Со слезами на глазах
Когда наше празднование Дня Победы обзывают «победобесием» и попрекают нас то ребятишками в пилотках и гимнастерках, то стремлением примазаться к славе и мужеству воевавших дедов и прадедов, то очень часто в качестве аргумента приводят тот факт, что долгие годы после войны День Победы не праздновали вовсе. Он и выходным-то не был до 1965 года - обычный рабочий день… Мол, воевавшие-то предки были умнее, они знали, что день окончания страшной войны - это не повод для праздника. И нам, стало быть, скромнее надо быть - не торжествовать, не гордиться и тем более не заявлять, что «можем повторить», а тихо скорбеть по погибшим, с ужасом твердя, что, мол, никогда больше…
Ну, что касается «можем повторить» - то стоит напомнить, что эту фразу придумали не авторы похабной наклейки на машину - ее написал на Рейхстаге русский солдат. А насчет того, что этот праздник не праздновали, то у дедов и прадедов, я думаю, были несколько иные соображения и причины для этого.
Начнем с того, что тогда, в сороковые - пятидесятые, вообще не очень много было праздничных дней. Да, было множество профессиональных праздников, вроде Дня кочегара или Дня радио, но отмечались они на рабочем месте, без выходных и застолий - ну максимум концерт вечером в клубе или по радио, вручение грамот и премий передовикам… Были Первомай и Октябрь с демонстрациями трудящихся, был Новый год, который начали отмечать уже незадолго перед войной, Восьмое марта… Кстати, насколько я помню, в позднесоветское время Женский день был выходным, а вот 23 февраля - рабочим днем…
Но дело даже не в этом. Как-то довелось прочитать чьи-то воспоминания о том, как отмечали День Победы в колхозе - в то время, когда еще много было живых фронтовиков. Не только женщины, потерявшие мужей, - зрелые, сильные сорокалетние мужики, прошедшие войну, трактористы, конюхи, скотники, шофера плакали в голос, как дети, вспоминая о пережитом, бывший танкист бился в нервном припадке, выкрикивая то, что стояло перед глазами все эти годы: как шли по сплошному кровавому месиву из тел, наматывая на гусеницы человеческую плоть… И рассказчику, ребенку в то время, было непонятно: почему же они все так плачут? Праздник ведь…
И знаете, в то время это был действительно праздник со слезами на глазах. Не с такими слезами, которые невольно наворачиваются, когда звучат «Журавли» с исполнении Бернеса или когда идешь в колонне «Бессмертного полка», и со всех сторон на тебя смотрят лица этих людей, которых уже нет рядом… Для них, воевавших, это были иные слёзы (и хорошо, если эти слёзы человек еще способен был пролить). Это была страшная, чудовищная, непрожитая травма, которую они не знали, как изжить, научиться жить с ней. А потому старались вспоминать о войне как можно реже, «заморозить» эти чувства - поскольку каждое воспоминание не просто выбивало из нормальной жизни - а порой вышибало в какое-то несовместимое с жизнью состояние, после которого приходилось подолгу восстанавливаться.
С посттравматикой тогда еще нигде толком не работали - ни у нас, ни на Западе. О стрессовых расстройствах у воевавших людей всерьез заговорили, если не ошибаюсь, только после вьетнамской войны («вьетнамский синдром»). Медицина имела дело с очевидными психозами и тяжкими состояниями, со всей остальной нынешней «малой психиатрией» типа депрессий или тревожных расстройств справлялись большей частью самостоятельно. Или не справлялись - запивали, вешались, уходили в психиатрию «большую», но таких, как всегда, были единицы… Да и редко простым людям приходило в голову обращаться за помощью. Ноги ходят, руки движутся, голова работает - значит, здоров. А что ночами кричишь или бессонница мучает - так это всё от нервов… валерьянки попить или чего-нибудь посильнее, что пропишет невропатолог в участковой поликлинике…
На фронте им очень хотелось жить, вернуться к нормальной жизни - работать, любить, растить детей, заботиться о стариках родителях. Об этом думали в окопах, писали в письмах к родным, об этом говорили у костров на привале, во фронтовых землянках, в госпиталях, на передовой в ожидании атаки… И когда война закончилась, им очень хотелось всё забыть, развидеть, вычеркнуть из памяти и как можно скорее окунуться в свою обычную жизнь. Не просто физически вернуться к своим семьям, к любимым, в свой колхоз, на свой завод, - хотелось стать прежними, без этой раны внутри, нанесенной войной.
Поэтому о войне не любили вспоминать и рассказывать, старались как можно меньше касаться этой раны, этой травмированной части души. Казалось, что чем реже ее касаться, тем быстрее она заживет - ведь прикосновение причиняет боль… А излить эту боль было некому - кроме, конечно, жен и детей, родителей, друзей, соседей, - но и они своего лиха хлебнули сполна. Некому было принять, контейнировать эту боль, выдержать ее и помочь справиться с нею, не загоняя в глубину души…
Да и некогда было заниматься собой, думать о своих душевных ранах. Нужно было восстанавливать страну после разрушений, нанесенных войной, восстанавливать хозяйство, промышленность, заново отстраивать города и деревни, и вернувшиеся фронтовики взялись за это со всем жаром выживших людей, истосковавшихся, изголодавшихся по любимой работе, по мирной жизни. Наконец-то мир, наконец-то можно жить и строить, заботиться о семье, давать жизнь новым детям, создавать для них лучшее будущее! Они не чувствовали себя героями - ведь они делали только то, что и все остальные мужчины, призванные на фронт и ушедшие туда добровольцами. Поэтому хвалиться вроде бы было нечем, жаловаться - тоже не на что: похожая фронтовая судьба была едва ли не у каждого мужчины, которому во время войны было от восемнадцати до пятидесяти…
Такие же соображения, наверное, были и у власти: некогда оглядываться назад, нужно двигаться вперед, работать на будущее! И, наверное, инстинктивно, для того времени, это было правильно: не трогать, не бередить травму, не форсировать воспоминания, относиться к фронтовикам так же, как и к остальным, не подчеркивая их особость - хотя, конечно, их уважали, им давали какие-то льготы, особенно орденоносцам и инвалидам, их ставили в пример… Быть может, эта военная тема казалась и опасной - нет, не впрямую, для власти, а опять же инстинктивно, для самих фронтовиков: слишком уж она была болезненной, мучительной, затрагивающей самые глубинные пласты сознания…
Что же изменилось потом? А вот что. Во-первых, ну да, спохватились: всё меньше стало оставаться самих фронтовиков, а остальные наконец-то почувствовали, насколько они перед ними в долгу и как важно додать наконец-то оставшимся всю ту любовь и благодарность, которую они заслужили. А во-вторых, люди привыкли к мирной жизни, стали подрастать поколения тех, кто о войне знал лишь понаслышке. И конечно, встал вопрос их воспитания: как объяснить мальчишкам и девчонкам то, что еще двадцать лет назад их сверстники знали на собственном опыте и опыте своих родителей? (У нас вон, например, не только пятнадцатилетние, но и иные тридцатилетние не знают, что было в 90-е: «лихие» они там были или «святые»? Для них сначала - непонятный «совок», а потом - Путин, а что было между - тёмный лес.) А кто может объяснить это лучше, чем живой очевидец, участник тех событий?
И может быть (хотелось бы верить), эти рассказы, встречи, парадные линейки, «уроки мужества» для школьников стали в какой-то степени терапией и для самих ветеранов. Конечно, рассказ для школьников - это рассказ для школьников, но самое главное - это то внимание, которое почувствовали к себе фронтовики со стороны общества. О них говорили, их слушали, на них смотрели чистые детские глаза… И, конечно, нам очень важно было сказать им, а им - услышать, что они - герои. Что их подвиг, их боль, их страшная, грязная, кровавая работа были не напрасны и отвоеванное ими будущее находится в надежных руках. Что мы благодарны им и хотим быть достойны их подвига. И если будет нужно (не дай Бог, конечно!), если на нашу землю придет захватчик, можем и повторить…
Но больше всего, конечно, это нужно не ветеранам, а всем нам. И сейчас - даже в большей степени, чем тогда, в шестидесятые (на минуточку - в разгар холодной войны), когда День Победы стал официальным выходным днем. У нашего поколения уже нет этой военной травмы (я не говорю сейчас о людях в Донбассе или других местах, где война идет сейчас или шла еще недавно). У нас травма другая - мы пережили позор и ужас девяностых, когда развенчанию и охаиванию подверглись, казалось, все святыни советских времен, не исключая Победы и ее героев. Когда казалось, что хуже нашей страны, ее истории и ее народа нет вовсе… И это не та травма, которую можно замолчать или загнать вглубь - не потому, что она сильнее или страшнее военной, а потому, что она - иная, связанная с войной уже информационной. Войной, которая не кончилась, а продолжается.
Поэтому мы будем говорить - нравится это кому-нибудь или нет. Да, будут и перехлесты - вроде уже упомянутых наклеек с похабной картинкой. Но заткнуть похабников должны мы сами, те, кому дорога Победа, - доходчиво объяснив им, что оскорбляют они участников войны, которые вообще-то никогда не мыслили в уголовно-тюремных категориях, и фашизм они не поимели, а победили.
А дети в пилотках и гимнастерках - это нормально. Я тоже в младших классах мечтала о военной форме времен Великой Отечественной - после увиденного по телевизору фильма «А зори здесь тихие» Ростоцкого. О том, что война - это зло и ужас, они еще успеют узнать. Тут важно то, что, примеряя на себя одежду солдата войны, ты невольно примеряешь на себя его роль, его подвиг, спрашиваешь себя: а я бы смог? Я бы пошел туда? Выдержал бы, выстоял? Задать себе этот вопрос в нужном возрасте - пожалуй, важнее, чем на него ответить. Потому что только так и можно оценить все то, что сделали для нас солдаты войны - чаще всего обычные люди, ничуть не похожие на супергероев из блокбастеров. Как им было страшно, трудно, больно, холодно, голодно - и как тяжко потом вспоминать о пережитом.
И то, что мы сегодня радуемся и празднуем, это вовсе не цинизм и не кощунство по отношению к ним. Мы не примазываемся к Победе, когда называем ее нашей, - эта Победа нам подарена, оставлена в наследство. Потому что сражались они именно за то, чтобы сегодня мы, их потомки, радовались и веселились под мирным небом. И эту возможность, их дар, мы сегодня принимаем с огромной благодарностью и с любовью.
С праздником Победы!