Об особенностях национального перевода и греках-демотах
Может быть, я достала вас "Александрийским квартетом", тогда просто не читайте то, что будет под этим тегом. Я хочу разобраться, хочу понять. Мы с Лешкой читаем эту книгу уже несколько лет, обсуждаем, находим что-то новое. Она вполне достойна книги в два раза толще, чем она сама, с комментариями. Сегодня я буду просто ругаться на перевод, ну и так, мысли напишу, свои и Лешкины. Для справедливости скажу, что я читала Квартет именно в переводе, получила массу удовольствия, но, начав читать его на английском, запнулась на первой же странице.
"Как рассказать о нем - о нашем Городе? Что скрыто в слове "Александрия"? Вспышка - и крохотный киноглаз там, внутри, высвечивает тысячу мучимых пылью улиц. Мухи и нищие царствуют там сегодня - и те, кто в состянии с ними ужиться.
Пять рас, пять языков, дюжина помесей, военные корабли под пятью разноцветными флагами рассекают свои маслянистые отражения у входа в гавань. но здесь более пяти полов, и, кажется, только греки-демоты умеют их различать. Обилие и разнообразие питательных соков для секса, возможностей, которые всегда под рукой, ошеломляет. Никогда вам не ошибиться, приняв эти места за счастливые. Символические любовники свободного эллинского мира канули в Лету, теперь здесь цветут иные травы, эфирные фигуры, тонко скроенные на манер андрогинов, обращенные на самих себя, на самих себя обреченные. Восток не способен радоваться сладостной анархии тела - ибо он обнажил тело. Я помню, Нессим однажды сказал (мне кажется, он цитировал), что Александрия - это гигантский винный пресс человеческой плоти; те, кто прошел через него, - больные люди, одиночки, пророки, я говорю об искалеченных здесь душах, мужских и женских.
(Перевод "Александрийского квартета" В.Михайлина)"
То, что хотел сказать Л.Даррелл:
Capitally, what is this city of ours? What is resumed in the word Alexandria? In a flash my mind's eye shows me a thousand dust-tormented streets. Flies and beggars own in today - and those who enjoy an intermediate existence between either.
Five race, five languages, a dozen creeds: five fleets turning through their greasy reflections behind the harbour bar. But there are more than five sexes and only demotic Greek seems to distinguish among them. The sexual provender which lies to hand is staggering in its variety and profusion. You would never mistake it for a happy place. The symbolic lovers of the free Hellenic world are replaced here by something different, something subtly androgynous, inverted upon itself. The Orient cannot rejoice in the sweet anarchy of the body - for it has outstripped the body. I remember Nessim once saying - I think he was quoting - that Alexandria was the great winepress of love; those who emerged from it were the sick men, the solitaries, the prophets - I mean all who have been deeply wounded in their sex.
Я попробовала перевести.
Самое важное, какой он, наш город? Что заключает в себя слово Александрия? Мгновенно перед мысленным взором встают тысячи мучительно-пыльных улиц. Мухи и нищие властвуют там сегодня, и те, кто наслаждается жизнью среди них.
Пять рас, пять языков, дюжина убеждений: пять флотилий вращающихся сквозь свои сальные (маслянистые) отражения за портовой чертой. (за пределами гавани)
Но здесь больше пяти полов и только простонародный греческий, кажется, может назвать их. Доступная сексуальная пища ошеломляет разнообразием и изобилием. Вы не ошибетесь назвав это место счастливым для нее. Символические любовники свободного (легкого) Элинского мира заменены на что-то другое, на что-то более утонченно-двуполое, погруженное в себя. (вывернутое из себя)
Восток не может наслаждаться сладостной анархией тела - он предвосхищает тело.
Я помню, Нессим однажды говорил - я думаю, он цитировал - что Александрия была великим винным прессом любви, те, кто проходили через него, становились раздосадованными людьми, отшельниками, пророками - я имею в виду всех, кто глубоко ранен сексом. (страстью)
Я понимаю, что я не бог весть какой переводчик, но в первом переводе вообще потерян смысл многих фраз. А ведь этот отрывок - увертюра ко всему роману, где встречаются пять рас, пять языков, религий и полов. Где люди теряются в сексуальных влечениях и предпочтениях, где любовь властвует над политикой, дружбой, предательством, где люди теряются в отношениях, страстях, и где обессиленные и истощенные они вырываются из Города отдохнуть от этой круговерти страсти, а потом опять вернуться, чтобы испытать боль поражений и неменьшую боль побед.
Кстати получается, что у Даррелла вообще нет флотилий, флотов, как таковых, а это образ вероисповеданий, или я неправильно поняла значение двоеточия после creeds:
И опять же про греков-демотов. demotic Greek - это простонародный греческий язык, на который как раз переходила Греция, освобождаясь от тяжелого, устаревшего Древнегреческого языка (как же он называется?). Это язык Кавафиса, язык, на котором разговаривала Мелисса.
про него целая статья в Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Dimotiki
И еще одна огромная статья, которую читает Лешка.
"Как рассказать о нем - о нашем Городе? Что скрыто в слове "Александрия"? Вспышка - и крохотный киноглаз там, внутри, высвечивает тысячу мучимых пылью улиц. Мухи и нищие царствуют там сегодня - и те, кто в состянии с ними ужиться.
Пять рас, пять языков, дюжина помесей, военные корабли под пятью разноцветными флагами рассекают свои маслянистые отражения у входа в гавань. но здесь более пяти полов, и, кажется, только греки-демоты умеют их различать. Обилие и разнообразие питательных соков для секса, возможностей, которые всегда под рукой, ошеломляет. Никогда вам не ошибиться, приняв эти места за счастливые. Символические любовники свободного эллинского мира канули в Лету, теперь здесь цветут иные травы, эфирные фигуры, тонко скроенные на манер андрогинов, обращенные на самих себя, на самих себя обреченные. Восток не способен радоваться сладостной анархии тела - ибо он обнажил тело. Я помню, Нессим однажды сказал (мне кажется, он цитировал), что Александрия - это гигантский винный пресс человеческой плоти; те, кто прошел через него, - больные люди, одиночки, пророки, я говорю об искалеченных здесь душах, мужских и женских.
(Перевод "Александрийского квартета" В.Михайлина)"
То, что хотел сказать Л.Даррелл:
Capitally, what is this city of ours? What is resumed in the word Alexandria? In a flash my mind's eye shows me a thousand dust-tormented streets. Flies and beggars own in today - and those who enjoy an intermediate existence between either.
Five race, five languages, a dozen creeds: five fleets turning through their greasy reflections behind the harbour bar. But there are more than five sexes and only demotic Greek seems to distinguish among them. The sexual provender which lies to hand is staggering in its variety and profusion. You would never mistake it for a happy place. The symbolic lovers of the free Hellenic world are replaced here by something different, something subtly androgynous, inverted upon itself. The Orient cannot rejoice in the sweet anarchy of the body - for it has outstripped the body. I remember Nessim once saying - I think he was quoting - that Alexandria was the great winepress of love; those who emerged from it were the sick men, the solitaries, the prophets - I mean all who have been deeply wounded in their sex.
Я попробовала перевести.
Самое важное, какой он, наш город? Что заключает в себя слово Александрия? Мгновенно перед мысленным взором встают тысячи мучительно-пыльных улиц. Мухи и нищие властвуют там сегодня, и те, кто наслаждается жизнью среди них.
Пять рас, пять языков, дюжина убеждений: пять флотилий вращающихся сквозь свои сальные (маслянистые) отражения за портовой чертой. (за пределами гавани)
Но здесь больше пяти полов и только простонародный греческий, кажется, может назвать их. Доступная сексуальная пища ошеломляет разнообразием и изобилием. Вы не ошибетесь назвав это место счастливым для нее. Символические любовники свободного (легкого) Элинского мира заменены на что-то другое, на что-то более утонченно-двуполое, погруженное в себя. (вывернутое из себя)
Восток не может наслаждаться сладостной анархией тела - он предвосхищает тело.
Я помню, Нессим однажды говорил - я думаю, он цитировал - что Александрия была великим винным прессом любви, те, кто проходили через него, становились раздосадованными людьми, отшельниками, пророками - я имею в виду всех, кто глубоко ранен сексом. (страстью)
Я понимаю, что я не бог весть какой переводчик, но в первом переводе вообще потерян смысл многих фраз. А ведь этот отрывок - увертюра ко всему роману, где встречаются пять рас, пять языков, религий и полов. Где люди теряются в сексуальных влечениях и предпочтениях, где любовь властвует над политикой, дружбой, предательством, где люди теряются в отношениях, страстях, и где обессиленные и истощенные они вырываются из Города отдохнуть от этой круговерти страсти, а потом опять вернуться, чтобы испытать боль поражений и неменьшую боль побед.
Кстати получается, что у Даррелла вообще нет флотилий, флотов, как таковых, а это образ вероисповеданий, или я неправильно поняла значение двоеточия после creeds:
И опять же про греков-демотов. demotic Greek - это простонародный греческий язык, на который как раз переходила Греция, освобождаясь от тяжелого, устаревшего Древнегреческого языка (как же он называется?). Это язык Кавафиса, язык, на котором разговаривала Мелисса.
про него целая статья в Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Dimotiki
И еще одна огромная статья, которую читает Лешка.