Премия
Ура! Нобелевская по химии в Израиле. Теперь Нобелевские премии есть в Технионе, Еврейском университете и Институте Вейцмана. В родном Тель-Авивском университете будет очередной разбор полётов с криками: Мы не хуже других! Уже готовились чествовать Ааронова, но в этом году не вышло. Будем ждать. Помню, в 2005-м некая комиссия в университете провела инвентаризацию кандидатов на Нобеля и обнаружила четверых. Я думаю, двое из них всё же получат премию в течение ближайших трёх-четырёх лет: Ааронов по физике и Рубинштейн по экономике. Будем за них болеть.
И ещё небольшой рассказ.
Мой коллега Р. приехал из Союза, когда ему было хорошо за пятьдесят. Он был уже очень известным учёным, автором нескольких книг. Читал лекции по-английски, так иврита и не выучил. На работе ни кем не общался, только иногда со мной перекидывался несколькими словами. Довольно редко мы обедали с ним. Он был в курсе всех российских событий. Любил порассуждать. У него была универсальная теория, которая всё объясняла. По этой теории весь смысл власти заключался в возможности воровать. Воровали все, но те, кто находился у власти, могли воровать больше других. В какой-то момент они пресыщались украденным, теряли бдительность и к власти приходили другие, ещё ненаворовашиеся. И цикл повторялся. В ближневосточном конфликте он всю ответственность возлагал на израильское правительство. Оно, вместо того, чтобы дать лидерам всех палестинских группировок хорошенько поворовать, препятствовало этому, нарушая естественное развитие событий.
Ещё Р. любил порассуждать о науке. Всей западной науке, по его мнению, предстояло пройти ещё нелёгкий, долгий путь, чтобы приблизиться к передовой советской. Он с грустью вспоминал своих студентов в Москве.
- Заметьте, - говорил он, - Все они были русскими, а не евреями.
Ему это почему-то было важно. Сослуживцев он не уважал. Он сразу решил, что все вокруг - жулики и проходимцы от науки. Я зачем-то пытался его переубедить.
- Вот посмотрите, - говорил я, - Л. написал толковую монографию, а М. получил очень престижную международную премию. Он выслушивал это и плотоядно ухмылялся.
- Значит такая эта премия, - заключал он, - ничегошеньки не стоит.
Да, ещё он писал абсолютно гениальные научные статьи.
И ещё небольшой рассказ.
Мой коллега Р. приехал из Союза, когда ему было хорошо за пятьдесят. Он был уже очень известным учёным, автором нескольких книг. Читал лекции по-английски, так иврита и не выучил. На работе ни кем не общался, только иногда со мной перекидывался несколькими словами. Довольно редко мы обедали с ним. Он был в курсе всех российских событий. Любил порассуждать. У него была универсальная теория, которая всё объясняла. По этой теории весь смысл власти заключался в возможности воровать. Воровали все, но те, кто находился у власти, могли воровать больше других. В какой-то момент они пресыщались украденным, теряли бдительность и к власти приходили другие, ещё ненаворовашиеся. И цикл повторялся. В ближневосточном конфликте он всю ответственность возлагал на израильское правительство. Оно, вместо того, чтобы дать лидерам всех палестинских группировок хорошенько поворовать, препятствовало этому, нарушая естественное развитие событий.
Ещё Р. любил порассуждать о науке. Всей западной науке, по его мнению, предстояло пройти ещё нелёгкий, долгий путь, чтобы приблизиться к передовой советской. Он с грустью вспоминал своих студентов в Москве.
- Заметьте, - говорил он, - Все они были русскими, а не евреями.
Ему это почему-то было важно. Сослуживцев он не уважал. Он сразу решил, что все вокруг - жулики и проходимцы от науки. Я зачем-то пытался его переубедить.
- Вот посмотрите, - говорил я, - Л. написал толковую монографию, а М. получил очень престижную международную премию. Он выслушивал это и плотоядно ухмылялся.
- Значит такая эта премия, - заключал он, - ничегошеньки не стоит.
Да, ещё он писал абсолютно гениальные научные статьи.