the road to nowhere
В субботу я снова поехала в Марэ, чтобы пройтись по магазинам. Мне очень нравится этот квартал - маленькие улочки и маленькие бутики. На Rue des rosiers я хотела попробовать фалафель, но так и не удалось. В Марэ мне казалось, что все мужчины - геи (может, оно так и было). Во всяком случае, они так приветливо улыбались друг другу и похлопывали друг друга по спине.
Мне нужно вернуться к центру Помпиду в очередной раз, а потом мы поехали в Белльвилль. Моя единственная ассоциация с этим кварталом - грустный мультик "Трио из Белльвилля". Вечером там тоже было немного грустно - на бульваре проститутки азиатского происхождения болтали друг с другом или смотрели на проходящих мимо мужчин (без особенного интереса). У некоторых были благородные и добрые лица, а некоторые были довольно противные.
На следующий день меня ждал посвящённый военной истории Франции музей Дома Инвалидов. Всё-таки мечи и шлемы - это не моё (хотя там были пистолеты с красивыми резными рукоятками). Или я просто плохо знаю историю Франции. В Музее отличная экспозиция с биографией Шарля де Голля - с видео и яркими фотографиями на плазменных экранах. Это всегда заостряет интерес к происходящему.
Потом мне взбрело в голову поехать на кладбище Пер-Лашез. Как оказалось, это была не самая лучшая идея - мало того, что было дико жарко, на мне ещё были туфли на платформе. Получив план у входа, я выбрала из примерно шестидесяти знаменистей (большинство имён я, конечно, не знала) тех, у чьих могил хочу постоять. Моей первой жертвой был выбран Пьер Бурдье, но, к сожалению, я перепутала на карте два вида обозначений (ряд и номер могилы) и пришла совсем не туда. В итоге я добралась до могил Оскара Уайльда (из чувства долга) и Пруста (более лаконичного надгробия сложно себе представить). На Пер-Лашез тихо и не мрачно - большинство памятников выполнены из светлого камня. Не знаю, насколько реже туда ходят экскурсионные группы по сравнению с Монмартром, но туристической толкотни там нет.
Самое яркое впечатление этого дня - катание ночью на велосипедах по центру города. В Париже есть система Velib - ты оплачиваешь проезд на день/неделю/год, какой-нибудь станции Velib (они там на каждом углу) прикладываешь проездной и берёшь приглянувшийся тебе велик. Возвратить его можно на любой другой станции. Сначала мне было страшно ехать - с правилами дорожного движения у меня не очень хорошо, но постепенно я втянулась. По дороге к Марэ мы зашли в бар потанцевать, а потом поехали на Anatole France по пустынным улочкам. На Елисейских Полях после двух часов ночи все террасы кафе закрыты...
А потом наступил мой последний день. Сегодня, как и в первые дни моего пребывания здесь, шёл дождь. Я собрала чемодан и пошла на Иль-де-ла-Жатт (полчаса от моего дома): остров, где импрессионисты писали свои картины. Самая известная: "Воскресенье после полудня на острове Гран-Жатт" Жоржа Сера.
Правда, перед этим я взяла велосипед и покружила в Левалуа-Пере. В этот момент я казалась себе сумасшедшей - в чужой стране я первый раз в своей жизни в качестве водителя разбирась с дорожными правилами и знаками. Это вообще было очень смешное занятие, учитывая то, что "приземлилась" я неподалёку от той станции, откуда начала. Проблема велибов в том, что без телефона с интернетом сложно найти станцию, а количество минут, которое ты можешь кататься, ограничено. Утром я хотела поехать на велибе в Дефанс, но около Дефанса нет станции (видимо, потому что это уже не Париж). На Иль-де-ла-Жатт я в последний раз за эту поездку полюбовалась на рафинированные европейские парки и посмотрела издалека на пресловутый Дефанс. Наверное, я когда-нибудь там окажусь.
По дороге обратно я старалась идти как можно медленнее (хотя в голову постоянно лезли мысли о самолёте). На полпути мне попался стеклянный бизнес-центр. Я зашла во дворик и посидела около клумбы неподалёку от работников тамошних офисов.
Сейчас я лечу в самолёте и пытаюсь переварить то, что было со мной за эти две недели. Когда я слышу русскую речь, я напрягаю слух - мне по инерции кажется, что я не могу различить всё, что люди говорят.
В Париже я падала во взрослую жизнь с космической скоростью (как сейчас, находясь где-то над Германией, начинаю погружаться в Москву).
Иногда я ощущала огромную пустоту в голове - так, наверное, мой мозг справлялся с количеством увиденного и пережитого. Я увидела, как существует город на всех уровнях жизни - от поведения автомобистов до архитектурного ландшафта, от типов интонаций до способов вечернего времяпрепровождения и мнения о Саркози и Олланде. Когда-нибудь я пойму, что там многое было не так и не то, но сегодня в Париже меня парализовало ощущение счастья - и от этого было больно.
Перед поездкой мне на удивление не очень хотелось ехать. До этого я две недели прожила в палатке, в более "естественных" условиях, где каждый день были необходимы какие-то физические усилия. Город же - это набор символов.Мне не нужно было принимать особенных усилий, нужно было только ориентироваться в этой знаковой системе. На протяжении всего путешествия мне казалось, что это - игра. Но игра с двойным, тройным дном - никогда не знаешь, когда она обернётся реальностью и заденет тебя, когда телефонный разговор соседа в метро перестанет быть набором звуков и превратится в вербальную цепь - но вместе с тем потеряет часть своего очарования.
Париж иногда напоминал про Россию: 17го числа в Центре Помпиду проходя мимо доведённых до невероятной эстетической аккуратности полотнами, я услышала зазывающие крики - это был целый зал, посвящённый Олегу Кулику и двум его акциям 90-х - человеку-собаке и человеку-птице. Заявление Кулика выглядело очень прямым (и этим - грубым) на фоне остальных экспонатов музея, но имело абсолютные права на своё появление. Вечером в тот же день, зайдя в Интернет, я узнала про сумасшествие с приговором Pussy Riot...
Россия - может быть, страна с более агрессивной культурой, но вместе с тем и в каком-то смысле более сырой, живой. Париж - очень рафинированный, отобранный город, или, скорее, мой опыт там был таким.
"Poussé à un tel degré de perfectionnisme, l'esthétisme est une maladie. Je ne tiens pas à m'en guérir. C'est totalement incontrôlable. C'est même devenu un rituel".
"Доведённый до такой степени перфекционизма, эстетизм становится болезнью. Я не считаю необходимым лечиться от него. Это абсолютно не поддаётся контролю. Это даже стало ритуалом". (мой корявый перевод)
Для меня эта цитата Сержа Генсбура характеризует Париж и это августовское путешествие 2012го года.