начало:
http://ladko.livejournal.com/124962.htmlhttp://ladko.livejournal.com/124819.htmlhttp://ladko.livejournal.com/125450.htmlhttp://ladko.livejournal.com/125806.htmlhttp://ladko.livejournal.com/125979.htmlhttp://ladko.livejournal.com/126286.htmlhttp://ladko.livejournal.com/126286.htmlhttp://ladko.livejournal.com/126949.html Молодёжный лагерь в Хильдесхайме на меня не произвел никакого впечатления, особенно на фоне Тэзе. Богослужения проходили в огромной, стоящей куполом палатке, и представляли собой какую-то неорганичную церковную эклектику - смесь культов.
На богослужении присутствовали даже православные. Это были два молодых паренька - смущенных, напуганных, истово крестящихся. Мне хотелось поговорить с ними, но не получилось… Они шарахались ото всех, как от чумы бубонной. Не знаю даже, каким ветром их занесло в нашу обитель.
Много было христианских игр, чисто в протестантском стиле.
Из Хильдесхайма мы отлучались всего лишь раз - на всемирную выставку EXPO-2000. Выставка состоялась грандиозная, но рассказывать про неё я совсем не буду, потому что она была национальным позором России. Наша страна занимала 17 павильон, который мы еле нашли, где-то между Албанией и Намибией. Вся экспозиция могла бы спокойно уместиться в двухкомнатной квартире, и если бы не президент Татарстана М. Шаймиев, то и этой экспозиции бы не было.
День отъезда для меня стал днём радости - мне очень хотелось домой.
Отъезжали мы с автовокзала Ганновера поздней ночью. Автобус из Гамбурга опаздывал на три часа, и все попытки выяснить у диспетчера маршрута судьбу рейса оканчивались полным провалом. Диспетчер нас попросту отфутболивал. От подобного российского сервиса Фридрих чумел.
Тишину ночи пронзал визг тормозов, русский мат и песни под гармонику. Всё пространство вокзала заполнял запах винного перегара. Это были пассажиры с нашего рейса, которых провожала родня. Немногочисленные немцы с улицы удрали и спрятались в здании вокзала, убежали даже полицейские.
Фридрих строго-настрого запретил нам выходить из машины, но мы над ним только посмеялись - с этими гражданами нам всё равно придется ехать до Москвы.
Мы вылезли из мерседеса и разговорились с каким-то дядечкой, тот набрал номер диспетчерской и так обложил дежурного «трёхэтажным», что он сразу выдал точное время прибытия автобуса.
Когда автобус наконец подкатил, нетрезвая публика начала в него ломиться, словно в рейсовый по городу. Махину-машину стало кренить на бок, и водитель, проверяющий на входе билеты, пендалями пытался восстановить дисциплину, но безуспешно.
Фридрих от ужаса закрыл лицо руками.
Наконец все утрамбовались, и бибика поехала. Мы помахали нашему пастору из окошек. Он стоял на тротуаре совсем огорошенный…
Но ехали мы довольно мирно, без эксцессов.
Приближаясь к польско-белорусской границе, меня охватил ужас: впереди лежала огромная страна, а у меня было такое чувство, словно нас подвозят ко краю вселенной, и нам придётся высаживаться в пустоту, где-нибудь в средневековой монгольской степи. К слову сказать, последний туалет для инвалидов, что мы видели, был в таможенном терминале на польской границе..
Всё же я была очень рада возвращению. Мне казалось, что обретя бесценный опыт Тэзе, я начну новую жизнь, полную созидательной деятельности. Однако, по мере погружения в действительность, то дивное чувство любви и свободы таяло, словно льдинка под солнцем.
В Кирхе мы неоднократно проводили молодёжные богослужения по типу Тэзе, они очень согревали душу.
Но потом контракт у Фридриха закончился, возобновить его не удалось, и ему пришлось уехать. Новый пастор за считанные месяцы убил ту атмосферу доверия, надёжности, любви, которая царила при Фридрихе.
Винить его трудно - он был молод, не крепок, и он был продуктом нашей же системы.
Сегодня Фридрих работает в Оттаве, на нас он сердит…
В журнале у отца Филиппа кто-то спрашивает, на чем базируется столь эффективный менеджмент Тэзе. Ответ я знаю: «Во-первых, нужно любить ближних; во-вторых, не нужно воровать»
The end