Бумажный цыпленок (1954-58)
В 1952 году Эйзенхауэр избирался с обещаниями «отбросить» коммунизм. Его предвыборная платформа «Отбрасывания» (Rollback) грозила нам активными действиями в Восточной Европе и Азии, но год спустя сдулась. Критикуя политику сдерживания Трумэна, Айк [прозвище Эйзенхауэра] удачно подыграл внутриполитическим настроениям электората, ужаленного маккартизмом, и он даже успел свергнуть Моссадыка в Иране, но в конце 1953 года президент и его госсек Даллес молча, про себя, согласились с мудростью предыдущей администрации - пассивное «сдерживание» оказалось куда менее суетным методом, чем «отбрасывание». Резолюции СНБ-162/2 (1953) и СНБ-5440 (1955) оформили новую доктрину «Новый взгляд» (New Look), которой отныне будут следовать Айк и Даллес. Идейно это было возращение в допотопные докорейские времена «до СНБ-68» - как при дедушке Трумэне - с экономией на всех вооруженных силах кроме воздушно-атомных. Министр обороны «Мотор» Вильсон успешно резал бюджеты, лоббисты жалобно скулили, поджимая под себя производственные культяпки, но вплоть до 1961 года ничего поделать с такими жмотами в высшем руководстве поделать не могли. Когда Эйзенхауэр в своей прощальной речи говорил про «потаенные силы, что в своей неистребимой живучести и в своем неуместном воздействии на власть несли нам всем катастрофу», это была ария победителя, а не сломленного «торговцами смерти» политика. Однако, в доктрине «Нового взгляда» имелся существенный изъян.
Формально «Новый взгляд» был дополнен концепцией «массированного возмездия», что было логично. Раз обычных ВС у экономных США в местах потенциальных конфликтов было мало, то на обычную местную агрессию следовало отвечать чрезмерным ударом. Айк разместил то тут то там тактическое ядерное оружие и усилил бомбардировочный SAC: отныне любая существенная агрессия со стороны коммунистов приводила к колоссальному атомному удару, но только не по наземным силам противника, а сразу по целям на территории СССР. Такое резкое повышение ставок усиливало угрозу глобальной ядерной войны, и администрация Эйзенхауэра не скрывала, что идет ва-банк. Неформально к новой доктрине также были пришиты суеверные фобии «теории складывающихся фишек домино» (domino theory), или «эффекта присоединения конформистов к большинству» (bandwagon effect), когда американцам целых 20 лет (1954-1973) казалось, что стоило только пасть перед коммуняками Тайваню, Вьетнаму, Индонезии и так далее по списку, то все остальные страны региона и мира безвольно посыпятся вслед за ними. Изъян крылся в негибкости всей этой собирательной концепции, о чем был осведомлен весь мир. Эйзенхауэр утверждал, что ограниченная атомная война невозможна, и что первое же применение атомной бомбы приведет к глобальной эскалации и массированному возмездию. Потребовалось немного времени, чтобы выискался узкоглазый храбрец, который принял озвученную Айком ставку и потребовал вскрыть карты, демонстрируя американский блеф, и теперь уже ригидному Даллесу пришлось ужом изворачиваться, чтобы, не дай Бог, не задеть растяжки своего собственного «Нового взгляда».
Два кризиса тайваньского пролива (1955 и 1958) - это не только лишь история двух мелких вооруженных конфликтов 1950-х годов, унесших жизни около 2000 человек. Это также про взаимоотношения КНР и США, про КНР и Тайвань, про Западную Европу и США, про КНР и СССР, про СССР и США. Этот несчастливый пятиугольник возник в день подписания перемирия в Пханмунджоме в 1953 и стабилизировался в июле 1959, когда СССР в нарушении прежних договоренностей отказался предоставить КНР модель атомной бомбы.
Освободив Хайнань весной 1950 года, Мао Цзэдун готовился к высадке на Тайване, но Ким Ир Сен своим «преследованием вторгнувшихся, а затем изгнанных приспешников лисынмановской клики на территории Южной Кореи» переключил его внимание с юго-восточного на северо-восточное маньчжурское направление. Потерявшая полмиллиона [это американские оценки: 400,000+ убитыми; китайский официальный источник в 2010 году: 183,000] солдат в Корейской войне КНР воевала с США не только фактически - формально в Пханмунджоме за добровольцев «ихтамбыли» документ о перемирии подписывал через-год-как министр обороны КНР Пэн Дэхуай. Тон китайских дипломатов в их общении с американцами в 1953-1954 годах был крайне воинственным и враждебным - сказывалась инерция Корейской войны. Однако это не помешало США и КНР вступить в дипломатические переговоры на уровне послов в Швейцарии в июне 1954 года. На эти посольские переговоры следует обратить особое внимание, так как они начались до первого тайваньского кризиса и с перерывами продолжались после окончания второго кризиса. США не признавали КНР дипломатически, но при посредничестве Великобритании и Индии, которые признавали КНР, поддерживали такой полуформальный канал общения. В любой момент опасной эскалации оба государства могли спрыгнуть в Женеву и отыграть назад, чем пользовались Мао и Даллес. В этот кризис понарошку оказался втянут Хрущев, который так ничего и не понял словно разиня из дальнего Подмосковья, которого развели в наперстки на Выхинском рынке.
Осенью 1954 всё было очень серьезно. В сентябре США создали агрессивный блок НАТО СЕАТО, в который Тайвань не входил, но всё равно поползли слухи о скором заключении двустороннего Договора о взаимной обороне США и Тайваня, который действительно был подписан в декабре 1954 года. США и Тайвань провели совместные учения, но что касается военного снаряжения, то Эйзенхауэр снабдил Чан Кайши весьма скромными оборонительными возможностями. Чан рвался на континент с освободительной миссией, устраивая диверсии и вылазки на побережье КНР, но американцы такую активность подрубали на корню - их устраивал статус кво в регионе. Чан тогда перебросил треть своей армии на прибрежные острова, что находились на расстоянии 5-8 миль от побережья материка (т.н. линия Кемой-Матсу-Тачен), и те сосредоточенные на пятачке 95,000 солдат заставляли тревожиться не только Мао, но и Айка. С точки зрения географии ситуация выглядела по-берлинскому уникально. КНР и Тайвань разделяет Тайваньский пролив, где вблизи Тайваня находятся Пескадорские острова (Пэнху), находящиеся под контролем Гоминьдана. Но в момент своего бегства на Формозу Чан Кайши удалось оставить за собой также ряд прибрежных островов, которые относятся скорее к побережью материка, чем к отдельному архипелагу Пэнху. Речь идет о трех группах островов: остров Цзиньмэнь (Кемой), что закрывал вход в порт Амой в КНР; остров Матсу, закрывающий порт Фучжоу; группа островов Тачен к северу от Тайваня. Эти мелкие острова напоминали Западный Берлин тем, что континент мог их легко блокировать и острова в ответ были раздражающей «костью в горле» материка. Перед Мао в 1954 встал вопрос, что делать с его собственным «Западным Берлином».
Восемнадцатого января 1955 Мао нанес удар из провинции Чжэцзян по островам Тачен. Десант на остров Изцяншань (Yijiangshan) оказался успешным и привел к захвату острова и к гибели 1000 гоминдановцев. Конгресс 25-28 января выдал Эйзенхауэру разрешение применять войска для отражения нападения (Формозская резолюция). Администрация просигналила всем, что готова применить атомное оружие, но эта угроза не сработала, так как Мао принял подачу и крутанул публичный мяч обратно, сообщив что-то про «чашку риса и ружья» [millet and rifles], что китайцев было 600 миллионов и что всех не перевешаете. Пятого февраля Даллес объявил, что США помогут КМТ [Гоминьдан] эвакуировать острова Тачен. Даллес заранее связался с Молотовым в надежде на то, что КНР не будут атаковать КМТ в момент эвакуации. Двенадцатого февраля 25,000 гоминдановцев и 18,000 мирного населения покинули Тачен под эскортом кораблей ВМС США. Без дополнительного обстрела НОАК заняла Тачен с прилегающими островами Yushan и Poshan. В марте конфликт был всё еще интенсивным. Чан Кайши продолжал держаться за Кемой-Матсу. Айку пришлось объявить о том, что США готовы помогать Тайваню консолидировать защиту на Пескадорских островах. Это заявление не понравилось западным союзникам США, так как в том заявлении было не ясно, будут ли США защищать Кемой-Матсу с помощью атомного оружия. В частности британский премьер-министр Черчилль был против опасной конфронтации из-за столь незначительной территории. Узнав о таком раздрае в натовском стане, Мао резко сменил вектор. Он вдруг передумал воевать за Кемой и выступил с мирными инициативами 13 июля, желая воспользоваться возникшей брешью. Мирные инициативы заключались в возобновлении женевских посольских переговоров.
Первый кризис тайваньского пролива завершился со счетом в пользу КНР. Мао не только вернул прибрежные острова к северу от Тайваня, но и выстоял перед угрозой применения атомного оружия. Никакую атомную бомбу на него не сбросили, и острова он безнаказанно захватил. Даллес грозно бряцал ядерной саблей, но вместо решительного удара, предписанного «Новым взглядом», решил эвакуировать Тачен. Вот здесь в голове у Мао начали появляться смутные подозрения про «бумажного тигра». Эти догадки об американском блефе потенциально в будущем могли привести к авантюристской и провокационной стратегии, которая так испугает Хрущева и Громыко, но приведут ли?
Первый тайваньский кризис показывает усложнение внешней политики КНР. Вместо зацикливания на антиамериканской враждебности времен Корейской войны, Мао и его внешнеполитический рупор Чжоу Эньлай вдруг сменили тон. В апреле 1955 Эньлай предложил США вступить в прямой диалог: «Мы никогда не воевали друг против друга. Давайте дружить». Отправляя своего посла в Женеву, Мао инструктировал его не оскорблять национальную гордость американцев, вести себя скромно и разумно, не воинственно. Очень странная смена поведения для того, кто только что одержал свою первую победу и мог одержать вторую на Кемое, но разумная, если считать, что руководство КНР хотело добиться каких-то других целей, а не всего лишь освободить несколько мелких прибрежных островов. Не угроза атомным оружием заставила Мао и Эньлая стелить мягко. Даллес боялся куда больше сложившейся ситуации и искал пути отхода. Для Мао этот кризис стал контролируемым, потому что именно китайцы завершили его тогда, когда сами того захотели, тогда как Даллес действовал реактивно. В своей пассивной обороне Даллес несомненно сдал бы Кемой-Матсу, как это было с Тачен, но кто знает, что случилось бы, если бы дело дошло до Пескадорских островов. К счастью, ответа на этот вопрос мы не знаем.
На женевских переговорах 1954 года обсуждалось освобождение ранее задержанных американцев и китайцев на территории КНР и США соответственно. После «потери» Китая в 1949 администрация Трумэна ввела ограничения на выезд из США тех граждан Китая, которые обладали определенными техническими знаниями и навыками. Это касалось не студентов, а специалистов по конкретным профессиям технического профиля. Таковых было около 200 человек. В КНР удерживалось 40-50 граждан США, которых местные власти обвинили в экономических преступлениях и шпионаже. Судьбе этих задержанных были посвящены первые женевские встречи 1954-55. Соглашение было достигнуто только после первого тайваньского кризиса 10 сентября 1955, когда обе стороны депортировали некоторое количество задержанных лиц. В этом эпизоде можно отыскать третью победу китайцев: неожиданно для всех, и для самих себя, и, видимо, даже не осознавая важность такого приобретения на тот момент, США депортировали Цянь Сюэсэня, китайского ученого-атомщика, будущего «отца двух бомб и одной ракеты». Это следует считать положительным побочным эффектом агрессивно-миролюбивой политики Мао 1955 года. Вряд ли он весь тот кризис затевал ради ученого, пускай и столь значительного.
Всего прошло 136 встреч на уровне послов. С американской стороны был посол США в Чехословакии Ю.Алексис Джонсон, с китайской - Ван Бин-нань [Wang Bingnan]. В период 1955-57 переговоры продолжались без какого-либо успеха. КНР требовала прекратить экономическое эмбарго, которое США ввели против КНР в 1950 году, и перевести переговоры на министерский уровень. Даллес понимал, что это был бы еще один шаг в направлении признания КНР, на что он был не готов, поэтому отказывал и в ответ требовал от КНР гарантий отказа от применения силы в урегулировании проблемы Тайваня. Еще оставалось порядочное количество задержанных в обеих странах, поэтому послы два года обсасывали одни и те же вопросы: задержанные, эмбарго, признание КНР, отказ от применения силы, приглашение представителей прессы. Например, 5 августа 1956 КНР пригласила американских журналистов к себе, но Даллес не разрешил им ехать. Для США затягивание женевских переговоров было единственной доступной стратегией. Даллес со всех сторон был крайне уязвим. Он намекал Чан Кайши, что неплохо было бы покинуть Кемой-Матсу и провести линию обороны по середине пролива, но националист упирался, нагнетая обстановку в 5 милях от КНР, и Даллесу приходилось сидеть на Кемое как на бомбе. Покуда китайцы находились за столом переговоров, ситуация была более-менее контролируемой госсеком. Но стоило только КНР прервать женевские переговоры, так сразу же мог повториться сценарий января 1955 года, т.е. реактивная оборона Даллеса с автоматическим атомным бряцанием и весь контроль в руках Мао. США хотели пересидеть и переговорить КНР в надежде на то, что тайваньская ситуация как-нибудь сама собой рассосется. В такой ситуации задержанным предстояло долго находиться в заключении. Своим длительным пребыванием за решеткой они оттягивали повторение кризиса. До осени 1957 тянулись эти бессмысленные, но в то же время нужные, переговоры, а затем (в январе 1958) китайцы их приостановили после того, как США сменили переговорщика (Джонсона должен был сменить Эдвин Мартин, первый секретарь посольства США), понизив представительный уровень (вместо посла теперь первый секретарь) и сменив место встреч на Варшаву. Китайцы оказались не готовыми к такому повороту, а американцы уже не смогли продолжать переговоры, на которых КНР всё настойчивей требовала к себе отношения на равных. В 1958 году что-то да случится. В начале августа ЦРУ предупредило, что обстановка в регионе накалялась.
В июле 1958 в Ираке в результате революции к власти пришло правительство Касема. Боясь, что пронассеровские панарабские элементы в экстазе захлестнут Ливан и Иорданию, США высадили морпехов в Ливане, а Британия ввела войска в Иорданию. Для Мао эта суматоха на Ближнем Востоке стала сигналом, что пришла пора продублировать рукотворный кризис на Востоке Дальнем. Так совпало, что в июле Хрущев находился в Пекине с визитом. Он и Мао обсуждали серьезные вопросы технического и военного сотрудничества. Мы хотели построить базу для своих подводных лодок и радиолокационную станцию слежения на территории КНР, а Мао просил нас увеличения помощи в деле индустриализации страны (как раз был объявлен «Большой скачок») и построения собственного подводного флота. Согласия тогда никто никому не дал, и Хрущев уехал восвояси. Три недели спустя, 23 августа, «10 тысяч орудий», собранных на побережье в провинции Фуцзянь, выпустили 41,000 снарядов по островам Кемой-Матсу. В последующие 40 дней, с некоторым перерывом, массированный артобстрел продолжался ежедневно с 10-20 тысячами снарядов почти каждые сутки. Так как обстрел начался так скоро после отбытия Хрущева из Пекина, то американская администрация была твердо уверена в том, что это Хрущев и Мао сговорились и решили обострить ситуацию. На самом деле Мао не предупредил Хрущева о грядущей операции и уведомил советских военных советников в КНР непосредственно перед началом обстрела. Хрущев был удивлен и обеспокоен. Со специальной секретной миссией он прислал к Мао Громыко, который только за год до этого стал министром иностранных дел вместо не туда примкнувшего Шепилова. Громыко должен был узнать, что за собака вертит Советами как своим хвостом, прояснить мотивы и планы китайцев, показать им черновик советской ноты, что МИД СССР готовил для США, а также попросить у Мао проявить сдержанность. Те консультации обескуражили Громыко. Мао открытым текстом говорил про то, что «атомное оружие - это бумажный тигр», что он не боится атомной войны, что «Советы должны нанести ответный ядерный удар по США». Громыко был ошарашен такой бравадой. СССР к тому времени уже переболел революционной лихорадкой и вел себя куда более ответственно и осторожно в том, что касалось ядерного оружия, следуя политике мирного сосуществования и соперничества с Западным миром. В ответ на свои увещевания он слышал следующее: «Когда США ударят атомными бомбами по Китаю, мы отведем вглубь свои силы. Мы завлечем противника глубоко в пределы страны… и тогда вы ударите по ним всем, что имеется у вас в наличии». Хрущев был в шоке. Он разрывался между страхом потерять важного союзника, которого должен был защищать, и страхом перед глобальной ядерной войной. Провокационные рассуждения КНР на тему ядерной войны вынудили Хрущева озвучить ядерные угрозы в адрес США, которые он не хотел и не планировал исполнять. Хрущев вертелся на сковородке, тогда как для Мао это был всего лишь очередной управляемый кризис, который он был в состоянии завершить в удобный для себя момент. «Английское выражение есть такое - to chicken - с нами сыграли вот в эту игру, кто первый моргнет, или взять, как говорят хулиганы, на понт хотели. Я по-другому даже не могу сказать». Хрущев отправил два письма Эйзенхауэру, в которых божился, что СССР грудью встанут на защиту своего китайского союзника «всеми возможными средствами», но Айк ему не верил, считая, что имеет дело с дуэтом Мао-Хрущев. В действительности же Мао вертел ими обоими: персеком и президентом.
Логику своих действий Мао хорошо объяснил функционерам КПК, о чем нам известно из мемуаров одного китайского партийца [Wu Lengхi]. Для Мао прибрежные острова были петлей на американской шее: «не нужно их захватывать сейчас; лучше мы затянем узел потуже, когда захотим, и ослабим, когда пожелаем». Мао осознал, что прибрежные острова в руках КМТ предоставили ему уникальную возможность вертеть американцами и Чаном Кайши как его душе угодно. «США слишком часто нас задирали в прошлом, и им это сходило с рук. Теперь пришло наше время. Они влезли на Ближний Восток, и почему бы нам не испортить им жизнь именно тогда, когда они сильно заняты там?» Он почти сразу же воспользовался резолюцией ГА ООН, что заклеймила действия США и Великобритании на Ближнем Востоке как интервенцию, начав обстрел на третьи сутки после резолюции: США выглядели как интервенты не только в Ливане, но и на Тайване; это было частью борьбы за мнение мировой общественности в ООН. Мао оказался расчетливым хулиганом, а не всего лишь атомным авантюристом-провокатором. Он понимал, что освобождение Тайваня является недостижимой целью в ближайшее время и освобождение Кемоя-Матсу лишь поможет Даллесу стабилизовать свою стратегическую позицию в Тайваньском проливе. Следовательно, эти острова возвращать не надо, а напротив пользоваться тем, что КМТ имеет там гарнизон, держа США и Тайвань на коротком поводке. Отношения США и Гоминьдана и без того были напряженными в тот год. На острове было несколько случаев изнасилований американскими военными. США настояли на судебной экстерриальности, и волнения в Тайпее привели к разграблению посольства США. Чан запрещал американцам присылать крупные формирования на остров (потолок: полк). Военная лихорадка возрастала на острове: Чан со своим 10-миллионным населением вполне мог контратаковать 600 млн. собратьев. Американцам не нравилось то, что Чан собрал столь много войск на этих периферийных островах, а теперь приполз к ним, прося о помощи. ОКНШ 1 сентября запросило тактическое ядерное оружие для отражения вторжения. В таких условиях Мао начал аккуратно вбивать клин между США и Чаном: отныне Мао будет требовать всего лишь вывода американских войск с китайской территории. Так Мао начал «мирное» завоевание Тайваня: «Мы не требуем от вас рвать все связи в США незамедлительно. Не уступайте давлению американцев. Держитесь, братья». Обстреливая Гоминьдан на Кемое, Мао одновременно объединялся с Чаном против США. Такой вот военно-политический абсурд.
Весь сентябрь велась блокада прибрежных островов. КНР с помощь артиллерии и торпедных катеров удавалось срывать поставки продовольствия и боеприпасов. ВМС и ВВС США усилили свою группировку в проливе, доведя ее до 100 кораблей (отозвав часть из Средиземного моря) и 200 самолетов, но прорвать блокаду им не удалось, потому что американцы в очередной раз не отважились вступить с КНР в прямое столкновение. Американские корабли доводили гоминдановские транспорты до точки в трех милях от островов, и те дальше добирались самостоятельно, как правило, безуспешно. КНР нападало только на корабли КМТ - американцы также воздерживались от нападения на катера и береговые орудия КНР. США признавали 8-мильную зону территориальных вод КНР, но не 12-мильную.
Шестого сентября, когда Хрущев только-только сочинял свое первое письмо Эйзенхауэру, Эньлай предложил возобновить женевские переговоры (теперь в Варшаве). В конце сентября блокада была прервана, а в начале октября началось перемирие. Что касается Варшавы, то США назначили нового переговорщика - посла США в Польше Джейкоба Бима. То есть, планируемое понижение уровня представительства не состоялось: первая победа КНР. Американцы отказались проводить переговоры в посольствах США, КНР и Швейцарии, выбрав Лазенковский дворец (в западных источниках называется Myśliwiecka palace по названию улицы), который несомненно прослушивался советскими спецслужбами: то есть, Даллес хотел, чтобы СССР был в курсе переговоров и давил на китайцев, требуя от них сдержанности. Даллес попросил британцев попросить СССР, чтобы мы надавили на КНР. Все хотели надавить на «незрелую» КНР, но поддастся ли та давлению? Первая встреча в Варшаве прошла 15 сентября. Прошло 10 непродуктивных встреч, на которых было озвучено неконкретное предложение по демилитаризации прибрежных островов, которая так никогда и не состоялась. В ООН вопрос Кемоя был поднят кратковременно 16 сентября, когда сессия ГА возобновила свою работу осенью. Существующий с 1951 мораторий на принятие КНР в ряды ООН был подвергнут испытанию: ГА вновь проголосовало за продление моратория, но большинство на сей раз существенно сократилось. Это была вторая победа КНР: всё меньше стран последовали за США в ее непризнании КНР.
Август был тяжелым временем для администрации президента, так как Конгресс США пребывал на отдыхе, и Эйзенхауэру было трудно заручиться поддержкой законодателей на конкретные действия. Хотя у Айка уже была Формозская резолюция 1955 года, которая разрешала ему вести боевые действия в Тайваньском проливе, он предусмотрительно не воспользовался ею, желая сперва получить в 1958 году второе подтверждение от Конгресса, которого не было. Даллес предлагал квид про кво - эвакуировать Кемой-Матсу в обмен на снятие блокады - но Чан был против. Даллес соблазнял Чана новой десантной техникой, которая помогла бы Гоминьдану быстро вернуться на периферийные острова, прося уменьшить численность гарнизонов там, но к 1959 удалось вывести оттуда всего 15,000 солдат. На рубеже сентября и октября Даллес увидел, что пик кризиса миновал и начал тихонько сливать своего тайваньского союзника, заговорив про лишнюю концентрацию войск на Кемое. На своей пресс-конференции 30 сентября Даллес сообщил, что «у США нет обязанности защищать прибрежные острова». Британский премьер-министр Макмиллан облегченно выдохнул. Двадцать пятого октября, можно считать, второй тайваньский кризис завершился. Мао объявил, что отныне КНР будет обстреливать острова по нечетным дням. В кругу партийцев Мао соглашался, что «с военной точки зрения такой обстрел является клоунадой, но мы ведь ведем политическую войну». Вплоть до 1970-х годов КНР и РК будут обстреливать пустынные пляжи друг друга. КНР по нечетным, Тайвань по четным. Такая мирвойна должна была сохранить «единый» Китай и помешать США создать «два Китая», чему совместно противились Мао и Чан. КНР этот взаимный обстрел называла «третьим раундом сотрудничества».
Как это уже было в 1955, второй кризис завершился тогда, когда этого захотели в КНР. Эйзенхауэр с самого начала искал выход и с готовностью схватился за соломинку Варшавских переговоров. Все еще слабая КНР не была готова вести полноценную войну с США, но оказалась в состоянии вести авантюристские и опасные гибридные действия, вызывая цепь разногласий по всему миру. США вовремя не зафиксировали убытки в виде удаленной «позиции силы» [термин Ачесона] на Кемое, сами просунули свою выю в китайскую петлю, и теперь были вынуждены заплатить за эту "позицию слабости" нервами и атомной трясучкой. США, чей блеф «Нового взгляда» был раскушен, пришлось прибегать к дипломатическим каналам для разрешения обоих кризисов и им удавалось это только потому, что сама КНР выбрала такой исход, по сути, дважды спасая негибких последователей «массированного возмездия» и «теории домино». Мао игрался Айком-Даллесом словно кот с полудохлой мышкой, и Кемой-Матсу в руках националистов помогали ему в этой жестокой игре.
Самым несуразным игроком в той партии оказался Советский Союз. Набравшись от Мао баек про «бумажного тигра» и приняв их за чистую монету, Хрущев не нашел в себе сил одернуть младшего брата. Услышав насмешливое кудахтанье, он поддался репутационному давлению и начал уже сам всерьез рисковать атомной войной. В череде кризисов от берлинского ультиматума 1958 до Карибского кризиса было четыре года опасной эскалации, где первый ход был сделан Мао Цзэдуном, который, как оказалось, всего лишь немножко пошутил, но своей шуткой ему удалось взять нас на слабо.
Г. Киссиджер, О Китае;
WU, Lengxi, Inside story of the decision-making during the shelling of Jinmen / Wilson Center, the Cold War project website;
Craig & Logevall - America's Cold War; the Politics of Insecurity, 2009;
Re-examining the Cold War: U.S.-China Diplomacy, 1954-1973, 2001.
P.S. Много фоток про Кемой 1958 года:
https://orientalist-v.livejournal.com/801966.html
Формально «Новый взгляд» был дополнен концепцией «массированного возмездия», что было логично. Раз обычных ВС у экономных США в местах потенциальных конфликтов было мало, то на обычную местную агрессию следовало отвечать чрезмерным ударом. Айк разместил то тут то там тактическое ядерное оружие и усилил бомбардировочный SAC: отныне любая существенная агрессия со стороны коммунистов приводила к колоссальному атомному удару, но только не по наземным силам противника, а сразу по целям на территории СССР. Такое резкое повышение ставок усиливало угрозу глобальной ядерной войны, и администрация Эйзенхауэра не скрывала, что идет ва-банк. Неформально к новой доктрине также были пришиты суеверные фобии «теории складывающихся фишек домино» (domino theory), или «эффекта присоединения конформистов к большинству» (bandwagon effect), когда американцам целых 20 лет (1954-1973) казалось, что стоило только пасть перед коммуняками Тайваню, Вьетнаму, Индонезии и так далее по списку, то все остальные страны региона и мира безвольно посыпятся вслед за ними. Изъян крылся в негибкости всей этой собирательной концепции, о чем был осведомлен весь мир. Эйзенхауэр утверждал, что ограниченная атомная война невозможна, и что первое же применение атомной бомбы приведет к глобальной эскалации и массированному возмездию. Потребовалось немного времени, чтобы выискался узкоглазый храбрец, который принял озвученную Айком ставку и потребовал вскрыть карты, демонстрируя американский блеф, и теперь уже ригидному Даллесу пришлось ужом изворачиваться, чтобы, не дай Бог, не задеть растяжки своего собственного «Нового взгляда».
Два кризиса тайваньского пролива (1955 и 1958) - это не только лишь история двух мелких вооруженных конфликтов 1950-х годов, унесших жизни около 2000 человек. Это также про взаимоотношения КНР и США, про КНР и Тайвань, про Западную Европу и США, про КНР и СССР, про СССР и США. Этот несчастливый пятиугольник возник в день подписания перемирия в Пханмунджоме в 1953 и стабилизировался в июле 1959, когда СССР в нарушении прежних договоренностей отказался предоставить КНР модель атомной бомбы.
Освободив Хайнань весной 1950 года, Мао Цзэдун готовился к высадке на Тайване, но Ким Ир Сен своим «преследованием вторгнувшихся, а затем изгнанных приспешников лисынмановской клики на территории Южной Кореи» переключил его внимание с юго-восточного на северо-восточное маньчжурское направление. Потерявшая полмиллиона [это американские оценки: 400,000+ убитыми; китайский официальный источник в 2010 году: 183,000] солдат в Корейской войне КНР воевала с США не только фактически - формально в Пханмунджоме за добровольцев «ихтамбыли» документ о перемирии подписывал через-год-как министр обороны КНР Пэн Дэхуай. Тон китайских дипломатов в их общении с американцами в 1953-1954 годах был крайне воинственным и враждебным - сказывалась инерция Корейской войны. Однако это не помешало США и КНР вступить в дипломатические переговоры на уровне послов в Швейцарии в июне 1954 года. На эти посольские переговоры следует обратить особое внимание, так как они начались до первого тайваньского кризиса и с перерывами продолжались после окончания второго кризиса. США не признавали КНР дипломатически, но при посредничестве Великобритании и Индии, которые признавали КНР, поддерживали такой полуформальный канал общения. В любой момент опасной эскалации оба государства могли спрыгнуть в Женеву и отыграть назад, чем пользовались Мао и Даллес. В этот кризис понарошку оказался втянут Хрущев, который так ничего и не понял словно разиня из дальнего Подмосковья, которого развели в наперстки на Выхинском рынке.
Осенью 1954 всё было очень серьезно. В сентябре США создали агрессивный блок НАТО СЕАТО, в который Тайвань не входил, но всё равно поползли слухи о скором заключении двустороннего Договора о взаимной обороне США и Тайваня, который действительно был подписан в декабре 1954 года. США и Тайвань провели совместные учения, но что касается военного снаряжения, то Эйзенхауэр снабдил Чан Кайши весьма скромными оборонительными возможностями. Чан рвался на континент с освободительной миссией, устраивая диверсии и вылазки на побережье КНР, но американцы такую активность подрубали на корню - их устраивал статус кво в регионе. Чан тогда перебросил треть своей армии на прибрежные острова, что находились на расстоянии 5-8 миль от побережья материка (т.н. линия Кемой-Матсу-Тачен), и те сосредоточенные на пятачке 95,000 солдат заставляли тревожиться не только Мао, но и Айка. С точки зрения географии ситуация выглядела по-берлинскому уникально. КНР и Тайвань разделяет Тайваньский пролив, где вблизи Тайваня находятся Пескадорские острова (Пэнху), находящиеся под контролем Гоминьдана. Но в момент своего бегства на Формозу Чан Кайши удалось оставить за собой также ряд прибрежных островов, которые относятся скорее к побережью материка, чем к отдельному архипелагу Пэнху. Речь идет о трех группах островов: остров Цзиньмэнь (Кемой), что закрывал вход в порт Амой в КНР; остров Матсу, закрывающий порт Фучжоу; группа островов Тачен к северу от Тайваня. Эти мелкие острова напоминали Западный Берлин тем, что континент мог их легко блокировать и острова в ответ были раздражающей «костью в горле» материка. Перед Мао в 1954 встал вопрос, что делать с его собственным «Западным Берлином».
Восемнадцатого января 1955 Мао нанес удар из провинции Чжэцзян по островам Тачен. Десант на остров Изцяншань (Yijiangshan) оказался успешным и привел к захвату острова и к гибели 1000 гоминдановцев. Конгресс 25-28 января выдал Эйзенхауэру разрешение применять войска для отражения нападения (Формозская резолюция). Администрация просигналила всем, что готова применить атомное оружие, но эта угроза не сработала, так как Мао принял подачу и крутанул публичный мяч обратно, сообщив что-то про «чашку риса и ружья» [millet and rifles], что китайцев было 600 миллионов и что всех не перевешаете. Пятого февраля Даллес объявил, что США помогут КМТ [Гоминьдан] эвакуировать острова Тачен. Даллес заранее связался с Молотовым в надежде на то, что КНР не будут атаковать КМТ в момент эвакуации. Двенадцатого февраля 25,000 гоминдановцев и 18,000 мирного населения покинули Тачен под эскортом кораблей ВМС США. Без дополнительного обстрела НОАК заняла Тачен с прилегающими островами Yushan и Poshan. В марте конфликт был всё еще интенсивным. Чан Кайши продолжал держаться за Кемой-Матсу. Айку пришлось объявить о том, что США готовы помогать Тайваню консолидировать защиту на Пескадорских островах. Это заявление не понравилось западным союзникам США, так как в том заявлении было не ясно, будут ли США защищать Кемой-Матсу с помощью атомного оружия. В частности британский премьер-министр Черчилль был против опасной конфронтации из-за столь незначительной территории. Узнав о таком раздрае в натовском стане, Мао резко сменил вектор. Он вдруг передумал воевать за Кемой и выступил с мирными инициативами 13 июля, желая воспользоваться возникшей брешью. Мирные инициативы заключались в возобновлении женевских посольских переговоров.
Первый кризис тайваньского пролива завершился со счетом в пользу КНР. Мао не только вернул прибрежные острова к северу от Тайваня, но и выстоял перед угрозой применения атомного оружия. Никакую атомную бомбу на него не сбросили, и острова он безнаказанно захватил. Даллес грозно бряцал ядерной саблей, но вместо решительного удара, предписанного «Новым взглядом», решил эвакуировать Тачен. Вот здесь в голове у Мао начали появляться смутные подозрения про «бумажного тигра». Эти догадки об американском блефе потенциально в будущем могли привести к авантюристской и провокационной стратегии, которая так испугает Хрущева и Громыко, но приведут ли?
Первый тайваньский кризис показывает усложнение внешней политики КНР. Вместо зацикливания на антиамериканской враждебности времен Корейской войны, Мао и его внешнеполитический рупор Чжоу Эньлай вдруг сменили тон. В апреле 1955 Эньлай предложил США вступить в прямой диалог: «Мы никогда не воевали друг против друга. Давайте дружить». Отправляя своего посла в Женеву, Мао инструктировал его не оскорблять национальную гордость американцев, вести себя скромно и разумно, не воинственно. Очень странная смена поведения для того, кто только что одержал свою первую победу и мог одержать вторую на Кемое, но разумная, если считать, что руководство КНР хотело добиться каких-то других целей, а не всего лишь освободить несколько мелких прибрежных островов. Не угроза атомным оружием заставила Мао и Эньлая стелить мягко. Даллес боялся куда больше сложившейся ситуации и искал пути отхода. Для Мао этот кризис стал контролируемым, потому что именно китайцы завершили его тогда, когда сами того захотели, тогда как Даллес действовал реактивно. В своей пассивной обороне Даллес несомненно сдал бы Кемой-Матсу, как это было с Тачен, но кто знает, что случилось бы, если бы дело дошло до Пескадорских островов. К счастью, ответа на этот вопрос мы не знаем.
На женевских переговорах 1954 года обсуждалось освобождение ранее задержанных американцев и китайцев на территории КНР и США соответственно. После «потери» Китая в 1949 администрация Трумэна ввела ограничения на выезд из США тех граждан Китая, которые обладали определенными техническими знаниями и навыками. Это касалось не студентов, а специалистов по конкретным профессиям технического профиля. Таковых было около 200 человек. В КНР удерживалось 40-50 граждан США, которых местные власти обвинили в экономических преступлениях и шпионаже. Судьбе этих задержанных были посвящены первые женевские встречи 1954-55. Соглашение было достигнуто только после первого тайваньского кризиса 10 сентября 1955, когда обе стороны депортировали некоторое количество задержанных лиц. В этом эпизоде можно отыскать третью победу китайцев: неожиданно для всех, и для самих себя, и, видимо, даже не осознавая важность такого приобретения на тот момент, США депортировали Цянь Сюэсэня, китайского ученого-атомщика, будущего «отца двух бомб и одной ракеты». Это следует считать положительным побочным эффектом агрессивно-миролюбивой политики Мао 1955 года. Вряд ли он весь тот кризис затевал ради ученого, пускай и столь значительного.
Всего прошло 136 встреч на уровне послов. С американской стороны был посол США в Чехословакии Ю.Алексис Джонсон, с китайской - Ван Бин-нань [Wang Bingnan]. В период 1955-57 переговоры продолжались без какого-либо успеха. КНР требовала прекратить экономическое эмбарго, которое США ввели против КНР в 1950 году, и перевести переговоры на министерский уровень. Даллес понимал, что это был бы еще один шаг в направлении признания КНР, на что он был не готов, поэтому отказывал и в ответ требовал от КНР гарантий отказа от применения силы в урегулировании проблемы Тайваня. Еще оставалось порядочное количество задержанных в обеих странах, поэтому послы два года обсасывали одни и те же вопросы: задержанные, эмбарго, признание КНР, отказ от применения силы, приглашение представителей прессы. Например, 5 августа 1956 КНР пригласила американских журналистов к себе, но Даллес не разрешил им ехать. Для США затягивание женевских переговоров было единственной доступной стратегией. Даллес со всех сторон был крайне уязвим. Он намекал Чан Кайши, что неплохо было бы покинуть Кемой-Матсу и провести линию обороны по середине пролива, но националист упирался, нагнетая обстановку в 5 милях от КНР, и Даллесу приходилось сидеть на Кемое как на бомбе. Покуда китайцы находились за столом переговоров, ситуация была более-менее контролируемой госсеком. Но стоило только КНР прервать женевские переговоры, так сразу же мог повториться сценарий января 1955 года, т.е. реактивная оборона Даллеса с автоматическим атомным бряцанием и весь контроль в руках Мао. США хотели пересидеть и переговорить КНР в надежде на то, что тайваньская ситуация как-нибудь сама собой рассосется. В такой ситуации задержанным предстояло долго находиться в заключении. Своим длительным пребыванием за решеткой они оттягивали повторение кризиса. До осени 1957 тянулись эти бессмысленные, но в то же время нужные, переговоры, а затем (в январе 1958) китайцы их приостановили после того, как США сменили переговорщика (Джонсона должен был сменить Эдвин Мартин, первый секретарь посольства США), понизив представительный уровень (вместо посла теперь первый секретарь) и сменив место встреч на Варшаву. Китайцы оказались не готовыми к такому повороту, а американцы уже не смогли продолжать переговоры, на которых КНР всё настойчивей требовала к себе отношения на равных. В 1958 году что-то да случится. В начале августа ЦРУ предупредило, что обстановка в регионе накалялась.
В июле 1958 в Ираке в результате революции к власти пришло правительство Касема. Боясь, что пронассеровские панарабские элементы в экстазе захлестнут Ливан и Иорданию, США высадили морпехов в Ливане, а Британия ввела войска в Иорданию. Для Мао эта суматоха на Ближнем Востоке стала сигналом, что пришла пора продублировать рукотворный кризис на Востоке Дальнем. Так совпало, что в июле Хрущев находился в Пекине с визитом. Он и Мао обсуждали серьезные вопросы технического и военного сотрудничества. Мы хотели построить базу для своих подводных лодок и радиолокационную станцию слежения на территории КНР, а Мао просил нас увеличения помощи в деле индустриализации страны (как раз был объявлен «Большой скачок») и построения собственного подводного флота. Согласия тогда никто никому не дал, и Хрущев уехал восвояси. Три недели спустя, 23 августа, «10 тысяч орудий», собранных на побережье в провинции Фуцзянь, выпустили 41,000 снарядов по островам Кемой-Матсу. В последующие 40 дней, с некоторым перерывом, массированный артобстрел продолжался ежедневно с 10-20 тысячами снарядов почти каждые сутки. Так как обстрел начался так скоро после отбытия Хрущева из Пекина, то американская администрация была твердо уверена в том, что это Хрущев и Мао сговорились и решили обострить ситуацию. На самом деле Мао не предупредил Хрущева о грядущей операции и уведомил советских военных советников в КНР непосредственно перед началом обстрела. Хрущев был удивлен и обеспокоен. Со специальной секретной миссией он прислал к Мао Громыко, который только за год до этого стал министром иностранных дел вместо не туда примкнувшего Шепилова. Громыко должен был узнать, что за собака вертит Советами как своим хвостом, прояснить мотивы и планы китайцев, показать им черновик советской ноты, что МИД СССР готовил для США, а также попросить у Мао проявить сдержанность. Те консультации обескуражили Громыко. Мао открытым текстом говорил про то, что «атомное оружие - это бумажный тигр», что он не боится атомной войны, что «Советы должны нанести ответный ядерный удар по США». Громыко был ошарашен такой бравадой. СССР к тому времени уже переболел революционной лихорадкой и вел себя куда более ответственно и осторожно в том, что касалось ядерного оружия, следуя политике мирного сосуществования и соперничества с Западным миром. В ответ на свои увещевания он слышал следующее: «Когда США ударят атомными бомбами по Китаю, мы отведем вглубь свои силы. Мы завлечем противника глубоко в пределы страны… и тогда вы ударите по ним всем, что имеется у вас в наличии». Хрущев был в шоке. Он разрывался между страхом потерять важного союзника, которого должен был защищать, и страхом перед глобальной ядерной войной. Провокационные рассуждения КНР на тему ядерной войны вынудили Хрущева озвучить ядерные угрозы в адрес США, которые он не хотел и не планировал исполнять. Хрущев вертелся на сковородке, тогда как для Мао это был всего лишь очередной управляемый кризис, который он был в состоянии завершить в удобный для себя момент. «Английское выражение есть такое - to chicken - с нами сыграли вот в эту игру, кто первый моргнет, или взять, как говорят хулиганы, на понт хотели. Я по-другому даже не могу сказать». Хрущев отправил два письма Эйзенхауэру, в которых божился, что СССР грудью встанут на защиту своего китайского союзника «всеми возможными средствами», но Айк ему не верил, считая, что имеет дело с дуэтом Мао-Хрущев. В действительности же Мао вертел ими обоими: персеком и президентом.
Логику своих действий Мао хорошо объяснил функционерам КПК, о чем нам известно из мемуаров одного китайского партийца [Wu Lengхi]. Для Мао прибрежные острова были петлей на американской шее: «не нужно их захватывать сейчас; лучше мы затянем узел потуже, когда захотим, и ослабим, когда пожелаем». Мао осознал, что прибрежные острова в руках КМТ предоставили ему уникальную возможность вертеть американцами и Чаном Кайши как его душе угодно. «США слишком часто нас задирали в прошлом, и им это сходило с рук. Теперь пришло наше время. Они влезли на Ближний Восток, и почему бы нам не испортить им жизнь именно тогда, когда они сильно заняты там?» Он почти сразу же воспользовался резолюцией ГА ООН, что заклеймила действия США и Великобритании на Ближнем Востоке как интервенцию, начав обстрел на третьи сутки после резолюции: США выглядели как интервенты не только в Ливане, но и на Тайване; это было частью борьбы за мнение мировой общественности в ООН. Мао оказался расчетливым хулиганом, а не всего лишь атомным авантюристом-провокатором. Он понимал, что освобождение Тайваня является недостижимой целью в ближайшее время и освобождение Кемоя-Матсу лишь поможет Даллесу стабилизовать свою стратегическую позицию в Тайваньском проливе. Следовательно, эти острова возвращать не надо, а напротив пользоваться тем, что КМТ имеет там гарнизон, держа США и Тайвань на коротком поводке. Отношения США и Гоминьдана и без того были напряженными в тот год. На острове было несколько случаев изнасилований американскими военными. США настояли на судебной экстерриальности, и волнения в Тайпее привели к разграблению посольства США. Чан запрещал американцам присылать крупные формирования на остров (потолок: полк). Военная лихорадка возрастала на острове: Чан со своим 10-миллионным населением вполне мог контратаковать 600 млн. собратьев. Американцам не нравилось то, что Чан собрал столь много войск на этих периферийных островах, а теперь приполз к ним, прося о помощи. ОКНШ 1 сентября запросило тактическое ядерное оружие для отражения вторжения. В таких условиях Мао начал аккуратно вбивать клин между США и Чаном: отныне Мао будет требовать всего лишь вывода американских войск с китайской территории. Так Мао начал «мирное» завоевание Тайваня: «Мы не требуем от вас рвать все связи в США незамедлительно. Не уступайте давлению американцев. Держитесь, братья». Обстреливая Гоминьдан на Кемое, Мао одновременно объединялся с Чаном против США. Такой вот военно-политический абсурд.
Весь сентябрь велась блокада прибрежных островов. КНР с помощь артиллерии и торпедных катеров удавалось срывать поставки продовольствия и боеприпасов. ВМС и ВВС США усилили свою группировку в проливе, доведя ее до 100 кораблей (отозвав часть из Средиземного моря) и 200 самолетов, но прорвать блокаду им не удалось, потому что американцы в очередной раз не отважились вступить с КНР в прямое столкновение. Американские корабли доводили гоминдановские транспорты до точки в трех милях от островов, и те дальше добирались самостоятельно, как правило, безуспешно. КНР нападало только на корабли КМТ - американцы также воздерживались от нападения на катера и береговые орудия КНР. США признавали 8-мильную зону территориальных вод КНР, но не 12-мильную.
Шестого сентября, когда Хрущев только-только сочинял свое первое письмо Эйзенхауэру, Эньлай предложил возобновить женевские переговоры (теперь в Варшаве). В конце сентября блокада была прервана, а в начале октября началось перемирие. Что касается Варшавы, то США назначили нового переговорщика - посла США в Польше Джейкоба Бима. То есть, планируемое понижение уровня представительства не состоялось: первая победа КНР. Американцы отказались проводить переговоры в посольствах США, КНР и Швейцарии, выбрав Лазенковский дворец (в западных источниках называется Myśliwiecka palace по названию улицы), который несомненно прослушивался советскими спецслужбами: то есть, Даллес хотел, чтобы СССР был в курсе переговоров и давил на китайцев, требуя от них сдержанности. Даллес попросил британцев попросить СССР, чтобы мы надавили на КНР. Все хотели надавить на «незрелую» КНР, но поддастся ли та давлению? Первая встреча в Варшаве прошла 15 сентября. Прошло 10 непродуктивных встреч, на которых было озвучено неконкретное предложение по демилитаризации прибрежных островов, которая так никогда и не состоялась. В ООН вопрос Кемоя был поднят кратковременно 16 сентября, когда сессия ГА возобновила свою работу осенью. Существующий с 1951 мораторий на принятие КНР в ряды ООН был подвергнут испытанию: ГА вновь проголосовало за продление моратория, но большинство на сей раз существенно сократилось. Это была вторая победа КНР: всё меньше стран последовали за США в ее непризнании КНР.
Август был тяжелым временем для администрации президента, так как Конгресс США пребывал на отдыхе, и Эйзенхауэру было трудно заручиться поддержкой законодателей на конкретные действия. Хотя у Айка уже была Формозская резолюция 1955 года, которая разрешала ему вести боевые действия в Тайваньском проливе, он предусмотрительно не воспользовался ею, желая сперва получить в 1958 году второе подтверждение от Конгресса, которого не было. Даллес предлагал квид про кво - эвакуировать Кемой-Матсу в обмен на снятие блокады - но Чан был против. Даллес соблазнял Чана новой десантной техникой, которая помогла бы Гоминьдану быстро вернуться на периферийные острова, прося уменьшить численность гарнизонов там, но к 1959 удалось вывести оттуда всего 15,000 солдат. На рубеже сентября и октября Даллес увидел, что пик кризиса миновал и начал тихонько сливать своего тайваньского союзника, заговорив про лишнюю концентрацию войск на Кемое. На своей пресс-конференции 30 сентября Даллес сообщил, что «у США нет обязанности защищать прибрежные острова». Британский премьер-министр Макмиллан облегченно выдохнул. Двадцать пятого октября, можно считать, второй тайваньский кризис завершился. Мао объявил, что отныне КНР будет обстреливать острова по нечетным дням. В кругу партийцев Мао соглашался, что «с военной точки зрения такой обстрел является клоунадой, но мы ведь ведем политическую войну». Вплоть до 1970-х годов КНР и РК будут обстреливать пустынные пляжи друг друга. КНР по нечетным, Тайвань по четным. Такая мирвойна должна была сохранить «единый» Китай и помешать США создать «два Китая», чему совместно противились Мао и Чан. КНР этот взаимный обстрел называла «третьим раундом сотрудничества».
Как это уже было в 1955, второй кризис завершился тогда, когда этого захотели в КНР. Эйзенхауэр с самого начала искал выход и с готовностью схватился за соломинку Варшавских переговоров. Все еще слабая КНР не была готова вести полноценную войну с США, но оказалась в состоянии вести авантюристские и опасные гибридные действия, вызывая цепь разногласий по всему миру. США вовремя не зафиксировали убытки в виде удаленной «позиции силы» [термин Ачесона] на Кемое, сами просунули свою выю в китайскую петлю, и теперь были вынуждены заплатить за эту "позицию слабости" нервами и атомной трясучкой. США, чей блеф «Нового взгляда» был раскушен, пришлось прибегать к дипломатическим каналам для разрешения обоих кризисов и им удавалось это только потому, что сама КНР выбрала такой исход, по сути, дважды спасая негибких последователей «массированного возмездия» и «теории домино». Мао игрался Айком-Даллесом словно кот с полудохлой мышкой, и Кемой-Матсу в руках националистов помогали ему в этой жестокой игре.
Самым несуразным игроком в той партии оказался Советский Союз. Набравшись от Мао баек про «бумажного тигра» и приняв их за чистую монету, Хрущев не нашел в себе сил одернуть младшего брата. Услышав насмешливое кудахтанье, он поддался репутационному давлению и начал уже сам всерьез рисковать атомной войной. В череде кризисов от берлинского ультиматума 1958 до Карибского кризиса было четыре года опасной эскалации, где первый ход был сделан Мао Цзэдуном, который, как оказалось, всего лишь немножко пошутил, но своей шуткой ему удалось взять нас на слабо.
Г. Киссиджер, О Китае;
WU, Lengxi, Inside story of the decision-making during the shelling of Jinmen / Wilson Center, the Cold War project website;
Craig & Logevall - America's Cold War; the Politics of Insecurity, 2009;
Re-examining the Cold War: U.S.-China Diplomacy, 1954-1973, 2001.
P.S. Много фоток про Кемой 1958 года:
https://orientalist-v.livejournal.com/801966.html