"Очень удобно!"
Советскому человеку не полагалось стремиться к удобствам. То есть, с одной стороны, речь всё время заводилась о так называемом "росте благосостояния" советских людей - по крайней мере, я хорошо помню эти речи дней моих детства и юности. Особенно юности, потому что, не забывайте, нам постоянно приходилось изучать материалы съездов Партии, и в школе, и тем более в вузе, а там всё время упоминался этот самый рост. Но с другой стороны, стремиться к благосостоянию, комфорту, удобной жизни было недостойно, особенно для молодёжи. Ладно, старики ещё, быть может, заслуживали чего-то такого, а вот молодёжь должна была непременно Претерпеть и Преодолеть.
Я сейчас говорю именно о 60-х - 70-х гг. прошлого века, которые в советском периоде знаю, так сказать, лично. Тогда предполагалось, что молодые люди должны быть Героическими. "В жизни всегда есть место подвигу", внушалось нам. Помню, как мама заставляла писать меня сочинение именно на эту тему, потому что мне перед девятым классом предстояла пересдача (как умудрилась я, отличница по гуманитарным предметам, схватить двойку за выпускное сочинение в восьмом классе - отдельная поэма). Меня тошнило, но натаскивать себя на патетический официоз было необходимо. Я считала себя не вправе рассуждать о подвигах - ведь я не совершила ещё ни одного. Представители поколения наших бабушек и дедушек порою посматривали на нас с оттенком лёгкого (а иногда и тяжёлого) презрения. Потому что мы, по их мнению, выросли в Тепличных Условиях, мы не Претерпевали и не Преодолевали. Моя бабушка жила с полуэксплицитным мнением, что у каждого человека должна быть Своя Маленькая Блокада (Ленинграда, разумеется - и лучше б, конечно, Большая, настоящая, но тогда пришлось бы пожелать войны, а вот её никто никому не желал). Знакомая преподавательница, помнится, возмущалась поведением одного своего бывшего студента, который в начале своего трудового пути мечтал (всего лишь мечтал!) об отдельной квартире, не хотел, понимаешь ли, жить в общаге!
-- Он заявил: "Но ведь хочется комфо-о-орта!" - воскликнула она, с необыкновенным ядом в голосе выделив слово "комфорт".
Помню, меня, с одной стороны, ужаснуло это чудовищное и недостойное советского человека и комсомольца желание. У Пушкина было "Желание славы", а у этого - подумайте только! - комфорта! Но, с другой стороны, некий голос из очень-очень потаённых глубин шептал, что, в общем, в подобном желании ничего плохого-то и нет. В конце концов, я сама любила комфорт, но испытывала такое чувство вины за это, что никоим образом не сознавалась в этой слабости даже себе. Нельзя жить удобно. Человеком не станешь. Не этому ли учила нас и советская литература? Помните:
Темно свинцовоночие,
и дождик
толст, как жгут,
сидят
в грязи
рабочие,
сидят,
лучину жгут.
Сливеют
губы
с холода,
но губы
шепчут в лад:
"Через четыре
года
здесь
будет
город-сад!"
Ну да, Маяковский. Вы разве "Рассказ о людях Кузнецкстроя" наизусть не учили? Или вот у Павла Когана:
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют.
То есть если уют - то только грошевой, и если возлюбил его, то всё: ты уже смиренный и слившийся с безликой массой. А кто ж хочет быть "похожим", особенно в молодости? (Куда как лучше, конечно, под "Весёлым Роджером", с гнилыми сухарями, от которых вечно крутит живот, в гальюне над бушпритом, откуда то и дело рискуешь быть смытым за борт в надлежащую волну!)
А герой из героев, Павка Корчагин? Нет, я не о преодолении телесной немощи Николаем Островским или его героем - там стойкость действительно необыкновенная. Я о тех обстоятельствах, которые привели и самого писателя, и Павла Корчагина в романе к тяжёлой инвалидности. Многие, многие годы я была уверена, что в этой ситуации всё хорошо правильно. Они, строители узкоколейки, Претерпевали и Преодолевали, и стать инвалидом, т.е. кем-то вроде канонизированного мученика - это была вершина Героического Пути.
От впадения в полный невроз в связи с навязываемой необходимостью встать на Героический Путь или хотя бы просто безропотно Претерпевать (не говоря уж о Преодолевать), с одной стороны, и с тайным стремлением к удобствам, с другой, меня спасло то, что у меня и в собственной семье, и в окружении были Змеи-Икусительницы. Первой змеёй была уже много раз упомянутая в этом блоге тётя Вера, младшая сестра моей бабушки. Она любила удобный и красивый быт. Пройдя войну, она, конечно, не боялась никакой неустроенности, но, тем не менее, считала, что жить надо максимально комфортно. Правда, тётя Вера была уже не очень молода, ей было за пятьдесят, она занимала ответственную должность, очень много работала и плюс к тому выполняла обязанности идеальной жены, ухаживая за мужем, у которого к середине 70-х было уже совсем плохо со здоровьем из-за военной контузии. В общем, она в моих глазах и в глазах членов нашей семьи могла быть отнесена уже к тем "старикам", которые Заслужили, поэтому её влияние на мои внутренние голоса в этом смысле было минимальным.
Второй змеёй была жена моего будущего Учителя, тётя Мила. У неё была полированная мебель в виде раздвижного стола, на котором она раскладывала какие-то странные, не наши салфеточки, если надо было попить чаю, она подбирала занавески на кухне в тон обоям (да-да, достала где-то моющиеся обои!), она была фанатом ремонтов и любила рассуждать о них, и даже смеситель в ванной имела не исконный, не тот, что поставили строители, сдавая дом в 1970 году, а какой-то импортный - слово "импортный" следовало произносить с придыханием, хотя тётя Мила, справедливости ради, так никогда не произносила, но часто ругала отечественную продукцию как неудобную. Ещё у неё были французские духи и даже французская косметика "Ланком", большой набор, привезённый ей мужем из Москвы - помню, где-то такие "выбрасывали" там, то ли в ГУМе, то ли где-то ещё. Тётю Милу я втайне считала изнеженной, а все эти буржуйские излишества презирала, потому что они никак не вязались с идеей спартанского быта, который порождает необходимость Преодолевать. Но с тётей Милой мы дружили, и я невольно иногда начинала задумываться о том, что, может, она, мой старший товарищ, в чём-то права, не желая Претерпевать и ища всевозможных удобств. Это помогало мне не утонуть уж совсем в чувстве вины за мою сокрытую и неизреченную любовь к комфорту, которую я в себе старательно давила.
Третью позицию занимали сразу две змеи, и вот их влияние было наиболее тлетворно, потому что обе были моими ровесницами и подругами. У первой родители были люди образованные и начитанные, но родом из деревни, и, по-видимому, в немалой степени сохранили крестьянский здравый смысл. Папа, хоть и склонный к спартанству, делал, тем не менее всё, чтобы максимально облегчить корявый советский быт своей жене, которую обожал. Всё, что нужно, было приколочено, развешено, отшкурено и рационализировано. Сама матушка моей подруги, женщина очень красивая, умная и невероятно хозяйственная, как Правильная Советская Родительница произносила порою перед младшим поколением речи о необходимости Претерпевания и Преодоления, однако сама, нахлебавшись военного детства в деревне, Претерпевать не очень-то стремилась, если только была малейшая возможность этого избежать. Её дочь усвоила установку "жизнь должна быть удобной" и транслировала её мне, поругивая всевозможные идиотизмы советского быта и повседневного существования советского человека, чем оказывала невероятно растлевающее воздействие на мою спартанскую неприхотливость.
Вторая подружка вообще была ужасающая сибаритка и непрерывно слушала записи итальянских опер, неизлечимо заразив меня этим тленом. Как-то раз она призналась, что, будь у неё, например, титул и богатство, она бы абонировала себе ложу в театре (видимо, имелся в виду Ла-Скала) и каждый день слушала бы оперу. Всевозможные школьные массовидные действа типа пионерских сборов или комсомольских собраний она открыто и как-то очень легкомысленно презирала, говоря, что вся эта политика делает жизнь человека крайне неудобной, дискомфортной. Сибаритство подруги я, конечно, немного осуждала, будучи советской комсомолкой, испытывавшей заметное чувство вины за то, что, вопреки заветам бабушки, не имею Собственной Маленькой Блокады. А с другой стороны - я тоже по-своему удобно устроилась, сделав подружку внешним, экстериоризованным голосом моего искушения. Не в том, конечно, смысле, чтобы сваливать на неё собственные промахи, а в том, что мне намного легче и приятнее жилось потому, что искушающий удобствами и приятностями голос звучал снаружи, а не изнутри, а мне оставалось только согласиться с ним.
Как ни удивительно, но мне это помогло постепенно нарастить уверенность в том, что удобство и удовольствия - это вовсе не что-то плохое. К шестнадцати годам во мне оформилась уверенность, что, пожалуй, специально создавать себе условия для Героического Преодоления, что б там ни говорили комсомольско-коммунистические проповедники, не следует. Сложатся обстоятельства - что ж, будем Претерпевать и Преодолевать, но специально искать лишений, чтобы испытать себя, и неразумно, и непродуктивно.
Как бы там ни было, в жизни постоянно приходилось сталкиваться с оценкой некоторых ситуаций посредством фразы: "Очень удобно!" Она всегда произносится с иронией и осуждением. Почему именно "удобно"? Потому что сама эта формулировка и контексты, в которых она употребляется, подразумевает, что удобно можно себе сделать только за счёт кого-то. И по закону сохранения энергии, если твоего удобства прибыло, значит, моего где-то убыло. Существование в условиях вечной нехватки ресурса (вследствие природных ли условий, в которых живёт человек, или социальной несправедливости) даёт такую картину мира.
Не знаю, можно ли её как-то изжить. Наверное, можно. Но мне, старому совку, очень трудно. Например, я много лет маялась с очень слабым утюгом, которым можно было поутюжить только разве что искусственный шифон. Никакие натуральные ткани, даже шёлк, он не разглаживал. Ну подумаешь - неудобно, но вещь-то ведь ещё хорошая, годная! Но однажды я плюнула на всё и купила себе новый утюг, в два раза мощнее прежнего. И теперь утюжка превратилась в просто-таки греховное удовольствие: хочешь гладь с паром, хочешь всухую, но в любом случае даже натуральный лён будет разглажен. А старый утюг у меня забрал, урча от радости, какой-то молодой человек с нашего форума. И чего я так долго мучилась? Да потому, что "мне неудобно" - не причина для каких-либо благих перемен. Претерпевай. Преодолевай. А то смотри какая барыня - хочется комфо-о-орта, да?
Наверное, в будущем человечеству придётся искать способов не стать совсем уж изнеженным и тепличным со всем этим технологическим прогрессом. Но в самом стремлении к тому, чтобы делать свою жизнь максимально удобной, нет ничего предосудительного. Ведь если подумать, наши далёкие-далёкие предки, гораздо более неприхотливые и выносливые, чем мы, однажды всё-таки сделали первый шаг и вошли в пещеру, чтобы укрыться от ветра или дождя. Даже они, такие сильные, хотели, чтоб было очень удобно!
P.S. Уже больше тысячи заходов в тему про соловья и розу. А вот с комментариями как-то туго. Неужели ни у кого нет соображений? Двойку-то совершенно точно не поставят! И гуглится ответ на самом деле легко, если правильно задать поисковый запрос. Или птички и их жизнь интересны только бёрдвотчерам?
Large Visitor Map
Я сейчас говорю именно о 60-х - 70-х гг. прошлого века, которые в советском периоде знаю, так сказать, лично. Тогда предполагалось, что молодые люди должны быть Героическими. "В жизни всегда есть место подвигу", внушалось нам. Помню, как мама заставляла писать меня сочинение именно на эту тему, потому что мне перед девятым классом предстояла пересдача (как умудрилась я, отличница по гуманитарным предметам, схватить двойку за выпускное сочинение в восьмом классе - отдельная поэма). Меня тошнило, но натаскивать себя на патетический официоз было необходимо. Я считала себя не вправе рассуждать о подвигах - ведь я не совершила ещё ни одного. Представители поколения наших бабушек и дедушек порою посматривали на нас с оттенком лёгкого (а иногда и тяжёлого) презрения. Потому что мы, по их мнению, выросли в Тепличных Условиях, мы не Претерпевали и не Преодолевали. Моя бабушка жила с полуэксплицитным мнением, что у каждого человека должна быть Своя Маленькая Блокада (Ленинграда, разумеется - и лучше б, конечно, Большая, настоящая, но тогда пришлось бы пожелать войны, а вот её никто никому не желал). Знакомая преподавательница, помнится, возмущалась поведением одного своего бывшего студента, который в начале своего трудового пути мечтал (всего лишь мечтал!) об отдельной квартире, не хотел, понимаешь ли, жить в общаге!
-- Он заявил: "Но ведь хочется комфо-о-орта!" - воскликнула она, с необыкновенным ядом в голосе выделив слово "комфорт".
Помню, меня, с одной стороны, ужаснуло это чудовищное и недостойное советского человека и комсомольца желание. У Пушкина было "Желание славы", а у этого - подумайте только! - комфорта! Но, с другой стороны, некий голос из очень-очень потаённых глубин шептал, что, в общем, в подобном желании ничего плохого-то и нет. В конце концов, я сама любила комфорт, но испытывала такое чувство вины за это, что никоим образом не сознавалась в этой слабости даже себе. Нельзя жить удобно. Человеком не станешь. Не этому ли учила нас и советская литература? Помните:
Темно свинцовоночие,
и дождик
толст, как жгут,
сидят
в грязи
рабочие,
сидят,
лучину жгут.
Сливеют
губы
с холода,
но губы
шепчут в лад:
"Через четыре
года
здесь
будет
город-сад!"
Ну да, Маяковский. Вы разве "Рассказ о людях Кузнецкстроя" наизусть не учили? Или вот у Павла Когана:
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют.
То есть если уют - то только грошевой, и если возлюбил его, то всё: ты уже смиренный и слившийся с безликой массой. А кто ж хочет быть "похожим", особенно в молодости? (Куда как лучше, конечно, под "Весёлым Роджером", с гнилыми сухарями, от которых вечно крутит живот, в гальюне над бушпритом, откуда то и дело рискуешь быть смытым за борт в надлежащую волну!)
А герой из героев, Павка Корчагин? Нет, я не о преодолении телесной немощи Николаем Островским или его героем - там стойкость действительно необыкновенная. Я о тех обстоятельствах, которые привели и самого писателя, и Павла Корчагина в романе к тяжёлой инвалидности. Многие, многие годы я была уверена, что в этой ситуации всё хорошо правильно. Они, строители узкоколейки, Претерпевали и Преодолевали, и стать инвалидом, т.е. кем-то вроде канонизированного мученика - это была вершина Героического Пути.
От впадения в полный невроз в связи с навязываемой необходимостью встать на Героический Путь или хотя бы просто безропотно Претерпевать (не говоря уж о Преодолевать), с одной стороны, и с тайным стремлением к удобствам, с другой, меня спасло то, что у меня и в собственной семье, и в окружении были Змеи-Икусительницы. Первой змеёй была уже много раз упомянутая в этом блоге тётя Вера, младшая сестра моей бабушки. Она любила удобный и красивый быт. Пройдя войну, она, конечно, не боялась никакой неустроенности, но, тем не менее, считала, что жить надо максимально комфортно. Правда, тётя Вера была уже не очень молода, ей было за пятьдесят, она занимала ответственную должность, очень много работала и плюс к тому выполняла обязанности идеальной жены, ухаживая за мужем, у которого к середине 70-х было уже совсем плохо со здоровьем из-за военной контузии. В общем, она в моих глазах и в глазах членов нашей семьи могла быть отнесена уже к тем "старикам", которые Заслужили, поэтому её влияние на мои внутренние голоса в этом смысле было минимальным.
Второй змеёй была жена моего будущего Учителя, тётя Мила. У неё была полированная мебель в виде раздвижного стола, на котором она раскладывала какие-то странные, не наши салфеточки, если надо было попить чаю, она подбирала занавески на кухне в тон обоям (да-да, достала где-то моющиеся обои!), она была фанатом ремонтов и любила рассуждать о них, и даже смеситель в ванной имела не исконный, не тот, что поставили строители, сдавая дом в 1970 году, а какой-то импортный - слово "импортный" следовало произносить с придыханием, хотя тётя Мила, справедливости ради, так никогда не произносила, но часто ругала отечественную продукцию как неудобную. Ещё у неё были французские духи и даже французская косметика "Ланком", большой набор, привезённый ей мужем из Москвы - помню, где-то такие "выбрасывали" там, то ли в ГУМе, то ли где-то ещё. Тётю Милу я втайне считала изнеженной, а все эти буржуйские излишества презирала, потому что они никак не вязались с идеей спартанского быта, который порождает необходимость Преодолевать. Но с тётей Милой мы дружили, и я невольно иногда начинала задумываться о том, что, может, она, мой старший товарищ, в чём-то права, не желая Претерпевать и ища всевозможных удобств. Это помогало мне не утонуть уж совсем в чувстве вины за мою сокрытую и неизреченную любовь к комфорту, которую я в себе старательно давила.
Третью позицию занимали сразу две змеи, и вот их влияние было наиболее тлетворно, потому что обе были моими ровесницами и подругами. У первой родители были люди образованные и начитанные, но родом из деревни, и, по-видимому, в немалой степени сохранили крестьянский здравый смысл. Папа, хоть и склонный к спартанству, делал, тем не менее всё, чтобы максимально облегчить корявый советский быт своей жене, которую обожал. Всё, что нужно, было приколочено, развешено, отшкурено и рационализировано. Сама матушка моей подруги, женщина очень красивая, умная и невероятно хозяйственная, как Правильная Советская Родительница произносила порою перед младшим поколением речи о необходимости Претерпевания и Преодоления, однако сама, нахлебавшись военного детства в деревне, Претерпевать не очень-то стремилась, если только была малейшая возможность этого избежать. Её дочь усвоила установку "жизнь должна быть удобной" и транслировала её мне, поругивая всевозможные идиотизмы советского быта и повседневного существования советского человека, чем оказывала невероятно растлевающее воздействие на мою спартанскую неприхотливость.
Вторая подружка вообще была ужасающая сибаритка и непрерывно слушала записи итальянских опер, неизлечимо заразив меня этим тленом. Как-то раз она призналась, что, будь у неё, например, титул и богатство, она бы абонировала себе ложу в театре (видимо, имелся в виду Ла-Скала) и каждый день слушала бы оперу. Всевозможные школьные массовидные действа типа пионерских сборов или комсомольских собраний она открыто и как-то очень легкомысленно презирала, говоря, что вся эта политика делает жизнь человека крайне неудобной, дискомфортной. Сибаритство подруги я, конечно, немного осуждала, будучи советской комсомолкой, испытывавшей заметное чувство вины за то, что, вопреки заветам бабушки, не имею Собственной Маленькой Блокады. А с другой стороны - я тоже по-своему удобно устроилась, сделав подружку внешним, экстериоризованным голосом моего искушения. Не в том, конечно, смысле, чтобы сваливать на неё собственные промахи, а в том, что мне намного легче и приятнее жилось потому, что искушающий удобствами и приятностями голос звучал снаружи, а не изнутри, а мне оставалось только согласиться с ним.
Как ни удивительно, но мне это помогло постепенно нарастить уверенность в том, что удобство и удовольствия - это вовсе не что-то плохое. К шестнадцати годам во мне оформилась уверенность, что, пожалуй, специально создавать себе условия для Героического Преодоления, что б там ни говорили комсомольско-коммунистические проповедники, не следует. Сложатся обстоятельства - что ж, будем Претерпевать и Преодолевать, но специально искать лишений, чтобы испытать себя, и неразумно, и непродуктивно.
Как бы там ни было, в жизни постоянно приходилось сталкиваться с оценкой некоторых ситуаций посредством фразы: "Очень удобно!" Она всегда произносится с иронией и осуждением. Почему именно "удобно"? Потому что сама эта формулировка и контексты, в которых она употребляется, подразумевает, что удобно можно себе сделать только за счёт кого-то. И по закону сохранения энергии, если твоего удобства прибыло, значит, моего где-то убыло. Существование в условиях вечной нехватки ресурса (вследствие природных ли условий, в которых живёт человек, или социальной несправедливости) даёт такую картину мира.
Не знаю, можно ли её как-то изжить. Наверное, можно. Но мне, старому совку, очень трудно. Например, я много лет маялась с очень слабым утюгом, которым можно было поутюжить только разве что искусственный шифон. Никакие натуральные ткани, даже шёлк, он не разглаживал. Ну подумаешь - неудобно, но вещь-то ведь ещё хорошая, годная! Но однажды я плюнула на всё и купила себе новый утюг, в два раза мощнее прежнего. И теперь утюжка превратилась в просто-таки греховное удовольствие: хочешь гладь с паром, хочешь всухую, но в любом случае даже натуральный лён будет разглажен. А старый утюг у меня забрал, урча от радости, какой-то молодой человек с нашего форума. И чего я так долго мучилась? Да потому, что "мне неудобно" - не причина для каких-либо благих перемен. Претерпевай. Преодолевай. А то смотри какая барыня - хочется комфо-о-орта, да?
Наверное, в будущем человечеству придётся искать способов не стать совсем уж изнеженным и тепличным со всем этим технологическим прогрессом. Но в самом стремлении к тому, чтобы делать свою жизнь максимально удобной, нет ничего предосудительного. Ведь если подумать, наши далёкие-далёкие предки, гораздо более неприхотливые и выносливые, чем мы, однажды всё-таки сделали первый шаг и вошли в пещеру, чтобы укрыться от ветра или дождя. Даже они, такие сильные, хотели, чтоб было очень удобно!
P.S. Уже больше тысячи заходов в тему про соловья и розу. А вот с комментариями как-то туго. Неужели ни у кого нет соображений? Двойку-то совершенно точно не поставят! И гуглится ответ на самом деле легко, если правильно задать поисковый запрос. Или птички и их жизнь интересны только бёрдвотчерам?
Large Visitor Map