Самый человечный человек (1945)
В архиве внешней политики РФ (АВП РФ) нашел забавный документ родом из июня 1945, касающийся Турции, с рукописной пометкой Молотова.
Краткий пересказ предыдущих серий: злой близнец СССР денонсировал договор о дружбе и нейтралитете 19 марта 1945 года; на той же встрече посол Турции Селим Сарпер попросил у Молотова советские пожелания к новому договору в письменном виде, но Молотов сказал, что он хочет, чтобы посол сперва запросил мнение своего правительства; 4 апреля турецкое правительство отправило новый запрос стране Советов в поиске подробностей, какие именно предложения имеются у нас для улучшения старого договора; турецкий мининдел Гасан Сака напрямую продублировал этот вопрос Молотову на конференции в Сан-Франциско; советский ответ был в том ключе, что СССР не готов вносить свои предложения, но что СССР с удовольствием рассмотрит любые турецкие; Сака настаивал на советской первоочередности; апрель и май турки мозговали у себя в Анкаре, также международная конференция по учреждению ООН в Сан-Франциско привела к временному брейку в было начавшемся советско-турецком спарринге; за те два месяца турки вдоволь наговорились между собой, а также с советским послом Виноградовым, через которого информация о настроениях турков просачивалась в Москву, к Кавтарадзе, который был координатором ближневосточной политики СССР, а через Кавтарадзе к Молотову. Свое выдающееся тройное требование (базы, Карс-Ардаган, новый режим Монтрё) СССР пока еще не озвучил на тот момент, хотя Кавтарадзе проболтался о грядущем Армагеддоне посланнику Египта в апреле 1945 [АВП, 30].
Советский посол Виноградов и Сарпер встретились в Анкаре 21 мая 1945, и тогда впервые была поднята тема советско-турецкого союзного договора. Виноградов, не упоминая Конвенцию Монтрё, размышлял, как наши две страны могли бы обеспечить безопасность Проливов и Черного моря. Сарпер спросил посла, подразумевал ли Виноградов под этими словами союзный договор. Виноградов ответил с большим интересом: «Да, возможно, что что-то такое я имел в виду» [Ulgul,33]. В результате седьмого июня Сарпер на встрече с Молотовым действительно предложил составить новый, теперь союзный, договор. Вопрос «союзного договора» интересен тем, что он всплыл чуть позднее на Потсдамской конференции, когда Сталин объяснял союзникам, что это Турция потребовала заключения двустороннего союзного договора, а СССР всего лишь выдвинул свои контр-условия для заключения подобного договора; что если бы Турция не потребовала договора, то и советские условия не были бы озвучены. То есть, Сталин узаконивал в глазах союзников советские требования к Турции турецкой просьбой о союзе, которая родилась благодаря своеобразной манере посла Виноградова вести разговор. Примечательно то, что очень скоро турки сообразили, что Виноградов и Сталин их развели с этим «союзническим» ответвлением диалога и после Потсдама упорно отрицали, что вообще хотели заключить союзный договор с СССР. Например, 25 февраля 1946 года, когда Виноградов, продолжая гибридно обрабатывать турков, на встрече с и.о. министра иностранных дел Турции Сюмером дважды начинал свои обращения с вводной фразы «Если Турция желает получить договор о союзе (оборонительный союз), то им следует сперва выполнить условия, озвученные СССР в июне 1945». В ответ на это Сюмер, в избирательной амнезии, дважды отвечал, что Турция никогда не высказывала свою заинтересованность в таком союзе [FRUS, 817].
Итак, 24 мая турецкий посол Селим Сарпер вернулся в Москву и пришел 6 июня к Кавтарадзе, чтобы назначить встречу у Молотова [Почему не сразу? Две недели прошло. В Москву из США Молотов вернулся 14 мая]. Кавтарадзе сказал, что Молотов сильно занят, но при малейшей возможности примет посла. «Сарпер сказал, что ему хорошо была известна занятость Молотова вопросами внешней политики, а теперь еще Сессией Верховного совета, но вопросы взаимоотношений Турции и Советского Союза, как исконных друзей, тоже должны стоять на первом месте. Даже моя посольская машина имеет номер 1 [один], добавил он. … Я полушутя сказал, что, насколько мне известно, нарком в своей работе мало внимания уделяет нумерации посольских машин» [АВП, 46].
Сарпер пытался выяснить у Кавтарадзе мнение Молотова по поводу тех предварительных бесед, что турки вели с Виноградовым в Анкаре, но четкого ответа не добился. Кавтарадзе сказал, что дескать новые слова о советско-турецкой дружбе действительно прозвучали, но слова не всегда означают шаг вперед и что конкретные дела важнее слов.
В конце своего отчета Кавтарадзе написал, что Сарпер пришел прощупывать советские настроения по следам общения с послом Виноградовым, и что, готовясь к встрече с наркомом, Сарпер нервничает и даже трусит. Для бодрости и подготовки он пришел сперва к заместителю, но, не достигнув цели, ушел неудовлетворенный и недовольный [47].
На этой странице про «нервничает и трусит» Молотов своей рукой вывел «т. Кавтарадзе. Этого не следовало добиваться. 7/VI.” Human touch, панимаиш. Нарком как бы отчитал своего зама за проявленную нечуткость. Помягше с людями надо работать, а не ставить их на грань отчаяния.
Седьмого июня посол Сарпер получил аудиенцию у наркома Молотова, и на той встрече СССР впервые выдвинул к Турции свои радикальные требования, после чего затянулась вся эта бодяга до 1953 года.
В приложении третья страница (180 КБ) отчета Кавтарадзе, на которой через рукописный текст Молотов отчитывает своего зама за контрпродуктивное высокомерие.
Источник:
АВП РФ, ЗАПИСИ БЕСЕД т.КАВТАРАДЗЕ С ИНОСТРАННЫМИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ.
Опись 7 Дело 52 Папка 5, Фонд 06 «Секретариат В.М. Молотова»
10.01.1945 - 08.08.1945, стр. 45-47;
Murat Ulgul, The Soviet Influence on Turkish Foreign Policy (1945-1960), thesis 2010;
FRUS, 1946, VII.
Краткий пересказ предыдущих серий: злой близнец СССР денонсировал договор о дружбе и нейтралитете 19 марта 1945 года; на той же встрече посол Турции Селим Сарпер попросил у Молотова советские пожелания к новому договору в письменном виде, но Молотов сказал, что он хочет, чтобы посол сперва запросил мнение своего правительства; 4 апреля турецкое правительство отправило новый запрос стране Советов в поиске подробностей, какие именно предложения имеются у нас для улучшения старого договора; турецкий мининдел Гасан Сака напрямую продублировал этот вопрос Молотову на конференции в Сан-Франциско; советский ответ был в том ключе, что СССР не готов вносить свои предложения, но что СССР с удовольствием рассмотрит любые турецкие; Сака настаивал на советской первоочередности; апрель и май турки мозговали у себя в Анкаре, также международная конференция по учреждению ООН в Сан-Франциско привела к временному брейку в было начавшемся советско-турецком спарринге; за те два месяца турки вдоволь наговорились между собой, а также с советским послом Виноградовым, через которого информация о настроениях турков просачивалась в Москву, к Кавтарадзе, который был координатором ближневосточной политики СССР, а через Кавтарадзе к Молотову. Свое выдающееся тройное требование (базы, Карс-Ардаган, новый режим Монтрё) СССР пока еще не озвучил на тот момент, хотя Кавтарадзе проболтался о грядущем Армагеддоне посланнику Египта в апреле 1945 [АВП, 30].
Советский посол Виноградов и Сарпер встретились в Анкаре 21 мая 1945, и тогда впервые была поднята тема советско-турецкого союзного договора. Виноградов, не упоминая Конвенцию Монтрё, размышлял, как наши две страны могли бы обеспечить безопасность Проливов и Черного моря. Сарпер спросил посла, подразумевал ли Виноградов под этими словами союзный договор. Виноградов ответил с большим интересом: «Да, возможно, что что-то такое я имел в виду» [Ulgul,33]. В результате седьмого июня Сарпер на встрече с Молотовым действительно предложил составить новый, теперь союзный, договор. Вопрос «союзного договора» интересен тем, что он всплыл чуть позднее на Потсдамской конференции, когда Сталин объяснял союзникам, что это Турция потребовала заключения двустороннего союзного договора, а СССР всего лишь выдвинул свои контр-условия для заключения подобного договора; что если бы Турция не потребовала договора, то и советские условия не были бы озвучены. То есть, Сталин узаконивал в глазах союзников советские требования к Турции турецкой просьбой о союзе, которая родилась благодаря своеобразной манере посла Виноградова вести разговор. Примечательно то, что очень скоро турки сообразили, что Виноградов и Сталин их развели с этим «союзническим» ответвлением диалога и после Потсдама упорно отрицали, что вообще хотели заключить союзный договор с СССР. Например, 25 февраля 1946 года, когда Виноградов, продолжая гибридно обрабатывать турков, на встрече с и.о. министра иностранных дел Турции Сюмером дважды начинал свои обращения с вводной фразы «Если Турция желает получить договор о союзе (оборонительный союз), то им следует сперва выполнить условия, озвученные СССР в июне 1945». В ответ на это Сюмер, в избирательной амнезии, дважды отвечал, что Турция никогда не высказывала свою заинтересованность в таком союзе [FRUS, 817].
Итак, 24 мая турецкий посол Селим Сарпер вернулся в Москву и пришел 6 июня к Кавтарадзе, чтобы назначить встречу у Молотова [Почему не сразу? Две недели прошло. В Москву из США Молотов вернулся 14 мая]. Кавтарадзе сказал, что Молотов сильно занят, но при малейшей возможности примет посла. «Сарпер сказал, что ему хорошо была известна занятость Молотова вопросами внешней политики, а теперь еще Сессией Верховного совета, но вопросы взаимоотношений Турции и Советского Союза, как исконных друзей, тоже должны стоять на первом месте. Даже моя посольская машина имеет номер 1 [один], добавил он. … Я полушутя сказал, что, насколько мне известно, нарком в своей работе мало внимания уделяет нумерации посольских машин» [АВП, 46].
Сарпер пытался выяснить у Кавтарадзе мнение Молотова по поводу тех предварительных бесед, что турки вели с Виноградовым в Анкаре, но четкого ответа не добился. Кавтарадзе сказал, что дескать новые слова о советско-турецкой дружбе действительно прозвучали, но слова не всегда означают шаг вперед и что конкретные дела важнее слов.
В конце своего отчета Кавтарадзе написал, что Сарпер пришел прощупывать советские настроения по следам общения с послом Виноградовым, и что, готовясь к встрече с наркомом, Сарпер нервничает и даже трусит. Для бодрости и подготовки он пришел сперва к заместителю, но, не достигнув цели, ушел неудовлетворенный и недовольный [47].
На этой странице про «нервничает и трусит» Молотов своей рукой вывел «т. Кавтарадзе. Этого не следовало добиваться. 7/VI.” Human touch, панимаиш. Нарком как бы отчитал своего зама за проявленную нечуткость. Помягше с людями надо работать, а не ставить их на грань отчаяния.
Седьмого июня посол Сарпер получил аудиенцию у наркома Молотова, и на той встрече СССР впервые выдвинул к Турции свои радикальные требования, после чего затянулась вся эта бодяга до 1953 года.
В приложении третья страница (180 КБ) отчета Кавтарадзе, на которой через рукописный текст Молотов отчитывает своего зама за контрпродуктивное высокомерие.
Источник:
АВП РФ, ЗАПИСИ БЕСЕД т.КАВТАРАДЗЕ С ИНОСТРАННЫМИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ.
Опись 7 Дело 52 Папка 5, Фонд 06 «Секретариат В.М. Молотова»
10.01.1945 - 08.08.1945, стр. 45-47;
Murat Ulgul, The Soviet Influence on Turkish Foreign Policy (1945-1960), thesis 2010;
FRUS, 1946, VII.