Угон
Утро выдалось пьяным и началось очень рано. Я проснулся в кошмарном поту еще затемно, и, чтобы избавиться от послевкусия дурного сна, принялся выносить на помойку мебель. Старую мебель своего деда. Когда я переехал, ее было очень много. За счет нее метраж квартиры сокращался втрое, а мне хотелось пространства. Особенно после совместной 25-летней жизни с престарелыми родителями, которые к старости стали типичными советскими барахольщиками. В девяностые они мешками заготовляли сухари, закупали на редких распродажах одежду и обувь впрок, потом жизнь наладилась, но они уже перешли тот рубеж, когда физиологически сложно пересмотреть свои взгляды на мир - новый, чужой, непредсказуемый, и опасный.
Дом спал, на улице было морозно и тихо, звёзды обреченно цеплялись за розовеющий небосклон, а я суетливо наполнял мусорный кузов во дворе дспешными панелями 60-х годов. Хотелось закончить до пробуждения первых пролетариев и собачников. Я почему-то стеснялся.
Когда последний гардероб покинул пределы свого полу векового обитания, я в изнеможении снова рухнул в сон. Но ненадолго - в 11 низменно затарахтел будильник. Надо было тащиться на работу. К 9 меня там давно уже перестали ждать, в основном ждали к 10-11, иногда к часу. Один день в неделю не ждали вовсе.
Позавтракав по дороге бутылкой девятой балтики, я через полтора часа достиг своего НИИ. Столь знакомое серое здание меня неожиданно развеселило. Я ввалился в конструкторский отдел, увидел там единственного нужного мне человека - Мишу, подошел к изнаночной стороне его монитора и, изображая дворника Тихона из 12 стульев, запел, пританцовывая: “На Муууромской дороооожке…”
- Ты что?!
- Пошли обедать?
Он опасливо оглянулся по сторонам: “Пошли!”
Длинный коридор, ведущий к лестнице, пестрел неожиданно большими и красными огнетушителями. Почему я раньше их не видел? Я снял со стены один. Мой коллега попятился.
- Чувак, это палево!
- Погоди, я зайду в сортир.
Уединившись в туалетной кабине, я начал нажимать крутить и дергать все, что торчало из красного баллона. Он не работал. Чёрт! Я засунул его в унитаз и отправился искать Мишу, который предпочел удалиться на нижний этаж.
На улице мы взяли коньяк. Сделали по паре глотков.
- Блять, холодно! Может к Асе?
- Это же кафе, там нельзя со своим бухлом…
- Хуйня! Она нас знает…
Ася развела руками, уныло улыбнулась и дала нам две рюмки: “Ну что я могу сделать…”
Мы заказали еще пива, невразумительную еду и плюхнулись за столик. Коньяк живо вознёс Мишу на одну волну со мной, и мы принялись кидаться друг в друга хлебом. Через 15 минут мы уже носились по всему кафе, орошая воздух диким ржанием. Обед подошел к концу, надо было выметаться.
На улице мороз приобрел крепость неразбавленного спирта. Множество припаркованных машин наполняли ландшафт перед автосервисом “Рено”.
- Холодно идти, давай доедем?
- Да ты чё, они закрыты все!
Подёргав десяток дверей, попрыгав на паре капотов и возбудив дюжину сигнализаций, я неожиданно распахнул небольшой автомобиль.
- Бля, чувак! Полезли!
Миша оказался за рулем.
- Ключи! Заводи!
- Я ж не умею!
- Да хули тут уметь пару улиц проедем до работы!
В окно постучали. Миша опустил стекло
- Чего тебе?
- Вы что здесь делаете!? Это моя машина. Выходите…
Мужичок располагал к себе. Мы интеллигентно вышли.
Разумно было бы уйти. Но наш разум был пропит, разменян и оставлен где-то в серой повседневности. А здесь была пьяная уверенность в себе веселый кураж и бесконечная юность жизни. Так мы очутились в катакомбах автосервиса в комнате с упырями в белых рубашках при галстуках, которым хозяин машины представил нас как угонщиков. Те живо связались с ментурой и настойчиво предложили нам подождать на чёрных кожаных креслах. Миша забузил в поисках сигарет. Клерки в ответ живописали своего лучшего мастера, у которого нет сигарет, но есть монтировка, которой он лечит от курения за один сеанс.
Вскоре появились весомые серые люди в бомберах с бляхами. Начали снимать показания.
Сидя на соседних диванах и слыша друг друга, мы с Мишей умудрились представить две совершенно разные легенды. Менты, немного дурея, с помощью наводящих вопросов пытались слить наш бред воедино, но мы не поддавались. Бедолага-автолюбитель был уже сам не рад, что завел всю эту бодягу и поспешил откланяться. Толстопузые клерки злорадно ухмылялись. Кое-как состряпав протокол, нас усадили в форд с мигалкой и повезли в ОВД.
- Посадят - задумчиво протянул Миша
- Зато на работу ходить больше не надо будет
- И то дело!
В ментуре нас препоручили пареньку в свитере, который обфоткал нас в фас и профиль, снял отпечатки пальцев и достал две папки с уничтожающей надписью “Дело”.
- Курить будешь? - бросил он мне, прикуривая свою сигарету от предыдущей.
- Да
- На, кури.
- А теперь скажите пацаны, на хуя вы это всё сделали?
- По-пьяни. А что теперь, на Колыму?
- Да не ссы. Скорее всего условно. Судимости были?
- Ага, 10 лет каторги.
- Ты чё охуел, я серьезно спрашиваю!!!!
Я трезвел, а Миша опасно ёрничал, отвечая на все вопросы витиеватыми приколами и заливаясь пьяным хохотом.
- Ну что за мудак твой друг? Знаешь у меня, сколько таких в день бывает!?
- Догадываюсь…
А на хуй ты здесь работаешь - хотел спросить я, но не спросил. На хуй вообще мы работаем?
Ждите в коридоре.
Нас не заперли в обезьянник - это хороший признак. Хотя там нам были бы рады. Темная личность протянула нам из-за решетки сигареты “Парламент” и спросила: “За что взяли?”
- За угон!
Я направился в сортир. Дорогу мне преградила уборщица, гоняющая лужи воды по бетонному полу. Следующим препятствием оказался мент, которого моё появление сначало озадачило, а потом повергло в ярость.
- Ты кто?! Ты что здесь делаешь? Сидеть на месте!
Он решил, что я как-то выбрался из-за решетки.
Когда я вернулся на место, Миша, заливаясь бурным хохотом, прощался по телефону с коллегой по работе: “Ты шефа предупреди, что нас в ближайшие несколько лет не будет.” Из соседней комнаты вышел капитан. Тяжело посмотрел на Мишу, потом на меня.
- Пойдем…
Мы очутились в диспетчерской. Он отвел меня в угол и ласково сказал
- Надо заплатить штраф - 300 рублей с каждого.
- Да-да конечно!
Я отнюдь не был уверен в нашей наличности, но не стал расстраивать сотрудника правоохранительных органов.
- Если не заплатите, то сообщим на работу.
- Конечно, мы сейчас!
- Иди, подожди пока.
“Давай бабло!” - возбужденно бросил я Мише.
Он засуетился и начал оглядываться по сторонам.
- Ты что?
- Мне неловко. Я деньги спрятал, чтобы не обули в камере. Загороди меня.
Слово “неловко” меня заинтересовало. С такими словами в камеру нельзя. И менты это поняли сразу, потому и оставили нас в коридоре.
Миша задрал ногу на выступ стены и обнажил пухлый шерстяной носок домашней вязки.
- Не хватает.
- У меня больше нет…
Вместе с моими остатками выходила какая-то совсем несуразная сумма в 257 рублей. Мы, однако, были рады своим сбережениям, как рад пьяница неожиданно найденной заначке. Распушив купюры веером и зажав, на всякий случай, в другой руке мелочь, я вступил в диспетчерскую.
- Мы тут деньги собрали. На штраф.
Дежурный, принимавший в это время вызов, резко обернулся и застыл, глядя то на меня, то на деньги. Его сослуживец инстинктивно потянулся к кобуре. Первым пришел в себя капитан, выложив всё, чему его научило общение с несознательными элементами общества.
- Просили подождать - сообщил я Мише, выходя из диспетчерской с деньгами.
Через некоторое время появился капитан. Грустно взял 257 рублей, и на обещание занести завтра остальное отрезал: “Не надо!”
У метро активисты национал-большевистской партии раздавали газету “Лимонка”. Мы, ощущая себя бунтарями, весело взяли парочку экземпляров и разъехались по домам после рабочего дня.