Конь медный.

[z_laya]

Продолжение.
Итак, на маленькой конюшне в пригороде Петербурга...

Я ехала на конюшню. Народу в автобусе, не смотря на ранний час, было битком - кажется, в Петергофе был День открытия фонтанов. Меня плотно притиснули к дверям и на каждой остановке желающие выйти и войти выкидывали меня на улицу. Так что свою остановку я встретила с облегчением. Вот тоже мне - праздник! Подумаешь - фонтаны! Открой себе кран в ванной - вот тебе и будет фонтан! Ещё не перейдя дорогу, я поняла, что что-то не так. В парке возле конюшни бродила какая-то лошадь. Хм, какая-то! Это же мой Зодиак! А кто его выпустил?! Кому я сейчас по голове настучу? Зодиак увидел меня издали и с радостным ржанием помчался навстречу. Он был страшно рад меня видеть и вёл себя как собачонка, встречающая хозяина. Только что хвостом не вилял. Тыкался мордой в ладони, выпрашивая угощение. Морда мокрая, губы в зелёнке - и покушал, и на водопой сбегал.
Так. И кто у меня сейчас по голове получит? - вопрос был риторический. Зодиак радостно фыркал в надежде на лакомство.
- А ну, домой!
Я взяла Зодиака за ухо и двинулась к конюшне. Жеребец покорно пошёл следом.
В манеже одна дверь была сорвана вообще, вторая болталась на одной петле.
Так. Интересно, - пробухало у меня в голове.



На конюшне были все, включая Михмата и Катерину, примчавшуюся из своей больницы. Настроение у всех было подавленное и растерянное. Оказывается, нас ночью обокрали. Увели шесть лошадей, включая и Приватизацию. Я завела Зодиака в денник и тут нагрянула милиция. Начались обычные процедуры допросов, я им мало что могла сообщить, как и дежуривший в ту ночь на конюшне Вовчик. Он благополучно продрых всю ночь в тренерской, дверь в которую просто подпёрли снаружи черенком лопаты. И только утром, захотев по нужде, он обнаружил, что дверь заперта. Кое-как выбравшись, и поняв, что произошло, Вовка кинулся названивать всем подряд, благо телефон в тренерской стоял. А до меня он не дозвонился, потому что меня уже дома не было, я как раз ехала на конюшню.
- Приватизацию приватизировали. - сказал Мэкки и был, чёрт возьми, прав, но мы не приняли шутки. Я ушла в денник к Зодиаку, в глубине души радуясь, что его не забрали. Я провела ладонью по его шее и наткнулась на иглу, застрявшую под кожей. На светлой шерсти запеклось несколько капелек крови. Ого! Однако! Я помчалась в тренерскую, где менты всех опрашивали и позвала их в денник к Зодиаку. Находка моя вызвала живейший интерес. Иглу извлекли и упаковали в мешочек.
- Что кололи, мы скажем после экспертизы. - сказал оперативник, - Наверняка, что-нибудь успокаивающее, чтоб не буянили.
- А Зодиак вырвался и удрал. - сказала я.

Занятий в тот день не было. Мы забрались в сенник и обсуждали произошедшее.
- Было у меня дурное предчувствие, что рано, или поздно, это случится. - сказала Верка, - Двери у нас на ладан дышат, ворота на заднем дворе тоже одно название, как и забор. Заходите, люди добрые, берите что хотите. Тележку для опилок у нас уже спёрли однажды. Теперь лошадей увели.
В разгар всеобщего веселья появился Ярослав. Он уже тоже каким-то образом ухитрился узнать про кражу и смотрел на нас почти что с сочувствием.
- Ну вы попали, ребята. - сказал он, поигрывая сумочкой-»барсеткой», - Придётся вам за лошадку платить. Мой шеф с вас даже не семь шкур спустит, а я не знаю сколько. Ну, или ищите.
- А при чём тут мы? - сразу возмутилась Ланка, - Увели, между прочим не только Вальку. У нас ещё пять лошадей пропало!
- Это ваши проблемы. - ответил Славка, - Шеф поставил к вам свою лошадь, вы её прос**ли. Делайте что хотите, но чтобы были или лошадь, или бабки. Тут вся ваша живодёрня столько не стоит, сколько она.
И вышел, оставив нас с нашим возмущением.
А действительно, - подумала я, - кто мог знать про кобылу? И были ли враги у Славкиного шефа? Кому её понадобилось воровать и зачем? Хотя - увели ведь не только её. Увели ещё пять лошадей, включая Искру с Мирандой. И даже Жизненного Опыта прихватили. И чуть не увели Зодиака, но тот удрал. Умница мой. Сначала я подумала, что это вполне могли быть здешние, Стрельнинские цыгане. У нас с ними пару раз вышли стычки. Они у нас сено воровали. И тележку для опилок увели, как оказалось, тоже они. Тележку мы вернули, правда не без боя. Мэкки тогда хорошо кое-кого из них кулаками проучил, да и мы с Ланкой отличились: что нас Михмат, зря драться учил что ли? Так что злобу на нас эти ребята вполне могли затаить. Хотя - цыгане вряд ли бы стали связываться с фармацией. Я вспомнила про иголку в шее Зодиака. Если уж и решили бы увести лошадей, то наверняка бы с помощью каких-нибудь своих, цыганских, способов. Ну, или, в крайнем случае, могли навести на конюшню других воров. Отомстить, так сказать, чужими руками. Всё это я озвучила ребятам.
- Графиня, не играй в детектив. - фыркнула Верка.
- Я не играю. - обиделась я, - Я пытаюсь понять, кто бы это мог быть. А вдруг, это рэкет? А что - наехали на Славкиного шефа, потребовали дань, а чтобы тот раскошелился - лошадку прихватили.
- Пускай этим милиция занимается. - ответила Верка всё тем же сварливо-насмешливым тоном.
- А если этот богатей нас действительно на бабки поставит? - спросила Ланка, - Да ещё и счётчик включит?
- Что за счётчик такой? - спросила Верка, - Электрический?
- Дура. - ответила Ланка, - Денежный. За каждый день просрочки будут проценты идти. У меня брат так влетел в том году.
- Может, хоть ворота в манеже почините? - в сенник заглянул Михмат, - Так и будете тут сидеть, ждать, пока у вас всё остальное выведут и вынесут?
А мы и не заметили, что он куда-то исчезал.
- Сходил я тут, навестил кое-кого по старой памяти. - сказал Михмат, словно отвечая на наш немой вопрос, - У меня тут старый приятель работает. Ребята его уже шерстят местных цыган, они первые на подозрении. Но я не думаю, что это они.
- Вот и Графиня так говорит. - сказала Ланка.
- Ну и я вам помогу, конечно, чем могу. - пообещал он. Они с Мэкки ушли чинить двери в манеже, а мы разбрелись по домам.

Домой я не пошла, а отправилась бродить по городу. Настроение было паршивое, а в таких случаях ничего лучше прогулки нет. Я неспешно брела тихой тенистой улочкой, застроенной маленькими двухэтажным домиками, прозванными в народе «немецкими» - в конце войны и сразу после неё их строили пленные немцы. Был конец мая, дни стояли солнечные и нежаркие. Пахло свежей тополиной листвой, ещё молодой и незапылённой. Незаметно я вышла к Нарвским воротам, по Старо-Петергофскому дошла до Обводного и пошла вдоль набережной в сторону Балтийского вокзала.
Одно дело жить в каком-нибудь обычном городе, а другое дело здесь. И то, что говорят про наш Город, в большинстве своём - правда. Но Город сам же и порождает легенды и сам же в них верит. ОН - тоже его легенда. Часть легенд. Я побродила по стране, повидала кое-что. Но ЕГО нигде не было. Я знала, что ОН будет только здесь. В Городе...И рядом будут лошади. И пускай говорят, что я мечтаю о несбыточном, что о принце на белом коне хорошо мечтать лет в тринадцать...

У Города тысяча лиц и тысяча настроений. Он реален и нереален одновременно. В нём всё двойственно и всё на грани. Он реальность, похожая на морок и морок, ставший реальностью. Город притягивает только очень хороших, или очень плохих людей. Он заставляет любить и ненавидеть себя. Но никого не оставляет равнодушным.
Учёные говорят (боже правый! - чего только не говорят эти учёные!), что Город расположен на 60-й параллели. И что эта параллель - критическая для жизни людей. Что с другой стороны Земного шара, в Западном полушарии, в Канаде, на этой широте ни одного мегаполиса, только редкие посёлки индейцев и эскимосов. А у нас вырос огромный город. Именно здесь, в районе этой таинственной 60 параллели, грань между реальным и потусторонним наиболее зыбка и возможно всё. А ещё кто-то сказал, что незыблемость окружающего мира - величайшая из иллюзий. Город похож на мираж и до жути реален одновременно. Чёрно-белый Город. Город чёрных дней и белых ночей. Даже имя его не имеет чёткого и однозначного прочтения. Санкт-Питерсбурх. Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград... Хотя этот, последний, тут явно ни при чём. Хотя вот эти двое - основатель и узурпатор, протягивают друг другу руки через Неву. И наверняка ухмыляются. Чему? Нашей наивности. Санкт-Петербург. Город Святого Петра. Или Святой Город Петра? Петрополь. А Пётр - это камень по-гречески. Он же и «Святой камень»? Или Святой Каменный Город? Весь одетый в гранит. Пётр-камень. Гранит. А по-фински гранит называется «змеиная кожа». На гранитной скале Медный всадник медным конём попирает медную змею.
Верка говорит, что Город - рай для растений - всё прёт из земли просто со страшной силой. А вот людям здесь жить противопоказано. Верка Город ненавидит, но никуда из него не уезжает и упорно продолжает в нём жить. А Город чётко делит всех своих обитателей на «своих» и «чужих» и то, где ты родился, для него не имеет никакого значения. Можно родиться здесь, иметь в анамнезе несколько поколений предков-петербуржцев, но если Город не признает тебя своим - ничего хорошего тебя здесь не ждёт. А можно родиться в другом месте, часто довольно далеко отсюда и даже часть жизни прожить неизвестно где, а потом приехать сюда и моментально стать в этом Городе своим. И быть для него лучше родного. Питер уже никогда тебя не отпустит. Он ревнивый собственник. Это - Город одной судьбы. Только нужно отдать ему всю душу без остатка.

А началось всё с того, что жил-был мальчик...Только жил он не здесь, а в Москве. И однажды мальчику приснился сон, в котором он бродил по незнакомому городу. Город был прекрасен и совершенно не похож на тот, в котором он жил и вообще на все другие города, хотя кроме своего родного города мальчик вообще никаких городов не видел. Этот город был совершенен, его улицы,и площади казались начерченными по линейке, дома стояли по обеим сторонам улиц как солдаты в строю. И в то же время была в нём какая-то лёгкость, устремлённость ввысь. Он был зыбким, как мираж и до жути ральным одновременно. И мальчик возлюбил Город. Настолько, что захотел увидеть его наяву. А когда вырос и стал русским царём Петром Первым, то положил жизнь на воплощение своей мечты. И не только свою жизнь.
И даже сейчас, когда прежняя жизнь вдруг ухнула в одночасье, «как вода в унитаз», по выражению Ланки, Город не утратил своего величия. Он сохранял достоинство, как обнищавший аристократ, продолжающий донашивать некогда роскошные одежды. Аристократ в лохмотьях. Остатки былой роскоши служили ему доспехами. Город сражался за себя, он не хотел сдаваться. В его тёмных дворах-колодцах бродили тени прошлого. В коммуналках, переделанных из некогда роскошных барских квартир, среди осколков прошлого доживали свой век последние его стражи и свидетели прошлого - старики и старухи. Война эта шла уже много лет с переменным успехом. Она началась не вчера, а с момента возникновения Города, когда выросший мальчик, русский царь, согнув две берёзки и связав их верхушки своим шарфом, сделал ворота в несуществующий ещё Город и вошёл через эти ворота с орлом на руке. Но раньше этого была Книга. Ингерманландская летопись, в которой за много веков было предсказано появление Города и то, что с ним будет, что суждено ему будет пережить. Когда на эти земли пришли враги - закованные в железо викинги в рогатых шлемах и принялись огнём и мечом покорять земли и тех, кто жил на них, жрецы и ведуны спрятали летопись. Да так, что потом никто, даже сами они не смогли её найти. Говорят - её забрали на небо...
Но сейчас Город медленно, шаг за шагом, отступал, проигрывал этот бой,сдавая позиции. Тут дом, там церковь, здесь чугунную оградку, или кованую решётку балкона...И только пыль, вечная спутница запустения витала в воздухе и призрачной, прозрачной кисеёй ложилась на стены домов, на бронзу памятников и статуй, делая и без того неяркий свет ещё более тусклым, а очертания ещё более размытыми...Город словно стирался, смывался с лица земли,а вместе с ним стиралась и грань между явью и небытием.

Чаще всего мы смотрим на Город не с высоты птичьего полёта и не с высоты своего роста, а с высоты седла. Так смотрели на него разные гусары, уланы и прочая кавалерия, гарцевавшие по его улицам лет этак сто назад. С высоты седла Город совсем другой. Когда идёшь в толпе, хотя бы по тому же Невскому, то кроме чужих спин ничего не видишь. Но стоит тебе подняться хоть немного повыше, как начинаешь замечать то, что обычно не замечаешь. И ехать на лошади - это совсем не то, что на машине, или мотоцикле. Здесь явственно чувствуешь движение. Ту самую «лошадиную силу».И только в седле мне стало, наконец, понятно, что значит «подняться над толпой».

* * *

Я шла вдоль Обводного. Как-то незаметно я дошла до Лиговки и остановилась, размышляя, в какую сторону идти - дальше прямо, или повернуть по Лиговке в сторону Московских ворот, а там по Московскому к себе до Парка Победы? Далековато, говорите? Ну, в юности я и не в такие пешие походы по городу пускалась.
Я стояла возле бывшего здания первого кинотеатра в Петербурге, жёлтенького приземистого домика. Этот дом не сохранился. Его вместе со стоявшим рядом жилым домом снесли, когда строили станцию метро Обводный канал. Сейчас на этом месте уродливый сундук очередного Торгово-развлекательного центра. Пока я раздумывала к дому возле бывшего кинотеатра подкатила чёрная «Волга» с белыми шторками на окнах. Ещё совсем недавно на таких ездили разные партийные и советские начальники. Из машины вылез давешний мой знакомец - совинообразный кавказец Гиви вместе с каким-то бомжеватого вида мужичком. Разговор между ними шёл оживлённый, на повышенных тонах, но мне отсюда всё равно почти ничего слышно не было, только обрывки слов долетали. Мне, конечно, стало интересно, но ближе подойти я не решилась из-за боязни быть замеченной. Место было довольно открытое. Тем временем Гиви крикнул какую-то гортанную фразу на родном языке и, схватив собеседника за грудки, с размаху шваркнул об стену. Они стояли как раз возле парадного. После чего развернулся, залез в машину и дал по газам. Мужик поднялся, постоял немного и тихо ушёл в парадную. Я выждала минуту и прошмыгнула следом за ним. Зачем? Не знаю. Парадняк был тёмный и грязноватый. Пахло газом, какой-то пригоревшей едой, канализацией тянуло из подвала. На лестничную клетку выходило несколько дверей. Где-то наверху хлопнула дверь, щёлкнул дверной замок. Типичный «доходный дом», причём для не самой богатой и взыскательной публики. Я вышла на улицу. Что это был за алкаш, как он связан с Гиви? Какое отношение всё увиденное мной имело отношение к краже? Понятия не имею. И имело ли вообще?

Домой я вернулась уже довольно поздно.
- Твой Мэкки, или как там его, нам уже весь телефон оборвал. - сказала мама, - Каждые пол-часа названивает.
В этот момент телефон зазвонил снова.
- Иди. Это наверняка он.
Я прошлёпала на кухню. Это действительно был Мэкки.
- Свихнуться можно. - пробормотала мама мне вслед и ушла в комнату.
- Где тебя носит? - спросил он вместо «здравствуйте!».
- Там, где меня уже нет. - ответила я, - Воспитанные люди здороваются.
- Лошадей нашли.
- Да? Где?
- Сегодня в парке. Их там привязали.
- Всех?
- Всех, кроме Вальки. Так что, не исключено, что их просто «взяли покататься» и не исключено, что Ланкины подруги.
На конюшню к нам одно время повадились ходить какие-то Ланкины подруги, но мы быстро их отвадили, ибо они курили, ругались матом и вообще много себе позволяли. Да и за сохранность наших кошельков и их содержимого тоже нельзя было поручиться.
- Не думаю. Скорее всего - приходили именно за Валькой. А остальных лошадей увели для отвода глаз.
- Почему? На основании чего такие выводы? - скептически поинтересовался Мэкки. Я рассказала о том, что сегодня видела на Обводном.
- Ну, это ещё ничего не значит. Мало ли какие дела могут быть у этого Гиви с тем алкашом! Ну и потом - Валька могла просто убежать. Помнишь, как тогда Серая?
Серая былой легендой нашей конюшни. Настоящая орловская рысачка, всю жизнь пробегавшая на Московском ипподроме, какими-то неисповедимыми путями попала в Питер и после долгих скитаний оказалась у нас. Она была
уже старая - лет пятнадцать, или больше, злющая, как собака, справиться с ней могли немногие, а точнее - Катя, Мэкки и Верка. Однажды Серая, сбросив кого-то во время занятий, удрала из манежа и её искали несколько дней, пока железнодорожники не отловили её возле платформы Володарская. Самое смешное было, что Серую тогда оштрафовали на десять рублей за хождение по железнодорожным путям.
- Я вот чего подумала. Сперва я как-то не придала этому значения. А ведь собаки не залаяли, когда воры в конюшню забрались. Вовка ведь дрых всю ночь.
- Ну, он мог просто не слышать.
- Это Несси не услышать? - усомнилась я, - Ну ладно, Гриф. Он действительно мог не залаять. Но чтоб Несси...
- Действительно.
На том конце провода воцарилось задумчивое молчание. У нас на конюшне жило две собаки - рыжая дворняга Гриф, появившийся там неизвестно когда и чёрная бестия, размером с хорошего телёнка - Несси. Мэкки звал его «собака Баскервиллей». Лично я эту чёрную с белой грудью зверюгу боялась как огня. Породы она была неизвестно какой, не то дог, не то что-то в этом роде. «Смесь бульдога с носорогом», короче. Ещё жили два кота. Одного, по кличке Кот д'Ивуар, Мэкки притащил откуда-то ещё котёнком, второй пришёл сам и получил кличку Экорамбурс. Слово это услышала по телевизору Ланка, что оно означало - мы понятия не имели, но Ланка сказала, что это что-то из рекламы, которую в последнее время стали крутить в немыслимых количествах, как «там». Предполагалось, что они будут ловить мышей и крыс. Но грызуны внушали нашим котофеичам ужас не меньший, чем мне Несси.

А действительно, - почему не залаяли собаки? Или воры были им хорошо знакомы? Значит, это кто-то из своих????
И, словно в ответ на мои мысли, Мэкки произнёс каким-то глухим голосом в трубку:
- Значит, у нас завелась «крыса».