Сказка о гусе, который любил поэзию и не хотел быть «лапчатым»
Один из самых высоко летающих видов гусей - серые гуси. На длинных
дистанциях они поднимаются вверх до 8000 метров
Изображение: Susan Murtaugh, 2014 год
«И тут Гуся понесло: „Да что ж такое! У всех такие красивые имена! Такие рифмы! Даже у Мухи! А я - лапчатый! Никакой романтики! Поэзии, впрочем, тоже никакой…“» Гусь с тоской разглядывал свои лапы и недоумевал почему его называют лапчатым. Ну подумаешь, перепончатые и широкие! У Лягушки вон тоже не узкие, а никто не дразнит. Может, научиться прыгать? Гусь на всякий случай поинтересовался у Лягушки, но та сказала, что лапы - ерунда, её расстраивает другое: «Представляешь, квакушкой кличут! А какая же я квакушка? Лягушкой всегда была! Ля-гуш-кой!»
Гусь удивился и что это ей не нравится, ведь так мило: Лягушка-Квакушка. Это же рифма! А Гусь уважал поэию, она его отвлекала от прозы жизни. И он искал в себе хоть капельку, хоть крошечку поэтичности, ну хотя бы в прозвище. Но ему не повезло, а Лягушке - на те, пожалуйста, а не ценит... Гусь ничего ей не сказал и пошёл искать Зайца. Ушастого Лягушка упомянула, что, мол, его тоже дразнят совершенно незаслуженно. Заяц пробегая мимо, кинул: - Да! Побегайчик! Не знаю как с этим дальше жииии! - Окончания Гусь не услышал, но предположив, что Заяц не знает как жиииить, удивился ещё больше: - Он ведь и правда, бегает! И рифмуется: зайчик-побегайчик! Красиво! Не то что лапчатый...
- Сорока-Белобока! - Представилась птица, внимательно наблюдавшая за отчаянными попытками Гуся найти правду жизни.
- Кто, простите? - Гусь с трудом вынырнул из своих размышлений о рифмах и справедливости.
- Белые бока! Видно? Нет?
Пока Гусь надевал очки, чтобы разглядеть «модель», Сорока вспорхнула и улетела. «Какая быстрая...» - Основательный Гусь помрачнел пуще прежнего... «Ведь она - птица! Как и он! И вся разница, что лёгкая! Может, мне похудеть? И тогда все забудут про мои лапы?» «Со-ро-ка Бе-ло-бо-ка...» - Нараспев произнёс Гусь, смакуя каждую буковку. Очнувшись, он растерянно похлопал себя по карманам, в поисках блестящего чехольчика для очков, который вот только что был... Не найдя его, Гусь совсем расстроился: «Ну вот... Теперь ещё и чехольчик любимый потерял. И зачем ходил, спрашивается? Лапы-то всё те же...»
Гусь понуро возвращался домой... Песенки не напевались, погода не радовала, еле плёлся, расстраиваясь то из-за лап, то из-за веса, то из-за того, что не прыгает, то из-за чехольчика... Так и дошёл... На записке, лежавшей рядом с чехольчиком у дверей, было: «Привет от Лисички-Сестрички». И приписка: «А Сорока - воровка! Не загрузился бы лапами, сам бы заметил!». Он бы сказал спасибо, но кроме записки никого не было... И только Гусь хотел зайти в дом, как за спиной услышал писк:
- Рифма, говоришь...
Гусь застыл как вкопанный. Он не заметил Лисичку-Сестричку? Она такая маленькая?
- Маленькая, да удаленькая! - Писк не прекращался. - И я не сестричка и, тем более, не лисичка! - Не будь лапы Гуся такими широкими, он бы обязательно упал от неожиданности. Но он не упал и огляделся по сторонам. Неподалёку паслось что-то лохматое с загнутыми рогами.
- Коза - Дереза, если ты не в курсе! - Писк доносился откуда-то снизу и точно не от Козы. Гусь пошарил глазами по земле, но тут около его носа что-то деловито зажужжало.
- Надень очки, - писк в приказном порядке, это что-то! Гусь растерялся: «Оно что, мысли читает? И откуда оно знает про очки? Они же в кармане!»
- В кармане, в кармане, в правом, где ж им быть-то ещё...- Мышь веселилась от души: - Такой большой и так испугался... И кого? Мыши!
Жужжание поутихло где-то в области горшка с подсолнухом на крыльце. Крылья совсем не слушались, но Гусь кое-как нацепил очки:
- Муха-Цокотуха! - Насекомое устроилось поудобнее, радостно потирая лапки, - Вы не возражаете, если я позавтракаю? У вас не найдётся чего-нибудь сладенького? - И тут Гуся понесло:
- Да что ж такое! У всех такие красивые имена! Такие рифмы! Даже у Мухи! А я - лапчатый! Никакой романтики! Поэзии, впрочем, тоже никакой!
- Ты ещё Конька-Горбунка не видел! - Пропищал довольный голос чуть-чуть поближе. Даже цветочки и те лучше тебя называются! Про цветик-семицветик слыхал? Есть такой... А ты лапчатый, да... Уж не повезло, так не повезло... Чо, бывает...
Сообщение шло с прерываниями на вдохи-выдохи и через некоторое время на подсолнух забралось что-то маленькое с длинным, тонким хвостом. Встав ровно посередине «сцены» , хвостатое звонко сообщило:
- Мышка-Норушка, будем знакомы!
У Гуся хлынули слёзы. Он плюхнулся на попу и зарыдал. Он рыдал и рыдал, безудержно и самозабвенно. Между всхлипами едва различалось то «му», то «цо», то «ля», то «а мне» в общем полная неразбериха из звуков... И Гусь бы до сих пор рыдал, если б на дорожке между деревьями не появилась целая команда гусей. Все до одного переваливались с лапы на лапу быстрым шагом. Они вышли на вечернюю пробежку! Гусь залюбовался: клювы вперёд, хвосты вверх, а лапы! Одна к одной, одна к одной, так и мелькают! А ещё Гуси радостно гоготали! «Га» - весело выкрикивал один, «га-га-га» тут же отзывались остальные! Как же это было здорово!
Гусь перестал всхлипывать, оглядел свои лапы и уверенно сказал:
- Да! Я - Гусь! Лапчатый! Белый стих, Га! - Затем встал и... пошёл быстрым шагом. Вскоре, его гоготание уже было не различить среди остальных. Довольная Мышь смотрела ему в след и приговаривала:
- Ну вот! Теперь всем гусям - Гусь. Беги, милый, беги... - И юркнула вниз по подсолнуху. Конечно, не без семечек, а как же... Кто ж не любит семечки? Они такие вкусные!