Толстой о Смысле Жизни - Из опыта перечитывания "Анны Карениной" (4)
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-15. Вронский
Особенность «Анны Карениной», которая отталкивает многих читателей или заставляет их смотреть на роман предвзято, - это отсутствие в нём положительных персонажей. У каждого из героев свои тараканы, но для у меня лично наиболее неприязненное впечатление осталось от Вронского.
Впрочем, Толстой действительно не жалеет чёрных красок при его изображении.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XXXIV
В глазах Вронского все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, - и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА I
... Главная причина, почему принц был особенно тяжел Вронскому, была та, что он невольно видел в нем себя самого. И то, что он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего.
«Глупая говядина! Неужели я такой?» - думал он.
Лучше всего Вронского, по крайней мере того, каким он предстаёт в начале романа, характеризуют слова Гоголя - «лёгкость в мыслях необыкновенная».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XVI
…Если б Вронский мог перенестись на точку зрения семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить тому, что то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться.
И ещё одна цитата, на сей раз из КВН, которая очень хорошо, мне кажется, характеризует поведение Вронского в первых частях романа, - ««Я тут, грешным делом, подумал…» -- «А думать надо было не грешным делом, а головой!»»
И в результате всё оставшееся время вынужден пожинать плоды своей «лёгкости в мыслях». Однако при этом так, по-видимому, и не приходит к пониманию причин своих невзгод. Во всяком случае, применительно к Вронскому Толстой старательно избегает слова «понимал», всё время подчёркивая, что Вронский лишь «чувствовал»:
[Spoiler (click to open)]
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XVIII
... Муж, обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким существом, случайною и несколько комическою помехой его счастью, …и вдруг этот муж явился на этой высоте не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным. Этого не мог не чувствовать Вронский. Роли вдруг изменились. Вронский чувствовал его высоту и свое унижение, его правоту и свою неправду. Он почувствовал, что муж был великодушен и в своем горе, а он низок, мелочен в своем обмане.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, ГЛАВА XXII
…Вронский в первый раз в жизни почувствовал себя готовым заплакать. Он не мог бы сказать, что именно так тронуло его; но он чувствовал, что он виною ее несчастья, что он сделал что-то нехорошее.
Ну, и как итог:
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава VIII; ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА III
…Вронский между тем, несмотря на полное осуществление того, чего он желал так долго, не был вполне счастлив. Он скоро почувствовал, что осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы счастия, которой он ожидал. … Сколько раз он говорил себе, что ее любовь была счастье; и вот она любила его, как может любить женщина, для которой любовь перевесила все блага в жизни, - и он был гораздо дальше от счастья, чем когда он поехал за ней из Москвы. Тогда он считал себя несчастливым, но счастье было впереди; теперь он чувствовал, что лучшее счастье было уже назади.
Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его.
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-16. Анна
В отношении Анны герои романа высказываются куда более резко, чем в отношении Вронского.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ, Глава IV
…
- Ах, что говорить! - сказала графиня, махнув рукой. - Ужасное время! Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные! Это все что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя погубила и двух прекрасных людей - своего мужа и моего несчастного сына.
Понятны чувства графини, матери Вронского, но согласиться я с ней могу разве что в отношении «страстей отчаянных», которые никогда ни к чему хорошему привести не могут. Но ведь в первых-то главах романа Анна совсем другой предстаёт!
Два обстоятельства сыграли тут роковую роль: во-первых, то, что Анна «вышла замуж без любви или не зная любви», а значит, не была готова противостоять нахлынувшей на неё страсти; а во-вторых, бездумная настойчивость Вронского, ожидавшего найти «гору счастия» в разжигании этих самых «страстей отчаянных». Хотя даже дети Облонских почувствовали перемену в Анне после первой же её встречи с Вронским, но, мне кажется, даже уезжая из Москвы, она ещё не настолько поддалась страсти, чтобы не суметь справиться с ней вдали от Вронского, в Петербурге.
Графиня, конечно, пытается найти оправдания своему сыну, да и нравы того времени были таковы, что «мать Вронского, узнав о его связи, сначала была довольна - потому, что ничто, по ее понятиям, не давало последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете» - но всё же, если уж пытаться искать правых и виноватых, то именно на Вронском лежит вина за всё происшедшее.
«Точкой невозврата» для Анны становится первый секс с Вронским, очевидно, оказавшийся весьма качественным. Именно после этого Анна заявляет Вронскому: «Все кончено. У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.»
Как самый близкий аналог, мне разве что «Империя чувств» Нагисы Осимы вспоминается. А ещё монолог Билла о Беатрикс Киддо. О превращении обычной пчелы в пчелу-ренегата, пчелу-убийцу…
Как говорится, «до первой крови». Недаром Толстой сравнивает секс с убийством (пусть даже и глядя на происшедшее глазами Вронского): «…Он чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда. Но, несмотря на весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством…»
«Для меня одно и одно - это твоя любовь», - говорит Анна. Но это не любовь. Да, впрочем, в глубине души, мне кажется, Анна и сама это чувствует.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА IV
- Я сказал вам, что не позволю вам принимать вашего любовника у себя.
- Мне нужно было видеть его, чтоб...
Она остановилась, не находя никакой выдумки.
- Я не вхожу в подробности о том, для чего женщине нужно видеть любовника. Вам нужно удовлетворение животной страсти...
- Алексей Александрович! Я не говорю, что это невеликодушно, но это непорядочно - бить лежачего.
Впрочем, страсть, разожжённую в Анне Вронсским, даже и «животной»-то назвать трудно. В конце концов, «животные» страсти угасают с достижением их «естественной» цели - беременности и родов. У Анны не так. «Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, и помочь этому нельзя. … Если бы я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не хочу быть ничем другим. »
Любопытное явление: превращение секса в основной источник наслаждения для человека приводит к тому, что «услаждающая» функция секса вступает в противоречие с функцией продолжения рода! Мысль, которую я опять-таки уже неоднократно высказывал, не предполагая, что вынес её из «Анны Карениной».
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ, Глава XXIII
- …Ты пойми, я не жена, - говорила Анна, - Он любит меня до тех пор, пока любит. И что ж, чем я поддержу его любовь? Вот этим?
Она вытянула белые руки пред животом.
С необыкновенною быстротой, как это бывает в минуты волнения, мысли и воспоминания толпились в голове Дарьи Александровны. «Я, - думала она, - не привлекала к себе Стиву; он ушел от меня к другим, и та первая, для которой он изменил мне, не удержала его тем, что она была всегда красива и весела. Он бросил ту и взял другую. И неужели Анна этим привлечет и удержит графа Вронского? Если он будет искать этого, то найдет туалеты и манеры еще более привлекательные и веселые. И как ни белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный стан, ее разгоряченное лицо из-за этих черных волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж».
Мне кажется, что в этом пассаже Анна, говоря о Вронском, говорит о нём не как о человеке, а скорее как о бездушном теле, способном лишь служить источником сексуального наслаждения. Потому что если говорить о человеческих, нормальных семейных отношениях, то именно «этим», детьми, как раз и можно «поддержать любовь».
Но Анна, ослеплённая страстью, понять этого уже не в состоянии.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ, Глава XXV
… «Боже мой, опять об любви», - подумал Вронский, морщась.
- Ведь ты знаешь для чего: для тебя и для детей, которые будут, - сказал он.
- Детей не будет.
- Это очень жалко, - сказал он.
- Тебе это нужно для детей, а обо мне ты не думаешь? - сказала она, совершенно забыв и не слыхав, что он сказал: «для тебя и для детей».
Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший ее. Его желание иметь детей она объясняла себе тем, что он не дорожил ее красотой.
Почитаешь такой пассаж - и поневоле начинаешь уже не Анне, а Вронскому симпатизировать!
Собственно говоря, именно отношение Анны к детям и кажется мне наиболее неприятной её чертой.
Особенно её отношение к маленькой Ане.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ, Глава XIX; Глава XXXII
…Но общий дух детской и в особенности англичанка очень не понравились Дарье Александровне. Тотчас же по нескольким словам Дарья Александровна поняла, что Анна, кормилица, нянька и ребенок не сжились вместе и что посещение матерью было дело необычное. Анна хотела достать девочке ее игрушку и не могла найти ее.
Удивительнее же всего было то, что на вопрос о том, сколько у ней зубов, Анна ошиблась и совсем не знала про два последние зуба.
… Анна, как ни старалась, не могла любить эту девочку, а притворяться в любви она не могла.
На первый взгляд, к Серёже Анна относится по-другому. Но ведь, выбирая между ним и Вронским, Анна всё же выбирает Вронского - и в момент выбора, после рождения Ани, выбирает всё же Вронского и бежит с ним в Италию, не попытавшись даже объясниться с Серёжей.
Что-то мне подсказывает, что она не ребёнка в нём видела, а всего лишь любимую игрушку, что-то вроде большого плюшевого медведя, которого так приятно потискать и погладить.
Именно поэтому, мне кажется, и Каренин, поначалу готовый пойти е навстречу в отношении Серёжи, резко меняет свою позицию во второй половине романа (хотя немалую роль здесь, конечно, сыграло и его увлечение сектантством).
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XIX
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке.
Видя такое отношение Анны к маленькой Ане, я бы на месте Алексея Александровича тоже не решился бы доверить ей воспитание сына.
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-17. Левин
Традиционно наиболее «положительным» из персонажей «Анны Карениной» считается Левин. Между тем, на мой взгляд, он столь же подвержен страстям, сколь и Анна! И то, как описывает Толстой начало семейной жизни Левина, оптимизма не внушает.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава XIV
…Несмотря на то, что Левин полагал, что он имеет самые точные понятия о семейной жизни, он, как и все мужчины, представлял себе невольно семейную жизнь только как наслаждение любви, которой ничто не должно было препятствовать и от которой не должны были отвлекать мелкие заботы. Он должен был, по его понятию, работать свою работу и отдыхать от нее в счастии любви. Она должна была быть любима, и только. Но он, как и все мужчины, забывал, что и ей надо работать. … Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать.
Эта мелочная озабоченность Кити, столь противоположная идеалу Левина возвышенного счастия первого времени, было одно из разочарований...
Другое разочарование и очарование были ссоры. Левин никогда не мог себе представить, чтобы между им и женою могли быть другие отношения, кроме нежных, уважительных, любовных, и вдруг с первых же дней они поссорились, так что она сказала ему, что он не любит ее, любит себя одного, заплакала и замахала руками… . Естественное чувство требовало от него оправдаться, доказать ей вину ее; но доказать ей вину значило еще более раздражить ее и сделать больше тот разрыв, который был причиною всего горя. … Оставаться с таким несправедливым обвинением было мучительно, но, оправдавшись, сделать ей больно было еще хуже.
Они помирились. Она, сознав свою вину, но не высказав ее, стала нежнее к нему, и они испытали новое, удвоенное счастье любви. Но это не помешало тому, чтобы столкновения эти не повторялись и даже особенно часто, по самым неожиданным и ничтожным поводам. …
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава XV
…Левин в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в одно и то же время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей. Он не понимал, что она чутьем знала это и, готовясь к этому страшному труду, не упрекала себя в минутах беззаботности и счастия любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое будущее гнездо.
Мне кажется, единственное, что отличает отношение Левина к Кити от отношения Анны к Вронскому - это то, что, во-первых, Левин - мужчина, в то время как Анна - женщина; и во-вторых, отношения Левина и Кити «узаконены», в то время как у Анны с Вронским - «гражданский брак», выражаясь современным языком.
Не хочу сейчас размышлять о Левине подробнее, но, на мой взгляд, на роль положительного примера он всё-таки не годится.
И хочу согласиться со Стивой Облонским в его предостережениях Левину, которые я уже, правда, цитировал раньше: «А знаешь, ты себе наделаешь бед... Разве я не вижу, как ты себя поставил с женой? Я слышал, как у вас вопрос первой важности - поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Все это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит.»
И, боюсь, пройдёт немного времени, и, подобно Вронскому, и Левин тоже почувствует, что « осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы счастия, которой он ожидал. Это осуществление показало ему ту вечную ошибку, которую делают люди, представляя себе счастие осуществлением желания. »
Всё-таки, рискуя вновь навлечь на себя негодование многих читателей, хочу снова присоединиться к позиции Стивы Облонского:
ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ГЛАВА XIV
... Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича.
- ... Женщина, видишь ли, это такой предмет, что, сколько ты ни изучай ее, все будет совершенно новое.
- Так уж лучше не изучать.
- Нет. Какой-то математик сказал, что наслаждение не в открытии истины, но в искании ее.
Левин слушал молча, и, несмотря на все усилия, которые он делал над собой, он никак не мог перенестись в душу своего приятеля и понять его чувства и прелести изучения таких женщин.
Сам Стива, правда, мне кажется, далеко не всегда следует собственному же принципу.
Но, тем не менее, повторю:
Наслаждение не в открытии истины, но в искании ее.
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-18. Толстой о Смысле Жизни
Ну всё, завершаю, наконец, с Толстым!
* * *
Рассказывать истории Толстой всегда умел, на мой взгляд, гораздо лучше, нежели философствовать. И тем не менее, с завидной регулярностью именно в философские рассуждения и ударялся.
Вот и на сей раз - словно подытоживая свой роман, Толстой в последней главе последней части «Анны Карениной» вкладывает в уста Левина (явно самого любимого своего персонажа в романе) рассуждения о самых общих вопросах нашего бытия - о Добре и Зле, о смысле жизни.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ, Глава XII
…Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие - награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий.
… «Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если бы не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня».
…«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Не знаю, как у вас, а у меня буквально каждая фраза здесь вызывает внутренний протест.
«Если добро имеет причину… если оно имеет последствие…» Как будто могут быть события без причин и следствий! Я бы мог понять и принять, если бы Толстой сказал, что нельзя считать добром то «добро», которое делается по принуждению, или то, которое делается ради награды. Но следующая фраза - «Стало быть, добро вне цепи причин и следствий» - как мне кажется, исключает возможность подобной трактовки.
К тому же дальше следуют слова, которые и вовсе словно из Достоевского списаны: «если бы не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд, я бы грабил, лгал, убивал.»
М-да. «Если Бога нет, значит, всё позволено». Как же меня бесят эти слова! Неужели Толстой сам не понимает, насколько противоречат они им же только что заявленному - «Стало быть, добро вне цепи причин и следствий»? Ведь из сказанного получается как раз наоборот - будто бы человек творит добро только ради награды в виде Рая и из страха неприятных последствий в виде Ада!
И уж вовсе одиозное - «…любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно». Ага. Воистину, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Ну, хоть бы парочку слов сказал, почему ему представляется разумным «душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний». Мне-то всё видится с точностью до наоборот! Лишь люди НЕразумные могут позволять себе жить так, будто они одни на этом свете, а все остальные - лишь помеха их безбедному существованию.
В общем, финал романа вылил изрядную порцию дёгтя на сложившееся из предшествующего текста довольно-таки положительное впечатление.
Особенность «Анны Карениной», которая отталкивает многих читателей или заставляет их смотреть на роман предвзято, - это отсутствие в нём положительных персонажей. У каждого из героев свои тараканы, но для у меня лично наиболее неприязненное впечатление осталось от Вронского.
Впрочем, Толстой действительно не жалеет чёрных красок при его изображении.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XXXIV
В глазах Вронского все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, - и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА I
... Главная причина, почему принц был особенно тяжел Вронскому, была та, что он невольно видел в нем себя самого. И то, что он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего.
«Глупая говядина! Неужели я такой?» - думал он.
Лучше всего Вронского, по крайней мере того, каким он предстаёт в начале романа, характеризуют слова Гоголя - «лёгкость в мыслях необыкновенная».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XVI
…Если б Вронский мог перенестись на точку зрения семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить тому, что то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться.
И ещё одна цитата, на сей раз из КВН, которая очень хорошо, мне кажется, характеризует поведение Вронского в первых частях романа, - ««Я тут, грешным делом, подумал…» -- «А думать надо было не грешным делом, а головой!»»
И в результате всё оставшееся время вынужден пожинать плоды своей «лёгкости в мыслях». Однако при этом так, по-видимому, и не приходит к пониманию причин своих невзгод. Во всяком случае, применительно к Вронскому Толстой старательно избегает слова «понимал», всё время подчёркивая, что Вронский лишь «чувствовал»:
[Spoiler (click to open)]
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XVIII
... Муж, обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким существом, случайною и несколько комическою помехой его счастью, …и вдруг этот муж явился на этой высоте не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным. Этого не мог не чувствовать Вронский. Роли вдруг изменились. Вронский чувствовал его высоту и свое унижение, его правоту и свою неправду. Он почувствовал, что муж был великодушен и в своем горе, а он низок, мелочен в своем обмане.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, ГЛАВА XXII
…Вронский в первый раз в жизни почувствовал себя готовым заплакать. Он не мог бы сказать, что именно так тронуло его; но он чувствовал, что он виною ее несчастья, что он сделал что-то нехорошее.
Ну, и как итог:
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава VIII; ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА III
…Вронский между тем, несмотря на полное осуществление того, чего он желал так долго, не был вполне счастлив. Он скоро почувствовал, что осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы счастия, которой он ожидал. … Сколько раз он говорил себе, что ее любовь была счастье; и вот она любила его, как может любить женщина, для которой любовь перевесила все блага в жизни, - и он был гораздо дальше от счастья, чем когда он поехал за ней из Москвы. Тогда он считал себя несчастливым, но счастье было впереди; теперь он чувствовал, что лучшее счастье было уже назади.
Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его.
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-16. Анна
В отношении Анны герои романа высказываются куда более резко, чем в отношении Вронского.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ, Глава IV
…
- Ах, что говорить! - сказала графиня, махнув рукой. - Ужасное время! Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные! Это все что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя погубила и двух прекрасных людей - своего мужа и моего несчастного сына.
Понятны чувства графини, матери Вронского, но согласиться я с ней могу разве что в отношении «страстей отчаянных», которые никогда ни к чему хорошему привести не могут. Но ведь в первых-то главах романа Анна совсем другой предстаёт!
Два обстоятельства сыграли тут роковую роль: во-первых, то, что Анна «вышла замуж без любви или не зная любви», а значит, не была готова противостоять нахлынувшей на неё страсти; а во-вторых, бездумная настойчивость Вронского, ожидавшего найти «гору счастия» в разжигании этих самых «страстей отчаянных». Хотя даже дети Облонских почувствовали перемену в Анне после первой же её встречи с Вронским, но, мне кажется, даже уезжая из Москвы, она ещё не настолько поддалась страсти, чтобы не суметь справиться с ней вдали от Вронского, в Петербурге.
Графиня, конечно, пытается найти оправдания своему сыну, да и нравы того времени были таковы, что «мать Вронского, узнав о его связи, сначала была довольна - потому, что ничто, по ее понятиям, не давало последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете» - но всё же, если уж пытаться искать правых и виноватых, то именно на Вронском лежит вина за всё происшедшее.
«Точкой невозврата» для Анны становится первый секс с Вронским, очевидно, оказавшийся весьма качественным. Именно после этого Анна заявляет Вронскому: «Все кончено. У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.»
Как самый близкий аналог, мне разве что «Империя чувств» Нагисы Осимы вспоминается. А ещё монолог Билла о Беатрикс Киддо. О превращении обычной пчелы в пчелу-ренегата, пчелу-убийцу…
Как говорится, «до первой крови». Недаром Толстой сравнивает секс с убийством (пусть даже и глядя на происшедшее глазами Вронского): «…Он чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда. Но, несмотря на весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством…»
«Для меня одно и одно - это твоя любовь», - говорит Анна. Но это не любовь. Да, впрочем, в глубине души, мне кажется, Анна и сама это чувствует.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА IV
- Я сказал вам, что не позволю вам принимать вашего любовника у себя.
- Мне нужно было видеть его, чтоб...
Она остановилась, не находя никакой выдумки.
- Я не вхожу в подробности о том, для чего женщине нужно видеть любовника. Вам нужно удовлетворение животной страсти...
- Алексей Александрович! Я не говорю, что это невеликодушно, но это непорядочно - бить лежачего.
Впрочем, страсть, разожжённую в Анне Вронсским, даже и «животной»-то назвать трудно. В конце концов, «животные» страсти угасают с достижением их «естественной» цели - беременности и родов. У Анны не так. «Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, и помочь этому нельзя. … Если бы я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не хочу быть ничем другим. »
Любопытное явление: превращение секса в основной источник наслаждения для человека приводит к тому, что «услаждающая» функция секса вступает в противоречие с функцией продолжения рода! Мысль, которую я опять-таки уже неоднократно высказывал, не предполагая, что вынес её из «Анны Карениной».
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ, Глава XXIII
- …Ты пойми, я не жена, - говорила Анна, - Он любит меня до тех пор, пока любит. И что ж, чем я поддержу его любовь? Вот этим?
Она вытянула белые руки пред животом.
С необыкновенною быстротой, как это бывает в минуты волнения, мысли и воспоминания толпились в голове Дарьи Александровны. «Я, - думала она, - не привлекала к себе Стиву; он ушел от меня к другим, и та первая, для которой он изменил мне, не удержала его тем, что она была всегда красива и весела. Он бросил ту и взял другую. И неужели Анна этим привлечет и удержит графа Вронского? Если он будет искать этого, то найдет туалеты и манеры еще более привлекательные и веселые. И как ни белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный стан, ее разгоряченное лицо из-за этих черных волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж».
Мне кажется, что в этом пассаже Анна, говоря о Вронском, говорит о нём не как о человеке, а скорее как о бездушном теле, способном лишь служить источником сексуального наслаждения. Потому что если говорить о человеческих, нормальных семейных отношениях, то именно «этим», детьми, как раз и можно «поддержать любовь».
Но Анна, ослеплённая страстью, понять этого уже не в состоянии.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ, Глава XXV
… «Боже мой, опять об любви», - подумал Вронский, морщась.
- Ведь ты знаешь для чего: для тебя и для детей, которые будут, - сказал он.
- Детей не будет.
- Это очень жалко, - сказал он.
- Тебе это нужно для детей, а обо мне ты не думаешь? - сказала она, совершенно забыв и не слыхав, что он сказал: «для тебя и для детей».
Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший ее. Его желание иметь детей она объясняла себе тем, что он не дорожил ее красотой.
Почитаешь такой пассаж - и поневоле начинаешь уже не Анне, а Вронскому симпатизировать!
Собственно говоря, именно отношение Анны к детям и кажется мне наиболее неприятной её чертой.
Особенно её отношение к маленькой Ане.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ, Глава XIX; Глава XXXII
…Но общий дух детской и в особенности англичанка очень не понравились Дарье Александровне. Тотчас же по нескольким словам Дарья Александровна поняла, что Анна, кормилица, нянька и ребенок не сжились вместе и что посещение матерью было дело необычное. Анна хотела достать девочке ее игрушку и не могла найти ее.
Удивительнее же всего было то, что на вопрос о том, сколько у ней зубов, Анна ошиблась и совсем не знала про два последние зуба.
… Анна, как ни старалась, не могла любить эту девочку, а притворяться в любви она не могла.
На первый взгляд, к Серёже Анна относится по-другому. Но ведь, выбирая между ним и Вронским, Анна всё же выбирает Вронского - и в момент выбора, после рождения Ани, выбирает всё же Вронского и бежит с ним в Италию, не попытавшись даже объясниться с Серёжей.
Что-то мне подсказывает, что она не ребёнка в нём видела, а всего лишь любимую игрушку, что-то вроде большого плюшевого медведя, которого так приятно потискать и погладить.
Именно поэтому, мне кажется, и Каренин, поначалу готовый пойти е навстречу в отношении Серёжи, резко меняет свою позицию во второй половине романа (хотя немалую роль здесь, конечно, сыграло и его увлечение сектантством).
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XIX
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке.
Видя такое отношение Анны к маленькой Ане, я бы на месте Алексея Александровича тоже не решился бы доверить ей воспитание сына.
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-17. Левин
Традиционно наиболее «положительным» из персонажей «Анны Карениной» считается Левин. Между тем, на мой взгляд, он столь же подвержен страстям, сколь и Анна! И то, как описывает Толстой начало семейной жизни Левина, оптимизма не внушает.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава XIV
…Несмотря на то, что Левин полагал, что он имеет самые точные понятия о семейной жизни, он, как и все мужчины, представлял себе невольно семейную жизнь только как наслаждение любви, которой ничто не должно было препятствовать и от которой не должны были отвлекать мелкие заботы. Он должен был, по его понятию, работать свою работу и отдыхать от нее в счастии любви. Она должна была быть любима, и только. Но он, как и все мужчины, забывал, что и ей надо работать. … Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать.
Эта мелочная озабоченность Кити, столь противоположная идеалу Левина возвышенного счастия первого времени, было одно из разочарований...
Другое разочарование и очарование были ссоры. Левин никогда не мог себе представить, чтобы между им и женою могли быть другие отношения, кроме нежных, уважительных, любовных, и вдруг с первых же дней они поссорились, так что она сказала ему, что он не любит ее, любит себя одного, заплакала и замахала руками… . Естественное чувство требовало от него оправдаться, доказать ей вину ее; но доказать ей вину значило еще более раздражить ее и сделать больше тот разрыв, который был причиною всего горя. … Оставаться с таким несправедливым обвинением было мучительно, но, оправдавшись, сделать ей больно было еще хуже.
Они помирились. Она, сознав свою вину, но не высказав ее, стала нежнее к нему, и они испытали новое, удвоенное счастье любви. Но это не помешало тому, чтобы столкновения эти не повторялись и даже особенно часто, по самым неожиданным и ничтожным поводам. …
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава XV
…Левин в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в одно и то же время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей. Он не понимал, что она чутьем знала это и, готовясь к этому страшному труду, не упрекала себя в минутах беззаботности и счастия любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое будущее гнездо.
Мне кажется, единственное, что отличает отношение Левина к Кити от отношения Анны к Вронскому - это то, что, во-первых, Левин - мужчина, в то время как Анна - женщина; и во-вторых, отношения Левина и Кити «узаконены», в то время как у Анны с Вронским - «гражданский брак», выражаясь современным языком.
Не хочу сейчас размышлять о Левине подробнее, но, на мой взгляд, на роль положительного примера он всё-таки не годится.
И хочу согласиться со Стивой Облонским в его предостережениях Левину, которые я уже, правда, цитировал раньше: «А знаешь, ты себе наделаешь бед... Разве я не вижу, как ты себя поставил с женой? Я слышал, как у вас вопрос первой важности - поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Все это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит.»
И, боюсь, пройдёт немного времени, и, подобно Вронскому, и Левин тоже почувствует, что « осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы счастия, которой он ожидал. Это осуществление показало ему ту вечную ошибку, которую делают люди, представляя себе счастие осуществлением желания. »
Всё-таки, рискуя вновь навлечь на себя негодование многих читателей, хочу снова присоединиться к позиции Стивы Облонского:
ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ГЛАВА XIV
... Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича.
- ... Женщина, видишь ли, это такой предмет, что, сколько ты ни изучай ее, все будет совершенно новое.
- Так уж лучше не изучать.
- Нет. Какой-то математик сказал, что наслаждение не в открытии истины, но в искании ее.
Левин слушал молча, и, несмотря на все усилия, которые он делал над собой, он никак не мог перенестись в душу своего приятеля и понять его чувства и прелести изучения таких женщин.
Сам Стива, правда, мне кажется, далеко не всегда следует собственному же принципу.
Но, тем не менее, повторю:
Наслаждение не в открытии истины, но в искании ее.
Оригинал взят у bigstonedragon в "Анна Каренина"-18. Толстой о Смысле Жизни
Ну всё, завершаю, наконец, с Толстым!
* * *
Рассказывать истории Толстой всегда умел, на мой взгляд, гораздо лучше, нежели философствовать. И тем не менее, с завидной регулярностью именно в философские рассуждения и ударялся.
Вот и на сей раз - словно подытоживая свой роман, Толстой в последней главе последней части «Анны Карениной» вкладывает в уста Левина (явно самого любимого своего персонажа в романе) рассуждения о самых общих вопросах нашего бытия - о Добре и Зле, о смысле жизни.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ, Глава XII
…Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие - награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий.
… «Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если бы не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня».
…«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Не знаю, как у вас, а у меня буквально каждая фраза здесь вызывает внутренний протест.
«Если добро имеет причину… если оно имеет последствие…» Как будто могут быть события без причин и следствий! Я бы мог понять и принять, если бы Толстой сказал, что нельзя считать добром то «добро», которое делается по принуждению, или то, которое делается ради награды. Но следующая фраза - «Стало быть, добро вне цепи причин и следствий» - как мне кажется, исключает возможность подобной трактовки.
К тому же дальше следуют слова, которые и вовсе словно из Достоевского списаны: «если бы не имел этих верований, не знал, что надо жить для бога, а не для своих нужд, я бы грабил, лгал, убивал.»
М-да. «Если Бога нет, значит, всё позволено». Как же меня бесят эти слова! Неужели Толстой сам не понимает, насколько противоречат они им же только что заявленному - «Стало быть, добро вне цепи причин и следствий»? Ведь из сказанного получается как раз наоборот - будто бы человек творит добро только ради награды в виде Рая и из страха неприятных последствий в виде Ада!
И уж вовсе одиозное - «…любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно». Ага. Воистину, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Ну, хоть бы парочку слов сказал, почему ему представляется разумным «душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний». Мне-то всё видится с точностью до наоборот! Лишь люди НЕразумные могут позволять себе жить так, будто они одни на этом свете, а все остальные - лишь помеха их безбедному существованию.
В общем, финал романа вылил изрядную порцию дёгтя на сложившееся из предшествующего текста довольно-таки положительное впечатление.