К ПОПОЛНЕНИЮ КОРПУСА РУССКОЙ ЛАГЕРНОЙ ПОЭЗИИ

Nov 17, 2016 21:17

      Как и всякому собирателю, время от времени мне приходится покупать книги и рукописи, не слишком мне нужные: иногда - чтобы не разъединять единый архивный комплекс, но бывает - и по более экзотическим причинам: например, когда я уверен, что после моего визита все бумаги, от которых я отказался, немедленно будут отправлены на помойку владельцем, разочаровавшимся в их коммерческом потенциале. При подобных обстоятельствах некоторое время назад мне попал в руки любопытный документ - альбом, составлявшийся в одном из женских исправительно-трудовых лагерей или поселений Коми в середине 1950-х годов. Функционал его, кажется, был сродни «дембельскому альбому»: в нем соседствуют благожелательные императивы, записи адресов, уютные картинки и т.п.; основное же его содержание - стихи и песни, записанные разными почерками. Состав этих текстов до крайности эклектичен - в основном это жестокие романсы (имеющие, кстати сказать, хождение и по сей день), многочисленный Есенин, подлинный и мнимый (любопытно было бы проследить пути трансформации его текстов, становящихся фольклором - впрочем, думаю, что работы такие ведутся), жалостливые песни - и тому подобное, чего, собственно, и следует ожидать в схожих обстоятельствах времени и места. Вкладчики альбома писали, как правило, со значительными орфографическими ошибками, которые, конечно, не вредят живому чувству.
      Благодаря особенностям цифрового века, атрибутировать большую часть включенных в альбом текстов не составляет никакого труда: почти все они есть в интернете, представляющем собой большое коллективное бессознательное нескольких последовательных поколений. Открывается он поэмой «Медальон» («С тех пор, мой друг, прошли года…»), далее следует романс «Нинон» («В кабаре «Шенуер» на Монмартре…») - в оригинале кабаре, естественно, называлось «Chat noire», а сам романс впервые был исполнен во второй половине 1910-х годов - и страшно вообразить, какой путь ему довелось проделать между столичным кабаре и лагпунктом Инты 1956-го года. Далее следует неразысканный в других источниках романс («Я помню ту старую деревню…»). Следом идет «Танго» («Отчего я сам не знаю…»), представленное в сети единожды - но в удивительном контексте: в лагерных мемуарах А. Мирека, где описывается встреча в бутырской тюрьме с его автором. Потом - известная и популярная до наших дней «Малышка» («Малышка спит, колышет ветер шторы…») - ну и так далее, альбом довольно объемистый, причем после того, как имеющиеся в нем от природы листы исчерпались, дополнительные тексты вкладывались между страниц.
      Среди последних мое внимание остановило довольно длинное стихотворение, имеющее предметом (в отличие от большинства окружающих его текстов) недавнюю историю и современность. Науке оно, кажется, неизвестно; автор (как и в большинстве смежных случаев) на рукописи не указан. Удивительно оно тем, что анонимный рапсод, его сложивший, явно принадлежал к социальному слою, бедному на стихи, а уж тем более на гражданскую лирику: вероятно, такой текст мог бы сочинить Иван Денисович Шухов, если бы вдруг испытал охоту рифмовать. Это сугубо редкий пример поэтической рефлексии представителя класса, в наименьшей степени бывшего бенефициарием 1917-го и последующих годов и интересен он, конечно, не художественными достоинствами (которые невелики), а ракурсом взгляда зернышка на жернова. Помещаю его здесь в нередактированном виде.

ВИНОВАТЫЙ

Без чувств - без сожаленья,
Без веры к власти и в народ,
Вы увлекали в заблужденье.
Вам это даром не пройдет,

Вам эти строки все расскажут
Про боль и тягостную весть,
Таких страданий, мук и горя,
Вам всех друзья не перечесть.

Описать всего я не сумею,
Но частично здесь я опишу,
Да, в одном конечно сожалею,
Что в неволе я это пишу.

1 глава.

Виноватый работает в поле,
Виноватый - стоит у станка.
Виноватый - воюет на фронте,
Виноватого ждут лагеря.

Лагеря и тюрьма вам не новость.
И попасть каждый может туда.
За грабеж, воровство и растрату,
За разврат и крутые слова.

Здесь страдает таких не так много,
Расскажу, кто за что, как попал.
Кто детей потерял за свободу,
Виноватым опять он же стал.

Приведу вам пример один яркий
Кто не слышал, он тоже поймет
А кто с целью закон нарушает,
Тот когда-нибудь сам попадет.

Глава 2.

Вам напомню 30-е годы.
И работу в стране Г. П. У.
Сразу видны вам будут невзгоды,
Как закон изгибали в дугу.

Вот машина подходит к Торксину <так>,
С нее выходит агент Г. П. У.
Он сегодня ограбил насильно
Двух дьячков и попову жену.

Ограбление делалось гладким
Нарком внутренних дел защищал,
И своим положением гадким,
Он преступную цель совершал.

Вот другой вам пример очень легкий,
Я под этой главой приведу.
Как несчастный стоял беспризорник
Пред растратчиком и Г. П. У.

Это было напротив Торгсина,
В гастрономе тот случай видал.
Один ловко одетый мужчина
Во всю глотку чего-то кричал.

Пред толпою стоял малолетний,
Детский образ его был не смел.
А на крики и бранные сплетни
Тот агент Г. П. У. подоспел.

В чем тут дело спросил представитель,
Что за шум и какая беда
Сразу все пояснил обвинитель,
Как поймал он в кармане вора.

Кто не знает то время разлуки
Когда мать и отец и сестра,
За народные общие муки
Оставляли детей навсегда.

Мальчик рос по притонам разврата,
Вдруг настала другая пора,
Был указ, воспитать детей надо
Но случилась такая беда.

Воспитал их закон правосудья,
Дом тюрьмою назвали ему,
Вот и мой виноватый зла-судья
Попадает конечно в тюрьму.

Разве это в Указе писали
Что услышим от этих вот двух,
Вы послушайте что предлагали
Обвинитель и темных дел друг.

Развелось их в России не мало.
Потерпевший сказал Г. П. У.
Убивать бы на месте их надо.
Его друг подтверждает ему.

Здесь закон запрещает - понятно!
В лагерях это будет подстать,
Собирайся несчастный на Север,
Больше русской земли не видать,

Осудили на год мальчугана,
Удалось и на Север сослать.
Ну а там по таежным законам,
Что случилось, тот должен понять.

Глава 3.

Два мужчины фамилии коих…
Вы в газетах могли прочитать,
За растрату задержаны оба,
Но их суд мог тогда оправдать.

В обвинение им записали
Тридцать тысяч растраченных ссуд.
А за третью долю растраты.
Областной оправдает их суд.

Глава 4.

Я не скрою враги проникали
В аппарат руководства страны.
И указы они составляли,
Произволы творили они.

Вспоминаю тридцатые годы,
Как применен был строгий указ.
По указу судили рабочих,
По указу судили крестьян.

За сноп ржи из колхозного поля,
Десять лет получали сполна,
А за то что сто тонн сдал на лево,
Под судом мог не быть никогда.

Глава 5.

Сердцу больно, как вспомню друзья,
В лагерях что творилось в те годы.
Сколько душ загубили там зря
Под диктовку Наркома - Ягоды.

Вдруг раскрыли враждебную группу,
Правый, левый уклон стороны.
Разогнали народную скуку
И Ежову отдали ключи.

Но не смог он к народному сердцу,
Ключ коварный любви подобрать.
Но зато подобрал рукавицы
Их Ежовыми будем мы звать.

Но не долго пробыл он Наркомом.
Зато много он зла совершил.
И как видно народным законом,
Подтолкнули, он вниз покатил.

Вот избрали наркомом любимца,
И соратника русских властей.
Перепортил он русские лица
И создал с них десятки мастей.

Я описывать это не буду
Здесь скрывается злая беда,
Это знают теперь уж повсюду
Что случилось, где и когда.

Глава 6.

Вперед, вперед мой виноватый,
Вперед раскрой нам корень зла,
И расскажи, кто чем занятый
Был в эти жаркие года.

Хладнокровно и честно в начале,
Он народ посослал в лагеря
Сотни тысяч загнал он в могилу,
Сотни тысяч заставил страдать.

Разве знало правительство наше,
Что разведкой заброшен был он.
Что под гнетом и замыслом вражьим,
Создавал в лагерях произвол.

А тут случай, напал вероломно,
Враг на нашу родную страну.
Враг внутри вел себя очень скромно,
Чтоб посеять в народ вражду.

Глава 7.

Как и кем создавались указы,
Это все вам сейчас не понять.
Кому год по закону давали,
Тот теперь получал двадцать пять.

Весь Советский кодекс был нарушен,
Поглотил его страшный указ,
И пошли эшелоны на Север,
На Восток, на Урал и в Кузбас.

В лагерях офицер говорит,
Вот зачем вас сюда к нам пригнали,
Вы здесь будете лес нам пилить,
Но закон здесь другой, чтоб вы знали.

А закон? мы вопросы ему задавали,
Мы стремились, хотели узнать,
И с насмешкой они говорили.
Слишком много не надо вам знать.

Здесь законом тайга, прокурором медведь,
Вы ведь этого раньше не знали,
А кто жалобы пишет, того уже нет,
Кто в тюрьме, а кого расстреляли.

В лагерях он посеял вражду,
Брат на брата с ножом шли вслепую,
Описать я ее не смогу
До сих пор эту рану больную.

Глава 8.

А теперь расскажу вам про вашу жену,
Расскажу про сестру дорогую.
И про дочь, и про мать не могу я скрывать
Про их тяжкую долю и злую.

Когда в лагерь она попадает,
Человеческий образ теряет,
И теряет супружеский путь,
Ковырялками здесь их зовут.

Этот ужас царит там везде,
И с мужчинами это бывает
Они парами спят как с женой,
Да чего только здесь не бывает:

Здесь для женщин не нужен стал мальчик,
Заменяет потребность им пальчик,
А подругу здесь мужем зовут,
Вот какой им избрали здесь путь.

Вот что голод и холод творит в лагерях,
Здесь мужчины торгуют собою,
И во сне даже этого вам не видать
Что творится за этой стеною.

Глава 9.

Убивают, стреляют народ без суда,
Здесь законы врагов почитают,
А кто ищет Советский народный закон,
Тех в закрытые тюрьмы ссылают.

Так скажите же люди не знавши страстей,
Виноватым кого называют
И зачем говорить за околицей бед,
Будто бы в лагерях исправляют.

Здесь рассадник заразы, какой не найти,
Здесь разврат какового не сыщешь,
Здесь закон, какового и негр не видал.
Здесь Советский закон позабыли.

Глава 10.

Видно луч проблеснул для измученных здесь,
Видно мысли врагов разгадали
В этот траурный день для народов страны,
Мы в газетах открыто читали.

Был пойман в аппарате Советской страны
Враг народа с своими друзьями.
И за эти проделки суждены они,
В приговоре их всех расстреляли.

Видно был пересмотр ложно созданных дел.
Не виновным считали, им простили.
Осужденных 13 евреев врачей,
И артистку одну отпустили.

Но не всех изловили народных врагов,
Их тайга очень много скрывает.
Им наверное недолго осталось творить.
В этом каждый теперь понимает.

Каторжан уж не стало, и не стало зонтов,
Но еще вяжут в дурную рубаху.
Да в наручниках держат по паре часов,
Но и в этом наверно откажут.

Видно луч проблеснул для измученных здесь,
Видно вражью мысль разгадали,
Видно скоро настанет счастливый тот день,
Коль в закрытой мы свет увидали.

Рассказать обо всем я не в силах, друзья,
Эту повесть напишет другой.
А в душе своей многое я унесу
В подземельное царство с собой.

Городская и деревенская библиотека, Собеседник любителей российского слова

Previous post Next post
Up