Конь медный.
Продолжение.
На маленькой конюшне в пригороде Петербурга происходит кража. Увели нескольких лошадей.
Тут я немного отвлекусь и расскажу про нашу компанию подробнее, как и обещала. И начну, пожалуй, с Мэкки. Его настоящее имя, я уже говорила, было Серёга. А свой псевдоним, а точнее кликуху, он взял у героя Брехта - Мэкки Мессер. Придумал он это ещё в школе, когда и начал издавать свой рукописный журнал и тусоваться в Эльфийском Садике. Вот я никак не могла взять в толк, что Мэкки нашёл в этой компании маргиналов, полууголовников, наркоманов и прочих «субпассионариев». Словечко это я почерпнула у Льва Гумилёва из его книг об этногенезе и теории пассионарности. И оно мне понравилось. На мои недоумённые вопросы Мэкки только хмыкнул снисходительно и ответил, что со временем я сама всё пойму. И ещё добавил что-то про «протест против системы». Ну если у системы такие враги - то это определённым образом характеризует и саму систему. По мощам и елей, как говорится. И что если в качестве борьбы с системой избрать пьянство и прочие способы саморазрушения, то чем же эти «борцы» лучше системы, с которой они борются?
Но вслух ничего не сказала.
Именно благодаря Мэкки я и оказалась в Стрельне. До этого я на сестрорецкой конюшне ошивалась. Он меня переманил.
С родными у Мэкки отношения были сложные. Семья считала его ненормальным и несколько раз, по инициативе разных родственников - а родня у Мэкки была многочисленная, - собирался «семейный совет» с целью решить, «что с ним делать». Но так ничего и не решили, потому что, как говорил сам Мэкки, тут же принимались выяснять отношения друг с другом, а они были весьма сложные и запутанные, и про Мэкки благополучно забывали. И пару раз эти семейные сборища заканчивались взаимным мордобоем с проклятиями и приездом наряда милиции, вызванным соседями.
Ещё у Мэкки был старший брат, про которого лично мне было известно только то, что он женат и разъезжает на потрёпанном «Москвиче» цвета «сорренто». На «проспекте Ветеринаров» его, якобы «знали все водители» и любимые его слова: «Я ушёл от лобовухи».
Матушка Мэкки меня не жалует. Она почему-то считает, что я - хищница, нацелившаяся на её драгоценного сына с целью охмурить и женить на себе. Хотя мне это нафиг не нужно. Нет, Мэкки мне нравится, но, скорее, как друг. Чего не скажешь о Верке, которая в Мэкки вцепилась буквально как клещ демодекозный. Но там вообще всё сложно и запутанно, так, что сам Мэкки избегает об этом говорить, хотя человек довольно открытый, а к Верке я предпочитаю лишний раз не соваться. У нас с ней тоже достаточно сложные отношения. Единственное, что я знаю, это что Веруня меня ревнует к Мэкки, а зря. Но разубеждать её бесполезно. Не исключено, что это именно Верка наплела его матушке про меня небылиц.
Верка зовёт Мэкки Квадратным Мальчиком, Ротвейлером и Хромоногим Риваресом. Мэкки действительно прихрамывает и ходит с тросточкой. На мой вопрос, почему он хромает, Мэкки ответил , что, мол, «невежливо вправляли мозги в одном сердитом заведении». И больше эта тема не поднималась. Одевается всегда в чёрное - чёрные брюки и чёрная, в красную клетку, рубашка-»ковбойка». Венчает всё это великолепие чёрная шляпа с полями. Когда я его увидела впервые на сестрорецкой конюшне, куда он за чем-то примотал, я спросила его:
- Молодой человек, Вы Зорро?
- Нет, я Крис из «Великолепной семёрки» - ответствовал Мэкки. Шляпу Мэкки стал носить после того, как стал стричься налысо. А налысо он стал стричься после того, как Верка однажды, в припадке ревности, или чего-то там ещё, вцепилась ему в волосы. И вот, чтобы «менты не цеплялись», как он сам выразился, Мэкки и купил себе шляпу. Хотя это и не настоящая ковбойская шляпа была, но тоже ничего. Кажется, «федора», или даже «борсалино». Вот что самое интересное - пока мы учились на одном курсе я была с ними не знакома - ни с Мэкки, ни с Веркой. Познакомились мы по-настоящему только после их возвращения в Питер уже когда они институт бросили. Веруня же у нас дама весьма своеобразная. Мэкки к ней относится скорее снисходительно, как к ребёнку, а вот Верка, такое впечатление, постоянно его провоцирует и "проверяет на прочность". До каких, интересно, пределов с ним можно дойти?
Одевается она тоже весьма своеобразно. Иногда у меня возникало такое впечатление, что свою одежду Веруня выискивала в полной темноте и с завязанными глазами. Надевала буквально, что под руку подвернётся и плевать, как это выглядит. Могла, например, надеть нарядное платье со старыми кроссовками, или спортивный костюм с туфлями на каблуках и золотыми украшениями. Хотя хороших вещей у неё было довольно много, носить она их не умела. Нет, в то время, конечно, мы, простые советские люди, как нас называли, одевались во что Бог пошлёт. Что смогли купить - то и носили. Да и со вкусом у людей в массе своей, опять же, туговато было. Но чтоб настолько запущенно... Иногда Верочку просто принимали за городскую сумасшедшую. А еще жадная она была если не до патологии, то весьма близко. Прямо какой-то Плюшкин в юбке.
Ланку притащила я, она как-то сама ко мне прибилась. Училась она в школе рядом с нашим институтом, отношения с учителями и одноклассниками у неё не клеились и она чаще проводила время у нас в клиниках, где помогала возиться с животными, чем в школе. Верку Ланка побаивается, а к Мэкки тянется, он для неё непререкаемый авторитет.
Парни. Мы их зовём по названию их родного села - яловцы. По-моему, они все родственники, пришли к нам на конюшню всей компанией. Их четверо - Вовчик, Васька, Петька и Иван. Все они как-то неуловимо похожи друг на друга, все одинаково невысокого роста, коренастые, кривоногие, курносые и конопатые. Мэкки говорит, про них «типичные хохлы, весь ум в хитрость ушёл». Хотя они не хохлы, скорее, а бульбаши, судя по выговору - говорят на «трасянце», а не на суржике. Но куркули страшные. Одно время Вовчик пытался подбивать ко мне клинья, я, как дура уши развесила, а в один далеко не прекрасный день он меня огорошил тем, что я ему нужна просто «шоб погулять». У него, оказывается, уже была девушка, которая его из армии дождалась. «Вы тут у городах все гулящие, вам бы гулять только, а она меня дождалась» - вещал Вовчик, а у меня в глазах было черно от его слов. То, что его со всех сторон порядочная, верная и любящая жена вскоре после свадьбы украсит его головушку большими и ветвистыми рогами, Вовчик, конечно, не знал. Как и то, что ожидая Вовку из армии, она отнюдь не затворничала и вообще не скучала. Так что есть на свете высшая справедливость.
Мэкки как-то спросил меня:
-Слушай, Графиня, как ты с ними общаешься? Это же какой-то кретинизм! Они же двух слов связать не могут!
- С кем? С Володькой? Ну, во-первых: с ними по-своему интересно. А во-вторых: мне кажется, что он всё-таки меня любит. Ну, или не любит, но я ему небезразлична.
- М-дааа... - протянул Мэкки, - Опасно отнимать у женщины её заблуждения. Но вот как по мне, Графиня, то ему на тебя откровенно наплевать.
Парни платят Мэкки той же монетой и находятся с ним в состоянии «холодной войны». Так что вы поняли, - дружным и сплочённым наш коллектив назвать нельзя. А что же до «трений в процессе общения», как я однажды выразилась, то самыми сильными они были у Мэкки с Вовчиком. Пару раз они даже пытались набить друг другу морды, но помешали окружающие и обстоятельства. Точнее, парни однажды как-то подкараулили Мэкки в тёмном переулке и зажали в углу, но Мэкки от них ушёл. Подробностей схватки, тем не менее, не сообщают ни они, ни Мэкки.
И только много лет спустя, я поняла, что Мэкки, в сущности был всегда бесконечно одиноким, как и я.
Что до меня, то я впервые села на лошадь, когда мне было лет пятнадцать, или шестнадцать. Мы жили тогда в захолустном военном городке, где служил отец. Он был военный, танкист. А коняга эта числилась при столовой и на ней вывозили кухонные отходы или привозили картошку и ещё что-то. Ездить пришлось без седла и её резко торчащий позвоночник впивался в задницу. Я посмотрела вниз и сердце моё заколотилось а голова пошла кругом. Мне показалось, что до земли невероятно далеко и что если я упаду, то непременно разобьюсь насмерть. В голове запульсировали неоновыми буквами строчки, кажется, из БГ:
Мама! Она может двигать собой!
У! Она знает толк!
Мама! Что мы будем делать,
Когда она двинет собой...
На этой оптимистической ноте я легонько толкнула конягу пятками в бока и она тронула с места неспешным шагом. Мир не перевернулся и я не сверзилась. Через пару месяцев я уже гоняла конягу галопом не разбирая дороги.
Однажды, уже после возвращения нашей семьи на «историческую родину» в Питер, на Невском мне встретился всадник на рыжем коне. Я пошла за ним, как околдованная и вскоре оказалась на Сестрорецкой конюшне, откуда меня потом переманил Мэкки. К слову сказать - хорошо, что переманил. Потому что для Зодиака в Стрельне сразу нашлось место, да и ездить от Парка Победы в Стрельну всё же ближе, чем в Сестрорецк.
* * *
Следующий день был отмечен появлением на конюшне колоритного мэна в чёрной коже и золотых цепях. Сопровождали незнакомца двое крепких ребят в спортивных костюмах «Адидас» и наш Ярик. Словно фашисты по захваченной деревне компания прошествовала в манеж, где Мэкки занимался со сменой. Ярик шёл за ними следом, словно предатель-староста. Ну, или полицай.
- Явление Христа народу... - пробормотал Мэкки.
«Крутой» смерил его удавьим взглядом и поинтересовался, кто тут главный.
- В данный момент я. - ответил Мэкки.
- Пошли, поговорим.
Они ушли в тренерскую, где Мэкки очень быстро объяснили, что вся наша компания поимеет очень и очень бледный вид, если мы не найдём или саму кобылу, или не отдадим за неё деньги - больше тысячи баксов. Я пришла уже после того, как троица новых хозяев жизни уехала, оставив на конюшне Ярика. Всё это мне поведал Мэкки, под презрительно-снисходительные ухмылки Ярика: ну я же вам говорил! На мой вопрос, что такое баксы, Ярик сперва посмотрел на меня, как на дуру, а потом снизошёл до объяснения, что баксы - это доллары. Американские. Теперь всё, или почти всё в стране было за эти самые доллары.
- А иначе что? - спросила я.
- А иначе ничего хорошего. - ухмыльнулся Ярик и снова напомнил мне полицая времён войны.
- И какой срок он нам даёт на поиски? - спросила я.
- Три недели. И то, потому что я его уговорил. - ответил Мэкки, - И кстати, тут Михмат приходил, пока тебя не было и сказал, что он опять в ментовку вернулся. Вернее - в следственное управление.
- И что? Это поможет нам найти кобылу? Или он нам поможет?
Мэкки только плечами пожал.
- Я этого кацо где-то видел. - сказал он вместо ответа на мой вопрос.
- Гиви?
- Ну да. Только не помню, где и когда.
Менты, надо сказать, после кражи развили у нас на конюшне довольно бурную деятельность. Зачем-то перекопали песок в манеже, перерыли сено на сеновале, словно украденную кобылу могли закопать там. Особенно усердствовал один из них - некий Пронин. Не майор, правда, а капитан, но всё равно. Мэкки про него сказал, что тот похож на инспектора Лэйстреда из Скотланд-Ярда. Точно такой же «фокстерьер, идущий по следу».
Довольно быстро выяснили, что именно кололи лошадям - калипсол. Сильный препарат, относящийся к «группе А». Но в малых дозах, чтоб не отрубились, а были только смирными. Интересно, а кто мог его достать? И где? Значит, это кто-то из наших... Но кто? Мэкки? Исключено. Верка? Да нет, это вряд ли! Она, конечно, ходила в кружок на кафедру хирургии, но украсть препарат... да и зачем ей это? Зачем красть кобылу и осложнять себе жизнь? И зачем было уводить нескольких лошадей, которых потом просто бросили в парке? Вообще как-то запутанно всё. Но с другой стороны - калипсол и собаки не залаяли... И пришли именно в Вовкину смену. Значит, кто-то знал график дежурств и то, что Вовка обычно спит на дежурстве. Нет, явно кто-то из своих. Ланка отпадает, она не сможет калипсол достать. Хотя - калипсолом её могли и снабдить. А Гриф с Несси ходят за ней, как привязанные... Но зачем ей это? Или её просто использовали? Парни? У них-то какой интерес? Продать лошадь? Ну так это надо знать, кому. И тогда уж продавать сразу всех. Или все им были не нужны, а заказчик кражи, а то, что крали по заказу - это к бабке не ходи! - сказал, что ему нужна только Валька. И тут я поймала себя на мысли, что наших яловцев я совсем не знаю! Даже Вовчика, хоть мы и хороводились с ним целых два месяца! От всех этих мыслей у меня на душе сделалось совсем паршиво. А чтобы развеяться и поразмыслить я опять отправилась бродить по Городу.
На маленькой конюшне в пригороде Петербурга происходит кража. Увели нескольких лошадей.
Тут я немного отвлекусь и расскажу про нашу компанию подробнее, как и обещала. И начну, пожалуй, с Мэкки. Его настоящее имя, я уже говорила, было Серёга. А свой псевдоним, а точнее кликуху, он взял у героя Брехта - Мэкки Мессер. Придумал он это ещё в школе, когда и начал издавать свой рукописный журнал и тусоваться в Эльфийском Садике. Вот я никак не могла взять в толк, что Мэкки нашёл в этой компании маргиналов, полууголовников, наркоманов и прочих «субпассионариев». Словечко это я почерпнула у Льва Гумилёва из его книг об этногенезе и теории пассионарности. И оно мне понравилось. На мои недоумённые вопросы Мэкки только хмыкнул снисходительно и ответил, что со временем я сама всё пойму. И ещё добавил что-то про «протест против системы». Ну если у системы такие враги - то это определённым образом характеризует и саму систему. По мощам и елей, как говорится. И что если в качестве борьбы с системой избрать пьянство и прочие способы саморазрушения, то чем же эти «борцы» лучше системы, с которой они борются?
Но вслух ничего не сказала.
Именно благодаря Мэкки я и оказалась в Стрельне. До этого я на сестрорецкой конюшне ошивалась. Он меня переманил.
С родными у Мэкки отношения были сложные. Семья считала его ненормальным и несколько раз, по инициативе разных родственников - а родня у Мэкки была многочисленная, - собирался «семейный совет» с целью решить, «что с ним делать». Но так ничего и не решили, потому что, как говорил сам Мэкки, тут же принимались выяснять отношения друг с другом, а они были весьма сложные и запутанные, и про Мэкки благополучно забывали. И пару раз эти семейные сборища заканчивались взаимным мордобоем с проклятиями и приездом наряда милиции, вызванным соседями.
Ещё у Мэкки был старший брат, про которого лично мне было известно только то, что он женат и разъезжает на потрёпанном «Москвиче» цвета «сорренто». На «проспекте Ветеринаров» его, якобы «знали все водители» и любимые его слова: «Я ушёл от лобовухи».
Матушка Мэкки меня не жалует. Она почему-то считает, что я - хищница, нацелившаяся на её драгоценного сына с целью охмурить и женить на себе. Хотя мне это нафиг не нужно. Нет, Мэкки мне нравится, но, скорее, как друг. Чего не скажешь о Верке, которая в Мэкки вцепилась буквально как клещ демодекозный. Но там вообще всё сложно и запутанно, так, что сам Мэкки избегает об этом говорить, хотя человек довольно открытый, а к Верке я предпочитаю лишний раз не соваться. У нас с ней тоже достаточно сложные отношения. Единственное, что я знаю, это что Веруня меня ревнует к Мэкки, а зря. Но разубеждать её бесполезно. Не исключено, что это именно Верка наплела его матушке про меня небылиц.
Верка зовёт Мэкки Квадратным Мальчиком, Ротвейлером и Хромоногим Риваресом. Мэкки действительно прихрамывает и ходит с тросточкой. На мой вопрос, почему он хромает, Мэкки ответил , что, мол, «невежливо вправляли мозги в одном сердитом заведении». И больше эта тема не поднималась. Одевается всегда в чёрное - чёрные брюки и чёрная, в красную клетку, рубашка-»ковбойка». Венчает всё это великолепие чёрная шляпа с полями. Когда я его увидела впервые на сестрорецкой конюшне, куда он за чем-то примотал, я спросила его:
- Молодой человек, Вы Зорро?
- Нет, я Крис из «Великолепной семёрки» - ответствовал Мэкки. Шляпу Мэкки стал носить после того, как стал стричься налысо. А налысо он стал стричься после того, как Верка однажды, в припадке ревности, или чего-то там ещё, вцепилась ему в волосы. И вот, чтобы «менты не цеплялись», как он сам выразился, Мэкки и купил себе шляпу. Хотя это и не настоящая ковбойская шляпа была, но тоже ничего. Кажется, «федора», или даже «борсалино». Вот что самое интересное - пока мы учились на одном курсе я была с ними не знакома - ни с Мэкки, ни с Веркой. Познакомились мы по-настоящему только после их возвращения в Питер уже когда они институт бросили. Веруня же у нас дама весьма своеобразная. Мэкки к ней относится скорее снисходительно, как к ребёнку, а вот Верка, такое впечатление, постоянно его провоцирует и "проверяет на прочность". До каких, интересно, пределов с ним можно дойти?
Одевается она тоже весьма своеобразно. Иногда у меня возникало такое впечатление, что свою одежду Веруня выискивала в полной темноте и с завязанными глазами. Надевала буквально, что под руку подвернётся и плевать, как это выглядит. Могла, например, надеть нарядное платье со старыми кроссовками, или спортивный костюм с туфлями на каблуках и золотыми украшениями. Хотя хороших вещей у неё было довольно много, носить она их не умела. Нет, в то время, конечно, мы, простые советские люди, как нас называли, одевались во что Бог пошлёт. Что смогли купить - то и носили. Да и со вкусом у людей в массе своей, опять же, туговато было. Но чтоб настолько запущенно... Иногда Верочку просто принимали за городскую сумасшедшую. А еще жадная она была если не до патологии, то весьма близко. Прямо какой-то Плюшкин в юбке.
Ланку притащила я, она как-то сама ко мне прибилась. Училась она в школе рядом с нашим институтом, отношения с учителями и одноклассниками у неё не клеились и она чаще проводила время у нас в клиниках, где помогала возиться с животными, чем в школе. Верку Ланка побаивается, а к Мэкки тянется, он для неё непререкаемый авторитет.
Парни. Мы их зовём по названию их родного села - яловцы. По-моему, они все родственники, пришли к нам на конюшню всей компанией. Их четверо - Вовчик, Васька, Петька и Иван. Все они как-то неуловимо похожи друг на друга, все одинаково невысокого роста, коренастые, кривоногие, курносые и конопатые. Мэкки говорит, про них «типичные хохлы, весь ум в хитрость ушёл». Хотя они не хохлы, скорее, а бульбаши, судя по выговору - говорят на «трасянце», а не на суржике. Но куркули страшные. Одно время Вовчик пытался подбивать ко мне клинья, я, как дура уши развесила, а в один далеко не прекрасный день он меня огорошил тем, что я ему нужна просто «шоб погулять». У него, оказывается, уже была девушка, которая его из армии дождалась. «Вы тут у городах все гулящие, вам бы гулять только, а она меня дождалась» - вещал Вовчик, а у меня в глазах было черно от его слов. То, что его со всех сторон порядочная, верная и любящая жена вскоре после свадьбы украсит его головушку большими и ветвистыми рогами, Вовчик, конечно, не знал. Как и то, что ожидая Вовку из армии, она отнюдь не затворничала и вообще не скучала. Так что есть на свете высшая справедливость.
Мэкки как-то спросил меня:
-Слушай, Графиня, как ты с ними общаешься? Это же какой-то кретинизм! Они же двух слов связать не могут!
- С кем? С Володькой? Ну, во-первых: с ними по-своему интересно. А во-вторых: мне кажется, что он всё-таки меня любит. Ну, или не любит, но я ему небезразлична.
- М-дааа... - протянул Мэкки, - Опасно отнимать у женщины её заблуждения. Но вот как по мне, Графиня, то ему на тебя откровенно наплевать.
Парни платят Мэкки той же монетой и находятся с ним в состоянии «холодной войны». Так что вы поняли, - дружным и сплочённым наш коллектив назвать нельзя. А что же до «трений в процессе общения», как я однажды выразилась, то самыми сильными они были у Мэкки с Вовчиком. Пару раз они даже пытались набить друг другу морды, но помешали окружающие и обстоятельства. Точнее, парни однажды как-то подкараулили Мэкки в тёмном переулке и зажали в углу, но Мэкки от них ушёл. Подробностей схватки, тем не менее, не сообщают ни они, ни Мэкки.
И только много лет спустя, я поняла, что Мэкки, в сущности был всегда бесконечно одиноким, как и я.
Что до меня, то я впервые села на лошадь, когда мне было лет пятнадцать, или шестнадцать. Мы жили тогда в захолустном военном городке, где служил отец. Он был военный, танкист. А коняга эта числилась при столовой и на ней вывозили кухонные отходы или привозили картошку и ещё что-то. Ездить пришлось без седла и её резко торчащий позвоночник впивался в задницу. Я посмотрела вниз и сердце моё заколотилось а голова пошла кругом. Мне показалось, что до земли невероятно далеко и что если я упаду, то непременно разобьюсь насмерть. В голове запульсировали неоновыми буквами строчки, кажется, из БГ:
Мама! Она может двигать собой!
У! Она знает толк!
Мама! Что мы будем делать,
Когда она двинет собой...
На этой оптимистической ноте я легонько толкнула конягу пятками в бока и она тронула с места неспешным шагом. Мир не перевернулся и я не сверзилась. Через пару месяцев я уже гоняла конягу галопом не разбирая дороги.
Однажды, уже после возвращения нашей семьи на «историческую родину» в Питер, на Невском мне встретился всадник на рыжем коне. Я пошла за ним, как околдованная и вскоре оказалась на Сестрорецкой конюшне, откуда меня потом переманил Мэкки. К слову сказать - хорошо, что переманил. Потому что для Зодиака в Стрельне сразу нашлось место, да и ездить от Парка Победы в Стрельну всё же ближе, чем в Сестрорецк.
* * *
Следующий день был отмечен появлением на конюшне колоритного мэна в чёрной коже и золотых цепях. Сопровождали незнакомца двое крепких ребят в спортивных костюмах «Адидас» и наш Ярик. Словно фашисты по захваченной деревне компания прошествовала в манеж, где Мэкки занимался со сменой. Ярик шёл за ними следом, словно предатель-староста. Ну, или полицай.
- Явление Христа народу... - пробормотал Мэкки.
«Крутой» смерил его удавьим взглядом и поинтересовался, кто тут главный.
- В данный момент я. - ответил Мэкки.
- Пошли, поговорим.
Они ушли в тренерскую, где Мэкки очень быстро объяснили, что вся наша компания поимеет очень и очень бледный вид, если мы не найдём или саму кобылу, или не отдадим за неё деньги - больше тысячи баксов. Я пришла уже после того, как троица новых хозяев жизни уехала, оставив на конюшне Ярика. Всё это мне поведал Мэкки, под презрительно-снисходительные ухмылки Ярика: ну я же вам говорил! На мой вопрос, что такое баксы, Ярик сперва посмотрел на меня, как на дуру, а потом снизошёл до объяснения, что баксы - это доллары. Американские. Теперь всё, или почти всё в стране было за эти самые доллары.
- А иначе что? - спросила я.
- А иначе ничего хорошего. - ухмыльнулся Ярик и снова напомнил мне полицая времён войны.
- И какой срок он нам даёт на поиски? - спросила я.
- Три недели. И то, потому что я его уговорил. - ответил Мэкки, - И кстати, тут Михмат приходил, пока тебя не было и сказал, что он опять в ментовку вернулся. Вернее - в следственное управление.
- И что? Это поможет нам найти кобылу? Или он нам поможет?
Мэкки только плечами пожал.
- Я этого кацо где-то видел. - сказал он вместо ответа на мой вопрос.
- Гиви?
- Ну да. Только не помню, где и когда.
Менты, надо сказать, после кражи развили у нас на конюшне довольно бурную деятельность. Зачем-то перекопали песок в манеже, перерыли сено на сеновале, словно украденную кобылу могли закопать там. Особенно усердствовал один из них - некий Пронин. Не майор, правда, а капитан, но всё равно. Мэкки про него сказал, что тот похож на инспектора Лэйстреда из Скотланд-Ярда. Точно такой же «фокстерьер, идущий по следу».
Довольно быстро выяснили, что именно кололи лошадям - калипсол. Сильный препарат, относящийся к «группе А». Но в малых дозах, чтоб не отрубились, а были только смирными. Интересно, а кто мог его достать? И где? Значит, это кто-то из наших... Но кто? Мэкки? Исключено. Верка? Да нет, это вряд ли! Она, конечно, ходила в кружок на кафедру хирургии, но украсть препарат... да и зачем ей это? Зачем красть кобылу и осложнять себе жизнь? И зачем было уводить нескольких лошадей, которых потом просто бросили в парке? Вообще как-то запутанно всё. Но с другой стороны - калипсол и собаки не залаяли... И пришли именно в Вовкину смену. Значит, кто-то знал график дежурств и то, что Вовка обычно спит на дежурстве. Нет, явно кто-то из своих. Ланка отпадает, она не сможет калипсол достать. Хотя - калипсолом её могли и снабдить. А Гриф с Несси ходят за ней, как привязанные... Но зачем ей это? Или её просто использовали? Парни? У них-то какой интерес? Продать лошадь? Ну так это надо знать, кому. И тогда уж продавать сразу всех. Или все им были не нужны, а заказчик кражи, а то, что крали по заказу - это к бабке не ходи! - сказал, что ему нужна только Валька. И тут я поймала себя на мысли, что наших яловцев я совсем не знаю! Даже Вовчика, хоть мы и хороводились с ним целых два месяца! От всех этих мыслей у меня на душе сделалось совсем паршиво. А чтобы развеяться и поразмыслить я опять отправилась бродить по Городу.