Мюзикл «Мелькор»: слово предоставляется Смерти.
Ван Гог умер, Дарья, а мы ещё нет,
Так что, Дарья, Дарья, не нужно рисовать мой портрет.
Ты можешь добиться реального сходства
Или феноменального сходства -
Ты всё равно рисуешь сама себя, меня здесь нет
© БГ
Сегодня, друзья мои, я расскажу вам о мюзикле «Мелькор», поставленным творческой группой Веры Трофимовой по мотивам произведения Натальи Васильевой aka Элхэ Ниэннах и Натальи Некрасовой aka Иллет «Чёрная Книга Арды» (далее - ЧКА), являющегося, в свою очередь «взглядом с другой стороны» на события, описанные Джоном Толкином в «Сильмариллионе».
Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, ага…
Мюзикл шёл на тульской сцене в 2013-2014-х годах, потом распространялся на дисках через ВКонтакт. Примерно полгода назад такой диск попал мне в руки, и теперь я, как истинный слоупок, наконец готова о нём говорить.
Прежде всего повторюсь: мюзикл создан именно по мотивам ЧКА, поэтому искать в нём исторической/литературной достоверности - дело гиблое. И всем правоверным ниеннистам рекомендуется повторять себе это как мантру во избежание нервного тика. Я - не повторяла, поэтому при первом прослушивании диска с непривычки подёргивалась обоими глазами.
Почему? Ну, прежде всего потому, что в мюзикле, носящем название «Мелькор» я… так и не увидела Мелькора. Под этим именем, на мой взгляд, выступает какой-то совершенно новый персонаж, не знакомый зрителю ни по "Сильму", ни по "Чёрной Книге...". Но о нём - чуть позже. Потому что главным героем, а точнее, героиней, показалась мне совсем другая особа.
Я не зря взяла эпиграфом отрывок из песни БГ - можете открутить наверх и прочитать, я знаю, вы его пропустили
- так вот, он крайне точно описывает основную проблему не только данного мюзикла, но и вообще всех авторов, пытающихся изображать (рисовать, отыгрывать, косплеить или просто описывать) Восставшего Айну. Лично для меня единственным исключением была и остаётся Элхэ Ниэннах, но и с этим, наверное, можно спорить.
Поэтому не удивительно, что общая беда не обошла стороною и мюзикл: Дарья (а в нашем случае - Вера) рисует вовсе не Мелькора; она рисует саму себя.
И вот тут начинается самое интересное, потому что уважаемая автор играет в собственной постановке одного крайне неоднозначного и стопроцентно апокрифичного, отсутствовавшего и в ЧКА, и в «Сильме» персонажа - Смерть. Именно от имени Смерти ведётся рассказ, именно она, в паре с Владыкой Мёртвых Намо, разворачивает перед нами историю Первой Эпохи Арды. И именно через призму её восприятия смотрит на сцену зритель. И, должно быть, поэтому видит в описываемых событиях чуть больше тлена и безысходности, чем присутствовало там на самом деле; а в героях историй невольно подмечает не сильные их стороны, а всё то, малозаметное и незначительное, что в конечном итоге толкнёт их навстречу гибели.
Смертушка собственной персоной.
Несомненно, что именно Смерть - основной персонаж мюзикла, а вовсе не Мелькор… точнее, МелькОр…
Тут, видимо, настало время молвить об ударениях. Это лишь поначалу я, в унисон с прочими зрителями, пыталась возмущаться, что, дескать, они в текстах арий расставлены неверно («МелькОр» вместо «МЕлькор», «ЛаАн ГэлломЭ» вместо «Лаан ГЭлломэ»), а заодно случается всякая прочая беда с произношением (например, «Элхи» вместо «Элхэ»), - а потом успокоилась, осознав, что не только имена, но и сами персонажи - другие.
Не знаю, сознательно ли шла к этому Вера Трофимова, создавая сценарий, но вышло - именно так. Хотя для неискушённого зрителя несовпадение героев мюзикла с героями ЧКА может быть неочевидно. И всё же…
Трофимовский "МелькОр" крайне далёк от Мелькора, знакомого нам по ЧКА. Предполагаю, оттого, что рассказчица-Смерть видит его иначе, чем привыкли видеть мы. Для неё он вовсе не высшее существо, не божество - злое или доброе, - а лишь очередная добыча, на которую она имеет вполне определённые виды.
Пусть в первые моменты она на все лады расхваливает Мелькора, не скупясь на восторженные эпитеты: «гений», «творец»… но не стоит обманываться. Может, она и считает Изначального гением, но уж точно не полагает его ровней себе. Для неё он был и остаётся не более чем изысканным блюдом, которым она не прочь похвастаться перед публикой: мол, видите, даже такого сожрала, что уж говорить о вас! Иллюзия вскоре развеется: Смерть постепенно прекратит славословить будущую жертву, и явит зрителю, словно сквозь увеличительное стекло, все слабости и пороки Тёмного Валы - как реальные, так и мнимые. Будто отражаясь в кривом зеркале, гнев обернётся истерикой, искренность покажется глупостью, миролюбие - бесхребетностью, а ярость будет объяснена отчаянием… Смерть, уже не стесняясь (пусть и чужими устами), назовёт Мелькора «стариком», укажет, что «он уже не тот, и от детей поддержки ждёт»… Увлёкшись, к середине действа она начинает порочить его уже неосознанно - просто входит в раж, рассказывая о том, как приготовляла своё коронное блюдо к съедению, как Дракон лишался и силы, и пламени, постепенно превращаясь в раздавленную ящерицу с печёным яблочком в пасти.
Что? Кто-то привык видеть сильного Мелькора, которого не сломить? Забудьте, - внушает со сцены Смерть, уже во второй части являя нам Валу согбенным, сломленным, отчаявшимся старцем, втайне мечтающим о суициде. Кто-то скажет: всё это неявно, а кто-то, быть может, вовсе не увидит этого… а вот у меня - зловредная привычка вслушиваться в тексты и находить в них «двойное дно». Наверное, по этой причине даже толкиновский Моргот, из которого нет-нет да и проглядывает Возлюбивший Мир, кажется мне более симпатичным персонажем, нежели погружённый в страданья и нытьё трофимовский "МелькОр", в котором больше от обидчивого подростка, чем от Айну.
Это в ЧКА Мелькор умел прятать ото всех свою боль - так тщательно, что окружающие подчас вообще о ней не догадывались, а вот "МелькОр" из мюзикла - напротив, так и сыплет оборотами типа «мне и так паршиво», «хоть плачь» и вслух сожалеет, что Феанор не сможет перерезать ему глотку…
Ну и какой уважающий себя Моргот позволит какому-то нолдо так с собой обращаться?
В общем, для меня заглавный герой - сплошное огорчение. Натурально, хоть плачь. Причём, не только герой, но и тот, кто его играет (плавно переходим на личности, а куда деваться). Поверьте, я понимаю, что найти певца, обладающего не только достойным голосом, но и внешностью… так скажем, близкой к эльфийской, не так-то просто, но мне кажется, попробовать стоило, потому что Назар Сахратов - ярчайший пример человека, которому Мелькора играть категорически противопоказано. Увы. Понятие «типаж» не мною придумано. Не может, скажем, Николай Басков сыграть графа Дракулу, а НашаРашевский Светлаков - Воланда, а если даже и смогут, то всех насмешат. И беда тут не только во внешности, проблема в том, что Назар - шоу-мэн. Он пропитан шоу-мэнством насквозь, до мозга костей, оно сквозит во всех его жестах, в манере держаться, в интонациях… Я видела его в каком-то видеоролике: пижонские тёмные очки, клубный пиджак и распальцовка: вот это было его. А Мелькор - простите, не по адресу.
И потому сколько цепей на него не надень, сколько фиолетовых (кстати, почему не чёрных?) плащей не пошей, он даже отдалённо не начнёт походить на Тёмного Валу. Увы.
Но, кстати, есть на этот счёт одна позитивная новость: в следующей версии мюзикла Мелькора будет играть другой актёр.
Пока без сценических облачений ) Дорисуйте сами.
Думаю, постановка от этого существенно выиграет. Хотя и он вряд ли и новый исполнитель своим светлым тёмным образом сможет хоть как-нибудь выправить все недочёты, связанные с его героем, а особенно душераздирающие (наподобие пенопласта по стеклу) дуэты Элхэ и Мелькора. К ним и перейдём.
Вот что конкретно меня в этих дуэтах убивает - так это… всё. Реально - всё.
От полного очеловечивания персонажей, людьми, по сути, не являющихся до превращения того тонкого, звенящего, мимолётного, что было между ними, в бульварный роман а-ля Чаплин и Цветочница. Нет, я не против Чаплина и Цветочницы, но они тут явно не к месту.
Сейчас поясню на примерах, что имею в виду.
Вот первый дуэт, которому предшествует бурное объяснение между героями в прозе (Элхэ напирает на то, что отношения между нею и Учителем очень даже возможны, а тот ругает её за то, что не пошла любить Гэлрэна).
Элхэ:
Иди ко мне, тебя собой закрою я
От той беды, что наползает неизбежно.
Я вижу всё и оттого такая нежность
Спеши любить, бери меня.
МелькОр:
Рассвета блик коснулся тела твоего
За это миг я всё отдам, пойду на муку
Ты вся - любовь, ты тетива тугого лука,
Ты сердце сердца моего.
Как хотите, но здесь плохо ВСЁ. И в первую очередь - это самое «бери меня». Ну какое, к балрогам, «бери меня»? Это для дамских романов годятся всяческие «бери меня» и прочие упоминания «тел на рассвете», но здесь…!
Мы же не забываем, да, О КОМ идёт речь, нет? Если что, можно освежить в памяти. Он - Айну, один из создателей Арды, могучий дух, облекшийся в одежды плоти… иначе говоря, немного не то существо, с которым кувыркаются в постели.
Чтобы стало совсем понятно, представьте себе Феанора, лезущего на перины к Варде Элберет. Смешно? Вот то-то же.
И Элхэ в первоисточнике отнюдь не пытается склонять Мелькора к сожительству - напротив, она переживает своё внезапно возникшее чувство в одиночестве, едва осмеливаясь иносказательно намекать на то, что испытывает. И никаких «да ладно, чувак, ты ж всего-то на пятьсот лет старше меня, какие мелочи, давай жить вместе!». Напротив, пробудившаяся любовь кажется ей чем-то запретным, мучительным, о чём нельзя - вслух.
Цитата из ЧКА:
...Что со мной? Не надо, я знаю...
Покачивается в темной воде венок: ирис, осока и можжевельник связаны тонкими корнями аира. Смертные верят, что несбыточное, непредсказанное, невозможное - сбудется, если в сплетеньи цветов отразится луна.
Но я знаю...
Что со мной?
Не смотри мне в глаза. Не говори - так не может быть. Это - во мне.
Не тот горчащий вздох весеннего ветра, который рождает светлые как росные капли, летящие, по-детски простые и трогательные строки и мелодии - нет, яростно-прекрасное в силе своей огненное чувство, сжигающее слова как палую листву, оставляющее только: я люблю.
А отражение луны в темной заводи - ускользает, скрывается в опаловой дымке облаков, и высоки травы разлуки по берегам.
Есть разница, правда? Никаких, Элберет вашу за ногу, обнимашек и прочих эротических намёков. Только - её Любовь, не требующая взаимности и не ведающая преград. Превратившаяся в конце концов в тысячелетний духовный подвиг, сумевшая изменить самое существо девочки-эльфийки, наделив её силой, сравнимой с силой Валар, давшая власть освобождать души из плена земного (привет Смерти, приписавшей себе и эту заслугу).
И уж конечно, никакой эротики, коей полным-полон мюзикл, в ЧКА не было и быть не могло. Там читателя шарахает молнией от одного лишь соприкосновения рук, от встречи взглядов, полностью лишённой эротических подтекстов, но зато наполненной ощущением чего-то запредельного, вне-временного…
И снова цитата из ЧКА:
На этот раз он не сумел отнять рук - тонкими пальцами она оплела его запястья.
- Ахэнэ... мэй антъе ахэнэ...
Ладонь-к-ладони - расширились, затопив глаза обморочной чернотой, зрачки - черный песок, впитывающий кровь, а он еще пытался разжать тонкие пальцы, не причинив ей боли, удивляясь их нежданной силе, и - не смог, и мир утонул во тьме безмолвного крика - они оба застыли среди тьмы и жгучего огня на едином костре, задыхаясь от горького дыма - Гэлломэ, Лаан Гэлломэ... - и прикипают друг к другу ладони в невероятном смертном единении боли, и уже не разжать рук - вместе они бредут по сожженной земле, вдыхая жгучий пепел, и раскаленное багровое небо готово обрушиться на них, а они идут и идут и идут...
Когда этот ужас оборвался, отхлынула раскаленная пелена, они долго еще сидели, не в силах осознать, что все кончено, не в силах разжать рук, не в силах понять даже, что смотрят друг другу в глаза, не понимая, что видят.
- Теперь... - заговорила она наконец, облизнув пересохшие потрескавшиеся губы, - теперь я могу идти.
- Ты... - без голоса.
- Не тревожься. Со мной все... - хорошо, хотела - и не смогла выговорить. - Я пойду, Тано-эме. Теперь...
- Таирнэ - халлэ... - чуть задыхаясь, выговорил он слово благодарности. - Но...
- Удивляешься, что позволил мне?.. А ты мог не позволить?
Нет, я понимаю, что сыграть подобное невероятно сложно. Гораздо легче (да и полезнее для завлекания «пипла») будет просто потискаться на сцене, но… уж если браться за дело - то, наверное, есть смысл довести до конца?
Но и это не всё, что вымораживает меня в первом дуэте (мы всё ещё обсуждаем первый дуэт, да-да
). Чудовищно бестактным кажется и «обмен любезностями» из разряда кто за кого качественнее умрёт. Спору нет, можно быть внутренне готовым пожертвовать собой ради кого-то, но говорить об этом ему или ей в лицо - моветон. Потому что слышать, что твой возлюбленный ради тебя «пойдёт на муку» - отнюдь не приятно, а больно и отвратительно. И равно неприятно мужчине (а тем более - Айну) слышать, что хрупкая девочка считает его настолько слабым и уязвимым, что собралась прикрывать собою. В общем, двойная феерическая глупость. Не надо этого. Либо, если предположить, что это вовсе не диалог, а два отдельных монолога, во время которых герои друг друга не видят и не слышат - тогда надо развести их на разные стороны сцены и поставить друг к другу спиной. Не панацея, но хотя бы немного выправит ситуацию.
А партию «ты мой ребёнок, ты мой бог», звучащую из уст Элхэ во Втором дуэте, я вообще отказываюсь понимать - хотя и догадываюсь, на ЧТО это намёк. Была такая фэндомская легенда (кто бы мне сказал, откуда я-то её выкопала??) о том, что в конце времён Элхэ, пройдя через девять перерождений, вернётся в Арду в последний раз и родит ребёнка, в теле которого и воплотится Мелькор. Уж не помню, к чему такие сложности - вероятно, для того, чтобы обойти сильмовский вариант конца света. Ну типа, если Восставший не вломится в Арду сквозь Стену Ночи, круша всё на своём пути, как это прописано в «Сильмариллион», а тихо родится от смертной женщины - то и Арда будет спасена, и Мелькор жив. Сплошная благодать. Аминь. (…Вот сейчас все скромно потупились и промолчали про эдипов комплекс, ага? Спасибо).
Только я не очень понимаю, зачем этот сетевой фольклор, о котором помнят от силы человек десять, тащить в мюзикл? Или раз Конституция не запрещает - то почему бы и нет?..
Нехилое удивление вызвала у меня и сценка с МелькОром, гоняющимся по сцене за юной Ахтэнэ (возродившейся Элхэ). Бедняжечка с перепугу уворачивается и пищит «уйдите, мущщина, я вас не знаю!».
Буффонада да и только…
Откуда это вообще, если в Книге было ровно наоборот? Ахтэнэ снова любит, мучительно пытается вспомнить прошлую жизнь, а Мелькор, опасаясь пробуждения этих воспоминаний, едва ли не пинками выпроваживает её из своей крепости, перепоручая заботам залётного гостя - Хурина. Думается мне, не из чёрствости и сволочизма, а из боязни навлечь и на неё то проклятье, что довлеет над ним самим и ведёт его к тому, что хуже смерти. Оберегает от собственной судьбы и грядущей Войны Гнева.
Любит?
У меня, в отличие от Веры Трофимовой, нет однозначного ответа на этот вопрос. Элхэ определённо была дорога ему, но в какой мере… не знаю. Это, наверное, главная загадка ЧКА.
В общем, милый автор, не было у Мелькора и Элхэ романа в привычном понимании этого слова. НЕ-БЫ-ЛО! С этим нужно смириться и не пытаться преобразовать ЧКА в лав-стори.
Кстати, достойным отдельного упоминания кажется мне и избыточно-раннее очеловечивание Мелькора в мюзикле - задолго до Песни Айнур, задолго до появления самого понятия «человек».
Не знаю, как вам, а мне вот этот куплет, спетый от имени бестелесного сгустка энергии, коими являлись Айнур до Начала Времён, видится весьма странным:
Когда свою узнаешь суть,
От счастья распирает грудь,
Идёшь свободно, в полный рост…
Какая грудь?.. Какой рост?.. Чем «идёшь»?..
Придираюсь? Ну, может быть.
А если продолжать придираться, то просто невозможно не заметить и нездорового стремления всех подряд героев чего-нибудь сделать с глазами Мелькора - их только ленивый не склоняет на все лады. То Курумо желает их вырвать, то Амариэ - выцарапать, а все остальные просто наперебой поют «О этот взгляд - он как рана…». Вы себе хорошо представляете «взгляд как рану»? Ну, кто ЧКА до конца дочитал - те точно представляют… Прямо мания какая-то у ардынцев/артанцев, честное слово. Хочется всем раздать подзатыльники и привести хорошего психоаналитика, чтоб не циклились... Нет, оно понятно, к чему всё это поётся, но не в таких же количествах!…
Ещё пара слов насчёт смысловых финалов ЧКА и мюзикла… между ними есть одно немаловажное отличие - там и там по-разному трактуется смерть Мелькора. Если в книге это - их с Элхэ последняя победа над Замыслом Илуватара и освобождение от оков, то в мюзикле - это не более чем финальное пиршество Смерти, в котором, по-видимому, нет особой заслуги Элхэ. А от этого существенно меняется смысл всего произведения. Ведь суть-то и была именно в том, что над бессмертным Айну смерть была по определению была не властна, поэтому придуманная для него собратьями мучительная казнь должна была затянуться на всю Вечность. И даже он сам не мог прекратить собственное бытие, а Элхэ - смогла, и никто не знает, чего ей это стоило. И вот эта легенда о преодолении непреодолимого превращается на сцене в рекламный ролик о пользе смерти для бессмертного организма, мда…
Ну, побушевала - теперь можно и похвалить. Обычно, правда, делают наоборот, но то приличные люди, а я-то не такая
За вычетом перечисленного, мюзикл мне, в принципе, понравился (неожиданно, да?). Но кое-что понравилось особо. Например, Феанор в исполнении Рамазана Селимова - неповторим и шедеврален. Воистину Пламенный Дух - живой огонь на сцене. Мне кажется, на нём по большей части и «выезжает» весь спектакль. Их дуэт с Мелькором, на мой взгляд, самое сильное, что есть в постановке (раз уж его даже МелькОр не сумел испортить своими непрекращающимися жалобами на гнусный Валинор
).
Понравились Гортхауэр и Курумо. Они действительно вышли похожими на пламя и лёд.
Гортхауэр (Дмитрий Парахин) - очень живой, настоящий, без капли лжи или фальши. Импульсивный юноша, который должен был стать творцом, но, волею обстоятельств, превратился в воина - умелого и безжалостного к врагам. И пусть в нём не угадывается той не-человеческой природы, что сквозила в Финрод-зонговском Сауроне, зато он более близок и понятен. Он делает то, что считает правильным, невзирая подчас на неодобрение Учителя. Характер, однако…
Приятно удивил и Курумо (Сергей Рябочкин), неожиданно трансформировавшийся из привычного испорченного гордеца в персонажа не столь уж отрицательного. Если в ЧКА его мотивы - зависть, гордыня и т.п., то в мюзикле он - просто запутавшийся мальчишка, не замышлявший дурного, искренне раскаявшийся в содеянном - но не получивший прощения. То есть, вина за все его дела как будто бы полностью перекладывается на Мелькора. Такой взгляд на события кажется мне не лишённым здравого смысла; возможно, даже более верным, нежели в первоисточнике. Хотя бы понятны мотивы озверения Курумо. Не потому что козёл, а потому что, зайдя в жизненный тупик, вместо помощи и прощения, в которых нуждался, получил лишь ненависть и проклятия. И только после этого всем назло решил идти своим путём. Другой вопрос, могло ли быть иначе, и возможно ли было в принципе это самое прощение - за гибель целого народа. Моральная дилемма, да…
Арта (Юлия Сокол) порадовала. Голос хорош, и играет хорошо. Отдельной похвалы достоин костюм: Арту таки завернули последовательно сначала в огненно-красную, а затем в сине-зелёную бесформенную хламиду, соответствующие разным геологическим эпохам, смазав при помощи костюмов личностные и вообще женские черты, что избавило её дуэт с Мелькором от ненужной двусмысленности, присутствовавшей на московской репетиции. Теперь ясно, что это - планета, а не девушка. И сердечное спасибо за изъятый из мюзикла дуэт Арты и Элхэ: он был совершенно ни к месту.
Элхэ (Алиса Толстова), в принципе, неплоха. Порепетировать перед зеркалом, убрать с лица немного обалделое выражение - и будет ок. А совсем «ок» будет, когда она на айнур вешаться перестанет
Намо (Андрей Нецветаев) вот вышел странноватым - ни дать ни взять, запуганный хомячок с уже знакомыми нам с жалобами на бессмертие.
(«Больной, что это у вас?!» «Ох, доктор, даже сказать неудобно… бессмертие у меня. Совсем замучило, проклятое…» «А пропишу-ка я вам, батенька, свинец. Принимать по девять грамм утром и вечером непосредственно в голову…»)
Но это не актёра вина, это так по сценарию выходит. Сыграл, что дали.
Ну, и ещё раз про Смерть напоследок. Вот знаете, называйся мюзикл как-нибудь вроде «Смерть и Арта» или «Боги глазами Смерти» - первая часть этой рецензии рисковала бы вообще никогда не появиться на свет. Потому что глупо придираться к тому, как один персонаж оценивает другого (хотя именно этим я и занималась предыдущие полчаса, ага).
Смерть - безусловно, одна из самых ярких действующих лиц постановки. Она гениально сыграна и прекрасно спета. Хитрая, коварная, самолюбивая и жадная до свежих душ… было бы странно, окажись она вместо этого наивной розовощёкой няшкой… Без неё мюзикл, вне всяких сомнений, растерял бы немалую часть своего шарма.
Да, что поделать, Мелькор у автора не получился, зато Смерть вышла на все сто.
И, тем не менее...
ЗЫ: Фотографии натащены из альбомов Творческой Группы Веры Трофимовой в ВК