Прибытие Мукерджи
Октябрьская революция и Восток: цикл "Абани Мукерджи"
Итак, после изучения официальной биографии Абани Мукерджи, к которой возникли вопросы, перейдем к воспоминаниям М.Н.Роя, написанных после выхода из тюремного заключения и опубликованных в 1950-х. И начинается эта история с Берлина, где находился М.Н.Рой на пути из Мексики, где он создал первую компартию Мексики, в Москву на Второй конгресс Коминтерна.
Отрывки из воспоминаний М.Н.Роя
Совершенно неожиданно, именно так в Берлин прибыл индийский делегат. Это было для меня неожиданностью, но приятным сюрпризом. Он пришел с письмом от Рутгерса, который представил его как доктора Шахира. [ в биографии Мукерджи значится Дар Шахир]. Он прибыл в Голландию из Голландской Индии [Индонезии] по рекомендации общих друзей. В ответ на мой вопрос вновь прибывший рассказал о себе следующую историю.
Его настоящее имя было Абани Мукерджи. Перед войной он уехал на учебу в Германию и успел покинуть страну, как только начались боевые действия. Путешествуя по Соединенным Штатам, он достиг Японии в 1916 году и переждал там до середины следующего года, когда с помощью Раша Бехари Боса он получил возможность отправиться домой вместе с Шивой Прасадом Гуптой из Бенареса.
Шив Прасад Гупта (1883-1944)
филантроп и лидер
Индийского национального движения.
Принадлежал к очень богатой семье
промышленников Джаминдар,
но при этом посвятил всю свою жизнь оказанию финансовой помощи различным движениям
за свободу
Раш Бехари Бос (1886-1945)
сторонник вооруженной борьбы,
лидер гадарского восстания, после его подавления в 1915 году был вынужден скрываться в Японии.
Во время Второй мировой войны сформировал
Индийскую национальную армию,
управление которой передал
в 1945 году Субхасу Чандре Босу
По рассказу Мукерджи, Гупта приехал в Японию по вызову Раша Бехари и возвращался домой с важным посланием и деньгами на тайную революционную деятельность. Оба были арестованы и задержаны в Сингапуре.
Вскоре Гупта был освобожден и ему разрешили отправиться в Индию. После нескольких дней изнурительных перекрестных допросов и периодических физических пыток полиция пришла к выводу, что Мукерджи не имеет отношения к революционному движению.
После этого ему разрешили прогуляться по пляжу возле форта. Пользуясь относительной свободой, ему удалось бежать на рыбацкой лодке, перебраться на китайскую джонку, которая доставила его на Яву.
Там он изменил свое имя на доктора Шахира, чтобы сойти за малайца, и связался с некоторыми революционерами, которые слышали о русской революции и находились под влиянием идей коммунизма. Это понравилось и Мукерджи, поскольку побудило его отказаться от мысли вернуться домой и решил отправиться в авантюрное путешествие в страну революции. Работая стюардом на голландском корабле, он добрался до Голландии и пришел к Рутгерсу с рекомендательным письмом от общих друзей с Явы.
Себальд Юстинус Рутгерс (1879-1961)
- голландский инженер. Социалист, позднее коммунист.
С 1911 - работал в голландской Ост-Индии (сейчас Индонезия)
директором управления строительства дорог и мостов.
В 1915-1918 работал в Нью-Йорке представителем
Голландско-Индийской железнодорожной компании и консультантом многих американских фирм.
Играл важную роль в левом крыле Социалистической партии Америки
и антивоенного Циммервальдского движения (Циммервальдская левая).
В 1918 году приехал в Россию. Вступил в ВКП(б),
участвовал в работе Первого конгресса Коминтерна.
В январе 1920 года по поручению Ленина возглавил зарубежное бюро Коминтерна
для подготовки второго конгресса.
История вряд ли была убедительной. В ней были пробелы, которые были незаполнены. Тем не менее, он был первым индийским коммунистом, которого я встретил. Искушение довериться ему было сильным.
Возможно, от волнения он несвязно рассказал свою историю. Это был человек, бурлящий энтузиазмом, хотя, вероятно, и наивный, из тех, кто склонен полагаться на воображение, вплоть до отступления от истины, чтобы драматизировать свои приключения, и может быть, делать это без всякого злого побуждения. Скорее всего, убедившись, что он не имеет никакого отношения к революционному движению, полиция отпустила его.
Но он боялся возвращаться в Индию, где его наверняка заподозрят в предательстве за то, что он вышел на свободу, а следовательно, ему грозит наказание со стороны революционной партии.
Другие подозреваемые были убиты; революционная справедливость была неумолима.
Вместо того, чтобы идти на такой большой риск, Мукерджи, должно быть, перебрался на Яву, а оттуда нашел свой путь в Европу. Находясь на Яве, он мог легко заводить знакомства с людьми, которые ему помогали.
Однако я подумал, что было бы полезно дать ему шанс доказать, что он лучше, чем его история. Небольшой разговор показал, что его коммунизм состоял в жгучем желании поехать в Москву.
Я приписываю это любопытству или, возможно, духу приключений. Но в то же время я не колеблясь решил не разрешать выехать в Москву, пока не будет установлена его надежность.
В любом случае, как он мог уйти? Я не мог требовать его первоочередной отправки, когда так много приглашенных делегатов ждали своего шанса. Поэтому я посоветовал доктору Шахиру вернуться в Голландию и ждать там указаний.
Если он хотел служить делу коммунизма и считал, что его следует внедрить в Индию, он должен вернуться туда при первой же возможности. Проблематичная поездка в Москву помешала бы ему это сделать.
Если он хотел учиться и готовиться к организации коммунистического движения в Индии, наши друзья в Голландии были бы ему очень полезны. Я намеревался восстановить связь с Индией, чтобы оживить революционное движение новыми идеями и идеалами. Второй Всемирный конгресс Коммунистического Интернационала собирался принять программу помощи национально-освободительной борьбе колониальных народов. Сообщение должно достичь Индии как можно скорее. Доктор Шахир мог быть посланником, при условии, что тем временем будет известно больше о его прошлом, чтобы внушить доверие.
Он был очень разочарован и остался в Берлине, пока я не уехал в Москву.
К моему большому удивлению доктор Шахир появился в Москве накануне Второго Всемирного конгресса в качестве делегата от Индии, сертифицированного Западноевропейским бюро Коммунистического Интернационала.[ Сам Рой на Конгрессе представлял Мексику]
Он принес мне письмо от Рутгерса, в котором было написано, что доктор Шахир очень нетерпелив, и Бюро не сочло разумным разочаровывать его; однако большее количество делегатов из Азии повысило бы международный характер Конгресса.
Поскольку я был делегатом от Мексики, он был допущен как единственный индийский делегат; вместе с другими лицами, имеющими аналогичный статус, лицами, не представляющими какие-либо организации, он имел право в полной мере участвовать во всех обсуждениях, но не голосовать. Он думал, что это была «дискриминация колониального народа», и активно заручался поддержкой различных делегаций для своего требования равенства с другими.
Для меня это была неловкая ситуация; никто не знал, что буйный индийский делегат действует по собственной инициативе, и я не мог помешать ему досаждать себе, даже если бы попытался.
На самом деле я пытался, но не получилось.
Доктор Шахир был неустрашим и неутомим. Тучного человека со смуглым лицом, круглой головой и налитыми кровью выпученными глазами его называли «индийским паровым катком».
Следующим его требованием было представительство Индии в каждом комитете. Это требование было удовлетворено, но выбор пал на меня. Формально я был делегатом от Мексики; но все знали, что я «мудрец с Востока», приехавший из Нового Света по специальному приглашению Ленина. Тем не менее второе требование доктора Шахир защитить честь Индии также смутило меня. Было бы вполне естественно, если бы все подумали, что доктор Шахир действовал как мой рекламодатель.
Однако смущение, вызванное его первоначальной наивной напыщенностью, было ничто по сравнению с тем, что последовало вскоре после этого.
Комиссия по национальному и колониальному вопросу II Всемирного конгресса заседала под председательством Ленина. Один из секретарей съезда подошел к нему на цыпочках и что-то прошептал ему на ухо. Он был раздражен вторжением и отмахнулся от мужчины. Но тот вскоре снова вошел в зал, осторожно закрыл за собой дверь и извиняющимся тоном остановился, ожидая, пока Ленин не поймает его взгляд.
Мгновенно дверь сзади приоткрылась, чтобы оттуда высунулась голова, которая кивнула Ленину. На этот раз, выглядя не раздраженным, а довольно серьезным, он встал, попросил делегата-голландца Марринга сесть на стул и быстро вышел. Через некоторое время ко мне подошел секретарь и прошептал, что Ленин хочет, чтобы я на минутку зашел в соседнюю комнату. Я вышел и увидел, что он очень тихо разговаривает с высоким долговязым мужчиной с очень некрасивым лицом. Мне его представили как тов. Петерса, заместителя председателя ЧК, как называли орудие красного террора. Имя было знакомым; «Кровавый Петерс», как его называли шепотом, был самим Ужасом.
Ленин повернулся ко мне и спросил, что я знаю об индийце Мукерджи, который приехал под именем доктора Шахира.
Я был ошеломлен внезапностью вопроса и вкратце пересказал историю, рассказанную мне в Берлине. Отслеживал ли я его передвижения по России? Нет. Он вызвал подозрения, и Петерс хотел его арестовать, - с явным беспокойством выпалил Ленин. Петерc проворчал, что этот человек связался с сомнительными личностями, как только добрался до Ленинграда, и снова увидел их, когда вернулся туда на торжественное открытие Второго Всемирного конгресса.[воспоминания написаны, когда Петроград уже стал Ленинградом]
Я не думал, что там было что-то действительно серьезное, и обещал выяснить, почему Мукерджи видел этих людей. Петерс добавил, что и в Москве доктор Шахир пребывал в компании буржуазии. Ленин вмешался, чтобы сказать, что было бы неловко арестовывать единственного индийского делегата на Конгрессе; новости просочатся. Я с этим согласился.
Петерс неохотно согласился оставить этого человека в покое на время под мою ответственность, но под наблюдением.
Абани Мукерджи ( рядом с женщиной в белом) во время Второго конгресса Коминтерна,
М.Н Рой - за женщиной в белом.
На мой вопрос Мухерджи наивно признался, что видел в Ленинграде пару аристократок. Почему? О, он хотел узнать, как они относятся к революции. Они были очень добры и милы, полны восхищения Индией и ее культурой. Так вот, из чистой вежливости Мухерджи зашел к ним во время своего второго визита в Ленинград. Ему дали имена и адреса некоторых подобных лиц в Москве, к которым он время от времени приезжал.
Я доложил об этом Ленину. Казалось, он удовлетворился объяснением, но боялся, что оно не понравится Петерсу, который, однако, не стал бы приставать к Мукерджи из уважения ко мне.
Это была тяжелая ответственность, которая вскоре причинила мне еще большее замешательство.
Далее: На Третьем Конгрессе
Итак, после изучения официальной биографии Абани Мукерджи, к которой возникли вопросы, перейдем к воспоминаниям М.Н.Роя, написанных после выхода из тюремного заключения и опубликованных в 1950-х. И начинается эта история с Берлина, где находился М.Н.Рой на пути из Мексики, где он создал первую компартию Мексики, в Москву на Второй конгресс Коминтерна.
Отрывки из воспоминаний М.Н.Роя
Совершенно неожиданно, именно так в Берлин прибыл индийский делегат. Это было для меня неожиданностью, но приятным сюрпризом. Он пришел с письмом от Рутгерса, который представил его как доктора Шахира. [ в биографии Мукерджи значится Дар Шахир]. Он прибыл в Голландию из Голландской Индии [Индонезии] по рекомендации общих друзей. В ответ на мой вопрос вновь прибывший рассказал о себе следующую историю.
Его настоящее имя было Абани Мукерджи. Перед войной он уехал на учебу в Германию и успел покинуть страну, как только начались боевые действия. Путешествуя по Соединенным Штатам, он достиг Японии в 1916 году и переждал там до середины следующего года, когда с помощью Раша Бехари Боса он получил возможность отправиться домой вместе с Шивой Прасадом Гуптой из Бенареса.
Шив Прасад Гупта (1883-1944)
филантроп и лидер
Индийского национального движения.
Принадлежал к очень богатой семье
промышленников Джаминдар,
но при этом посвятил всю свою жизнь оказанию финансовой помощи различным движениям
за свободу
Раш Бехари Бос (1886-1945)
сторонник вооруженной борьбы,
лидер гадарского восстания, после его подавления в 1915 году был вынужден скрываться в Японии.
Во время Второй мировой войны сформировал
Индийскую национальную армию,
управление которой передал
в 1945 году Субхасу Чандре Босу
По рассказу Мукерджи, Гупта приехал в Японию по вызову Раша Бехари и возвращался домой с важным посланием и деньгами на тайную революционную деятельность. Оба были арестованы и задержаны в Сингапуре.
Вскоре Гупта был освобожден и ему разрешили отправиться в Индию. После нескольких дней изнурительных перекрестных допросов и периодических физических пыток полиция пришла к выводу, что Мукерджи не имеет отношения к революционному движению.
После этого ему разрешили прогуляться по пляжу возле форта. Пользуясь относительной свободой, ему удалось бежать на рыбацкой лодке, перебраться на китайскую джонку, которая доставила его на Яву.
Там он изменил свое имя на доктора Шахира, чтобы сойти за малайца, и связался с некоторыми революционерами, которые слышали о русской революции и находились под влиянием идей коммунизма. Это понравилось и Мукерджи, поскольку побудило его отказаться от мысли вернуться домой и решил отправиться в авантюрное путешествие в страну революции. Работая стюардом на голландском корабле, он добрался до Голландии и пришел к Рутгерсу с рекомендательным письмом от общих друзей с Явы.
Себальд Юстинус Рутгерс (1879-1961)
- голландский инженер. Социалист, позднее коммунист.
С 1911 - работал в голландской Ост-Индии (сейчас Индонезия)
директором управления строительства дорог и мостов.
В 1915-1918 работал в Нью-Йорке представителем
Голландско-Индийской железнодорожной компании и консультантом многих американских фирм.
Играл важную роль в левом крыле Социалистической партии Америки
и антивоенного Циммервальдского движения (Циммервальдская левая).
В 1918 году приехал в Россию. Вступил в ВКП(б),
участвовал в работе Первого конгресса Коминтерна.
В январе 1920 года по поручению Ленина возглавил зарубежное бюро Коминтерна
для подготовки второго конгресса.
История вряд ли была убедительной. В ней были пробелы, которые были незаполнены. Тем не менее, он был первым индийским коммунистом, которого я встретил. Искушение довериться ему было сильным.
Возможно, от волнения он несвязно рассказал свою историю. Это был человек, бурлящий энтузиазмом, хотя, вероятно, и наивный, из тех, кто склонен полагаться на воображение, вплоть до отступления от истины, чтобы драматизировать свои приключения, и может быть, делать это без всякого злого побуждения. Скорее всего, убедившись, что он не имеет никакого отношения к революционному движению, полиция отпустила его.
Но он боялся возвращаться в Индию, где его наверняка заподозрят в предательстве за то, что он вышел на свободу, а следовательно, ему грозит наказание со стороны революционной партии.
Другие подозреваемые были убиты; революционная справедливость была неумолима.
Вместо того, чтобы идти на такой большой риск, Мукерджи, должно быть, перебрался на Яву, а оттуда нашел свой путь в Европу. Находясь на Яве, он мог легко заводить знакомства с людьми, которые ему помогали.
Однако я подумал, что было бы полезно дать ему шанс доказать, что он лучше, чем его история. Небольшой разговор показал, что его коммунизм состоял в жгучем желании поехать в Москву.
Я приписываю это любопытству или, возможно, духу приключений. Но в то же время я не колеблясь решил не разрешать выехать в Москву, пока не будет установлена его надежность.
В любом случае, как он мог уйти? Я не мог требовать его первоочередной отправки, когда так много приглашенных делегатов ждали своего шанса. Поэтому я посоветовал доктору Шахиру вернуться в Голландию и ждать там указаний.
Если он хотел служить делу коммунизма и считал, что его следует внедрить в Индию, он должен вернуться туда при первой же возможности. Проблематичная поездка в Москву помешала бы ему это сделать.
Если он хотел учиться и готовиться к организации коммунистического движения в Индии, наши друзья в Голландии были бы ему очень полезны. Я намеревался восстановить связь с Индией, чтобы оживить революционное движение новыми идеями и идеалами. Второй Всемирный конгресс Коммунистического Интернационала собирался принять программу помощи национально-освободительной борьбе колониальных народов. Сообщение должно достичь Индии как можно скорее. Доктор Шахир мог быть посланником, при условии, что тем временем будет известно больше о его прошлом, чтобы внушить доверие.
Он был очень разочарован и остался в Берлине, пока я не уехал в Москву.
К моему большому удивлению доктор Шахир появился в Москве накануне Второго Всемирного конгресса в качестве делегата от Индии, сертифицированного Западноевропейским бюро Коммунистического Интернационала.[ Сам Рой на Конгрессе представлял Мексику]
Он принес мне письмо от Рутгерса, в котором было написано, что доктор Шахир очень нетерпелив, и Бюро не сочло разумным разочаровывать его; однако большее количество делегатов из Азии повысило бы международный характер Конгресса.
Поскольку я был делегатом от Мексики, он был допущен как единственный индийский делегат; вместе с другими лицами, имеющими аналогичный статус, лицами, не представляющими какие-либо организации, он имел право в полной мере участвовать во всех обсуждениях, но не голосовать. Он думал, что это была «дискриминация колониального народа», и активно заручался поддержкой различных делегаций для своего требования равенства с другими.
Для меня это была неловкая ситуация; никто не знал, что буйный индийский делегат действует по собственной инициативе, и я не мог помешать ему досаждать себе, даже если бы попытался.
На самом деле я пытался, но не получилось.
Доктор Шахир был неустрашим и неутомим. Тучного человека со смуглым лицом, круглой головой и налитыми кровью выпученными глазами его называли «индийским паровым катком».
Следующим его требованием было представительство Индии в каждом комитете. Это требование было удовлетворено, но выбор пал на меня. Формально я был делегатом от Мексики; но все знали, что я «мудрец с Востока», приехавший из Нового Света по специальному приглашению Ленина. Тем не менее второе требование доктора Шахир защитить честь Индии также смутило меня. Было бы вполне естественно, если бы все подумали, что доктор Шахир действовал как мой рекламодатель.
Однако смущение, вызванное его первоначальной наивной напыщенностью, было ничто по сравнению с тем, что последовало вскоре после этого.
Комиссия по национальному и колониальному вопросу II Всемирного конгресса заседала под председательством Ленина. Один из секретарей съезда подошел к нему на цыпочках и что-то прошептал ему на ухо. Он был раздражен вторжением и отмахнулся от мужчины. Но тот вскоре снова вошел в зал, осторожно закрыл за собой дверь и извиняющимся тоном остановился, ожидая, пока Ленин не поймает его взгляд.
Мгновенно дверь сзади приоткрылась, чтобы оттуда высунулась голова, которая кивнула Ленину. На этот раз, выглядя не раздраженным, а довольно серьезным, он встал, попросил делегата-голландца Марринга сесть на стул и быстро вышел. Через некоторое время ко мне подошел секретарь и прошептал, что Ленин хочет, чтобы я на минутку зашел в соседнюю комнату. Я вышел и увидел, что он очень тихо разговаривает с высоким долговязым мужчиной с очень некрасивым лицом. Мне его представили как тов. Петерса, заместителя председателя ЧК, как называли орудие красного террора. Имя было знакомым; «Кровавый Петерс», как его называли шепотом, был самим Ужасом.
Ленин повернулся ко мне и спросил, что я знаю об индийце Мукерджи, который приехал под именем доктора Шахира.
Я был ошеломлен внезапностью вопроса и вкратце пересказал историю, рассказанную мне в Берлине. Отслеживал ли я его передвижения по России? Нет. Он вызвал подозрения, и Петерс хотел его арестовать, - с явным беспокойством выпалил Ленин. Петерc проворчал, что этот человек связался с сомнительными личностями, как только добрался до Ленинграда, и снова увидел их, когда вернулся туда на торжественное открытие Второго Всемирного конгресса.[воспоминания написаны, когда Петроград уже стал Ленинградом]
Я не думал, что там было что-то действительно серьезное, и обещал выяснить, почему Мукерджи видел этих людей. Петерс добавил, что и в Москве доктор Шахир пребывал в компании буржуазии. Ленин вмешался, чтобы сказать, что было бы неловко арестовывать единственного индийского делегата на Конгрессе; новости просочатся. Я с этим согласился.
Петерс неохотно согласился оставить этого человека в покое на время под мою ответственность, но под наблюдением.
Абани Мукерджи ( рядом с женщиной в белом) во время Второго конгресса Коминтерна,
М.Н Рой - за женщиной в белом.
На мой вопрос Мухерджи наивно признался, что видел в Ленинграде пару аристократок. Почему? О, он хотел узнать, как они относятся к революции. Они были очень добры и милы, полны восхищения Индией и ее культурой. Так вот, из чистой вежливости Мухерджи зашел к ним во время своего второго визита в Ленинград. Ему дали имена и адреса некоторых подобных лиц в Москве, к которым он время от времени приезжал.
Я доложил об этом Ленину. Казалось, он удовлетворился объяснением, но боялся, что оно не понравится Петерсу, который, однако, не стал бы приставать к Мукерджи из уважения ко мне.
Это была тяжелая ответственность, которая вскоре причинила мне еще большее замешательство.
Далее: На Третьем Конгрессе