Звёздные тропинки
У рюмочной «Звёздная» и «Красное и белое» общий вестибюль. Налево первое, направо второе. В вестибюле и на улице почти всегда находились вневозрастные люди с красными лицами и бесконечно продлённым, тягучим временем. Разрывая эти переброженные пласты, зажмурившись всем своим телом, можно проникнуть внутрь рюмочной с подвешенным муляжом космонавта в скафандре и пивной кружкой в руке. На стекле шлема, с обратной стороны была приклеена фотография Юрия Гагарина. Вот ты, зажмурившись, проник в это вечно оплывающее помещение. И зачем? Ну, по крайней мере, можно толкнуть муляж Гагарина, и он долго будет качаться в этих сумерках бытия. Многие посетители так и делали, так, что Юра почти не останавливался. Но зашедший, в этот раз, бородатый мужчина в красной кепке даже не посмотрел в его сторону. В баре было двое невзрачных обитателей. Он резко направился к барному прилавку. Получив стопочку красного с шпротным бутербродом, отходя и намечая место что бы присесть, задел локтём стоящую у самого края столика, пустую бутылку портвейна «Агдам». Раритет упал, лопнув с треском наискось. «Так, глядеть надо глазами вперёд, а не жопой назад!» - раздалось из-за барной перегородки. Женщина оперативно ринулась в сторону совка с веником; бородатый посетитель медленно посмотрел на разбитую бутылку, - из неё вывалился бумажный свёрток, плотно испещренный неровным почерком. Мужчина поднимает свёрток, слегка, но как-то демонстративно покачав им в воздухе, словно привлекая в свидетели окружающих, расправляет его, присаживается и бесцеремонно, немного сиплым, но приятным голосом начинает читать. «Мы, Лука и Никита - отважные ходоки, окраинные блуждатели, ловцы затерянных видов на исхоженных городских тропах. Извилистыми путями пристально вглядываемся в окружающее, записываем, анализируем, изучаем… Мы неторопливо шли с дачных окраин в сторону каменных дворов, поражаясь разнообразию мельчайших деталей растительных форм, обволакивающих кирпичные и металлические крупные предметы. Руководствуясь потоками ветра, как космическими течениями, неслись через городские ландшафты, с хитроустроенным визуальным рядом, таящим множество интересных деталей и элементов. Особенно удивили ржавые гаражи, покрытые причудливой смесью таинственных надписей и красочных рисунков, повергших нас в смущение. Внезапно появившееся из-за молочной облачности солнце выхватило плотный, ветвистый куст, - эдакий зелёный рунический взрыв с внедрёнными вовнутрь световыми пятнами. Секунда и эти пятна усеяли всё вокруг, они так шевелились под ногами, что я невольно скомандовал: «Стоп-машина!»
- Однозначно, это наркуши; древенские торчки приехали покататься на лифте. Я охреневаю, - как всех по-разному колотит. Стёпка тогда на фонарь полез, а эти о солнечные пятна спотыкаются, - двое изначальных посетителей бара уже сидели рядом с чтецом.
- Тише! Давай дальше читай.
...Погружаясь по узкой тропинке в малахитовую глыбь кустов, разрезая воздуха таинственные, но смрадные, и предчувствуя выход в пространства дальних видов с классическим раскладом на планы, смягчённые воздушной перспективой, мы вскоре были вознаграждены явленным видом, - ложноклассический, сдержанный колорит ландшафта, оснащённого бесконечно далеко уходящим лабиринтом гаражных крыш со сбивчатым частоколом труб. И главной жемчужиной этого вида была, невесть откуда взявшаяся, украшенная скромным, но выразительным декором, водонапорная башня…
- Бля, ну у этих чепушил реально башню сорвало. Чего только не бывает, - вставил новоподошедший слушатель со вмятым носом.
...Вперясь в калейдоскопическую акробатику хрупких ожиданий, мы несколько секунд колебались, но нахлынувший воздушный поток толкнул нас вперёд, прямо на крышу гаражей, тем более чарующая вертикаль красивой башни таила в себе какое-то многозначное обещание. «Полный вперёд!» - прокричал я; мы буквально вбежали на прогудроненные крыши гаражей, одновременно почувствовав обильные восходящие потоки; они раскачивали наше терпение и нас самих. Солнце снова показалось; что-то заблестело и снова исчезло. Это летела паутинка. Сколько же у неё колыхающихся ответвлений! Как живые шевелятся. Паутинка приближалась всё ближе и ближе; её неотступная магия вынудила, не сговариваясь ухватиться за её волокна, что плавно оторвали нас от поверхности крыш. И хотя ветер сносил её в сторону от водонапорной башни, мы были несказанно рады свободному, тягучему парению над этим загадочным городом.
- Я не могу это слушать! Это даже уже не белочка!!!
- Может это инопланетяне к нам причухались? Из прекрасного далёко.
Бар уже существенно наполнился; слушателей тоже прибавилось
- Кто эту бутылку оставил? - хрипящим голосом обратился к баристе мужчина с опухшим, вытянутым лицом цвета бедра испуганной нимфы.
- Кто, кто! Много вас тут шлындает! Всех что ль помнить должна?
…Но неожиданно ветер усилился и стал дуть в направлении, ведущем в другую сторону от водонапорной башни. Воздушные потоки неслись какими-то скачками, нас немыслимо трясло, от минутного блаженства парения ничего не осталось, зато грозные тревоги подтвердились приближающимися массивными кронами иссохших тополей, под которыми притулилась трансформаторная подстанция из потрескавшегося красного кирпича. Мы летели сквозь эти хлёсткие тополиные веники, как караси сквозь драную сеть, - шмякнувшись в кусты, опомнившись и перекрестившись, не сговариваясь, заголосили трубными голосами акафист Чудотворцу Николаю: «Озбранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов, миру всему источаяй многоценное милости миро …» - Однако некое яркое и аляповатое пятно у трансформаторной подстанции рассеяло наш пыл и привлекло внимание. Рядом с исцарапанной металлической дверью с размашистой надписью «ШМИНДЯЙ - ЛОХ!»…
- «Шминдяй - лох», это ведь на Зубкова, где дачи начинаются! Да! Там эта постанция кирпичная, закладки там вечно роют! - откликнулся мужичок с большими ушами и оттёком под глазом.
- Тихо! Продолжай, - осадил его сосед
…стояла высокая женщина, как-то хаотично одетая, на пёструю рубаху была напялена безрукавка, длинная юбка почти скрывала массивные сапоги. Она сделала шаг в нашу сторону и как-то странно чмокнула губами. Её красное лицо толстой цыганки с волосами, заправленными в пучок, не предвещало ничего хорошего. «Хочу вот этих двоих креветок сразу…» - казалось, её губы чуть шевельнулись, но я чётко услышал эту фразу, и, судя по тому, как дёрнулся мой спутник, он услышал тоже. Нас стало кренить, толи от ветра, толи от какой-то дикой тревоги. Стоит заметить, что я достаточно ловко приноровился на ходу вести наш дневник. Даже сейчас, вот эти строки я пишу дрожащей, но уверенной рукой, что подобно бортовому самописцу быстро и механически фиксирует происходящее… Резкий шквал ветра… Женщина начинает как-то хаотично вращать глазами и хохотать. Её юбку дёргает так, словно под ней расположена тепловая пушка, работающая на всасывание… нас кидает из стороны в сторону… SOS! SOS! Не могу писать дальше…»
- Всё, рукопись обрывается, - подытожил бородатый в красной кепке. Не сговариваясь, многие вскочили на ноги.
- Так, пропали поросятки… Со мной тоже так было… чудом уполз.
- Полный кердык-мамай.
- С концами теперь…
- Так… на Зубкова говоришь. До того места отседова минут десять бодрым, извилистым скоком.
- Надо спасать чепушил деревенских.
- Спасать, спасать! А сам не боишься яички подморозить?
Но тут на передний план вызволился рыжеватый мужичок в истрёпанной клетчатой рубаке; он как-то не соответственно собственному росту рыкнул и протрубил:
- Яички на Николу бойтесь подморозить, а теперича у нас пока лишь Казанская на носу! Что трепаться? Выручать братишек пора, - и неровными, но быстрыми шагами ломанулся к выходу. Несколько секунд стояла полная тишина, затем сорвался большеухий с подтёком, за ним кинулся мужик с вмятым носом. Один за одним обитатели закусочной покидали помещение и с отдышкой, покачиваясь бежали в сторону краснокирпичной трансформаторной подстанции с надпись «ШМИНДЯЙ - ЛОХ!»
А на улице стоял туманный ноябрь; и бабушки с детьми долго провожали взглядами группу неуклюже бегущих, тяжело дышащих мужчин, смутно осознающих цель своего забега, но не теряющих при этом какого-то задушевного остервенения и надежды на чудо.
- Однозначно, это наркуши; древенские торчки приехали покататься на лифте. Я охреневаю, - как всех по-разному колотит. Стёпка тогда на фонарь полез, а эти о солнечные пятна спотыкаются, - двое изначальных посетителей бара уже сидели рядом с чтецом.
- Тише! Давай дальше читай.
...Погружаясь по узкой тропинке в малахитовую глыбь кустов, разрезая воздуха таинственные, но смрадные, и предчувствуя выход в пространства дальних видов с классическим раскладом на планы, смягчённые воздушной перспективой, мы вскоре были вознаграждены явленным видом, - ложноклассический, сдержанный колорит ландшафта, оснащённого бесконечно далеко уходящим лабиринтом гаражных крыш со сбивчатым частоколом труб. И главной жемчужиной этого вида была, невесть откуда взявшаяся, украшенная скромным, но выразительным декором, водонапорная башня…
- Бля, ну у этих чепушил реально башню сорвало. Чего только не бывает, - вставил новоподошедший слушатель со вмятым носом.
...Вперясь в калейдоскопическую акробатику хрупких ожиданий, мы несколько секунд колебались, но нахлынувший воздушный поток толкнул нас вперёд, прямо на крышу гаражей, тем более чарующая вертикаль красивой башни таила в себе какое-то многозначное обещание. «Полный вперёд!» - прокричал я; мы буквально вбежали на прогудроненные крыши гаражей, одновременно почувствовав обильные восходящие потоки; они раскачивали наше терпение и нас самих. Солнце снова показалось; что-то заблестело и снова исчезло. Это летела паутинка. Сколько же у неё колыхающихся ответвлений! Как живые шевелятся. Паутинка приближалась всё ближе и ближе; её неотступная магия вынудила, не сговариваясь ухватиться за её волокна, что плавно оторвали нас от поверхности крыш. И хотя ветер сносил её в сторону от водонапорной башни, мы были несказанно рады свободному, тягучему парению над этим загадочным городом.
- Я не могу это слушать! Это даже уже не белочка!!!
- Может это инопланетяне к нам причухались? Из прекрасного далёко.
Бар уже существенно наполнился; слушателей тоже прибавилось
- Кто эту бутылку оставил? - хрипящим голосом обратился к баристе мужчина с опухшим, вытянутым лицом цвета бедра испуганной нимфы.
- Кто, кто! Много вас тут шлындает! Всех что ль помнить должна?
…Но неожиданно ветер усилился и стал дуть в направлении, ведущем в другую сторону от водонапорной башни. Воздушные потоки неслись какими-то скачками, нас немыслимо трясло, от минутного блаженства парения ничего не осталось, зато грозные тревоги подтвердились приближающимися массивными кронами иссохших тополей, под которыми притулилась трансформаторная подстанция из потрескавшегося красного кирпича. Мы летели сквозь эти хлёсткие тополиные веники, как караси сквозь драную сеть, - шмякнувшись в кусты, опомнившись и перекрестившись, не сговариваясь, заголосили трубными голосами акафист Чудотворцу Николаю: «Озбранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов, миру всему источаяй многоценное милости миро …» - Однако некое яркое и аляповатое пятно у трансформаторной подстанции рассеяло наш пыл и привлекло внимание. Рядом с исцарапанной металлической дверью с размашистой надписью «ШМИНДЯЙ - ЛОХ!»…
- «Шминдяй - лох», это ведь на Зубкова, где дачи начинаются! Да! Там эта постанция кирпичная, закладки там вечно роют! - откликнулся мужичок с большими ушами и оттёком под глазом.
- Тихо! Продолжай, - осадил его сосед
…стояла высокая женщина, как-то хаотично одетая, на пёструю рубаху была напялена безрукавка, длинная юбка почти скрывала массивные сапоги. Она сделала шаг в нашу сторону и как-то странно чмокнула губами. Её красное лицо толстой цыганки с волосами, заправленными в пучок, не предвещало ничего хорошего. «Хочу вот этих двоих креветок сразу…» - казалось, её губы чуть шевельнулись, но я чётко услышал эту фразу, и, судя по тому, как дёрнулся мой спутник, он услышал тоже. Нас стало кренить, толи от ветра, толи от какой-то дикой тревоги. Стоит заметить, что я достаточно ловко приноровился на ходу вести наш дневник. Даже сейчас, вот эти строки я пишу дрожащей, но уверенной рукой, что подобно бортовому самописцу быстро и механически фиксирует происходящее… Резкий шквал ветра… Женщина начинает как-то хаотично вращать глазами и хохотать. Её юбку дёргает так, словно под ней расположена тепловая пушка, работающая на всасывание… нас кидает из стороны в сторону… SOS! SOS! Не могу писать дальше…»
- Всё, рукопись обрывается, - подытожил бородатый в красной кепке. Не сговариваясь, многие вскочили на ноги.
- Так, пропали поросятки… Со мной тоже так было… чудом уполз.
- Полный кердык-мамай.
- С концами теперь…
- Так… на Зубкова говоришь. До того места отседова минут десять бодрым, извилистым скоком.
- Надо спасать чепушил деревенских.
- Спасать, спасать! А сам не боишься яички подморозить?
Но тут на передний план вызволился рыжеватый мужичок в истрёпанной клетчатой рубаке; он как-то не соответственно собственному росту рыкнул и протрубил:
- Яички на Николу бойтесь подморозить, а теперича у нас пока лишь Казанская на носу! Что трепаться? Выручать братишек пора, - и неровными, но быстрыми шагами ломанулся к выходу. Несколько секунд стояла полная тишина, затем сорвался большеухий с подтёком, за ним кинулся мужик с вмятым носом. Один за одним обитатели закусочной покидали помещение и с отдышкой, покачиваясь бежали в сторону краснокирпичной трансформаторной подстанции с надпись «ШМИНДЯЙ - ЛОХ!»
А на улице стоял туманный ноябрь; и бабушки с детьми долго провожали взглядами группу неуклюже бегущих, тяжело дышащих мужчин, смутно осознающих цель своего забега, но не теряющих при этом какого-то задушевного остервенения и надежды на чудо.