Солдатские "ругодивские" письма 1700 г.
"А стоим мы под Ругодивом четвертую неделю и помираем холодною и голодною смертию: хлебы стали дорогие, копеяшной хлеб покупаем по два алтына. И ты, пожалуй, батюшко Степан Прокофьевич, будет тебе возможно самому побывать, и ты привези мне шубу какую-нибуть да рубашку с портким, да упоки хорошие или черевики вскоре, не мешкав. А буде самому невозможно, и ты с кем-нибуть пришли, крепко нужно. Да хлеба, хотя на гривну денег. А я здесь денги все заплачу"
Это письмо написал из-под Нарвы солдат Ларион Степанов своему отцу 3 октября 1700 г. Само письмо вместе с еще девятью другими солдатскими письмами сохранилось в Государственном архиве Швеции в Стокгольме в собрании "Riksarkivet. Extranea. Vol. 156". Как они туда попали? Почта была, по-видимому, перехвачена накануне битвы шведами и до адресатов не дошла. 10 солдатским письмам посвящена публикация М. М. Дадыкиной и Т. А. Базаровой в составе "Меншиковских чтений" за 2008 г. (с. 112-124), на которую я недавно случайно набрел в сети.
Победа шведов в битве при Нарве. Худ. Густав Седерстрём. 1910.
Письма не содержат никакой военной тайны, но крайне интересны с точки зрения бытовой микроистории, ведь эго-документы, тем более представителей "простого люда", крайне редки в русской домодерновой истории. Что же самого любопытного в солдатских письмах из нарвских окопов? Основное их содержание - поклон родственникам и знакомым, запрос об их житье и здоровье и краткий рассказ о собственных делах, как например в письме Аввакума Белкина: "Хотя ль у нас всем в полку скудно, только я, многогрешной, не тужу о своем домашнем житии, только мне жаль вас и сродичей своих." В четырех письмах содержится просьба к родственникам (преимущественно к родителям) прислать на фронт еду и теплую одежду - шубу, рубашку, портки и обувь (осень то ведь на дворе!). "Скудность" русской армии в начальный период Северной войны не удивляет. Стоит однако отметить, что солдаты обещают родителям заплатить сполна за все расходы, так что по крайне мере деньги у них были.
Есть и несколько интересных эпизодов. Так, например, уже упомянутый Ларион Степанов отправил два письма. В первом он попросил отца прислать среди прочего "упоки хорошие" (т.е. грубые сапоги из сыромятной кожи). Однако, видимо для верности, Ларион отправил ту же самую просьбу об упоках еще и своему другу Ермоле Лукичу, причем подписался вымышленным именем "Фомка Емельянов" - "не смея имянишком своим нарещися". Почему Ларион не хотел называть Ермоле своего настоящего имени, останется загадкой.
В некоторых письмах разыгрываются семейные драмы. Так, например, отец солдата Ульяна Полякова должен был продать свой двор и отдать сыну причитающиеся тому полтора рубля. Своей жене Федосье Ульян предписывал, чтобы половину этих денег она отослала ему под Нарву, а сама - "где ни есть до меня проживи". Но не во всех семейных отношених царило взамопонимание. Жена уже упомянутого Аввакума Белкина, по всей видимости, ушла вместе с их сыном Василием со двора его родителей, о чем сам Аввакум решил подробно справиться в письме:
"Пажалуйте пишите ко мне о своем житии, и давно ль ты ис тово двора перешла и отчего ты ис таво двора перешла, и для чево ты отца и мать мою посрамляешь и к ним не ходишь, и сынишка моево Василья к ним не носишь. И то ты неведомо высокоумствуешь, неведомо глупостию владеешь, и будет ты станешь впреть так жить, и от меня ничево себе доброво не чай, и впредь ко мне пиши. За сем мало пишу, а премного челом бью. Возможно бы тебе у отца и матери моей и в покорении жить и ничем не сердить."
Кстати забавно, что выражение "за сем мало пишу, а много челом бью" было, видимо, некоторым эпистолярным штампом того времени - оно встречается сразу в нескольких письмах.
Было бы неверно считать, что все русские солдаты были настолько грамотны, чтобы писать письма домой. Лишь в двух случаях можно считать, что письма были написаны самими отправителями. Остальные письма от разных людей написаны двумя почерками - видимо они писались под диктовку грамотными сослуживцами. Большинство адресатов писем проживало в Подмонастырской слободе Псковского Печерского монастыря. Но эти весточки с фронта до них, увы, так никогда и не дошли. Что же стало с самими солдатами-псковичами тоже доподлинно неизвестно: возможно сложили они свои головы во время Нарвской баталии 19 ноября 1700 г. А может быть кому-то из них удалось отступить вместе с боеспособными частями и даже повидать потом родных и близких лично.
Это письмо написал из-под Нарвы солдат Ларион Степанов своему отцу 3 октября 1700 г. Само письмо вместе с еще девятью другими солдатскими письмами сохранилось в Государственном архиве Швеции в Стокгольме в собрании "Riksarkivet. Extranea. Vol. 156". Как они туда попали? Почта была, по-видимому, перехвачена накануне битвы шведами и до адресатов не дошла. 10 солдатским письмам посвящена публикация М. М. Дадыкиной и Т. А. Базаровой в составе "Меншиковских чтений" за 2008 г. (с. 112-124), на которую я недавно случайно набрел в сети.
Победа шведов в битве при Нарве. Худ. Густав Седерстрём. 1910.
Письма не содержат никакой военной тайны, но крайне интересны с точки зрения бытовой микроистории, ведь эго-документы, тем более представителей "простого люда", крайне редки в русской домодерновой истории. Что же самого любопытного в солдатских письмах из нарвских окопов? Основное их содержание - поклон родственникам и знакомым, запрос об их житье и здоровье и краткий рассказ о собственных делах, как например в письме Аввакума Белкина: "Хотя ль у нас всем в полку скудно, только я, многогрешной, не тужу о своем домашнем житии, только мне жаль вас и сродичей своих." В четырех письмах содержится просьба к родственникам (преимущественно к родителям) прислать на фронт еду и теплую одежду - шубу, рубашку, портки и обувь (осень то ведь на дворе!). "Скудность" русской армии в начальный период Северной войны не удивляет. Стоит однако отметить, что солдаты обещают родителям заплатить сполна за все расходы, так что по крайне мере деньги у них были.
Есть и несколько интересных эпизодов. Так, например, уже упомянутый Ларион Степанов отправил два письма. В первом он попросил отца прислать среди прочего "упоки хорошие" (т.е. грубые сапоги из сыромятной кожи). Однако, видимо для верности, Ларион отправил ту же самую просьбу об упоках еще и своему другу Ермоле Лукичу, причем подписался вымышленным именем "Фомка Емельянов" - "не смея имянишком своим нарещися". Почему Ларион не хотел называть Ермоле своего настоящего имени, останется загадкой.
В некоторых письмах разыгрываются семейные драмы. Так, например, отец солдата Ульяна Полякова должен был продать свой двор и отдать сыну причитающиеся тому полтора рубля. Своей жене Федосье Ульян предписывал, чтобы половину этих денег она отослала ему под Нарву, а сама - "где ни есть до меня проживи". Но не во всех семейных отношених царило взамопонимание. Жена уже упомянутого Аввакума Белкина, по всей видимости, ушла вместе с их сыном Василием со двора его родителей, о чем сам Аввакум решил подробно справиться в письме:
"Пажалуйте пишите ко мне о своем житии, и давно ль ты ис тово двора перешла и отчего ты ис таво двора перешла, и для чево ты отца и мать мою посрамляешь и к ним не ходишь, и сынишка моево Василья к ним не носишь. И то ты неведомо высокоумствуешь, неведомо глупостию владеешь, и будет ты станешь впреть так жить, и от меня ничево себе доброво не чай, и впредь ко мне пиши. За сем мало пишу, а премного челом бью. Возможно бы тебе у отца и матери моей и в покорении жить и ничем не сердить."
Кстати забавно, что выражение "за сем мало пишу, а много челом бью" было, видимо, некоторым эпистолярным штампом того времени - оно встречается сразу в нескольких письмах.
Было бы неверно считать, что все русские солдаты были настолько грамотны, чтобы писать письма домой. Лишь в двух случаях можно считать, что письма были написаны самими отправителями. Остальные письма от разных людей написаны двумя почерками - видимо они писались под диктовку грамотными сослуживцами. Большинство адресатов писем проживало в Подмонастырской слободе Псковского Печерского монастыря. Но эти весточки с фронта до них, увы, так никогда и не дошли. Что же стало с самими солдатами-псковичами тоже доподлинно неизвестно: возможно сложили они свои головы во время Нарвской баталии 19 ноября 1700 г. А может быть кому-то из них удалось отступить вместе с боеспособными частями и даже повидать потом родных и близких лично.