РУССКИЙ ЯЗЫК: СИСТЕМА И СВОБОДА (1)
Михаил Эпштейн
...Новое словообразование есть всегда начало новых познаний.
Андрей Белый
Развяжи мне язык,
как осенние вязы развязываешь в листопад...
Aндрей Вознесенский
1. Состояние русского языка. Англизация лексики и утрата коренных слов
На первый взгляд может показаться, что русский язык переживает сейчас эпоху взрывного лексического расширения. Почти в каждом номере газеты мелькают новые, едва знакомые или вовсе незнакомые слова. "Мерчандайз", "спичрайтер", "трендсеттер", "копирайтер", "фандрейзер", "бодибилдинг", "венчурный"... Увы, обновление почти полностью происходит за счет заимствования иностранных слов, прежде всего английских. Заглянем в современные словари русских неологизмов - там сплошь такие "русские" слова, как "гипермаркет", "паркинг", "паркомат", "мультиплекс", "армрестлинг","девиант", "деградант" и т. п.
Давайте спросим себя, какие новые слова взошли за последние 15-20 лет из русских корней, - и окажется, что на тысячи заимствований придется едва ли больше десятка-двух словообразований, да и то в основном блатного происхождения, типа "отморозок", "беспредел", "разборка", "наезжать", которые из жаргона ворвались в разговорный и даже литературный язык, вылезли из грязи в князи (и этот список уже не меняется годами).
Самое тревожное - что корни русского языка перестали расти и плодоносить, напротив, многие лексические ветви выпадают. Сравним два примерно равновеликих по объему академических четырехтомных словаря:
1. "Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный вторым отделением Академии Наук" (1847 г.) - 114 749 слов.
2. "Словарь русского языка" под ред.А. П. Евгеньевой, 2-ое изд., Академия наук СССР (1981 г.) - более 90 тысяч слов [1].
Как в этих словарях выражаются корневые смыслы, необходимые для духовной и практической жизни народа, - понятия любви, добра и зла и т. д.? Насколько многочисленны производные от этих корней? В академическом Словаре 1847 г. приводятся 153 слова, начинающихся корнем "люб", от "любиться" до "любощедрый", от "любушка" до "любодейство", от "любогрешный" до "любодружный", от "любленик" до "любовещный" (сюда еще не входят приставочные образования с тем же корнем). В Словаре 1982 г. осталось 41 слово, т.е. лексико-тематическая группа "любовь" сократилось почти на три четверти. Причем корень "люб" за сто лет вообще не дал прироста: не появилось ни одного нового ветвления на этом словесном древе, быстро теряющем свою пышную крону (если не считать автоматически образуемых слов со второосновой "любитель", типа "фотолюбитель", "автолюбитель"). Вроде бы область наших чувств должна была бы за сто лет расшириться и найти новые слова для своего выражения, - однако мы видим, наоборот, вырождение корня, поредение кроны.
То же самое с корнями "добр(о)" и "зл(о)": было 146 и 254, осталось соответственно 52 и 85. Ушли из языка такие слова, как "добродей", "добромыслие", "добрословить", "добролюбие", "злострастие", "злоумие", "зловолие", "злотворный", "злосовестный" и множество других. [2] Или вот область уже не чувств и не нравственности, а ремесла, деятельности: корень "леп", от которого дошли до нас слова: лепить, лепиться, лепка, лепнина, лепной, лепешка, лепота. Других бесприставочных слов, начинающихся с этого корня, в современных словарях нет. А в Словаре 1847 г.: лепленье, лепкий, лепкость, лепный, лепщик, лепильщик, лепотный, леповидный, лепый, лепеха, лепешник... Было у этого ствола тридцать веточек, осталось семь.
Во всех словарях русского языка советской эпохи, изданных на протяжении 70 лет (включая 4-томный Словарь Д. Ушакова 1940 г. и 17-томный академический 1948-1965 гг.), в общей сложности приводятся около 125 тысяч слов. Это очень мало для развитого языка, с великим литературным прошлым и, хочется верить, большим будущим. Для сравнения: в Словаре В. Даля (3-ем и 4-ом изданиях) - 220 тыс. слов. В современном английском - более 750 тысяч слов: в третьем издании Вебстеровского (1961) - 450 тыс., в полном Оксфордском (1992) - 500 тыс., причем более половины слов в этих словарях не совпадают. В современном немецком языке, по разным подсчетам, от 185 до 300 тысяч слов.
Лингвист Максим Кронгауз, говоря о нынешнем переполнении русского языка заимствованиями, приходит к такому обобщению: "Это, пожалуй, самый яркий и, наверно, грустный пример того, что мы сейчас не создаем общественные, профессиональные и культурные отношения, а, скорее, заимствуем их вместе с соответствующими словами, то есть живем в условиях трансляции чужой культуры". [3] Чужую культуру транслируем, а словопорождающую мощь родного языка утрачиваем.
Что же делать? Я полагаю, что русский язык нуждается в творческом развитии совместными усилиями писателей, филологов, журналистов, педагогов, всех представителей языковых профессий. И не только языковых: поскольку каждое новое слово - это еще и новое значение, новое понятие, обновление языка нуждается в участии мыслителей и ученых, гуманитариев и социологов, всего интеллектуального сообщества. Русскому языку нужна своя "французская Академия" - не для того, чтобы сдерживать натиск английского, не для запрета или для обороны, а именно для творческого обновления языка. Предлагать и выносить на общественное обсуждение новые слова, значения, понятия, идеи. Взять на себя инициативу лексического и концептуального обогащения русского языка на его собственной корневой основе.
С этой целью в конце 2006 г. был создан Центр творческого развития русского языка (при С.-Петербургском университете и Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы). Главная задача Центра - способствовать динамичному обновлению русского языка, его лексического состава и грамматического строя, расширению его концептуальных и коммуникативных возможностей и его более активному включению в глобальную семиосферу и ноосферу 21-го века. Язык творится сегодня, сейчас, и Центр призван объединить самых активных и сознательных участников этого процесса, соединить научное языковедение с творческим языководством. "Языководство дает право населить новой жизнью... оскудевшие волны языка" (Велимир Хлебников, "Наша основа"). Языку ничего нельзя ни запрещать, ни навязывать, но можно разрабатывать модели и методы его обновления, которые впоследствии будут в той или иной степени приняты и использованы обществом, языковой средой. Задача Центра - опережающее воздействие русского языка на формирование новых понятий и терминов, которые могут быть усвоены международным сообществом. Русский язык призван обнаружить не только свою жизнеспособность, но и привлекательность как орудие творческого мышления, производства тех идей и смыслов, которые становятся актуальными для всего мира, воздействуют на общественное сознание развитых стран [4].
2. Джордж Оруэлл: проект обогащения языка
"Новые слова" против "новояза". Идея создания новых слов, сознательного обогащения языка поначалу кажется еретической и химерической. Она приводит на память "новояз" из антиутопического романа "1984". Его автор Джордж Оруэлл (1903-1950) - беспощадный критик тоталитаризма и всех его пропагандистско-лингвистических проектов, включая искусственный, обедненный, схематический язык, так называемый "новояз", с заранее внедренными в него "правильными" оценками всех явлений. Тем более интересно, что сам Оруэлл был сторонником целенаправленного обновления языка. О лингвистических взглядах Оруэлла и проекте творческого обновления английского языка мы узнаем из его статьи "Новые слова" (1940), откуда я приведу несколько фрагментов.
"В настоящее время образование новых слов - медленный процесс (я читал где-то, что английский язык приобретает примерно шесть и теряет четыре слова ежегодно). Новые слова сейчас не создают целенаправленно, за исключением названий материальных объектов. /.../ Было бы вполне осуществимо изобрести словарь порядка нескольких тысяч слов, которые охватывали бы те области нашего опыта, которые сейчас практически не обозначены в языке. /.../
Сдается мне, что по части точности и выразительности наш язык до сих пор пребывает в каменном веке. Выход из положения, который я предлагаю, - изобретать слова намеренно, как изобретают части автомобильного двигателя. Представим себе, что существует лексика, которая бы точно выражала жизнь разума и больше нет нужды в безнадежном чувстве невыразимости жизни... Я думаю, польза от этого очевидна. Еще более очевидная польза - сесть и на практике приняться за процесс создания новых слов, руководствуясь здравым смыслом. Но прежде, чем говорить о способе создания новых слов, я, пожалуй, займусь возражениями, которые непременно возникнут.
Скажите любому разумному человеку: "давай, организуем общество по созданию новых, более точных слов и он, прежде всего, возразит, что это - сумасбродная идея, и, возможно, добавит, что имеющиеся слова, при правильном употреблении, справятся с любыми трудностями. ...В конце концов, будет сказано что-то вроде: "Нельзя действовать так педантически. Языки растут медленно, как цветы, их нельзя починить на скорую руку, как детали механизма, любой искусственный язык будет невыразительным и безжизненным, как эсперанто. Весь смысл слова - в постепенно приобретаемых ассоциациях" и пр., и пр.
Прежде всего, это возражение, как и большинство возражений, возникающих в связи с идеей любых изменений, не что иное, как одна из вариаций извечного "что есть, то пусть и будет". До сих пор мы не занимались намеренным созданием слов, и все живые языки развивались медленно и бессистемно; следовательно , языки не могут развиваться иначе. /.../ На самом деле, все эти аргументы - чепуха. Отрицательная реакция происходит от глубокого, иррационального инстинкта, суеверного по своей природе. Это чувство, что прямой разумный подход к сложностям, любая попытка решить жизненную проблему, как решают уравнение, - ни к чему не приведет и, более того, рискованна.
/.../Для одиночки или небольшой группы взяться за пополнение языка, как делает сейчас Джеймс Джойс, - такой же абсурд, как играть одному в футбол. Нужны несколько тысяч одаренных, но нормальных людей, которые бы посвятили себя словотворчеству с такой же серьезностью, с какой люди посвящают себя в наше время исследованию Шекспира. При таком условии, я верю, мы могли бы творить чудеса с языком. /.../
Интересно, что в то время как наше знание развивается и наша жизнь и, следовательно, наш ум усложняются столь быстро, язык, главное средство коммуникации, движется еле-еле. Именно поэтому, я думаю, идея сознательного изобретения слов заслуживает, по крайней мере, обсуждения." [5]
Итак, Оруэлл не просто предлагает создавать новые слова и последовательно обогащать ими язык: он мыслит это как вполне конкретный и осуществимый проект, вовлекающий группу одаренных людей, писателей, филологов, посвятивших себя словотворчеству. Его статья полна конкретных технических соображений о том, какие области человеческого опыта больше всего нуждаются в новых способах выражения, как сделать новые слова наиболее естественными и способствовать их вхождению в язык.
Нет ли здесь противоречия: Джордж Оруэлл - решительный противник новояза и вместе с тем сторонник создания новых слов? Дело в том, что коммунистический, или "ангсоцовский" новояз, о котором писал Оруэлл в своем романе "1984", был насилием над языком, попыткой его сокращения, а не расширения (его прототипом послужил советский идеологический язык 1920-х - 1930-х гг.) Говорит Сайм, филолог, составитель словаря новояза: "Вы, вероятно, полагаете, что главная наша работа - придумывать новые слова. Ничуть не бывало. Мы уничтожаем слова - десятками, сотнями ежедневно. Если угодно, оставляем от языка скелет. /.../ Знаете ли вы, что новояз - единственный на свете язык, чей словарь с каждым годом сокращается? /../В итоге все понятия плохого и хорошего будут описываться только шестью словами, а по сути, двумя" ("1984", ч. 1, 5). Так, собственно, и происходило в коммунистическую эпоху: словарный запас русского языка последовательно сокращался, из него выбрасывались целые тематические и стилевые пласты, что можно видеть, например, из сравнения Словаря Д. Ушакова (1940) с российскими словарями 19-го века (академическим 1847 г. и далевским 1863-65). Из статьи Оруэлла следует, что создание новых слов - это проект антитоталитарный, опыт расширения нашего языка и сознания, которое тоталитаризм пытается всячески сузить, свести до двух значений: "за" и "против", "ура!" и "долой!"
Оруэлловский призыв к словотворчеству еще острее звучит для сегодняшнего состояния русского языка, чем для английского языка образца 1940 г. Тогда, в год публикации оруэлловской статьи, в английском языке уже насчитывалось порядка 600 тысяч слов, о чем свидетельствовало второе издание полного вебстеровского "Нового международного словаря английского языка" (Webster's Third New International Dictionary of the English Language Unabridged), вышедшее в 1934 г.. Между тем самый полный, ныне издаваемый Большой академический словарь русского языка обещает в своих 20 томах вместить только 150 тыс. слов, т.е. всего одну четверть от объема тогдашнего вебстеровского. Сколько из них окажутся заимствованиями, если исходить из нынешних темпов англизации русского языка?
Я считаю, что призыв Оруэлла к творческому обновлению языка не менее актуален для нынешней, постсоветской России, чем его антиутопический роман "1984" был актуален для России советской, тоталитарной. Оруэлл всегда оказывается прав: и как социальный антиутопист, и как утопист языка. Но боюсь, что он представляет себе процесс создания новых слов несколько упрощенно, и к его видению писателя хотелось бы добавить размышления филолога. Новые слова не просто выдумываются, изобретаются кем-то и вводятся в язык по взаимной договоренности определенного круга людей, "благотворителей" языка и "заговорщиков" во имя его приумножения и процветания. То новое, что вносится в язык, не есть просто чья-то смелая инициатива, изобретательская удача. Это выражение открытой системности самого языкa, которая делает и возможным, и необходимым постоянное его пополнение.
3. Борьба системы и нормы
У языка есть два измерения, которые обычно обозначаются как "система" и "норма". Норма - это тот язык, на котором мы говорим, который считаем правильным и преподаем в школе. Это язык грамматик, учебников и словарей, пусть даже в них отражается диалектная, жаргонная, ненормативная речь. "Ненормативная" - тоже часть языковой нормы, хотя и отступает от нормы речевой, этической, социальной и т.д. Как определяет энциклопедия, "норма - это совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации...., совокупность стабильных и унифицированных языковых средств и правил их употребления, сознательно фиксируемых и культивируемых обществом..." [6].
Итак, норма - это "реализация языковой системы". А что же такое сама языковая система? По определению того же словаря, это "множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенное единство и целостность" [7]. Если норма - это устойчивая реализация системы, то система - это потенциальность языка, которая не исчерпывается никакой конкретной реализацией. История языка есть история борьбы системы и нормы, а также постепенного расширения нормы под воздействием системы, все более полно раскрывающейся в историческом бытии языка.
Например, один из элементов глагольной системы русского языка - образование переходных глаголов от имен существительных и прилагательных посредством приставки "о-" ("об-"): "свет - осветить", "круглый - округлить", "новый - обновить" и т. д. По этой модели образуются десятки глаголов, но ее возможности далеко не исчерпаны их наличной реализацией, т.е. "нормой". В ряду возможных образований - те слова, которые уже были сотворены поэтами: "омОлнить" (А. Белый), "онебЕсить" (И. Северянин), "огрОмить" (В. Маяковский). "Мир огромив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний". Такие слова иногда называют "потенциальными", поскольку они входят в ряд системных возможностей языка. Но между актуальными и потенциальными словами, между нормой и системой нет непроходимой пропасти. Многие потенциальные слова постепенно актуализируются в языке, входят в норму, а тем самым и расширяют ее. Например, к числу вполне нормативных лексических единиц уже можно отнести глаголы "озвучить" и "оцифровать", которые еще недавно, 10-15 лет назад, были всего лишь потенциальными словами. А на подходе еще множество слов, образованных по той же модели и уже находящих применение в речи (например, в интернете встречается около 600 случаев употребления глагола "осетить" и около 500 - "обуютить", причем эта статистика относится только к инфинитиву).
осЕтить - перенести в сеть, вывесить, опубликовать в сети.
Можно осетить: роман, журнал, бумажные издания, книгу, бизнес, полемику, дискуссию, агентство, проблему, выборы...
Твой бизнес давно пора осетить, он не может двигаться только бумажной рекламой.
обуЮтить - сделать уютным, придать уютности.
Как нам обуютить Россию? - Сначала попробуй обуютить свой дом.
ожУтить - сделать жутким, придать жуткости.
Современная массовая культура стремится ожутить явления, чтобы эмоционально взбодрить психику, уже притупленную воздействием массмедиа.
особЫтить - насытить событиями, придать больше событийности.
С утра он уже начинал думать, как особытить день.
опривЫчить - сделать привычным, ввести в привычку.
Чтобы опривычить ремни безопасности, пришлось ввести штраф.
остолИчить - сделать столичным, превратить в столицу.
Нынешние власти пытаются остоличить Питер, свою малую родину.
осюжЕтить - превратить в сюжет, придать свойство сюжетности.
Пишу роман об одном полузабытом поэте и думаю, как осюжетить его небогатую событиями жизнь.
оглагОлить - сделать глаголом, превратить в глагол.
Приставка "о" позволяет в принципе оглаголить любую именную основу.
Наряду с переходными глаголами по той же модели образуются и непереходные, возвратные глаголы с постфиксом -ся.
Переехал в Москву, остоличился и с деревенскими уже не знается.
Ты куда, за книгами? - Нет, я уже окнижился.
Это лишь маленький пример того, как система языка постепенно одерживает победу над нормой и раздвигает ее границы. При этом норма, со своей стороны, отчаянно сопротивляется и с большой неохотой впускает в себя новые слова. Слово "озвучить" вызывало и сейчас еще вызывает обструкцию у некоторых пуристов, а слово "оцифровать" было принято в технический, а затем и публичный язык за неимением альтернативы ("дигитализировать" - слишком громоздко и специально). Причем это не бессмысленное упрямство, у нормы есть свой резон: если все потенциальные слова разом окажутся "в норме", общество может не переварить такого избытка средств выражения, возникнут трудности взаимопонимания. Поэтому процесс перехода системы в норму - исторически долгий и трудный, но тем не менее - процесс, который можно и должно ускорять по мере того, как ускоряется развитие глобальной инфосферы и ее запросов к каждому национальному языку. Не может процесс реализации системных возможностей русского языка идти ныне таким же темпом, как в 16-ом, 17-ом или даже 19-ом веках.
---------------------------------
Примечания
1. Более полных академических словарей с тех пор не издавалось, а начатое в 2004 г. двадцатитомное издание "Большого академического словаря русского языка" Российской академии наук находится еще на ранней стадии (тт. 1-6, 2004 - 2006)
2. Подробнее см. в статьях Михаила Эпштейна: Русский язык в свете творческой филологии. "Знамя", 2006, 1, С. 192-207; Добро и зло в зеркале русского языка. "Континент", 132, 2007.
3. Максим Кронгауз. Русский язык на грани нервного срыва. М.: Языки славянских культур, 2007. С. 81.
4. См. сайт "Языковод" Центра творческого развития руссского языка. http://www.russkoeslovo.org/yazykovod/
5. Статья Джорджа Оруэлла "Новые слова" была опубликована в 1940 г. и перепечатана в книге "The Collected Essays, Journalism and Letters of George Orwell". Еdited by Sonia Orwell & Ian Angus. London: Secker & Warburg, 1968. Цитаты приводятся по переводу Глеба Разумовского (Нью-Йорк) и с его любезного разрешения.
6. Языкознание. Большой Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998, С. 337.
7. Там же, С. 452.
--------------------------------------------
Источник: Культура письменной речи
(продолжение следует)
...Новое словообразование есть всегда начало новых познаний.
Андрей Белый
Развяжи мне язык,
как осенние вязы развязываешь в листопад...
Aндрей Вознесенский
1. Состояние русского языка. Англизация лексики и утрата коренных слов
На первый взгляд может показаться, что русский язык переживает сейчас эпоху взрывного лексического расширения. Почти в каждом номере газеты мелькают новые, едва знакомые или вовсе незнакомые слова. "Мерчандайз", "спичрайтер", "трендсеттер", "копирайтер", "фандрейзер", "бодибилдинг", "венчурный"... Увы, обновление почти полностью происходит за счет заимствования иностранных слов, прежде всего английских. Заглянем в современные словари русских неологизмов - там сплошь такие "русские" слова, как "гипермаркет", "паркинг", "паркомат", "мультиплекс", "армрестлинг","девиант", "деградант" и т. п.
Давайте спросим себя, какие новые слова взошли за последние 15-20 лет из русских корней, - и окажется, что на тысячи заимствований придется едва ли больше десятка-двух словообразований, да и то в основном блатного происхождения, типа "отморозок", "беспредел", "разборка", "наезжать", которые из жаргона ворвались в разговорный и даже литературный язык, вылезли из грязи в князи (и этот список уже не меняется годами).
Самое тревожное - что корни русского языка перестали расти и плодоносить, напротив, многие лексические ветви выпадают. Сравним два примерно равновеликих по объему академических четырехтомных словаря:
1. "Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный вторым отделением Академии Наук" (1847 г.) - 114 749 слов.
2. "Словарь русского языка" под ред.А. П. Евгеньевой, 2-ое изд., Академия наук СССР (1981 г.) - более 90 тысяч слов [1].
Как в этих словарях выражаются корневые смыслы, необходимые для духовной и практической жизни народа, - понятия любви, добра и зла и т. д.? Насколько многочисленны производные от этих корней? В академическом Словаре 1847 г. приводятся 153 слова, начинающихся корнем "люб", от "любиться" до "любощедрый", от "любушка" до "любодейство", от "любогрешный" до "любодружный", от "любленик" до "любовещный" (сюда еще не входят приставочные образования с тем же корнем). В Словаре 1982 г. осталось 41 слово, т.е. лексико-тематическая группа "любовь" сократилось почти на три четверти. Причем корень "люб" за сто лет вообще не дал прироста: не появилось ни одного нового ветвления на этом словесном древе, быстро теряющем свою пышную крону (если не считать автоматически образуемых слов со второосновой "любитель", типа "фотолюбитель", "автолюбитель"). Вроде бы область наших чувств должна была бы за сто лет расшириться и найти новые слова для своего выражения, - однако мы видим, наоборот, вырождение корня, поредение кроны.
То же самое с корнями "добр(о)" и "зл(о)": было 146 и 254, осталось соответственно 52 и 85. Ушли из языка такие слова, как "добродей", "добромыслие", "добрословить", "добролюбие", "злострастие", "злоумие", "зловолие", "злотворный", "злосовестный" и множество других. [2] Или вот область уже не чувств и не нравственности, а ремесла, деятельности: корень "леп", от которого дошли до нас слова: лепить, лепиться, лепка, лепнина, лепной, лепешка, лепота. Других бесприставочных слов, начинающихся с этого корня, в современных словарях нет. А в Словаре 1847 г.: лепленье, лепкий, лепкость, лепный, лепщик, лепильщик, лепотный, леповидный, лепый, лепеха, лепешник... Было у этого ствола тридцать веточек, осталось семь.
Во всех словарях русского языка советской эпохи, изданных на протяжении 70 лет (включая 4-томный Словарь Д. Ушакова 1940 г. и 17-томный академический 1948-1965 гг.), в общей сложности приводятся около 125 тысяч слов. Это очень мало для развитого языка, с великим литературным прошлым и, хочется верить, большим будущим. Для сравнения: в Словаре В. Даля (3-ем и 4-ом изданиях) - 220 тыс. слов. В современном английском - более 750 тысяч слов: в третьем издании Вебстеровского (1961) - 450 тыс., в полном Оксфордском (1992) - 500 тыс., причем более половины слов в этих словарях не совпадают. В современном немецком языке, по разным подсчетам, от 185 до 300 тысяч слов.
Лингвист Максим Кронгауз, говоря о нынешнем переполнении русского языка заимствованиями, приходит к такому обобщению: "Это, пожалуй, самый яркий и, наверно, грустный пример того, что мы сейчас не создаем общественные, профессиональные и культурные отношения, а, скорее, заимствуем их вместе с соответствующими словами, то есть живем в условиях трансляции чужой культуры". [3] Чужую культуру транслируем, а словопорождающую мощь родного языка утрачиваем.
Что же делать? Я полагаю, что русский язык нуждается в творческом развитии совместными усилиями писателей, филологов, журналистов, педагогов, всех представителей языковых профессий. И не только языковых: поскольку каждое новое слово - это еще и новое значение, новое понятие, обновление языка нуждается в участии мыслителей и ученых, гуманитариев и социологов, всего интеллектуального сообщества. Русскому языку нужна своя "французская Академия" - не для того, чтобы сдерживать натиск английского, не для запрета или для обороны, а именно для творческого обновления языка. Предлагать и выносить на общественное обсуждение новые слова, значения, понятия, идеи. Взять на себя инициативу лексического и концептуального обогащения русского языка на его собственной корневой основе.
С этой целью в конце 2006 г. был создан Центр творческого развития русского языка (при С.-Петербургском университете и Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы). Главная задача Центра - способствовать динамичному обновлению русского языка, его лексического состава и грамматического строя, расширению его концептуальных и коммуникативных возможностей и его более активному включению в глобальную семиосферу и ноосферу 21-го века. Язык творится сегодня, сейчас, и Центр призван объединить самых активных и сознательных участников этого процесса, соединить научное языковедение с творческим языководством. "Языководство дает право населить новой жизнью... оскудевшие волны языка" (Велимир Хлебников, "Наша основа"). Языку ничего нельзя ни запрещать, ни навязывать, но можно разрабатывать модели и методы его обновления, которые впоследствии будут в той или иной степени приняты и использованы обществом, языковой средой. Задача Центра - опережающее воздействие русского языка на формирование новых понятий и терминов, которые могут быть усвоены международным сообществом. Русский язык призван обнаружить не только свою жизнеспособность, но и привлекательность как орудие творческого мышления, производства тех идей и смыслов, которые становятся актуальными для всего мира, воздействуют на общественное сознание развитых стран [4].
2. Джордж Оруэлл: проект обогащения языка
"Новые слова" против "новояза". Идея создания новых слов, сознательного обогащения языка поначалу кажется еретической и химерической. Она приводит на память "новояз" из антиутопического романа "1984". Его автор Джордж Оруэлл (1903-1950) - беспощадный критик тоталитаризма и всех его пропагандистско-лингвистических проектов, включая искусственный, обедненный, схематический язык, так называемый "новояз", с заранее внедренными в него "правильными" оценками всех явлений. Тем более интересно, что сам Оруэлл был сторонником целенаправленного обновления языка. О лингвистических взглядах Оруэлла и проекте творческого обновления английского языка мы узнаем из его статьи "Новые слова" (1940), откуда я приведу несколько фрагментов.
"В настоящее время образование новых слов - медленный процесс (я читал где-то, что английский язык приобретает примерно шесть и теряет четыре слова ежегодно). Новые слова сейчас не создают целенаправленно, за исключением названий материальных объектов. /.../ Было бы вполне осуществимо изобрести словарь порядка нескольких тысяч слов, которые охватывали бы те области нашего опыта, которые сейчас практически не обозначены в языке. /.../
Сдается мне, что по части точности и выразительности наш язык до сих пор пребывает в каменном веке. Выход из положения, который я предлагаю, - изобретать слова намеренно, как изобретают части автомобильного двигателя. Представим себе, что существует лексика, которая бы точно выражала жизнь разума и больше нет нужды в безнадежном чувстве невыразимости жизни... Я думаю, польза от этого очевидна. Еще более очевидная польза - сесть и на практике приняться за процесс создания новых слов, руководствуясь здравым смыслом. Но прежде, чем говорить о способе создания новых слов, я, пожалуй, займусь возражениями, которые непременно возникнут.
Скажите любому разумному человеку: "давай, организуем общество по созданию новых, более точных слов и он, прежде всего, возразит, что это - сумасбродная идея, и, возможно, добавит, что имеющиеся слова, при правильном употреблении, справятся с любыми трудностями. ...В конце концов, будет сказано что-то вроде: "Нельзя действовать так педантически. Языки растут медленно, как цветы, их нельзя починить на скорую руку, как детали механизма, любой искусственный язык будет невыразительным и безжизненным, как эсперанто. Весь смысл слова - в постепенно приобретаемых ассоциациях" и пр., и пр.
Прежде всего, это возражение, как и большинство возражений, возникающих в связи с идеей любых изменений, не что иное, как одна из вариаций извечного "что есть, то пусть и будет". До сих пор мы не занимались намеренным созданием слов, и все живые языки развивались медленно и бессистемно; следовательно , языки не могут развиваться иначе. /.../ На самом деле, все эти аргументы - чепуха. Отрицательная реакция происходит от глубокого, иррационального инстинкта, суеверного по своей природе. Это чувство, что прямой разумный подход к сложностям, любая попытка решить жизненную проблему, как решают уравнение, - ни к чему не приведет и, более того, рискованна.
/.../Для одиночки или небольшой группы взяться за пополнение языка, как делает сейчас Джеймс Джойс, - такой же абсурд, как играть одному в футбол. Нужны несколько тысяч одаренных, но нормальных людей, которые бы посвятили себя словотворчеству с такой же серьезностью, с какой люди посвящают себя в наше время исследованию Шекспира. При таком условии, я верю, мы могли бы творить чудеса с языком. /.../
Интересно, что в то время как наше знание развивается и наша жизнь и, следовательно, наш ум усложняются столь быстро, язык, главное средство коммуникации, движется еле-еле. Именно поэтому, я думаю, идея сознательного изобретения слов заслуживает, по крайней мере, обсуждения." [5]
Итак, Оруэлл не просто предлагает создавать новые слова и последовательно обогащать ими язык: он мыслит это как вполне конкретный и осуществимый проект, вовлекающий группу одаренных людей, писателей, филологов, посвятивших себя словотворчеству. Его статья полна конкретных технических соображений о том, какие области человеческого опыта больше всего нуждаются в новых способах выражения, как сделать новые слова наиболее естественными и способствовать их вхождению в язык.
Нет ли здесь противоречия: Джордж Оруэлл - решительный противник новояза и вместе с тем сторонник создания новых слов? Дело в том, что коммунистический, или "ангсоцовский" новояз, о котором писал Оруэлл в своем романе "1984", был насилием над языком, попыткой его сокращения, а не расширения (его прототипом послужил советский идеологический язык 1920-х - 1930-х гг.) Говорит Сайм, филолог, составитель словаря новояза: "Вы, вероятно, полагаете, что главная наша работа - придумывать новые слова. Ничуть не бывало. Мы уничтожаем слова - десятками, сотнями ежедневно. Если угодно, оставляем от языка скелет. /.../ Знаете ли вы, что новояз - единственный на свете язык, чей словарь с каждым годом сокращается? /../В итоге все понятия плохого и хорошего будут описываться только шестью словами, а по сути, двумя" ("1984", ч. 1, 5). Так, собственно, и происходило в коммунистическую эпоху: словарный запас русского языка последовательно сокращался, из него выбрасывались целые тематические и стилевые пласты, что можно видеть, например, из сравнения Словаря Д. Ушакова (1940) с российскими словарями 19-го века (академическим 1847 г. и далевским 1863-65). Из статьи Оруэлла следует, что создание новых слов - это проект антитоталитарный, опыт расширения нашего языка и сознания, которое тоталитаризм пытается всячески сузить, свести до двух значений: "за" и "против", "ура!" и "долой!"
Оруэлловский призыв к словотворчеству еще острее звучит для сегодняшнего состояния русского языка, чем для английского языка образца 1940 г. Тогда, в год публикации оруэлловской статьи, в английском языке уже насчитывалось порядка 600 тысяч слов, о чем свидетельствовало второе издание полного вебстеровского "Нового международного словаря английского языка" (Webster's Third New International Dictionary of the English Language Unabridged), вышедшее в 1934 г.. Между тем самый полный, ныне издаваемый Большой академический словарь русского языка обещает в своих 20 томах вместить только 150 тыс. слов, т.е. всего одну четверть от объема тогдашнего вебстеровского. Сколько из них окажутся заимствованиями, если исходить из нынешних темпов англизации русского языка?
Я считаю, что призыв Оруэлла к творческому обновлению языка не менее актуален для нынешней, постсоветской России, чем его антиутопический роман "1984" был актуален для России советской, тоталитарной. Оруэлл всегда оказывается прав: и как социальный антиутопист, и как утопист языка. Но боюсь, что он представляет себе процесс создания новых слов несколько упрощенно, и к его видению писателя хотелось бы добавить размышления филолога. Новые слова не просто выдумываются, изобретаются кем-то и вводятся в язык по взаимной договоренности определенного круга людей, "благотворителей" языка и "заговорщиков" во имя его приумножения и процветания. То новое, что вносится в язык, не есть просто чья-то смелая инициатива, изобретательская удача. Это выражение открытой системности самого языкa, которая делает и возможным, и необходимым постоянное его пополнение.
3. Борьба системы и нормы
У языка есть два измерения, которые обычно обозначаются как "система" и "норма". Норма - это тот язык, на котором мы говорим, который считаем правильным и преподаем в школе. Это язык грамматик, учебников и словарей, пусть даже в них отражается диалектная, жаргонная, ненормативная речь. "Ненормативная" - тоже часть языковой нормы, хотя и отступает от нормы речевой, этической, социальной и т.д. Как определяет энциклопедия, "норма - это совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации...., совокупность стабильных и унифицированных языковых средств и правил их употребления, сознательно фиксируемых и культивируемых обществом..." [6].
Итак, норма - это "реализация языковой системы". А что же такое сама языковая система? По определению того же словаря, это "множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенное единство и целостность" [7]. Если норма - это устойчивая реализация системы, то система - это потенциальность языка, которая не исчерпывается никакой конкретной реализацией. История языка есть история борьбы системы и нормы, а также постепенного расширения нормы под воздействием системы, все более полно раскрывающейся в историческом бытии языка.
Например, один из элементов глагольной системы русского языка - образование переходных глаголов от имен существительных и прилагательных посредством приставки "о-" ("об-"): "свет - осветить", "круглый - округлить", "новый - обновить" и т. д. По этой модели образуются десятки глаголов, но ее возможности далеко не исчерпаны их наличной реализацией, т.е. "нормой". В ряду возможных образований - те слова, которые уже были сотворены поэтами: "омОлнить" (А. Белый), "онебЕсить" (И. Северянин), "огрОмить" (В. Маяковский). "Мир огромив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний". Такие слова иногда называют "потенциальными", поскольку они входят в ряд системных возможностей языка. Но между актуальными и потенциальными словами, между нормой и системой нет непроходимой пропасти. Многие потенциальные слова постепенно актуализируются в языке, входят в норму, а тем самым и расширяют ее. Например, к числу вполне нормативных лексических единиц уже можно отнести глаголы "озвучить" и "оцифровать", которые еще недавно, 10-15 лет назад, были всего лишь потенциальными словами. А на подходе еще множество слов, образованных по той же модели и уже находящих применение в речи (например, в интернете встречается около 600 случаев употребления глагола "осетить" и около 500 - "обуютить", причем эта статистика относится только к инфинитиву).
осЕтить - перенести в сеть, вывесить, опубликовать в сети.
Можно осетить: роман, журнал, бумажные издания, книгу, бизнес, полемику, дискуссию, агентство, проблему, выборы...
Твой бизнес давно пора осетить, он не может двигаться только бумажной рекламой.
обуЮтить - сделать уютным, придать уютности.
Как нам обуютить Россию? - Сначала попробуй обуютить свой дом.
ожУтить - сделать жутким, придать жуткости.
Современная массовая культура стремится ожутить явления, чтобы эмоционально взбодрить психику, уже притупленную воздействием массмедиа.
особЫтить - насытить событиями, придать больше событийности.
С утра он уже начинал думать, как особытить день.
опривЫчить - сделать привычным, ввести в привычку.
Чтобы опривычить ремни безопасности, пришлось ввести штраф.
остолИчить - сделать столичным, превратить в столицу.
Нынешние власти пытаются остоличить Питер, свою малую родину.
осюжЕтить - превратить в сюжет, придать свойство сюжетности.
Пишу роман об одном полузабытом поэте и думаю, как осюжетить его небогатую событиями жизнь.
оглагОлить - сделать глаголом, превратить в глагол.
Приставка "о" позволяет в принципе оглаголить любую именную основу.
Наряду с переходными глаголами по той же модели образуются и непереходные, возвратные глаголы с постфиксом -ся.
Переехал в Москву, остоличился и с деревенскими уже не знается.
Ты куда, за книгами? - Нет, я уже окнижился.
Это лишь маленький пример того, как система языка постепенно одерживает победу над нормой и раздвигает ее границы. При этом норма, со своей стороны, отчаянно сопротивляется и с большой неохотой впускает в себя новые слова. Слово "озвучить" вызывало и сейчас еще вызывает обструкцию у некоторых пуристов, а слово "оцифровать" было принято в технический, а затем и публичный язык за неимением альтернативы ("дигитализировать" - слишком громоздко и специально). Причем это не бессмысленное упрямство, у нормы есть свой резон: если все потенциальные слова разом окажутся "в норме", общество может не переварить такого избытка средств выражения, возникнут трудности взаимопонимания. Поэтому процесс перехода системы в норму - исторически долгий и трудный, но тем не менее - процесс, который можно и должно ускорять по мере того, как ускоряется развитие глобальной инфосферы и ее запросов к каждому национальному языку. Не может процесс реализации системных возможностей русского языка идти ныне таким же темпом, как в 16-ом, 17-ом или даже 19-ом веках.
---------------------------------
Примечания
1. Более полных академических словарей с тех пор не издавалось, а начатое в 2004 г. двадцатитомное издание "Большого академического словаря русского языка" Российской академии наук находится еще на ранней стадии (тт. 1-6, 2004 - 2006)
2. Подробнее см. в статьях Михаила Эпштейна: Русский язык в свете творческой филологии. "Знамя", 2006, 1, С. 192-207; Добро и зло в зеркале русского языка. "Континент", 132, 2007.
3. Максим Кронгауз. Русский язык на грани нервного срыва. М.: Языки славянских культур, 2007. С. 81.
4. См. сайт "Языковод" Центра творческого развития руссского языка. http://www.russkoeslovo.org/yazykovod/
5. Статья Джорджа Оруэлла "Новые слова" была опубликована в 1940 г. и перепечатана в книге "The Collected Essays, Journalism and Letters of George Orwell". Еdited by Sonia Orwell & Ian Angus. London: Secker & Warburg, 1968. Цитаты приводятся по переводу Глеба Разумовского (Нью-Йорк) и с его любезного разрешения.
6. Языкознание. Большой Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998, С. 337.
7. Там же, С. 452.
--------------------------------------------
Источник: Культура письменной речи
(продолжение следует)