы её просто не убить?
Кха… А ты знаешь сколько и людей и вампиров её охраняет?
Все кланы хотят её себе в королеву. Не все они прозрели настолько же…
Люди и мы. Нас связывает одно. Одна цепь - перемен. Мы тоже никогда не меняемся…
Мы по-прежнему все те же…
Вампиры никогда не спят?
Или они никогда не просыпаются?
Как люди, они как люди…
Только мы в одном мире, а они сразу в двух…
Вот пробуй. Вот я говорю - тебе не сделать этого. - Он улыбался, почти смеясь, с кривой ухмылкой сатира указывал мне на подсвечник.
Он не течет. Ты его не растопишь.
Он наклонился к самому моему уху и сказал голом гипнотизера:
-Металлические подсвечники сами собой не текут, а огня ты не зажжешь.
И улыбнулся.
Ну, пробуй, побори меня. Ведь та, что во мне уже за тебя. И Людское стадное Я тебе не помеха. О нем уже та, что в тебе позаботилась. Остался лишь я. И та муха, что чистит крылышки на оконном стекле. Но я думаю ей все равно. Она тебе не будет мешать. Она не знает про подсвечник, что это и может ли он вдруг расплавиться. Ей плевать. Но не мне.
Давай же.
Покажи мне…
Докажи что я не зря все это тебе тут распинался…
Ты знаешь эту эйфорию, когда понимаешь, что можешь все…
Но всего ты не сделаешь. У страруды тоже есть свои правила. Она не даст тебе уничтожить мир, начав цепную реакцию синтеза вод мирового океана. Она остановит, ей даже ничего для этого не нужно будет делать - она просто не будет тебе помогать. Она не будет бороться за тебя. И тебя остановит людское начало в тебе. Ты изначальное все же Homo Sapiens Как бы ты не старался - тебе не отречь той основы своего мышления. Ты изначально принял правила игры. Коллективное бессознательное тебе воспротивится всегда и везде оно с тобой, оно в тебе, ты час него. Ты раковая клетка этого организма, вдруг ставшая бессмертной. Но ты все же клетка. Часть всего организма…
….
Она села на рейс. Она смотрела в окно и мысленно опять летела впереди своего судна. Только это судно теперь неслось над облаками, и вовсе не её было…
Она вышла в жаркий полдень, кожа вся почти плавилась, по ощущениям…
Она поймала два удивленных взгляда, и, бросив, - Я из сауны! - отвернулась. Ей не хотелось омрачать этот момент кровью.
Она снова дома. Она вновь под этим ненавистным солнцем. Они переглянулись, а когда вновь посмотрели на странную девушку, остановившуюся с ними по соседству в отеле - там уже никого не было. Она неслась по столбам. Прямо под все сильнее на неё давящим солнцем. Она нашла самую высокую точку в городе, как всегда любила, и пожирала глазами весь этот город. Раньше тут был маленький городок, даже тогда его называли городком лишь в шутку. Теперь тут были небоскребы. Пляжи вдалеке. Толпы народа на улицах и запах изменился. Вместо чистого запаха её прошлого стоял человеческой цивилизации такой ей знакомый пахнувший смогом мир…
Так изменился.
Наверное, стоило вернуться назад, домой, чтобы понять насколько. Там везде можно было считать, что изменения изменениями, а твоя родина по-прежнему такая, как и во снах. Стоило вернуться, чтобы стало так горько и больно?
Перемены… да…
Мужчины.
Наевшийся зверь засыпает как ребенок…
Неправильность.
Как я люблю это слово.
Он съел мне грудь. А я лежала наслаждение ловя моменты. Боль и похоть словно молодые вина в подвалах монастыря бродили во мне.
Так ласково. Он обнял и уснул, прижавшись губами к шеё.
Она вся словно ребенок по тем садам нашим бродила. Вся из сна словно состоя. Из той ткани сновидений, что в наших грезах оплетает нас мечтами. Они живут в нас, мы стараемся на них не обращать внимания, мы абстрагируемся, но они, словно брошенные дети, приходят снова к нам в наших снах.
И смотрят…
Соблазнила, обратила, влюбилась, забрала. Я не помню, в каком все это порядке было. Любила ли я её так сильно когда она еще была человеком или все это потом пришло.
Корабль входит в гавань. Скрипят весла. Шлюпка полна встречающих людей. Уже утро, но туман такой плотный, что я вообще не ощущаю солнца. Она же еще так молода, чтобы его бояться. Доски палубы запахи, все новые запахи, как я их любила, они были ласковые и острые, словно клинки рапир, они были приятные и нежные, были и переворачивающие все внутри, возможно после них человек не смог бы есть… но для меня же это были просто запахи, они мне все нравились, каждый раз хотелось одного определенного, каждый раз были свои предпочтения, но я словно старалась тогда их все вобрать в себя. Я прямо коллекционировала запахи, в свое памяти, они откладывались там, как в библиотеке книги, запахи стран, даже на разных континентах они были разные. Запахи городов и сел, у каждого дерева свой запах, у каждого куста или травинки, у воды текущей в ручье свой, у морской воды - свой, один из самых любимых.
У ветра с моря, у ветра сухого и пронизывающего что дул из окрестных Стамбулу песков был свой, уникальный. И наконец, у каждого человека есть свой запах, можно многое узнать о нем, о том, что он любит, и что ненавидит, сколько прожил и пережил, не лет, а событий, каков его настоящий возраст. Что у него внутри, там, куда всегда стремилось мое тело. И чего он хочет именно сейчас.
Запахи говорят обо всем…
Я, еще лежа в постели своей каюты и чувствуя удары сердца этой девочки, ощутила все запахи порта, они дразнили меня. Мне хотелось их все понять, сколько знакомых, которые я знала и сколько незнакомого было в этом тумане, который тоже пах по особенному.
Глазго был городом, где заканчивали строить и уже готовили к спуску на воду «Аморалис». Я словно маленькая девочка, заполучившая новую игрушку, не могла больше ждать, зачем лежать в постели, когда там, в соседней комнате она, стоит лишь протянуть руку - и в ней окажется что-то новое. Это всегда манит вперед.
Её полная грудь. Её грудь прям как символ материнства. Она чем-то манит и все…
И опять нас прервали…
Когда мы общаемся, ведем беседу, времени нет. Его для нас вообще не существует. А в такие моменты, что могут длиться днями и ночами - нет и подавно…
Поэтому нам очень не нравится когда нас прерывают. Ни один вампир этого не сделает, если он не дурак конечно. Это как сон солдата - может и глупость спать, когда вокруг одни враги и в любую минуту может начаться бой, но пока он действительно не начнется лучше его не будить…
Можно не досчитаться зубов…
А в нашем случае не только зубов…
Чтобы стоять ногами в этой луже. Далеко летят цветы, им не нужна ничья любовь, ведь любим только мы, а ты беги, по гребням волн, мой легкий челн мечты, не уходи совсем уж от меня, моя кровавая родня пришла за мной, мне тихо больно глубоко внутри меня моей души, растет цветочек зла, он вновь откроется клыкам, и снова зацветут цветы, у старого кургана, лишь холмы, останутся от мира прошлых зим, ночами я теку, моя река уносит память прочь, и я хочу забыть, весь этот мир, всю эту ночь.
Кэролл.
Девочка стояла с хмурым видом, между ног кровь у ней текла и капала на кафель, она в руках держала голову светленькой, та словно кукла у неё в руках. Лицо искривлено и темное все. Словно кровь по бедрам вся уже из неё утекла.
-Я зла, - сказала она, - и голодна к тому же, а эта, - ткнула ножкой в бок и кукла выгнулась от боли, - играла с моим мишкой. Сволочь.
-Это кто? - Спросил у неё Павел.
-Светленькая, - ответила она, и снова ножкой её пнула.
Павел позвал прислугу и сказал убрать за Катрин, а сам подождал и тщательно закрыв за убежавшими слугами дверь, вышел в Общий Зал.
Он вспомнил напутствия уезжавшего брата - «никогда не показывай им, насколько ты слаб, и что тебе больно. Не надо давать понять подобным детям, что все в этом мире можно получить через силу».
Впрочем, это касалось любых детей. И так же верно то что, он регулярно нарушал этот завет ныне мертвого братца, и до сих пор жив.
Красные сапоги до бедер, обтягивающий костюм для верховой езды, сверху шарф и в придачу берет.
До пригородного аэродрома мы ехали молча.
А на балу, Павел каждый раз как сверху раздавался грохот с непробиваемым лицом утверждал, что это выбивают ковры. Кому и зачем потребовалось выбивать этот раритет из прошлого да в такой момент оставалось для умов присутствующих страшной тайной.
Когда он поднялся на второй этаж и снова тщательно закрыл за собой двери, вся мебель представляла из себя симпатичные дрова, а Катрин рисовала кровью молодой служанки на паркете у горящего камина.
Павел вздохнул и закрыл рукой лоб в изнеможении.
Он держал двумя пальцами сигару так, как будто это был скорпион и улыбался аки дьявол.
Таким мы его все и запомнили, как в первый раз увидели, в расступившимся тумане гавани Глазго он стоял на самом конце бушприта входящего в порт брига. И на борту брига красной краской было написано - «Аморалис».
-Всюду брызги, они сводят меня с ума. - Он кричал, закрывая лицо, будто это была не соленая морская вода, а кислота что разъедала и кожу и душу.
-Водобоязнь что ли?
-Да фик с ним. Больно нам пассажир попался. - Они драили палубу, то, что на ней, они курили трубки, заполняя окружающее пространство терпким запахом странного почти сладкого табака.
Был полнейший штиль.
-О каких брызгах можно говорить?
-Вот была бы волна… нет, он точно болен…
Шлюхи Сингапура были такими же грязными, как и везде.
-Но ты-то умеешь смотреть сквозь грязь их тел?
-Сердца и кровь - она важна, она на вкус бывает так нежна, прекрасна даже.
Сингапур. Сваи, город, построенный на воде. Чистейший ад из грязи и райских наслаждений всего за пару монет. Он утопал в тумане по утрам. Таком же, как и в Лондоне. Запахи другие, а туман тот же.
-Я не знаю, как может нравиться этот гребаный туман?!
-Он смягчает кожу, им приятно дышать.
-Он воняет.
-Воняют люди. Воняет мир. Но я научилась понимать вкус и особенность каждого запаха. Мне все равно, и одновременно я различаю то, чего не различают люди.
Хороший вывал леса. Он только ладонью провел, и все стволы окрестный сосен треснули. Они падали в разные стороны одна за другой…
Бесконтактно… какие же у него векторы…
Он улыбался, идя ко мне. Действительно сильный воин. Астральные руки да?
Он не стал меня рубить сразу вместе с деревьями, иначе не интересно ведь так?
-Да, так…