Это не Ибсен: «Пер Гюнт» в театре имени Вахтангова
В московский театр ходить непросто, как по минному полю. Никогда точно не знаешь, что увидишь.
В детстве в музыкальной школе я услышала историю Пера Гюнта, завораживающую своими мотивами любви, мистики, поисков, открытия мира. И вот недавно я посмотрела постановку "Пера Гюнта" в театре имени Евгения Вахтангова.
Что ждет зритель от «Пера Гюнта» и что он знает об этой пьесе Генрика Ибсена? Сюжет: молодой норвежский крестьянин Пер Гюнт уходит из дома, чтобы увидеть мир. Встречает троллей. Путешествует, добираясь до Египта. А дома в Норвегии его всю жизнь ждет Сольвейг, и к ней он уже в старости возвращается. Ну а главным образом знают великолепную сюиту Грига, к этому спектаклю написанную, но ставшую куда популярнее первоисточника. А режиссер-постановщик Юрий Бутусов принял сложное решение - перекроить Ибсена, сделать из его пьесы, и без того «выходящей за пределы разумного», по словам самого режиссера, фантасмагорию на грани сна и яви.
Первое, что бросается не в глаза, а в уши - музыка. Грига там нет, почти. Как пишет программка, «в спектакле звучат песни на французском, английском, немецком, русском, норвежском и лапландском языках». Из всей сюиты в спектакле осталась лишь «Песня Сольвейг». Она звучит дважды - когда Пер покидает Норвегию, Сольвейг поет ее в таком разухабистом кабацком-шансонном стиле, что только по тексту песня и опознается. И лишь когда старый седой Пер возвращается домой, эта песня звучит так, как должна - нежным хрупким напевом.
А когда в сцене Рондских гор зритель ждет, что сейчас тролли начнут свою пляску под гипнотическую «В пещере Горного Короля», ускоряя поступь и сжимая кольцо вокруг Пера, тролли пляшут под Rammstein. Но текст и дух тролльской инициации сохранены.
Тролли задают Перу вопрос: «Быть собой или быть собой довольным?» И Пер всю жизнь, во всех своих странствиях, ищет ответ на этот вопрос.
И Пер имеет возможность его искать. Он смотрит за горизонт, он выходит за границы своего хутора - и имеет возможность за них выйти. Бедный крестьянин Пер, тем не менее, умеет читать, знает древние легенды, по ходу сюжета становится в том числе и преуспевающим дельцом. Для сравнения - в России во времена Пера Гюнта было крепостное право. Сюжет про путешествие русского крестьянина за границу у нас, в принципе, тоже есть - «Левша» Лескова. Стоит ли объяснять, в чем разница между этими двумя произведениями? И почему авангардистский современный спектакль по «Перу Гюнту» возможен, а по «Левше» - нет?
Впрочем, у Пера своя трагедия. Мечтательный мальчишка, с самого детства знавший, что за пределами родного дома лежит огромный мир, всю жизнь бродит неприкаянным, находя и теряя. Обольстительная Анитра в знойном Египте лишь смеется на постаревшим Пером. Корону, которой он грезил, Пер получает от безумцев в сумасшедшем доме. А на родине Пера ждет зловещий Пуговичник, который считает Пера недостойным бессмертной души: Пер примерил столько личин и ролей, а был ли он хоть когда-то самим собой? Или предпочел быть самим собой довольным? И этот ибсеновский мотив сохранен.
Но к финалу спектакль все больше отходит от Ибсена и все больше в нем становится режиссерских решений на злобу дня. Сюжет прерывается отрывком из пьесы Клауса Кински «Иисус Христос Спаситель» 1968 года: одиночные пикеты за Христа, где Христос - противоположность официальной церкви. Еще в одной сцене на заднем фоне идет нарезка видеохроники - сначала Сталин, потом Джон Леннон, потом Геббельс. И показана смерть каждого из них. Что имел в виду режиссер? Это символы власти над умами - в разных формах (да, и в такой, как у Джона Леннона, тоже), но всегда власти? А человек должен быть свободен, должен иметь право искать, право на собственные решения?
В итоге, режиссер использовал пьесу Ибсена для художественного и политического самовыражения. И получился «Пер Гюнт», полностью отрезанный от национально-временных привязок. Это не Норвегия и это не Ибсен. И это нужно понимать, решая, смотреть ли спектакль.
Постановка может разочаровать приверженцев классического театра, именно что на Ибсена и Грига настроенных. Сам текст Ибсена будет очень сильно перекроен и урезан. Того, ради чего они пришли - национального колорита, сказки, притчевости - не будет. Будет другой художественный мир - очень холодный и неуютный, хотя и по-своему магический.
А вот те, кто любит театральные эксперименты, новые прочтения классики, сложные режиссерские решения, злободневность, могут оценить прекрасную игру актеров, мизансцены, саму механику спектакля, «сделанного» просто блестяще.
В детстве в музыкальной школе я услышала историю Пера Гюнта, завораживающую своими мотивами любви, мистики, поисков, открытия мира. И вот недавно я посмотрела постановку "Пера Гюнта" в театре имени Евгения Вахтангова.
Что ждет зритель от «Пера Гюнта» и что он знает об этой пьесе Генрика Ибсена? Сюжет: молодой норвежский крестьянин Пер Гюнт уходит из дома, чтобы увидеть мир. Встречает троллей. Путешествует, добираясь до Египта. А дома в Норвегии его всю жизнь ждет Сольвейг, и к ней он уже в старости возвращается. Ну а главным образом знают великолепную сюиту Грига, к этому спектаклю написанную, но ставшую куда популярнее первоисточника. А режиссер-постановщик Юрий Бутусов принял сложное решение - перекроить Ибсена, сделать из его пьесы, и без того «выходящей за пределы разумного», по словам самого режиссера, фантасмагорию на грани сна и яви.
Первое, что бросается не в глаза, а в уши - музыка. Грига там нет, почти. Как пишет программка, «в спектакле звучат песни на французском, английском, немецком, русском, норвежском и лапландском языках». Из всей сюиты в спектакле осталась лишь «Песня Сольвейг». Она звучит дважды - когда Пер покидает Норвегию, Сольвейг поет ее в таком разухабистом кабацком-шансонном стиле, что только по тексту песня и опознается. И лишь когда старый седой Пер возвращается домой, эта песня звучит так, как должна - нежным хрупким напевом.
А когда в сцене Рондских гор зритель ждет, что сейчас тролли начнут свою пляску под гипнотическую «В пещере Горного Короля», ускоряя поступь и сжимая кольцо вокруг Пера, тролли пляшут под Rammstein. Но текст и дух тролльской инициации сохранены.
Тролли задают Перу вопрос: «Быть собой или быть собой довольным?» И Пер всю жизнь, во всех своих странствиях, ищет ответ на этот вопрос.
И Пер имеет возможность его искать. Он смотрит за горизонт, он выходит за границы своего хутора - и имеет возможность за них выйти. Бедный крестьянин Пер, тем не менее, умеет читать, знает древние легенды, по ходу сюжета становится в том числе и преуспевающим дельцом. Для сравнения - в России во времена Пера Гюнта было крепостное право. Сюжет про путешествие русского крестьянина за границу у нас, в принципе, тоже есть - «Левша» Лескова. Стоит ли объяснять, в чем разница между этими двумя произведениями? И почему авангардистский современный спектакль по «Перу Гюнту» возможен, а по «Левше» - нет?
Впрочем, у Пера своя трагедия. Мечтательный мальчишка, с самого детства знавший, что за пределами родного дома лежит огромный мир, всю жизнь бродит неприкаянным, находя и теряя. Обольстительная Анитра в знойном Египте лишь смеется на постаревшим Пером. Корону, которой он грезил, Пер получает от безумцев в сумасшедшем доме. А на родине Пера ждет зловещий Пуговичник, который считает Пера недостойным бессмертной души: Пер примерил столько личин и ролей, а был ли он хоть когда-то самим собой? Или предпочел быть самим собой довольным? И этот ибсеновский мотив сохранен.
Но к финалу спектакль все больше отходит от Ибсена и все больше в нем становится режиссерских решений на злобу дня. Сюжет прерывается отрывком из пьесы Клауса Кински «Иисус Христос Спаситель» 1968 года: одиночные пикеты за Христа, где Христос - противоположность официальной церкви. Еще в одной сцене на заднем фоне идет нарезка видеохроники - сначала Сталин, потом Джон Леннон, потом Геббельс. И показана смерть каждого из них. Что имел в виду режиссер? Это символы власти над умами - в разных формах (да, и в такой, как у Джона Леннона, тоже), но всегда власти? А человек должен быть свободен, должен иметь право искать, право на собственные решения?
В итоге, режиссер использовал пьесу Ибсена для художественного и политического самовыражения. И получился «Пер Гюнт», полностью отрезанный от национально-временных привязок. Это не Норвегия и это не Ибсен. И это нужно понимать, решая, смотреть ли спектакль.
Постановка может разочаровать приверженцев классического театра, именно что на Ибсена и Грига настроенных. Сам текст Ибсена будет очень сильно перекроен и урезан. Того, ради чего они пришли - национального колорита, сказки, притчевости - не будет. Будет другой художественный мир - очень холодный и неуютный, хотя и по-своему магический.
А вот те, кто любит театральные эксперименты, новые прочтения классики, сложные режиссерские решения, злободневность, могут оценить прекрасную игру актеров, мизансцены, саму механику спектакля, «сделанного» просто блестяще.