В экономике, как и в физике тоже есть «волновая» теория, изучающая экономические циклы. Признанной и до сих пор непревзойденной вершиной научной мысли на этом направлении является теория «длинных волн» русского ученого Николая Кондратьева, созданная на рубеже 20-х годов XX века. Всякий раз, когда в мировой экономике происходит системный кризис и очередные актуальные теории доказывают свою ограниченность, возникает новая волна интереса к теории Кондратьева. Так было во время Великой депрессии 1929 года, когда кондратьевские идеи были «лучом света», ведущим к «концу тоннеля». Так было во время мирового кризиса 1970-х, когда европейские ученые попытались экстраполировать «кондратьевские циклы» на вторую половину XX века. И сегодня мы опять должны внимательно изучить логику теории «длинных волн».
Классическая работа Н.Д.Кондратьева7 достаточно компактна и содержательна, поэтому есть смысл внимательно рассмотреть ее основные положения:
Во-первых, Кондратьев опирается на введенное им понятие «конъюнктуры» как динамического объекта исследования, то есть процесса8. Это сам по себе большой шаг по преодолению «телесного» картезианского мышления.
Отличие кондратьевских полувековых «длинных волн» от ранее известных «промышленно-капиталистических циклов» длиной 7-11 лет очень похоже на соотношение «внутренних технических» кризисов и «внешних системных» кризисов и соответствующих циклов, описанных в предыдущей главе. Это вселяет надежду, что мы сможем интерпретировать в рамках нашей абстрактной модели основные моменты этого классического эмпирического обобщения.
Кондратьев обобщенно классифицирует элементы экономических процессов: 1) «ценностные»; 2) «натуральные»; 3) «смешанные». При этом «ценностные», очевидно, относятся к финансовой подсистеме (представительный контур цивилизационной надстройки), «натуральные» Кондратьев относит к подсистемам производства и потребления, а «смешанные» представлены примером из внешней торговли. Очень близко к нашей дифференциации подсистем и соответствующих им параметров.
Теперь сведем в таблицу временные границы кондратьевских циклов и «длинных волн»:
Таблица 1.
Цикл: годы (длительность)
Повышательная волна
Понижательная волна
I: 1789-1849 (=60)
1789-1814 (=25)
1814-1849 (=35)
II: 1849-1896 (=47)
1849-1873 (=24)
1849-1896 (=23)
III: 1896- ? (=45?)
1896-1920 (=24)
1920- ? (=21?)
Что касается пространственных границ, то Кондратьев упоминает некоторое изменение параметров динамики циклов при экспансии мировой капиталистической системы на территорию США в начале II цикла, что соответствует идее особого преломления закономерностей всемирно-исторического процесса в отдельных рамках каждой цивилизации. Также Кондратьев упоминает, что в начале III цикла в мировую систему капитализма включаются Аргентина, Австралия, Новая Зеландия, Канада. То есть налицо постоянная экспансия как свойство капиталистической системы.
Наиболее общей характеристикой повышательной и понижательной волны в каждом из трех больших циклов является, соответственно, рост и понижение стоимости экономических ресурсов, связанный с соответствующей экономической конъюнктурой - динамикой роста производства и необходимого для него перераспределения ресурсов. Другим столь же общим признаком, является обратная динамика роста государственных фондовых бумаг, растущих при падении конъюнктуры и падающих при росте стоимости сырьевых и иных ресурсов экономики. Очевидно, что первый обобщенный параметр относится к представительной подсистеме, которая определяет цены на товары и услуги, а второй обобщенный параметр относится к финансовому контуру торговой подсистемы (фондовый рынок), сопряженному с бюджетной подсистемой политического центра государства.
Нам осталось интерпретировать две волны кондратьевского большого цикла как два сменяющих друг друга режима функционирования представительной подсистемы цивилизации, сопряженной с технологической, производственной подсистемой. Повышательная волна - это рабочий режим экономики, а понижательная волна - это кризисный режим. При этом кризисный режим включается регулярно и происходит достаточно плавно благодаря воздействию на мировую торговлю финансовой подсистемы.
Особо отметим заслугу Николая Кондратьева в выявлении и в обосновании взаимной сопряженности экономической, производственно-технологической, социально-политической сфер. Выявленная дифференциация взаимодействующих автономных социальных процессов достаточно полна и близка по сложности к нашей обобщенной адаптивной кибернетической модели.
Очень важно такое тонкое наблюдение, как обязательное наличие перед стартом повышательной волны некоторой предварительной фазы, в которой под воздействием предыдущей, кризисной волны внутри технологической сферы из накопленных за предыдущий цикл технических изобретений формируется волна инноваций, востребованных в следующем большом цикле. Можно сравнить это наблюдение Кондратьева с наличием предварительной фазы в нашей обобщенной схеме адаптации систем.
Еще одна важная эмпирическая закономерность - уже отмеченная нами обратная, в противофазе динамика циклов финансового рынка. При этом динамика производства главного в XIX веке ресурса финансовой подсистемы - золота также находится в противофазе с динамикой производства сырьевых ресурсов, но подчиняется тем же эмпирическим закономерностям. Это очень важное эмпирическое подтверждение второго постулата, на котором мы основываем нашу теоретическую модель - все социальные системы развиваются по одинаковым законам.
Кондратьев, как и все экономисты своего века, отдает дань экономическому детерминизму. Он достаточно убедительно доказывает, что именно экономическая конъюнктура довлеет над всеми социальными процессами. Хотя не менее важно, что Кондратьев утверждает достаточную автономию научно-технических процессов, военно-политических и социально-политических кризисов, оказывающих существенное влияние на экономику. Хотя все эти процессы при капитализме сопряжены и подчинены экономической конъюнктуре. Мы готовы согласиться с этим общим выводом при условии, если речь идет только о капиталистической системе в ее исторических и социальных границах.
Но можно ли говорить о доминировании экономических факторов капиталистической экономики вообще в социальной системе XIX века и окрестностей. Обратим внимание на то, что сам Кондратьев вводит в рассмотрение в качестве отдельной эмпирической подсистемы такой ряд фактов, как сельскохозяйственная депрессия в капиталистических странах в период понижательных волн.
В том-то и дело, что аграрное производство было важным источником ресурсов для развития капитализма, но не являлось органичной частью индустриальной системы. И разрушенный капитализмом ремесленный городской уклад, и разрушаемый им аграрный сельский уклад были конечным продуктом развития предшествующей исторической эпохи, как и национальные государства, обеспечившие условия для максимального развития этих хозяйственных укладов, послуживших трамплином и источником ресурсов для капиталистической экономики.
То есть, на самом деле, для более полного и точного анализа социальной структуры периода развития капитализма недостаточно изучать внутреннюю структуру самой капиталистической экономики. Нужно учитывать наличие других экономических укладов, которые подвергались частичному разрушению, но и оказывали определенное сопротивление развитию капитализма.
В этой связи, кроме Кондратьева, нам следует вспомнить о трудах еще одного современника, соотечественника и экономического гения А.Чаянова. В своей работе «Крестьянское хозяйство» Чаянов анализирует мотивы экономического поведения и моделирует систему внутренних экономических оценок в крестьянской семье. Главным выводом является наличие у семьи как сложившегося сообщества экономически обоснованных мотиваций, отличных и противоположных экономическим мотивациям агентов «свободного рынка».
Для крестьянской семьи, особенно в российских природных условиях, внедрение передовых машинных технологий означало бы излишнюю затрату финансовых ресурсов, приводящую к внутренней безработице. Проще мобилизовать дополнительную занятость при старых технологиях. Чаянов обосновал необходимый путь выхода из этого противоречия через производственную кооперацию крестьянских хозяйств. Однако, поскольку демографические ресурсы российской деревни считались неисчерпаемыми и срочно требовались для ускоренной индустриализации, то советская власть прислушалась к теоретическому анализу Чаянова, однако сделала свои специфические оргвыводы. Если логика непрерывного экономического роста и экспансии индустриальной системы, проявляемая неважно - через рыночные или военно-репрессивные стимулы, противоречит устойчивому развитию семейного крестьянского хозяйства, значит последнее должно быть разрушено и заменено принудительной «кооперацией».
Именно сопротивление докапиталистического уклада традиционной экономики, а равно и национальных государств, основанных на этом укладе, было наиболее важным внешним фактором, не только сдерживающим капитализм, но и вплоть до конца Первой мировой войны доминирующим в мировом масштабе. Поэтому сопряженные факторы финансово-торговой конъюнктуры действительно доминируют в капиталистической системе, но сама капиталистическая система начинает в полной мере доминировать лишь после Второй мировой войны. В период между двумя мировыми войнами можно говорить о балансе между капитализмом и предшествующими укладами.
Именно этим ключевым фактором определяется разница между динамикой и характером развития общей индустриальной системы в разных цивилизациях. В таких странах, как США, Канада или Австралия капитализм не встретил никакого сопротивления развитой хозяйственной культуры, соответственно и динамика капиталистического развития, и структура общества, и роль государства здесь совсем иные, нежели в Европе. Совсем другое дело - экспансия капитализма на такие страны, как Россия, Япония или Китай. Здесь сопротивление сильно укорененной традиционной культуры определило развитие преимущественно государственного капитализма с решающей ролью компрадорской бюрократии, действующей в союзе с внешними силами. И все равно культурное сопротивление разрушительным факторам капиталистической системы заставило элиты использовать иные, в большей степени опирающиеся на национальные традиции идеологические схемы и методы управления для индустриализации и равноправного вхождения в мировую систему.
Вернемся снова к таблице (1) больших циклов Кондратьева. Посмотрим на указанные в ней периоды с точки зрения совпадения с узлами и фазами циклов всемирной истории, намеченными в главе «Надлом Истории». Можно отметить неплохое совпадение найденного нами по иным критериям Пика Подъема новой глобальной надстройки с обнаруженным Кондратьевым моментом выхода капиталистической системы в европейский центр всемирно-исторического развития (1812-1814). При этом понижательная волна третьего цикла с предсказанной Великой депрессией завершается, по общему мнению экспертов с окончанием Второй мировой войны, то есть совпадает с узлом Смены Центра глобальной надстройки.
С другой стороны, очевидны трудности современных экономистов с экстраполяцией больших циклов Кондратьева на динамику экономической конъюнктуры во второй половине XX века. Это также соответствует нашему предварительному выводу о переходе развития глобальной цивилизационной надстройки в новую фазу развития. Одним из главных факторов в этой новой стадии является поляризация двух центров индустриальной системы - США и СССР, и соответствующий раскол представительной подсистемы (мировой экономики) на рыночную и плановую. Этим расколом обусловлен относительный реванш технологической сферы в виде гонки вооружений, логика которой если не отменяет доминирование экономических факторов, то уравновешивает их вплоть до конца 1960-х, когда происходит «разрядка напряженности» и хельсинкский раздел «сфер влияния». В обеих сверхдержавах экономические элиты (подсистема перераспределения) берут под контроль технологическую и, как следствие, производственную сферу. Вместе с этим заканчивается и малый культурный ренессанс 1950-60-х годов.
Мы можем заметить, что три больших экономических цикла, соответствующих первой четверти Надлома новой глобальной надстройки рифмуются с тремя политическими циклами, обнаруженными нами в каждой из двух четвертей глубокого Надлома российской истории. Если вспомнить о расколе экономической системы по итогам Второй мировой войны, то можно предположить, что экономическая подсистема глобальной надстройки проходит свой цикл развития через Надлом вдвое быстрее, чем надстройка в целом. Этот вывод согласуется с общим соображением, что время адаптации системы и подсистемы должно быть приблизительно пропорционально их масштабам. Следовательно, экономическая подсистема глобальной надстройки, которую мы будем теперь отличать от сопряженной с нею производственной подсистемы, в период примерно с 1814 по 1945 год прошла вторую четверть Входа в Надлом. Этот вывод соответствует наблюдаемому в течение этого периода концентрации и централизации финансовых ресурсов, максимальному отчуждению экономических ресурсов от базовых сообществ.
Таким образом, эмпирическая теория «длинных волн» Кондратьева вполне соответствует по содержанию и поддается достаточно полной интерпретации в рамках нашей обобщенной модели адаптивной кибернетической системы.
Теория Кондратьева отражает особенности протекания предварительной стадии (1812-1945) развития глобальной надстройки в завершающей четверти Надлома Истории. Эту стадию правильно называть «империалистической», поскольку в ее основе лежит сращивание нарождающегося финансово-промышленного капитала с политической властью. Банкиры кредитуют военные расходы империй, подталкивая их к войнам и наращиванию военных заказов для промышленности. Затем в периоды спада финансовый капитал получает контроль над крупной промышленностью, накапливает финансовые ресурсы и снова побуждает государства к войнам, кредитуя военные заказы. Такое развитие было бы невозможно без развития индустриальных технологий в промышленности, на транспорте и в связи. Однако появление индустриальных образцов управления в производственной сфере влечет их распространение на остальные - в государстве появляются новые технологии ведения войны и административного управления, в экономической сфере - новые технологии массовых закупок и поставок, кредитования и концентрации капитала, в политике - новые технологии массовой пропаганды и мобилизации.
В представительной подсистеме основная информационная функция оценки неотделима от соответствующей реальной функции перераспределения ресурсов системы. Причем на начальных стадиях Надлома - предварительной и активной, господствующие тенденции перераспределения определяют систему оценки, а не наоборот. Применительно к экономическим теориям это означает, что объективная тенденция к укрупнению промышленного капитала вызвала к жизни идеологические основания марксистской теории прибавочной стоимости. Параллельная тенденция к концентрации финансового капитала на соседнем «полюсе» социальной дифференциации вызвала к жизни маржиналистскую теорию. По мере сращивания финансово-промышленного капитала возникают более сложные теоретические построения, идеологически обосновывающие ту или иную систему оценки экономических ресурсов и, самое главное, принципы их перераспределения. Однако определяются эти принципы не самой теорией, точнее - конкурирующими «экономическими дисциплинами», а фазой развития представительной подсистемы и полюсов внутри нее.
Конкурирующие экономические теории являются такими же «научными дисциплинами», как и юридические теории, то есть не столько исследуют, сколько предписывают должные образцы и схемы оценок и принципов перераспределения, что позволяет поддерживать сложные системы управления экономикой. Тем не менее, по ходу развития экономическая наука накапливает объективные знания, что проявляется, в частности, в появлении таких стройных эмпирических систем, как теории Чаянова или Кондратьева, или же теория прибавочной стоимости Маркса.
Однако любые даже самые благонамеренные попытки выдать желаемое за действительное, приписать даже самой стройной эмпирической системе качество полноты, присущее фундаментальным теориям, на деле ведут к разрушительным последствиям. Именно так случилось с марксизмом и советской социальной системой, для которой толщина томов «Капитала» и портреты бородатых апостолов коммунизма стали тем же, чем для ослика Иа-Иа авторитетная надпись Совы на пустом горшке - символами мнимого лидерства. Впрочем, даже ослик чему-то в итоге научился, а переходящий «пустой горшок» нынче может оказаться в руках адептов либерализма.
7 Кондратьев Н.Д. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения, М.: 2002, с.341
8 ср. с VI постулатом из главы «Первое приближение»: « Элементы системы - сообщества представляют собой процессы…»
Продолжение...