Недлинные телеграммы, которые мы потеряли (1946)
«Длинная телеграмма» Кеннана была рассекречена в 1976 году в рамках планового и обширного обнародования дипломатической переписки Госдепа за 1946 год. Был выпущен десяток томов, посвященных приключениям Дипслужбы в разных уголках мира в том первом настоящем послевоенном году. В восточноевропейском томе нашлось место «советскому» 193-страничному разделу. С тех пор исследователи начального периода Холодной войны многократно обращались к нему, и, скорее всего, именно это издание 1976 года было оцифровано и выложено на сайт правительства США в наши дни. Советский раздел начинается с 3 января, и где-то через десяток страниц можно уже наткнуться на эту самую «длинную депешу». За подлинность этих документов ручаться можно, но не за полноту сборника. Гарантом подлинности тут выступают тысячи сотрудников Госдепа, которые писали эти телеграммы, читали их, включали в свои аналитические записки, работали с ними на протяжении трех десятилетий, затем вышли на пенсию и, дождавшись истечения подписки о неразглашении, начали строчить мемуары, статьи или выступать перед скаутами с лекциями на тему «Как я боролся с коммуняками». Любой подлог, любой фотошоп, любой несуществующий протокол, любое несоответствие вызвало бы рокот активных пенсионеров-партизанов и стало бы предметом отдельного исследования какого-нибудь едкого профессионального историка. Поэтому если кое-кто вас спрашивает, а можно ли верить этим документам, не подложные ли они, американцы ведь рассказывают так, как им выгодно, однобоко и субъективно, на всё идут, чтоб жизнь русского человека сделать горше, то таких можно успокоить - всё в ажуре, дезинформации тут не стоит опасаться.
Поручиться за подлинность документов в сборнике 1976 года издания можно, но не за то, что это действительно полный сборник. Я был недавно удивлен, узнав, что рассекречивание в 1976 году было частичным и что несколько телеграмм были обнародованы только в 1986 году, то есть, 40 лет спустя, а не 30. Ну как обнародованы? Ради этих новых открытий никто сборник документов за 1946 год обновлять и переиздавать не стал, поэтому получается так, что до сих пор уважаемые исследователи ссылаются на не вполне полное издание 1976 года, не подозревая даже, что там должно быть еще кто-что интересное. Чтобы раздобыть фотокопии отсутствующих телеграмм, автору одной свежей [2016] диссертации пришлось напрягать своих друзей в библиотеке Конгресса США. И ведь ему сперва пришлось дедуктивным методом дойти до понимания того, что такие письма существуют. Изъятие нескольких документов из обширного перечня вряд ли можно квалифицировать как подлог, но определенную ущербность старого сборника 1976 года издания следует признать и иметь это в виду, когда вас спросят в очередной раз, можно ли верить этим документам, нет ли в них субъективной однобокости и попытки американских мироедов обмануть народные массы. Что это за телеграммы, давайте уже разбираться.
Обе «пропавшие» депеши были отправлены Кеннаном 2 января 1946 года с разницей в один час. С них должен был начинаться «советский» раздел Шестого тома FRUS, а не с описания внезапных советских предвыборных праймерис в Верховный Совет СССР от 3 января. Первый документ короткий, на один лист, в три параграфа. В нем поверенный в делах рассказывает о стоимости золота и серебра в советских ювелирных магазинах. Цены на изделия из этих благородных металлов резко упали в декабре 1945, пишет Кеннан: «Обычные украшения без гравировки 583 пробы стоят 136 рублей за грамм против 178 рублей месяцем ранее. Серебро, которое раньше продавалось по 7 рублей за грамм, сейчас стоит 2 рубля 36 копеек. До войны серебро стоило 1 рубль 40 копеек. Цена на золото была изменена правительственным Указом. Подразумевается, что теперь правительство, скупающее драгметаллы у населения, тратит на это значительно меньше своих средств. Это сокращение закупочной цены частично стало реакцией на возросший объем ценных металлов на руках у населения. Этот избыток в свою очередь образовался благодаря «личным трофеям», вывезенным советскими гражданами из оккупированной Советским Союзом Центральной и Восточной Европы». «Даже после этого сокращения цена на золото в советских ювелирных магазинах остается на абсурдно высоком уровне, если пересчитать ее на валюту других стран. Обычные украшения с минимум ремесленнического ручного труда из чистого золота [видимо, имеется в виду проба 999] стоят 238 рубля за грамм. При таком ценовом уровне за один доллар США должны давать в 40 раз больше рублей, чем сейчас по обычному курсу, или в 17 раз больше, если применять дипломатический курс».
На первый взгляд ничего жутко секретного в этой телеграмме нет. Чего это Джеральд Рудольф Форд перестраховался и накинул еще десяточку в 1976 году? Цифры интересные, но не более того. Опять мы видим традиционную жалобу иностранцев на очень сильно завышенный обменный курс рубля. Но ведь обычно дипломаты считали, что советский рубль переоценен в 4.7 раза. Кеннан же пишет про 40-кратную переоценку, то есть, он на основе тройки рубль-золото-доллар пришел к выводу, что в вакуумном идеале сферический доллар должен стоить 200 сферических рублей. Этот вывод одновременно и бредовый и прозренческий. Бредовый, потому что это очередная попытка недоэкономиста-гуманитария понять и вылечить разбалансированную мировую экономику с помощью паритета покупательной способности (ППС) и «индекса Бигмака». Никто никогда не будет устанавливать «правильный» курс, основываясь только лишь на одном товаре, причем в стране с государственной монополией во внешней торговле. Прозренческий, потому что сразу подводит читателя к пониманию того, что цена на золото в СССР была сильно завышена, а курс доллара США к рублю сильно занижался. Не валютный курс на уровне 200 рублей за доллар надо было устанавливать, а понижать стоимость золота в рублях и ослаблять рубль к доллару параллельно. Только в таком случае сгладился бы этот ценовой перекос, отмеченный американским дипломатом. Вот только нужно ли это советскому правительству? Будет ли оно это делать? Может быть, его устраивает такое зазеркалье политической экономии социализма? На эту тему Кеннан поразмышляет в более обширной телеграмме час спустя.
Чуднов И.А. подтверждает наблюдения Кеннана. В СССР существовало несколько цен на золото. Так как советский рубль с 1937 года был жестко привязан к доллару США (а до этого к франку), то Госбанк высчитывал официальную стоимость через унцию и доллар, получая 5.96 рублей за грамм. Только грош цена была такому официозу. Никого не смущало, что при этом в ювелирторгах золото шло по 255 рублей в 1945 году. У старателей государство выкупало золото по 0.88-1.77 рублей за грамм, подбрасывая им перекрестных субсидий в виде продуктов и товаров, чтобы те не разбежались. Себестоимость одного грамма золота у Дальстроя была на уровне 18.37 рублей в 1946 году. Это было такое привычное социалистическое зазеркалье. [367]. Кеннан возмущался высокими ценами на золото в ювелирных лавках, потому что в реальной жизни не встречал виртуальной госбанковской цены, которая его бы арифметически удовлетворила, совпадая с мировой ценой на золото в пересчете на доллар. Если брать цены в ювелирторгах и принять во внимание только внутренний рынок СССР в его изолированности от мирового рынка и доллара, то столь высокие цены можно считать вполне рыночными, установленными стихией внутренних платежеспособного спроса и предложения, подправляемых немного правительственными указами и централизованными закупками. У советских граждан было слишком много рублей на руках, рублевые цены на всё были вздуты, и некоторые из наших граждан могли себе позволить тратить 1600 рублей на «десятку» [империал, 12.9 грамм золота]. Если бы внутренний рынок СССР был прочно связан с внешним, то возникала возможность для торгового арбитража, описанного в гайдаевском фильме «Бриллиантовая рука»: грамм золота, купленный в США за $1.12, ввозился в СССР и продавался за 255 рублей, давая 48 долларов выручки, которую вывозили в США, и так по новому кругу. У гипотетических любителей шампанского по утрам было только две проблемы: изолированность советского рынка и дефицит долларов США в СССР, которые можно было бы вывозить вечно. Кеннан жаловался не потому, что ему якобы кто-то мешал нагреть руки на арбитраже. Его поражала сама простая арифметика, что он, продав 48 долларов США и получив 255 рублей взамен, мог купить в ювелирторге 1 грамм, который дома обошелся бы ему всего лишь в $1.12. Вот почему он приходит к выводу о том, что рубль надо ослаблять, а цены на золото в рублях понижать. Советское правительство было единственным участником (кроме возвращающихся солдат) способным снять сливки с существующего арбитража, но где там выгода? Иностранцы покупать золото в СССР не будут по выше описанной причине. Советские граждане расплачиваются рублями или сдают золото, которое можно продать за рубежом. Можно скупать золото за международных рынках, но на это тратятся доллары США, которых у самих мало и для получения которых мы сами продавали золото и прочее простое сырье. И скупать за рубежом, чтобы тут выручить ненужный ворох рублевых бумажек, которые послушный Госбанк напечатает по мановению руки? Абсолютно нет! Этой арбитражной выгодой никто не был в состоянии воспользоваться. В своей телеграмме Кеннан не дал объяснение причин такого диспаритета, он его всего лишь констатировал. Правительственный указ декабря 1945, понизивший стоимость золота в рублях, был шагом в правильном направлении с точки зрения Кеннана.
Эксперты Госбанка согласились бы с мнением Кеннана о том, что рубль был слишком переоценен. В 1944 году на заседании у Зверева подтверждали, что «один доллар стоит 25 рублей, средний уровень 10-11 рублей» [365]. Эксперт Меньков Ф.А. на основе сравнения розничных цен в СССР и США чуть позднее давал оценку, что за доллар надо давать 137 рублей [365]. К 1949 году стоимость грамма золота понизилась всего лишь до 120 рублей, так и не дойдя до официальной госбанковской, а затем рубль был директивно еще укреплен к доллару до 4 рублей за доллар. Другими словами, золото-валютный диспаритет не воспринимался советскими властями как проблема.
«Золотая» телеграмма Кеннана была прелюдией к основной, что последовала час спустя. Цены на золото позволили ему нащупать и развить тему того торгового арбитража, в котором СССР был в состоянии обращать торговые дисбалансы в свою пользу. Во второй телеграмме (которая называется Бреттон-вудская телеграмма, БВТ) он дает экономическое обоснование того, почему нет никакой надежды на восстановления сотрудничества с СССР. Если в «длинной» телеграмме от 22 февраля обоснование было идеологическим, психологическим и почти метафизическим, то практичная и приземленная депеша от 2 января на пяти страницах объясняла, почему многостороннее международное партнерство в рамках Всемирного Банка и Международного валютного фонда Советскому Союзу не выгодно с экономической точки зрения. Вот неполный перевод основных пунктов:
«В свете того, что Советский Союз отказался подписать Бреттон-вудские соглашения, я направляю свои соображения в Департамент, полагая, что они окажутся полезными. Тщательное изучение Бреттон-вудских соглашений в разрезе советских представлений и целей поможет понять нежелание СССР развивать отношения на их основе. В этих соглашениях полно положений, которые вызывают сильные опасения в советских кругах.
1. (А) Основной эффект от вступления в силу окончательного соглашения не позволит Советскому Союзу использовать рубль в двусторонней торговле со странами Центральной и Восточной Европы с выгодой для себя. Советское правительство самым явным образом уже приступило к осуществлению программы по привязыванию экономик этих стран к экономике СССР. Пока еще не известно, принято ли решение использовать советскую валюту как средство региональных расчетов, но советское руководство инстинктивно отказывается связывать себя наперед такими обязательствами, которые помешали бы ему осуществить такое внедрение в будущем, если оно сочтет такой шаг выгодным для себя.
(B) Подписав это соглашение, советское правительство взяло бы на себя обязательство отменить существующие валютные ограничения в течение разумного периода времени или объясниться, почему они не смогли отменить их. Такая отмена валютных ограничений сейчас или в ближайшем будущем практически немыслима. Золото продается в настоящее время советским правительством в государственных магазинах по курсу 200 рублей за доллар и легко находит своего покупателя. Если бы свободный обмен валюты тут был разрешен по курсу 5.3 рубля за доллар, то очень легко представить, какое столпотворение тут началось бы. …
(C) Соблюдение соглашений вынудило бы советское правительство раскрыть информацию о своих золотовалютных резервах, добыче золота, экспорте и импорте золота, товарном экспорте и импорте, платежном балансе, инвестициях в других странах, национальном доходе [ВВП] и ценовых индексах. Раскрытие такой информации привело бы к революционному развороту сложившейся советской политики»
Объем золотовалютных резервов является тщательно охраняемым секретом вот уже на протяжении 20 лет. Только недавно заместитель народного комиссара по внешней торговле, отвечая на вопросы в Комитете по экономическому планированию Палаты представителей США, уклонился от ответа на вопрос о размерах советского ЗВР, назвав эту тему «очень деликатной».
То же самое применимо и к добыче золота, его экспорту и импорту. На протяжении нескольких последних лет советское правительство предпринимало серьезные шаги по сокрытию движения золота в и из СССР. Советские лидеры понимают, что есть вероятность того, что в будущем их ждут крупные траты за рубежом, что эти траты крайне желательно не освещать, так как публичное объяснение вызвало бы для них большое неудобство. Такое уже случалось в прошлом.
Статистика по импорту и экспорту товаров не публикуется с 1938 года. Только лишь один или два раза за всю историю СССР публиковались цифры по платежному балансу, да и то только по отдельным годам.
Информация об инвестициях за рубежом дала бы нам понимание об экономических связях СССР с Польшей, Венгрией, Румынией и северным Ираном. Советский Союз очевидно с неохотой идет на предоставление таких данных.
Цифры по национальному доходу не публиковались с 1940 года. Даже до этой даты предоставленные данные были не в текущих рублях, а в рублевых ценах 1926-27 годов.
Ценовые индексы не публиковались на протяжении многих лет. Так как первая пятилетка привела к резкому росту розничных цен, то советское правительство было вынуждено скрывать эту информацию разнообразными способами. Раскрытие истинных ценовых индексов нанесло бы сильный удар по советскому престижу и, возможно, по интересам советского государства.
(D) Во Всемирном Банке и Валютном Фонде решения принимаются большинством голосов. Советское правительство предпочитает международные структуры с единогласным механизмом голосования, которое наделяет СССР правом вето….
(E) Эти соглашения привлекают советское правительство возможностью кредитования, но выдача кредита подразумевает, что Банк должен будет произвести оценку Советского союза согласно критериям кредитного риска. Это в свою очередь потребует от советского правительства раскрытие чувствительной информации, способной повредить государственному престижу и интересам. Стране Советов придется объяснять те или иные траты, а такой надзор может пойти в разрез со сложившимися советскими традициями и задеть укоренившееся в них чувство национальной безопасности. Кроме того, в этой стране любая деятельность, правительства, организаций или обычных граждан, всегда воспринимается через политическую призму. Экономика и политика тут неотделимы друг от друга. Политические и экономические мотивы советского руководства тесно переплетены.
(F) … Советский Союз основывает свою внешнюю политику на рабочей гипотезе неизбежного большого конфликта между советской и капиталистической системами. Разумеется, что они сделают всё возможное, чтобы выйти из этого конфликта победителем мирным путем, без столкновения вооруженных сил. Советское руководство по-прежнему неуверенно чувствует себя в вопросах государственной безопасности, поэтому любые дополнительные обязательства раскрывать государственные секреты и приглашать западных экспертов для изучения условий жизни в СССР привлекают особое внимание властей. …
2. В свете изложенного выше, можно задать вопрос, почему советское правительство вообще согласилось принять участие в Бреттон-вудской конференции. Ответ можно найти в словах Молотова, сказанных им послу Гарриману 20 апреля 1944 года. Молотов тогда с редкой прямотой заявил, что советское правительство никогда не вступит в предложенный международный валютный фонд и что большинство советских экспертов были против такого вступления. Но, продолжил свое объяснение Молотов, НКИД СССР чувствует себя обязанным принять участие в обсуждениях ради пропагандистского эффекта, который должен показать всему миру несокрушимое единство Большой Тройки антигитлеровской коалиции. Такое поддержание внешнего фасада сотрудничества не означает, что СССР соглашается с принципами предлагаемого международного фонда.
Такое отношение подтверждается редкими и сдержанными комментариями в советской прессе, посвященными ходу работы Бреттон-вудской конференции. Те заметки подчеркивали успехи трехстороннего сотрудничества, но отмечали, что Бреттон-вудские «рекомендации» были «крайне запутанным делом» [Война и рабочий класс, номер 19, 1 октября 1944]. Следует отметить тот факт, что наше правительство с 10 августа бесплодно запрашивало советское правительство о его планах, будет оно присоединяться к Бреттон-вудским соглашениям или нет.
3. Советскому правительству сейчас намного легче принять решение не подписывать это Соглашение, чем подписать, так как в работе Банка и Фонда будут принимать участие Польша и Югославия. СССР сохраняет фискальный контроль над финансами Польши благодаря членам Польской трудовой партии в местном правительстве (включая Хилари Минца, министра экономики). Почти тоже самое можно предположить в отношении Югославии. Представители этих двух стран будут советскими глазами и ушами в Банке и Фонде, и через них Москва сможет доносить всеми миру свои мнения и взгляды. Таким образом, в начальный период работы этих организаций Москва будет способна наблюдать за процессом изнутри, изучая его и не беря на себя никаких обязательств, способных нанести вред ее экономической безопасности.
4. Я не уверен, что хоть как-то можно было убедить Советский Союз подписать Соглашение, но всё равно можно было попросить Молотова дать более подробное объяснение, какие «новые условия» он имел в виду, когда сказал, что «в настоящее время СССР участвовать в Соглашении не будет; следует дождаться, пока не пройдет послевоенный период мирового экономического развития и не сложатся новые условия». СССР уже получил эксклюзивную сферу экономического влияния в Центральной и Восточной Европе. В эту зону уже поступила материальная помощь по линии UNRRA и ленд-лиза на многие миллионы долларов из западных стран. СССР препятствует поставкам из этой сферы товаров и сырья в другие регионы, которые могли бы способствовать мировому восстановлению. Я не могу представить себе, какие новые условия ждет Молотов, отсутствие которых сейчас могло бы оправдать советский выход из Бреттон-вудских переговоров. [конец телеграммы]
Чтобы Бреттон-вудское соглашение вступило в силу, требовались подписи 28 правительств. Крайний срок сбора подписей был установлен как 31 декабря 1945 года. К 30 декабря были получены только 26 подписей. В самый последний момент - 31 декабря - подписали Перу, Мексика и Чили. Отсутствие советской подписи вызвало много вопросов в Государственном департаменте и Казначействе США. Вот причина, по которой где-то в эти дни Казначейство отправило запрос [в сборнике отсутствует] в американское посольство в Москве, почему СССР отказался участвовать в работе Всемирного Банка и МВФ (т.е. структурах, учрежденных Бреттон-вудским соглашением). На этот экономический вопрос Кеннан дал вполне экономический ответ 2 января.
Классическое описание тех событий начала 1946 года, предлагаемое самим Кеннаном и его биографом Гэддисом выглядит следующим образом: «Девятого февраля Сталин бил в предвыборные тамтамы в Большом театре, всколыхнув тревожные настроения, как внутри своей страны, так и за рубежом, но поверенный в делах американского посольства не шелохнулся, проигнорировав то послание, мало чем отличающееся, по его мнению, от предыдущих алармистско-окруженческих речей советских лидеров. Для Джорджа в нем не было ничего нового. Его друзья в Госдепе, однако, озадаченные молчанием авторитетного советолога, неофициально попросили его отреагировать на ораторию Сталина, что Кеннан и сделал запоздало. Его телеграмма стала формальным ответом на вопрос Казначейства, почему СССР не поддерживает недавно созданные Всемирный банк и Международный валютный фонд. Фактически Кеннан сшил свою депешу из своих ранее написанных дневниковых записей, в которых он пытался описать феномен советской внешнеполитической мысли. В результате получился почти готовый программный документ, как вести себя с СССР на международной арене.»
Новым открытием тут является то, что Кеннан и Гэддис немного привирают. Его депеша от 22 февраля не была ответом на запрос Казначейства про ВБ и МВФ, а ответом на запрос из Госдепа от 13 февраля 1946 [запрос напечатан в сборнике частично и только в сноске], где Госдеп написал Кеннану, что «нам было бы интересно услышать вашу интерпретацию и анализ того, что нам следует ожидать от СССР в свете недавно объявленных [в речах Сталина и его окружения] политических программ» [696]. Подавляющее число историков много лет не замечали эту странность, почему это на экономический вопрос про Всемирный банк Кеннан дал развернутый идеологический ответ про многовековой психоз безопасности большевистских царей. Как оказалось, существовали еще две телеграммы авторства Кеннана, которые как раз и являются настоящим ответом на запрос Казначейства, где на экономический вопрос поверенный в делах посольства США в Москве дал экономический ответ.
Почему Кеннан и Гэддис скомпрометировали свою исследовательскую честность? Они приступили к работе над биографией в 1982 году. Скорее всего, оба историка тогда были вынуждены проверять в Госдепе каждый цитируемый документ на предмет секретности, вырезать их и аккуратно обходить лакуны. Те две «несуществующие» телеграммы про Всемирный Банк и МВФ были рассекречены только в 1986 при Рейгане. Хотя Гэддис утверждает, что начал писать биографию только в 2005 году после смерти Кеннана, я подозреваю, что часть текста он набросал уже в 80-е года и не переосмыслил критично те фрагменты в 2011, когда подошло время финальной публикации. То есть, поленился немного Гэддис. В нулевые года переписывать биографию Гэддис не стал, его всё в ней устраивало, фрагмент про Всемирный банк он прояснить не захотел. Это нежелание погружаться в экономические воды Гэддис продемонстрировал на дипломатическом симпозиуме осени 1991 года, когда обсуждались свежие советские архивные находки, включая телеграмму Новикова. Тогда Гэддис усомнился, что они станут полезными из-за своего неадекватного марксистского языка и экономического детерминизма. Новиков писал про «империалистические тенденции», «правящие реакционные круги», «американский монополистический капитал», «мировое доминирование». Это всё жалкие поверхностные аллюзии, объяснял тогда Гэддис, подменяющие собой тщательный анализ текущих событий. Видимо, Гэддис боялся, что через разговоры про Всемирный банк и МВФ его втянут в ненужные дебаты про «импорт в Европу американского монополистического капитала и его внедрение в народное хозяйство европейских стран», доведут его до марксистской лексики. В этом пресечении экономических ответвлений дискуссий ощущается не только лень-матушка, но и боязнь самой экономической тематики.
Кеннан такого скепсиса к экономическим вопросам не разделял. Он был автором соответствующих экономических телеграмм, он интересовался экономическими вопросами, кейнсианством. В 1934 году в посольстве Буллита именно Кеннан взвалил на себя работу экономки, успешно разобрался в московских ценах, в местных закупочных традициях, наладил хозяйственную основу выживания американского посольства. В 1982 году он не мог из-за грифа секретности заставить Гэддиса правдиво и хронологически правильно описать те две пары телеграмм (31 декабря - 2 января; 13 февраля - 22 февраля), но он считал Бреттон-вудский фрагмент настолько важным для понимания событий того года, что вынудил своего биографа вставить это нелепое упоминание в текст, который выглядит теперь как «31 декабря - 22 февраля», потеряв две промежуточные телеграммы по пути.
Что такого важного было в Бреттон-вудском соглашении и какое его отношение к началу Холодной войны? 1945-1946 года были периодом, когда разногласия между СССР и США были экономического, но не идеологического толка. Социологические опросы американских граждан вплоть до конца 1946 года показывали, что 74% опрошенных считали, что между двумя странами всего лишь существует «недопонимание» (misunderstandings). В глазах простых американцев СССР не был кровным идеологическим врагом. Дипломаты США тем более были лишены идеологической ненависти, потому что были образованней и были лучше осведомлены об истинных и сложных причинах происходящих трений. Свой анализ от 2 января Кеннан не искривил идеологическими штрихами, потому что свой антикоммунизм умел держать на коротком поводке. Это было нормальное поведение вашингтонского чиновника тех дней, созвучное настроениям простых граждан. Коммунисты, профсоюзы, общества американо-советской дружбы были заметной частью американской публики тех лет. Промежуточные выборы 1946 года стали тем водоразделом, после которого исполнительная власть США (в лице Трумэна, Маршалла, Ачесона и Кеннана) решила, что более «раскачиваться нельзя рассиживаться» и сознательно перевела обсуждение трений с СССР из экономического русла в русло идеологическое. Экономическая основа трений была сложна для понимания и объяснений гражданам, изначально благожелательно настроенным к победоносному союзнику. Идеологическая основа объяснялась очень просто. 80-й (республиканский) Конгресс США был избран для сокращения государственных трат, для сокращения налогов , для внутренних экономических реформ. Спикер Палаты Джозеф Мартинс, признавая аховую ситуацию в Европе, всё же отметил в своей первой речи, что США должны сконцентрироваться на себе, на своих проблемах, чтобы, сперва решив их, стать путеводной звездой для всех остальных пострадавших от войны народов. Такая дорожная карта очень понравилась бы Сталину. За первые четыре месяца 1947 года администрации Трумэна героическими усилиями удалось переломить эти изоляционистско-скупердяйские настроения и приступить к выбиванию из Конгресса большого пакета экономической помощи для Европы. За это администрации пришлось «покривить душой»: Конгресс и граждан напугали коммунистическими чертями, был подожжен костер антикоммунистической паранойи, была утеряна возможность вести беседы на тему международных финансов без боязни быть обвиненным в марксизме. Возможно, тут кроется объяснение, почему при Джеральде Форде на всякий случай придержали публикацию экономических телеграмм Кеннана: нельзя размывать фокус внимания идеологически заряженных граждан, а то они будут задавать ненужные вопросы и потеряют боевой настрой.
Под покровом антикоммунистической риторики Трумэн и Маршалл проводили вполне себе марксистскую программу на основе идей Кейнса: большое участие государства в экономике, государственное планирование, регулирование международной торговли, фиксированные валютные курсы, высокие налоги, предоставление грантов, стимулирующих экономики стран-партнеров [economic stimulus], поддержание высокой занятости, социальные программы, борьба с мировым голодом. Вклад Кейнса в экономические статьи мирных договоров и послевоенные экономические программы очень велик. В 1919 году Кейнс был главным представителем британского Казначейства на Версальской мирной конференции. Он предостерегал коллег об опасности репараций и вечных долгов, считая, что те приведут к торговым дисбалансам, валютной и торговой войнам, а затем к новой мировой войне. Не сумев убедить дипломатов, он сразу уволился и 25 лет посвятил лекциям на тему дурости Версальского мирного договора и неизбежности новой войны. Вот почему к 1944 году он стал экономическим экспертом номер один, положив Хайека на обе лопатки. Благодаря пророку Кейнсу появилась идея провести Бреттон-вудскую конференцию: подписать мирные договора так, чтобы не повторить ошибку Версаля; и наладить такую послевоенную международную торговлю, которая не приводила бы к сильным дисбалансам, дефицитам, вечным сальдо с одним и тем же знаком у одних стран-неудачников, к их неподъемной закредитованности. Тот, кто продает, должен что-то при этом покупать, и наоборот. Чем больше участников в этом клиринговом союзе, тем легче расшивать перекосы. Американец Уайт и британец Кейнс пришли к мысли о создании Всемирного банка, который стал бы интегратором национальных банков, взял бы на себя функцию по изучению складывающих торговых дисбалансов и имел бы полномочия изменять валютные курсы для сглаживания дисбалансов. Другими словами, национальные правительства лишались суверенной возможности манипулировать курсами , что теперь считалось экономической агрессией. Пока Кейнс не умер, а Уйат не попал под расследование ФБР, вероятность появления Всемирного банка в таком виде была очень высокой. Советскому Союзу в лице Сталина несомненно не понравилась перспектива утратить контроль над курсом рубля, не говоря уж о необходимости предоставлять экономическую статистику для определения складывающих дисбалансов в Центральной и Восточной Европе. Дипломаты США видели в 1946, как эта часть Европы сворачивала свою торговлю с Западной Европой, перебрасывая ее в сторону СССР, отправившись в автокефальное плавание. Число участников нового международного клирингового союза уменьшалось на глазах. На конференциях 1946 года дипломатами США всё чаще упоминается режим «наибольшего благоприятствования в торговле» [most favored nation treatment] как корень будущих проблем. Советский Союз, заключая двусторонние торговые договоры со странами ЦВЕ и заручившись MFN-статусом в них, создавал условия для последующей дискриминации всех остальных стран, желающих торговать в ЦВЕ. Как были перекроены торговые потоки в бассейне Дуная, в Польше и Финляндии после 1945 года, какие при этом возникли дисбалансы, кто и как их оплачивал, возникла ли у СССР возможность для выгодного арбитража - это отдельная неподъемная тема. Чуднов вкратце затрагивает ее, когда пишет о накопившихся проблемах расчетов со странами народной демократии. К 1952 году обязательства СССР перед ними по невыполненным контрактам накопились вместе с отрицательным сальдо по клирингу, превысив обязательства этих стран перед СССР примерно в 4 раза. СССР поддерживал хронический дефицит в торговле с ЦВЕ, оплачивая его переоцененным рублем. «Ограбление Восточной Европы Сталиным» - так называют этот процесс политически незрелые граждане, упрощая и грубо округляя. Удешевление импорта продолжалось путем укрепления рубля. Наконец-то за пределами СССР нашелся кто-то, кому стал «нужен» советский женьминби. [380-381] Наконец-то арбитраж заработал.
Чуднов И.А. Денежная реформа 1947, 2018;
James Copeland, The Untold Story of Economic Conflict in the Second Great War: Battle to Bretton Woods, Rhetoric of the Marshall Plan, George F. Kennan, John Maynard Keynes, and Disregarded Origins of the Cold War, thesis, Texas, 2016.
Поручиться за подлинность документов в сборнике 1976 года издания можно, но не за то, что это действительно полный сборник. Я был недавно удивлен, узнав, что рассекречивание в 1976 году было частичным и что несколько телеграмм были обнародованы только в 1986 году, то есть, 40 лет спустя, а не 30. Ну как обнародованы? Ради этих новых открытий никто сборник документов за 1946 год обновлять и переиздавать не стал, поэтому получается так, что до сих пор уважаемые исследователи ссылаются на не вполне полное издание 1976 года, не подозревая даже, что там должно быть еще кто-что интересное. Чтобы раздобыть фотокопии отсутствующих телеграмм, автору одной свежей [2016] диссертации пришлось напрягать своих друзей в библиотеке Конгресса США. И ведь ему сперва пришлось дедуктивным методом дойти до понимания того, что такие письма существуют. Изъятие нескольких документов из обширного перечня вряд ли можно квалифицировать как подлог, но определенную ущербность старого сборника 1976 года издания следует признать и иметь это в виду, когда вас спросят в очередной раз, можно ли верить этим документам, нет ли в них субъективной однобокости и попытки американских мироедов обмануть народные массы. Что это за телеграммы, давайте уже разбираться.
Обе «пропавшие» депеши были отправлены Кеннаном 2 января 1946 года с разницей в один час. С них должен был начинаться «советский» раздел Шестого тома FRUS, а не с описания внезапных советских предвыборных праймерис в Верховный Совет СССР от 3 января. Первый документ короткий, на один лист, в три параграфа. В нем поверенный в делах рассказывает о стоимости золота и серебра в советских ювелирных магазинах. Цены на изделия из этих благородных металлов резко упали в декабре 1945, пишет Кеннан: «Обычные украшения без гравировки 583 пробы стоят 136 рублей за грамм против 178 рублей месяцем ранее. Серебро, которое раньше продавалось по 7 рублей за грамм, сейчас стоит 2 рубля 36 копеек. До войны серебро стоило 1 рубль 40 копеек. Цена на золото была изменена правительственным Указом. Подразумевается, что теперь правительство, скупающее драгметаллы у населения, тратит на это значительно меньше своих средств. Это сокращение закупочной цены частично стало реакцией на возросший объем ценных металлов на руках у населения. Этот избыток в свою очередь образовался благодаря «личным трофеям», вывезенным советскими гражданами из оккупированной Советским Союзом Центральной и Восточной Европы». «Даже после этого сокращения цена на золото в советских ювелирных магазинах остается на абсурдно высоком уровне, если пересчитать ее на валюту других стран. Обычные украшения с минимум ремесленнического ручного труда из чистого золота [видимо, имеется в виду проба 999] стоят 238 рубля за грамм. При таком ценовом уровне за один доллар США должны давать в 40 раз больше рублей, чем сейчас по обычному курсу, или в 17 раз больше, если применять дипломатический курс».
На первый взгляд ничего жутко секретного в этой телеграмме нет. Чего это Джеральд Рудольф Форд перестраховался и накинул еще десяточку в 1976 году? Цифры интересные, но не более того. Опять мы видим традиционную жалобу иностранцев на очень сильно завышенный обменный курс рубля. Но ведь обычно дипломаты считали, что советский рубль переоценен в 4.7 раза. Кеннан же пишет про 40-кратную переоценку, то есть, он на основе тройки рубль-золото-доллар пришел к выводу, что в вакуумном идеале сферический доллар должен стоить 200 сферических рублей. Этот вывод одновременно и бредовый и прозренческий. Бредовый, потому что это очередная попытка недоэкономиста-гуманитария понять и вылечить разбалансированную мировую экономику с помощью паритета покупательной способности (ППС) и «индекса Бигмака». Никто никогда не будет устанавливать «правильный» курс, основываясь только лишь на одном товаре, причем в стране с государственной монополией во внешней торговле. Прозренческий, потому что сразу подводит читателя к пониманию того, что цена на золото в СССР была сильно завышена, а курс доллара США к рублю сильно занижался. Не валютный курс на уровне 200 рублей за доллар надо было устанавливать, а понижать стоимость золота в рублях и ослаблять рубль к доллару параллельно. Только в таком случае сгладился бы этот ценовой перекос, отмеченный американским дипломатом. Вот только нужно ли это советскому правительству? Будет ли оно это делать? Может быть, его устраивает такое зазеркалье политической экономии социализма? На эту тему Кеннан поразмышляет в более обширной телеграмме час спустя.
Чуднов И.А. подтверждает наблюдения Кеннана. В СССР существовало несколько цен на золото. Так как советский рубль с 1937 года был жестко привязан к доллару США (а до этого к франку), то Госбанк высчитывал официальную стоимость через унцию и доллар, получая 5.96 рублей за грамм. Только грош цена была такому официозу. Никого не смущало, что при этом в ювелирторгах золото шло по 255 рублей в 1945 году. У старателей государство выкупало золото по 0.88-1.77 рублей за грамм, подбрасывая им перекрестных субсидий в виде продуктов и товаров, чтобы те не разбежались. Себестоимость одного грамма золота у Дальстроя была на уровне 18.37 рублей в 1946 году. Это было такое привычное социалистическое зазеркалье. [367]. Кеннан возмущался высокими ценами на золото в ювелирных лавках, потому что в реальной жизни не встречал виртуальной госбанковской цены, которая его бы арифметически удовлетворила, совпадая с мировой ценой на золото в пересчете на доллар. Если брать цены в ювелирторгах и принять во внимание только внутренний рынок СССР в его изолированности от мирового рынка и доллара, то столь высокие цены можно считать вполне рыночными, установленными стихией внутренних платежеспособного спроса и предложения, подправляемых немного правительственными указами и централизованными закупками. У советских граждан было слишком много рублей на руках, рублевые цены на всё были вздуты, и некоторые из наших граждан могли себе позволить тратить 1600 рублей на «десятку» [империал, 12.9 грамм золота]. Если бы внутренний рынок СССР был прочно связан с внешним, то возникала возможность для торгового арбитража, описанного в гайдаевском фильме «Бриллиантовая рука»: грамм золота, купленный в США за $1.12, ввозился в СССР и продавался за 255 рублей, давая 48 долларов выручки, которую вывозили в США, и так по новому кругу. У гипотетических любителей шампанского по утрам было только две проблемы: изолированность советского рынка и дефицит долларов США в СССР, которые можно было бы вывозить вечно. Кеннан жаловался не потому, что ему якобы кто-то мешал нагреть руки на арбитраже. Его поражала сама простая арифметика, что он, продав 48 долларов США и получив 255 рублей взамен, мог купить в ювелирторге 1 грамм, который дома обошелся бы ему всего лишь в $1.12. Вот почему он приходит к выводу о том, что рубль надо ослаблять, а цены на золото в рублях понижать. Советское правительство было единственным участником (кроме возвращающихся солдат) способным снять сливки с существующего арбитража, но где там выгода? Иностранцы покупать золото в СССР не будут по выше описанной причине. Советские граждане расплачиваются рублями или сдают золото, которое можно продать за рубежом. Можно скупать золото за международных рынках, но на это тратятся доллары США, которых у самих мало и для получения которых мы сами продавали золото и прочее простое сырье. И скупать за рубежом, чтобы тут выручить ненужный ворох рублевых бумажек, которые послушный Госбанк напечатает по мановению руки? Абсолютно нет! Этой арбитражной выгодой никто не был в состоянии воспользоваться. В своей телеграмме Кеннан не дал объяснение причин такого диспаритета, он его всего лишь констатировал. Правительственный указ декабря 1945, понизивший стоимость золота в рублях, был шагом в правильном направлении с точки зрения Кеннана.
Эксперты Госбанка согласились бы с мнением Кеннана о том, что рубль был слишком переоценен. В 1944 году на заседании у Зверева подтверждали, что «один доллар стоит 25 рублей, средний уровень 10-11 рублей» [365]. Эксперт Меньков Ф.А. на основе сравнения розничных цен в СССР и США чуть позднее давал оценку, что за доллар надо давать 137 рублей [365]. К 1949 году стоимость грамма золота понизилась всего лишь до 120 рублей, так и не дойдя до официальной госбанковской, а затем рубль был директивно еще укреплен к доллару до 4 рублей за доллар. Другими словами, золото-валютный диспаритет не воспринимался советскими властями как проблема.
«Золотая» телеграмма Кеннана была прелюдией к основной, что последовала час спустя. Цены на золото позволили ему нащупать и развить тему того торгового арбитража, в котором СССР был в состоянии обращать торговые дисбалансы в свою пользу. Во второй телеграмме (которая называется Бреттон-вудская телеграмма, БВТ) он дает экономическое обоснование того, почему нет никакой надежды на восстановления сотрудничества с СССР. Если в «длинной» телеграмме от 22 февраля обоснование было идеологическим, психологическим и почти метафизическим, то практичная и приземленная депеша от 2 января на пяти страницах объясняла, почему многостороннее международное партнерство в рамках Всемирного Банка и Международного валютного фонда Советскому Союзу не выгодно с экономической точки зрения. Вот неполный перевод основных пунктов:
«В свете того, что Советский Союз отказался подписать Бреттон-вудские соглашения, я направляю свои соображения в Департамент, полагая, что они окажутся полезными. Тщательное изучение Бреттон-вудских соглашений в разрезе советских представлений и целей поможет понять нежелание СССР развивать отношения на их основе. В этих соглашениях полно положений, которые вызывают сильные опасения в советских кругах.
1. (А) Основной эффект от вступления в силу окончательного соглашения не позволит Советскому Союзу использовать рубль в двусторонней торговле со странами Центральной и Восточной Европы с выгодой для себя. Советское правительство самым явным образом уже приступило к осуществлению программы по привязыванию экономик этих стран к экономике СССР. Пока еще не известно, принято ли решение использовать советскую валюту как средство региональных расчетов, но советское руководство инстинктивно отказывается связывать себя наперед такими обязательствами, которые помешали бы ему осуществить такое внедрение в будущем, если оно сочтет такой шаг выгодным для себя.
(B) Подписав это соглашение, советское правительство взяло бы на себя обязательство отменить существующие валютные ограничения в течение разумного периода времени или объясниться, почему они не смогли отменить их. Такая отмена валютных ограничений сейчас или в ближайшем будущем практически немыслима. Золото продается в настоящее время советским правительством в государственных магазинах по курсу 200 рублей за доллар и легко находит своего покупателя. Если бы свободный обмен валюты тут был разрешен по курсу 5.3 рубля за доллар, то очень легко представить, какое столпотворение тут началось бы. …
(C) Соблюдение соглашений вынудило бы советское правительство раскрыть информацию о своих золотовалютных резервах, добыче золота, экспорте и импорте золота, товарном экспорте и импорте, платежном балансе, инвестициях в других странах, национальном доходе [ВВП] и ценовых индексах. Раскрытие такой информации привело бы к революционному развороту сложившейся советской политики»
Объем золотовалютных резервов является тщательно охраняемым секретом вот уже на протяжении 20 лет. Только недавно заместитель народного комиссара по внешней торговле, отвечая на вопросы в Комитете по экономическому планированию Палаты представителей США, уклонился от ответа на вопрос о размерах советского ЗВР, назвав эту тему «очень деликатной».
То же самое применимо и к добыче золота, его экспорту и импорту. На протяжении нескольких последних лет советское правительство предпринимало серьезные шаги по сокрытию движения золота в и из СССР. Советские лидеры понимают, что есть вероятность того, что в будущем их ждут крупные траты за рубежом, что эти траты крайне желательно не освещать, так как публичное объяснение вызвало бы для них большое неудобство. Такое уже случалось в прошлом.
Статистика по импорту и экспорту товаров не публикуется с 1938 года. Только лишь один или два раза за всю историю СССР публиковались цифры по платежному балансу, да и то только по отдельным годам.
Информация об инвестициях за рубежом дала бы нам понимание об экономических связях СССР с Польшей, Венгрией, Румынией и северным Ираном. Советский Союз очевидно с неохотой идет на предоставление таких данных.
Цифры по национальному доходу не публиковались с 1940 года. Даже до этой даты предоставленные данные были не в текущих рублях, а в рублевых ценах 1926-27 годов.
Ценовые индексы не публиковались на протяжении многих лет. Так как первая пятилетка привела к резкому росту розничных цен, то советское правительство было вынуждено скрывать эту информацию разнообразными способами. Раскрытие истинных ценовых индексов нанесло бы сильный удар по советскому престижу и, возможно, по интересам советского государства.
(D) Во Всемирном Банке и Валютном Фонде решения принимаются большинством голосов. Советское правительство предпочитает международные структуры с единогласным механизмом голосования, которое наделяет СССР правом вето….
(E) Эти соглашения привлекают советское правительство возможностью кредитования, но выдача кредита подразумевает, что Банк должен будет произвести оценку Советского союза согласно критериям кредитного риска. Это в свою очередь потребует от советского правительства раскрытие чувствительной информации, способной повредить государственному престижу и интересам. Стране Советов придется объяснять те или иные траты, а такой надзор может пойти в разрез со сложившимися советскими традициями и задеть укоренившееся в них чувство национальной безопасности. Кроме того, в этой стране любая деятельность, правительства, организаций или обычных граждан, всегда воспринимается через политическую призму. Экономика и политика тут неотделимы друг от друга. Политические и экономические мотивы советского руководства тесно переплетены.
(F) … Советский Союз основывает свою внешнюю политику на рабочей гипотезе неизбежного большого конфликта между советской и капиталистической системами. Разумеется, что они сделают всё возможное, чтобы выйти из этого конфликта победителем мирным путем, без столкновения вооруженных сил. Советское руководство по-прежнему неуверенно чувствует себя в вопросах государственной безопасности, поэтому любые дополнительные обязательства раскрывать государственные секреты и приглашать западных экспертов для изучения условий жизни в СССР привлекают особое внимание властей. …
2. В свете изложенного выше, можно задать вопрос, почему советское правительство вообще согласилось принять участие в Бреттон-вудской конференции. Ответ можно найти в словах Молотова, сказанных им послу Гарриману 20 апреля 1944 года. Молотов тогда с редкой прямотой заявил, что советское правительство никогда не вступит в предложенный международный валютный фонд и что большинство советских экспертов были против такого вступления. Но, продолжил свое объяснение Молотов, НКИД СССР чувствует себя обязанным принять участие в обсуждениях ради пропагандистского эффекта, который должен показать всему миру несокрушимое единство Большой Тройки антигитлеровской коалиции. Такое поддержание внешнего фасада сотрудничества не означает, что СССР соглашается с принципами предлагаемого международного фонда.
Такое отношение подтверждается редкими и сдержанными комментариями в советской прессе, посвященными ходу работы Бреттон-вудской конференции. Те заметки подчеркивали успехи трехстороннего сотрудничества, но отмечали, что Бреттон-вудские «рекомендации» были «крайне запутанным делом» [Война и рабочий класс, номер 19, 1 октября 1944]. Следует отметить тот факт, что наше правительство с 10 августа бесплодно запрашивало советское правительство о его планах, будет оно присоединяться к Бреттон-вудским соглашениям или нет.
3. Советскому правительству сейчас намного легче принять решение не подписывать это Соглашение, чем подписать, так как в работе Банка и Фонда будут принимать участие Польша и Югославия. СССР сохраняет фискальный контроль над финансами Польши благодаря членам Польской трудовой партии в местном правительстве (включая Хилари Минца, министра экономики). Почти тоже самое можно предположить в отношении Югославии. Представители этих двух стран будут советскими глазами и ушами в Банке и Фонде, и через них Москва сможет доносить всеми миру свои мнения и взгляды. Таким образом, в начальный период работы этих организаций Москва будет способна наблюдать за процессом изнутри, изучая его и не беря на себя никаких обязательств, способных нанести вред ее экономической безопасности.
4. Я не уверен, что хоть как-то можно было убедить Советский Союз подписать Соглашение, но всё равно можно было попросить Молотова дать более подробное объяснение, какие «новые условия» он имел в виду, когда сказал, что «в настоящее время СССР участвовать в Соглашении не будет; следует дождаться, пока не пройдет послевоенный период мирового экономического развития и не сложатся новые условия». СССР уже получил эксклюзивную сферу экономического влияния в Центральной и Восточной Европе. В эту зону уже поступила материальная помощь по линии UNRRA и ленд-лиза на многие миллионы долларов из западных стран. СССР препятствует поставкам из этой сферы товаров и сырья в другие регионы, которые могли бы способствовать мировому восстановлению. Я не могу представить себе, какие новые условия ждет Молотов, отсутствие которых сейчас могло бы оправдать советский выход из Бреттон-вудских переговоров. [конец телеграммы]
Чтобы Бреттон-вудское соглашение вступило в силу, требовались подписи 28 правительств. Крайний срок сбора подписей был установлен как 31 декабря 1945 года. К 30 декабря были получены только 26 подписей. В самый последний момент - 31 декабря - подписали Перу, Мексика и Чили. Отсутствие советской подписи вызвало много вопросов в Государственном департаменте и Казначействе США. Вот причина, по которой где-то в эти дни Казначейство отправило запрос [в сборнике отсутствует] в американское посольство в Москве, почему СССР отказался участвовать в работе Всемирного Банка и МВФ (т.е. структурах, учрежденных Бреттон-вудским соглашением). На этот экономический вопрос Кеннан дал вполне экономический ответ 2 января.
Классическое описание тех событий начала 1946 года, предлагаемое самим Кеннаном и его биографом Гэддисом выглядит следующим образом: «Девятого февраля Сталин бил в предвыборные тамтамы в Большом театре, всколыхнув тревожные настроения, как внутри своей страны, так и за рубежом, но поверенный в делах американского посольства не шелохнулся, проигнорировав то послание, мало чем отличающееся, по его мнению, от предыдущих алармистско-окруженческих речей советских лидеров. Для Джорджа в нем не было ничего нового. Его друзья в Госдепе, однако, озадаченные молчанием авторитетного советолога, неофициально попросили его отреагировать на ораторию Сталина, что Кеннан и сделал запоздало. Его телеграмма стала формальным ответом на вопрос Казначейства, почему СССР не поддерживает недавно созданные Всемирный банк и Международный валютный фонд. Фактически Кеннан сшил свою депешу из своих ранее написанных дневниковых записей, в которых он пытался описать феномен советской внешнеполитической мысли. В результате получился почти готовый программный документ, как вести себя с СССР на международной арене.»
Новым открытием тут является то, что Кеннан и Гэддис немного привирают. Его депеша от 22 февраля не была ответом на запрос Казначейства про ВБ и МВФ, а ответом на запрос из Госдепа от 13 февраля 1946 [запрос напечатан в сборнике частично и только в сноске], где Госдеп написал Кеннану, что «нам было бы интересно услышать вашу интерпретацию и анализ того, что нам следует ожидать от СССР в свете недавно объявленных [в речах Сталина и его окружения] политических программ» [696]. Подавляющее число историков много лет не замечали эту странность, почему это на экономический вопрос про Всемирный банк Кеннан дал развернутый идеологический ответ про многовековой психоз безопасности большевистских царей. Как оказалось, существовали еще две телеграммы авторства Кеннана, которые как раз и являются настоящим ответом на запрос Казначейства, где на экономический вопрос поверенный в делах посольства США в Москве дал экономический ответ.
Почему Кеннан и Гэддис скомпрометировали свою исследовательскую честность? Они приступили к работе над биографией в 1982 году. Скорее всего, оба историка тогда были вынуждены проверять в Госдепе каждый цитируемый документ на предмет секретности, вырезать их и аккуратно обходить лакуны. Те две «несуществующие» телеграммы про Всемирный Банк и МВФ были рассекречены только в 1986 при Рейгане. Хотя Гэддис утверждает, что начал писать биографию только в 2005 году после смерти Кеннана, я подозреваю, что часть текста он набросал уже в 80-е года и не переосмыслил критично те фрагменты в 2011, когда подошло время финальной публикации. То есть, поленился немного Гэддис. В нулевые года переписывать биографию Гэддис не стал, его всё в ней устраивало, фрагмент про Всемирный банк он прояснить не захотел. Это нежелание погружаться в экономические воды Гэддис продемонстрировал на дипломатическом симпозиуме осени 1991 года, когда обсуждались свежие советские архивные находки, включая телеграмму Новикова. Тогда Гэддис усомнился, что они станут полезными из-за своего неадекватного марксистского языка и экономического детерминизма. Новиков писал про «империалистические тенденции», «правящие реакционные круги», «американский монополистический капитал», «мировое доминирование». Это всё жалкие поверхностные аллюзии, объяснял тогда Гэддис, подменяющие собой тщательный анализ текущих событий. Видимо, Гэддис боялся, что через разговоры про Всемирный банк и МВФ его втянут в ненужные дебаты про «импорт в Европу американского монополистического капитала и его внедрение в народное хозяйство европейских стран», доведут его до марксистской лексики. В этом пресечении экономических ответвлений дискуссий ощущается не только лень-матушка, но и боязнь самой экономической тематики.
Кеннан такого скепсиса к экономическим вопросам не разделял. Он был автором соответствующих экономических телеграмм, он интересовался экономическими вопросами, кейнсианством. В 1934 году в посольстве Буллита именно Кеннан взвалил на себя работу экономки, успешно разобрался в московских ценах, в местных закупочных традициях, наладил хозяйственную основу выживания американского посольства. В 1982 году он не мог из-за грифа секретности заставить Гэддиса правдиво и хронологически правильно описать те две пары телеграмм (31 декабря - 2 января; 13 февраля - 22 февраля), но он считал Бреттон-вудский фрагмент настолько важным для понимания событий того года, что вынудил своего биографа вставить это нелепое упоминание в текст, который выглядит теперь как «31 декабря - 22 февраля», потеряв две промежуточные телеграммы по пути.
Что такого важного было в Бреттон-вудском соглашении и какое его отношение к началу Холодной войны? 1945-1946 года были периодом, когда разногласия между СССР и США были экономического, но не идеологического толка. Социологические опросы американских граждан вплоть до конца 1946 года показывали, что 74% опрошенных считали, что между двумя странами всего лишь существует «недопонимание» (misunderstandings). В глазах простых американцев СССР не был кровным идеологическим врагом. Дипломаты США тем более были лишены идеологической ненависти, потому что были образованней и были лучше осведомлены об истинных и сложных причинах происходящих трений. Свой анализ от 2 января Кеннан не искривил идеологическими штрихами, потому что свой антикоммунизм умел держать на коротком поводке. Это было нормальное поведение вашингтонского чиновника тех дней, созвучное настроениям простых граждан. Коммунисты, профсоюзы, общества американо-советской дружбы были заметной частью американской публики тех лет. Промежуточные выборы 1946 года стали тем водоразделом, после которого исполнительная власть США (в лице Трумэна, Маршалла, Ачесона и Кеннана) решила, что более «раскачиваться нельзя рассиживаться» и сознательно перевела обсуждение трений с СССР из экономического русла в русло идеологическое. Экономическая основа трений была сложна для понимания и объяснений гражданам, изначально благожелательно настроенным к победоносному союзнику. Идеологическая основа объяснялась очень просто. 80-й (республиканский) Конгресс США был избран для сокращения государственных трат, для сокращения налогов , для внутренних экономических реформ. Спикер Палаты Джозеф Мартинс, признавая аховую ситуацию в Европе, всё же отметил в своей первой речи, что США должны сконцентрироваться на себе, на своих проблемах, чтобы, сперва решив их, стать путеводной звездой для всех остальных пострадавших от войны народов. Такая дорожная карта очень понравилась бы Сталину. За первые четыре месяца 1947 года администрации Трумэна героическими усилиями удалось переломить эти изоляционистско-скупердяйские настроения и приступить к выбиванию из Конгресса большого пакета экономической помощи для Европы. За это администрации пришлось «покривить душой»: Конгресс и граждан напугали коммунистическими чертями, был подожжен костер антикоммунистической паранойи, была утеряна возможность вести беседы на тему международных финансов без боязни быть обвиненным в марксизме. Возможно, тут кроется объяснение, почему при Джеральде Форде на всякий случай придержали публикацию экономических телеграмм Кеннана: нельзя размывать фокус внимания идеологически заряженных граждан, а то они будут задавать ненужные вопросы и потеряют боевой настрой.
Под покровом антикоммунистической риторики Трумэн и Маршалл проводили вполне себе марксистскую программу на основе идей Кейнса: большое участие государства в экономике, государственное планирование, регулирование международной торговли, фиксированные валютные курсы, высокие налоги, предоставление грантов, стимулирующих экономики стран-партнеров [economic stimulus], поддержание высокой занятости, социальные программы, борьба с мировым голодом. Вклад Кейнса в экономические статьи мирных договоров и послевоенные экономические программы очень велик. В 1919 году Кейнс был главным представителем британского Казначейства на Версальской мирной конференции. Он предостерегал коллег об опасности репараций и вечных долгов, считая, что те приведут к торговым дисбалансам, валютной и торговой войнам, а затем к новой мировой войне. Не сумев убедить дипломатов, он сразу уволился и 25 лет посвятил лекциям на тему дурости Версальского мирного договора и неизбежности новой войны. Вот почему к 1944 году он стал экономическим экспертом номер один, положив Хайека на обе лопатки. Благодаря пророку Кейнсу появилась идея провести Бреттон-вудскую конференцию: подписать мирные договора так, чтобы не повторить ошибку Версаля; и наладить такую послевоенную международную торговлю, которая не приводила бы к сильным дисбалансам, дефицитам, вечным сальдо с одним и тем же знаком у одних стран-неудачников, к их неподъемной закредитованности. Тот, кто продает, должен что-то при этом покупать, и наоборот. Чем больше участников в этом клиринговом союзе, тем легче расшивать перекосы. Американец Уайт и британец Кейнс пришли к мысли о создании Всемирного банка, который стал бы интегратором национальных банков, взял бы на себя функцию по изучению складывающих торговых дисбалансов и имел бы полномочия изменять валютные курсы для сглаживания дисбалансов. Другими словами, национальные правительства лишались суверенной возможности манипулировать курсами , что теперь считалось экономической агрессией. Пока Кейнс не умер, а Уйат не попал под расследование ФБР, вероятность появления Всемирного банка в таком виде была очень высокой. Советскому Союзу в лице Сталина несомненно не понравилась перспектива утратить контроль над курсом рубля, не говоря уж о необходимости предоставлять экономическую статистику для определения складывающих дисбалансов в Центральной и Восточной Европе. Дипломаты США видели в 1946, как эта часть Европы сворачивала свою торговлю с Западной Европой, перебрасывая ее в сторону СССР, отправившись в автокефальное плавание. Число участников нового международного клирингового союза уменьшалось на глазах. На конференциях 1946 года дипломатами США всё чаще упоминается режим «наибольшего благоприятствования в торговле» [most favored nation treatment] как корень будущих проблем. Советский Союз, заключая двусторонние торговые договоры со странами ЦВЕ и заручившись MFN-статусом в них, создавал условия для последующей дискриминации всех остальных стран, желающих торговать в ЦВЕ. Как были перекроены торговые потоки в бассейне Дуная, в Польше и Финляндии после 1945 года, какие при этом возникли дисбалансы, кто и как их оплачивал, возникла ли у СССР возможность для выгодного арбитража - это отдельная неподъемная тема. Чуднов вкратце затрагивает ее, когда пишет о накопившихся проблемах расчетов со странами народной демократии. К 1952 году обязательства СССР перед ними по невыполненным контрактам накопились вместе с отрицательным сальдо по клирингу, превысив обязательства этих стран перед СССР примерно в 4 раза. СССР поддерживал хронический дефицит в торговле с ЦВЕ, оплачивая его переоцененным рублем. «Ограбление Восточной Европы Сталиным» - так называют этот процесс политически незрелые граждане, упрощая и грубо округляя. Удешевление импорта продолжалось путем укрепления рубля. Наконец-то за пределами СССР нашелся кто-то, кому стал «нужен» советский женьминби. [380-381] Наконец-то арбитраж заработал.
Чуднов И.А. Денежная реформа 1947, 2018;
James Copeland, The Untold Story of Economic Conflict in the Second Great War: Battle to Bretton Woods, Rhetoric of the Marshall Plan, George F. Kennan, John Maynard Keynes, and Disregarded Origins of the Cold War, thesis, Texas, 2016.