Что нового можно сказать о человеке, рассказывая историю о том, как два молодых шалопая, провожая случайно знакомых девиц, оказались холодной осенней ночью в глухом пригороде? Это не комедия положений, не морализаторская притча, не зарисовка про бунтарский дух 20-летних. «Старший сын» (1975) - это удивительно проникновенный фильм, про каждого, у кого есть сердце, а в особенность про тех, у кого оно болит.
Пьеса Александра Вампилова «Старший сын» вышла в 1968 (по другой версии - в 1970) году, но к зрителю пробилась спустя несколько лет. И такая судьба ждала все пьесы автора. Но сегодня, оглядываясь назад и пытаясь ответить себе на вопрос, что оставило нам то время, мы почти всегда вспоминаем о произведениях Вампилова. Этот драматург стал воплощением «шестидесятника» позднего образца - словно бы прозревшего: трезвый взгляд, скепсис и тончайшее проникновение в глубины человеческих мыслей и чувств. Его слишком короткая даже для русского писателя жизнь (неполные тридцать пять лет) была вспышкой, но особой вспышкой - пролонгированной. Он озарил все вокруг, но не на мгновение, а на много лет и десятилетий вперед. Его нелепая смерть так и оставила нас наедине с вопросом: что было бы с русской литературой, проживи он хоть немного дольше?! Но поскольку сослагательное наклонение к прошедшему времени никак не отнести, то остается лишь вчитываться в те пьесы, которые остались после его ухода.
Посмертная слава Александра Вампилова во многом была определена двумя телевизионными экранизациями Виталия Мельникова: «Старший сын» и «Отпуск в сентябре» (1979) по пьесе «Утиная охота». Безошибочно пойманный в обоих фильмах нерв драматургического материала, сдержанная, порой кажущаяся безыскусной режиссура, утонченное в своем натурализме и некрасивости художественное оформление - все это выносит на поверхность конфликт, раздирающие человека изнутри противоречия. И вроде бы в этих страстях и угрызениях нет никакой одухотворенности - какая-то мелкая возня, незначительные чувства, но вдруг их под всей этой шелухи прощупывается нечто значительное. И не просто значительное - огромное, чего, может быть, и человеческое сердце вместить не в силах - доброта, отчаяние, любовь, нежность. И в этот момент любой Сарафанов играет настолько важную роль в судьбе мира, что его слезы, его боль или радость заполняют вокруг все и возносят его в неведомые выси.
И читатель или зритель тоже возносится с ним и многое теперь видит в иной перспективе. И начинает понимать, наконец, что такое настоящая драматургия: когда история о двух безответственных бездельниках и их шутке над наивным человеком превращается в трагикомедию, перетекает из жанра в жанр, размывает границы повествования и заставляет нас пережить катарсис именно в том классическом, античном понимании: сопереживание высшей гармонии в трагедии, очищающее душу сопереживающего. И это без подсказок со стороны автора в виде лирических созерцаний и философских размышлений, хлестких характеристик героев и т.д. В пьесе есть только герой и его слова - он открывается нам лишь через то, что говорит, и, возможно именно поэтому выглядит таким беззащитным, таким обнаженным под нашим прицельным взглядом.
«Старший сын» состоялся во многом благодаря актерам, каждый из который часто воспринимается как продолжение своей роли в жизни реальной: Евгений Леонов, Николай Караченцов, Светлана Крючкова, Михаил Боярский. Их роли не проанализируешь - можно только прожить их еще раз вместе с ними, в очередной раз пересматривая картину.
И в любой другой истории подобный финал казался бы натяжкой и условностью, но здесь, в «Старшем сыне», где идеально сошлись все факторы, он кажется самым точным и с драматургической стороны, и с психологической, и чисто с человеческой. Просто не может быть иначе там, где родилось под слоем шелухи и плевел то самое значительное, чего не вместит даже человеческое сердце - только разделив это, облегчив друг другу ношу, можно справиться. И этим значительным стала любовь.